КАК НАЧНЁТСЯ НАСТУПАЮЩИЙ ДЕНЬ
Было рано. Свет уличных фонарей слабо пробивался сквозь изморозь и едва освещал безлюдную улицу. В пустоте необычно громко скрипел снег под ногами Лаврушина.
Морозный воздух тяжёлой ртутью вползал в дыхательные пути, перекрывая их. Выдохнутый парок, леденея, зависал у губ. Мороз пробирался под полушубок, обнимая тело.
- Ух, ну и мороз, - поёжился Лаврушин.
Да, мороз был, что надо. Ещё вчера вечером, когда Александр Иванович уходил с работы, столбик на термометре подползал к сорока градусам.
Лаврушин ходил на работу пешком. Дорога до автобазы была заучена настолько, что обычно не отвлекала его внимания. Но сейчас улица казалась незнакомой, и он шёл, вглядываясь в её темноту. Насторожённая тишина рождала неясное и непривычное чувство тревоги, которое Лаврушин подавлял усилием воли. Шагая по скрипучему снегу, он намечал главные вехи наступающего дня, выстраивая свои мысли чётко, ровными рядами. Александр Иванович знал, как начнётся и как закончится наступающий день.
Первым во дворе автобазы его встретит ночной сторож Петрович и поприветствует полушутя – полусерьёзно:
- Доброе утро, начальник. На базе всё в порядке.
Лаврушин нахмурился. Надо бы осадить Петровича за такое вольное обращение, да не хочется обижать старика. Петрович много лет проработал водителем, теперь на пенсии, но остался на автобазе сторожем. Да и не раз помогал он молодому руководителю дельным советом.
Потом Лаврушин неторопливо пройдёт по бетонной дорожке между рядами заснеженных елей через двор автобазы к конторе, отвечая на приветствия водителей, которые, увидев его, прервут на полуслове недосказанный анекдот и перестанут лязгать гаечными ключами.
И всё будет, как вчера. Как вчера? Какая-то мысль выбилась из стройного ряда и не прошагала вместе с другими, а остановилась и беспокойно заворочалась в голове, возражая? «Нет. Сегодня не будет, как вчера. Не будет».
« Да. Не будет, - согласился Лаврушин. – Сегодняшний день будет другим».
Александр Иванович знал, что наступающий день станет « переломным» в отношениях между ним, начальником автобазы, и водителем, Гешкой Кармановым. Именно поэтому он и шёл сегодня на работу раньше обычного.
Лаврушин считал себя руководителем с хорошей деловой хваткой. За три года, что руководит автобазой, сделано было немало. Александр Иванович мысленно окинул взглядом образцово чистую, озеленённую территорию и улыбнулся.
Не сразу, конечно, всё это пришло. Надо было навести порядок в хозяйстве автобазы, поставить на место нерадивых водителей и подчинить их своей воле. Лаврушин по возрасту был моложе многих в коллективе, но незримой дистанции не нарушал никто. Александр Иванович не повышал голос на подчинённого, не опускался до брани. Он вообще был немногословен. Реплики его были краткими, как приказы. Да, приказы… Лаврушин поморщился. Чаще всего приказы предназначались любителям « левых» рейсов. Прекратить «левые» рейсы оказалось труднее всего. «Левые» рейсы… Строптивая мысль тут как тут. Застопорила, не даёт ходу другим спокойным мыслям и надоедливо толкается где-то внутри: « Как же там Гешка-то? Зря ты, Лаврушин, вчера не поехал за ним».
Гешка Карманов… Он был, как заноза, этот Гешка. Постоянно мешал. Все три года. С первого дня, когда Лаврушин пришёл в автобазу. С первого дня, когда он решил покончить с «левыми» рейсами водителей. С нарушителями дисциплины Лаврушин обходился круто: лишал премии за месяц, а то и квартальной. Он считал это правильным.
- Не дурак был тот, кто придумал рублём бить, - усмехнулся Александр Иванович.
