Глава 5
– Садитесь, князь, – сказал мне отец Веры. – Вы пришли просить руки моей дочери?
Глава купеческого дома Водениковых походил на былинных богатырей, какими их рисовали в иллюстрациях к сказкам. Он был на голову выше меня, а весил раза в два больше, и я не видел в нём жира. Мужественное лицо с крупными чертами и широкая купеческая борода довершали облик. Хотя Николаю Дмитриевичу перевалило за пятьдесят, ни в бороде, ни в густых, коротко стриженных волосах не было видно ни одного седого волоса. Сейчас он был одет в костюм с непременным здесь жилетом, но на выездах любил одеваться под старину, в сюртук, широкие штаны и сапоги.
– Не совсем так, Николай Дмитриевич, – улыбнулся я. – Руку я попросил сам и уже получил согласие, а от вас нужна помощь. Я не могу организовать свадьбу, не зная, кто на ней будет присутствовать с вашей стороны, и сколько им потребуется времени на сборы. И забудьте вы о моём княжеском титуле. Какие, право, титулования у родственников? Вы и дочери станете на каждом шагу напоминать, что она княгиня?
– Можно и по-простому, – согласился он. – Вижу, что шутите, поэтому не обижаюсь. Когда и где думаете играть свадьбу?
– Я готов хоть сейчас, но из-за одной моей родственницы придётся ждать дней десять, – объяснил я. – Она не приедет из Италии в свои девяносто, но может обидеться, а у неё родственные связи с семьёй Романовых. А о том, когда это будем делать и где, я прошу вас договориться с моим отцом. Вот визитка, на которой указаны его телефоны, рабочий и домашний.
– Лодырь, – сделал вывод Николай Дмитриевич. – Спихнули всё на отца и рады. Ладно, приготовим мы вам такую свадьбу, что на неё будет не стыдно пригласить императора.
– У меня к вам очень серьёзный разговор о безопасности Веры, – сказал я, отбросив шутливый тон.
– А что у вас случилось? – насторожился он.
– Как вы относитесь к закону о лёгких наркотиках? – начал я издалека.
– Плохо я к нему отношусь! – сердито сказал Николай Дмитриевич. – Можете не оглядываться, здесь нас не услышат. Вредный закон, хоть и говорят, что к его принятию приложил руку сам государь. Много работников, особенно из молодых, употребляют эту пакость и становятся никуда не годными людьми. В деревнях этого меньше, а в городах, особенно среди фабричных, встречается чаще. Мало нам было пьяни, так теперь ещё и это! А к чему вопрос?
– А к тому, что вдобавок к тому закону хотят принять ещё один, который разрешает дурь посильнее! Я не знаю, кто этим занимается из наших европейских соседей, но думаю, что многие. В Азии устраивают огромные плантации мака и заводы по его переработке, а сбывать готовый продукт собираются у нас.
– Если у них получится, это будет конец нашей жизни! – мрачно сказал он. – Если не всех потравят, остальных возьмут голыми руками!
– Им-то что! Только этого и добиваются. Соседям, а теперь и американцам, не дают покоя наши земли и их богатства, да и империю многие воспринимают, как соперника.
– А кто проталкивает? – спросил Николай Дмитриевич. – Не наши?
– Нет, это не прогрессивная партия, – ответил я. – Кадеты. Только это не играет большой роли. Многие депутаты куплены и просто выполняют заказ. Я узнал об этой возне от отца, и возникла мысль подложить им свинью. Если опять ждать указа императора, потом всем заткнут рты. А пока это только инициатива одной из думских фракций, цензура пропустит...
– Вы написали статью? – спросил он. – Уже вышла?
– Выйдет в завтрашнем номере, – ответил я. – Потом день-два будут разбираться, кто посмел раскрыть пасть. Деньги в этом замешаны большие, а привлечь императора будет сложней, особенно если эту тему подхватят другие. За себя я не опасаюсь. Ношу с собой пистолет и без него кое-чему обучен, да и не станут сейчас связываться.
– Почему? Из-за отца?
– Отец в таких делах не защитник, – покачал я головой. – Он сам может пострадать, хоть не очень в это верит. Просто я автор этой статьи, и если меня сейчас грохнуть, толку будет мало, а шума – много. А вот наказать кого-нибудь из близких мне людей... Это не свяжут со статьёй, но меня может ударить посильнее смерти. Мёртвые не чувствуют боли, а я буду страдать. Так сказать, урок для наглого бумагомарателя.
– И что предлагаешь? – переходя на ты, спросил он. – Ты об этом уже думал, и должны быть какие-то мысли.
– На работе я за ней пригляжу, – сказал я, – а в других случаях нужна охрана. Было бы неплохо возить её на машине и постоянно менять маршруты. Да и вам с Иваном надо поберечься. Вряд ли на вас будут отыгрываться, но всё равно...
– Зря ты это затеял! – недовольно сказал он. – Один бог знает, чем это закончится для Веры! Не мог напечатать под чужим именем или кому-нибудь отдать!
– А смысл? – возразил я. – Ну да, обыватели никогда не узнали бы, что это написал князь Мещерский, но тем, кого я обижу, узнать автора будет проще простого. Чиновнику департамента полиции приносят бумаги, которым он чинит препоны, а через несколько дней в газете, где работает его сынок, всплывает их содержание. Думаете, сложно сделать правильные выводы? В конце концов, как следует прижать редактора, и он всё выложит. Я вообще удивился, что он легко пошёл на подобную публикацию. А отдавать статью в другую газету... Очень сомневаюсь, что её там напечатают, но кого-нибудь из своих пошлют в Думу к кадетам для проверки, и я попаду под удар без всякой публикации. Тогда точно грохнут. А если вообще ничего не делать, то нужно собирать вещички и вместе с Верой уезжать куда-нибудь подальше, например, в Австралию. Там, конечно, тоже можно прожить, но уже наши внуки точно не будут русскими.