Водители стали отказываться от рискованных перевозок «левых» грузов. Но только не Гешка Карманов. Лаврушин был уверен, что Карманов не упускает возможности «левого» заработка. Он догадывался об этом по обрывкам разговоров водителей и лукавой Гешкиной усмешке. Как-то на собрании, когда Лаврушин в докладе похвалил водителей за экономию горючего, связав это с прекращением «левых» рейсов, Гешка Карманов и его дружок Колька Огурцов так многозначительно переглянулись, что Александр Иванович с трудом сдержался, чтоб не прервать выступление.
Был с Гешкой и разговор наедине, но Карманов только улыбнулся на обвинения:
- Нет фактов – нет вины.
- Будут факты. Ты попадёшься, Карманов. Попадёшься. Ответишь за всё. Я раскручу тебя, - пригрозил тогда Лаврушин ему.
Но Карманов не «попадался». Только иногда опаздывал на работу, и за это Лаврушин снимал с него часть «премиальных».
Гешка по-прежнему оставался душой шоферской компании. Лаврушину не раз доводилось слышать, как дружный мужской хохот сопровождал, изображаемые в лицах, Гешкины байки. Завидев начальника, весёлая компания расходилась по местам, а противная кармановская физиономия уже улыбалась из кабины:
- Уезжаю, начальник.
Но сегодня, наконец, закончится их молчаливая дуэль.
- Не на того нарвался, Карманов, - Лаврушин презрительно хмыкнул.
Он представил себе, как невысокий, едва достающий ему до плеча, Гешка будет стоять перед ним, виновато склонив голову. Попытался представить потухший его взгляд. Но это не удавалось, потому что Гешка всегда смотрел на него, хитровато прищуривая глаза. И в этом было неповиновение ему, Лаврушину.
Почему-то, совсем некстати, вспомнилось, как перед новогодним праздником подошла к нему диспетчер Ольга Степановна, автобазовский профорг, со списком детей, для которых выделялись деньги на подарки. Тогда он вычеркнул из списка одного ребёнка:
- Этот ребёнок не живёт с родителями.
Ещё один подарок для организации ничего, конечно, не значил, но ребёнок, фамилию которого он вычеркнул, был сынишкой Гешки Карманова и жил у бабушки в соседнем посёлке.
Лаврушин ждал, что возмущённый Гешка придёт к нему на приём, и тогда Александр Иванович поучительно перечислит все его промахи. Но Гешка не пришёл.
- Не надо было так. Скверно всё вышло, - запоздало осудил себя Лаврушин.
Но злость на Гешку не проходила. На все замечания и приказы тот только снисходительно улыбался, хотя Александр Иванович понимал, что его выдержка уже на пределе. Вот и Петрович сказал как-то Лаврушину:
- Не гнул бы ты так Гешку-то. Не выдержит. Сломается. Жена у него больная. Трудно ему.
Но всё, что касалось Карманова, вызывало такое раздражение, что Александр Иванович тогда резко оборвал:
- Это его проблемы. Нашёл, кого защищать.
Но сегодня всё будет кончено.
- Ты проиграл, Карманов, - тихо торжествовал Лаврушин, подходя к воротам автобазы.
Случай проучить Гешку вчера подвернулся сам собой. В диспетчерской, не умолкая, трезвонил телефон. Лаврушин, проходя мимо, заглянул туда, но Ольги Степановны там не было. Тогда он поднял трубку.
- Алло, алло… Это автобаза? – надрывался хрипловатый Гешкин голос откуда-то издалека.
- Да, это автобаза, - шепеляво, подражая Гешкиному другу Кольке Огурцову, ответил Лаврушин.
- Колька, Коль, это ты?
- Я, Геша, я. Что у тебя стряслось? Где «загораешь?
- Коль, я на повороте, на сто втором километре. Понимаешь, горючее кончилось. Не доехать. Не рассчитал я. Колян, выручи. Если часа через два не приедешь, замёрзну.
- Откуда звонишь?
- Из посёлка, километра три от трассы.
- Там и заночуй, - съехидничал Лаврушин Колькиным голосом.
- Так не могу я машину на трассе оставить. Коль, выручишь? Только Лаврушину не говори ничего.
- Да, Лаврушин не похвалит, конечно. Сколько он уже говорил нам, чтоб не «левачили».
- Коль, да я уж тут точно решил, ни за что больше. Никогда не буду. Ты только приезжай скорее. А то замёрзну. Ну, друг, выручай. Только Лаврушину на глаза не попадись. Постарайся.
- Постараюсь. Жди. – Лаврушин положил трубку и усмехнулся. – Вот ты мне и попался, Карманов. Теперь за всё ответишь.
Лаврушин посмотрел на часы. Было около шести часов вечера. Часа за два можно добраться до сто второго километра и притащить Гешкин «КрАз». Можно самому поехать. Нет. Это уж слишком. Пусть кто-то другой поедет.
Александр Васильевич выглянул из окна во двор. Там ещё кое-кто из водителей ставили машины в гаражи. Промелькнул щупленький Колька Огурцов, Гешкин друг. Этот, конечно не откажется. Поедет обязательно. Сказать ему?
«Нет. Не скажу, - Александр Иванович посмотрел вслед уходящему Огурцову. – Пусть Гешка до утра сидит. Утром пошлю кого-нибудь. До утра помёрзнет, так на всю жизнь урок запомнит».
И вот теперь Лаврушин пришёл рано, чтоб отправить кого-нибудь на сто второй километр за Гешкой.
Первое, что увидел, это стоящий во дворе Гешкин «КрАЗ».
«Опять он меня обставил, - с досадой прошептал Лаврушин. – Кто же за ним ездил?
Никто не ждал начальника в этот ранний час, и водители без опаски кучковались около Гешкиной машины.
- Отъездился Гешка, - донеслось до Лаврушина.
- Хорошо, что жив остался.
- Жив-то жив, да кто их теперь двух инвалидов кормить будет?
- Да, говорят, звонил он, Гешка-то на автобазу. Какой-то гад отвечал. Колькой Огурцовым назвался. Приехать за ним пообещал.
- Кто же это из нас, братцы, до подлости такой дошёл?
Разговор оборвался. Все вопрсительно посмотрели на Лаврушина. Тот сдержанно поздоровался, произнёс обычное:
- Приступайте к работе, - и прошёл мимо.
Он хотел всё узнать у Петровича, который задумчиво шёл по двору и не видел начальника.
- Петрович, доброе утро, - окликнул Лаврушин.
- Доброе, да не очень.
Лаврушин пропустил мимо выпад старика.
- Когда Карманов вернулся?
- Часа в четыре утра притащили его. Колонна чья-то шла по трассе. Нашли его полуживого. Завезли по пути. Отходили его в больнице. Вот только ноги-то…
- Что ноги?
- Отмёрзли. Отнимать будут, ампутировать. Наверное, уже и операция идёт. Колька Огурцов у него в больнице был. Ему сообщили те проезжающие. Жена-то ещё не знает. Вы уж сами с ней поговорите.
Лаврушин вздрогнул и ничего не ответил. Петрович молча отошёл
В диспетчерской, увидев начальника, Ольга Степановна вытерла слёзы:
- Здравствуйте, Александр Иванович.
- Здравствуйте… Ольга Степановна, а что с женой у Карманова?
- После аварии. Гешка-то быстро поправился, а у неё с ногами что-то. Не ходит. На коляске передвигается. Часто в больнице лежит. Сынок у бабушки живёт. Простите, Александр Иванович, Гешку. И за «левые» рейсы простите. Он один у них был кормилец. Да и на работу опаздывал тоже из-за них. То к жене в больницу забежать надо, то к сыну заехать.
Лаврушин медленно пошёл к выходу. Зеркало на стене отразило побледневшее его лицо. Он отвернулся, чтоб не видеть отражения. Взгляд упал на руки. Пальцы мелко дрожали, сжимая лохматую ушанку. А ворсинки неприятно прилипали к влажным, внезапно вспотевшим ладоням.