– Почему так думаешь? – спросил Николай Дмитриевич. – Из-за наркотиков?
– Наркотики – это то, что бросается в глаза, – ответил я. – У нас мало кто читает «Вестник полиции», а в газетах этого указа не было, поэтому вы вряд ли знаете, что главой департамента полиции назначен француз. Он, конечно, принял подданство, но русским из-за этого не стал. Более того, ему теперь и министр не указ, потому что не сможет отменить его кадровые решения. И это только первая ласточка!
– Я тебе назову ещё двух таких ласточек, – зло сказал Николай Дмитриевич. – Товарищем министра путей сообщения у нас теперь англичанин Джеймс Хант, а Горный департамент Министерства государственного имущества возглавляет ещё один англичанин Брайан Шорт.
– Раньше нас только стригли, а теперь решили снять шкуру. Кредитами всех не задавят и не потравят всех водкой с наркотиками, но если европейцы захватят ключевые посты, справиться с оставшимися будет нетрудно. В конце концов, для подавления недовольства могут ввести свои армии. Нашей к тому времени уже не будет, а если даже останется, что она сделает при таком императоре? Вы тогда лишитесь своего дела, хорошо если возьмут приказчиком. И это время не за горами.
– А что дворянство? – спросил он. – Неужто все будут спокойно на это смотреть? Зачем вы тогда нужны?
– Я не вырос чином, чтобы передо мной отчитывались, – сказал я. – Недовольных много, и большинству уже видно, к чему идёт, но я не знаю, есть ли этому сопротивление. Я ещё потому написал под своим именем, что есть надежда, что меня заметят и используют. Есть у меня кое-что ценное для таких людей, но вначале на них нужно как-то выйти.
– Озадачил ты меня, – мрачно сказал Николай Дмитриевич. – Я русский и не желаю становиться каким-то там австралийцем! Машину с охраной я для дочери сделаю, но мой тебе совет: жениться быстрее. Наплюй на обиду своей престарелой родственницы и сделай всё дня за три. Напишешь, что вошёл в её положение и не стал беспокоить. Как-нибудь переживёт, а не переживёт, так ей всё равно пора помирать. Ладно, об этом я поговорю с твоим отцом. Давай теперь поговорим о приданом. Я даю пятьсот тысяч и куплю дом или квартиру, вот только как вам сейчас жить одним?
– Нам лучше пожить вместе с моей семьёй, – сказал я. – Их тоже нужно охранять, а вместе это проще устроить.
– Дело хозяйское, – вздохнул он, – но моё предложение о доме остаётся в силе. И учти, что если тебе потребуется какая-нибудь помощь, обращайся. Помогу всем, чем смогу.
Я простился с отцом Веры и перед уходом зашёл в её комнаты. Она предупредила, чтобы заходил без стука, что я и сделал. Моя невеста уже искупалась и сейчас сидела у окна в самой маленькой из комнат и сушила волосы феном.
– Долго вы разговаривали, – сказала она, обернувшись на звук моих шагов. – О чём договорились?
– Мне отдали тебя и полмиллиона в придачу, чтобы не отказался, – пошутил я.
– Дёшево он оценил единственную дочь! – ответила шуткой Вера. – Даёт что-нибудь ещё?
– Предлагал купить дом, но я отказался.
– А почему? У нас очень большой дом, но вряд ли ты захочешь в нём жить. У вас просторная квартира и замечательная семья, но свой дом лучше.
– Всё это так, – вздохнул я, – но сейчас нам придётся во многом себя ограничить. Дело не в деньгах, а в безопасности, в первую очередь твоей.
– Это из-за твоей статьи? И кто будет мстить?
Вера не читала статью, только слышала эмоциональное высказывание профессора Лазарева, поэтому я пересказал её содержание и повторил то, что только что рассказывал Николаю Дмитриевичу.
– И долго нам так... беречься? – поёжившись, спросила она. – Я не возражаю против машины, но я же не смогу работать! Охрана имеет смысл, если охраняет постоянно, а не только по пути на работу и обратно. А как быть на выездах по заданию редакции? Таскать на хвосте вооружённых охранников или безвылазно сидеть на разборе почты! Разве это работа? Я поняла, почему ты так сделал, и не обвиняю, но лучше какое-то время посижу дома. И тебе нужно меньше мотаться. Навалятся где-нибудь – очень тебе тогда поможет пистолет! А могут просто выстрелить из автомобиля. Это ты думаешь, что тебя не станут трогать, а они могут наплевать на шум.
– Пока наплевать предложил твой отец, – улыбнулся я. – Плевать будем на нашу итальянскую родственницу. Если на это пойдёт мой отец, можно пожениться через три дня.
– Давай наплюём! – сказала Вера, выключила фен и прижалась ко мне. – Хочу, чтобы ты был моим, тогда готова терпеть любые неприятности!
– Я поговорю с отцом, – пообещал я. – Давай я тебя поцелую и пойду домой.
– Не хочу тебя никуда отпускать! – сказала она, оторвавшись от моих губ. – Давай сейчас закроемся, и будь что будет! Всё равно скоро свадьба.
– Мы оба обещали твоему отцу, что воздержимся, – возразил я. – Сам хочу остаться, но он может войти в любой момент. Только дурак не догадается, чем мы с тобой занимаемся, а мне очень важно его доверие. Придётся потерпеть.
Я отказался от машины и пошёл пешком сначала к редакции, а от неё к себе домой. От дома Водениковых на Садовой до здания, в котором располагались типография и редакция нашей газеты, пришлось идти двадцать минут, а потом ещё пятнадцать – до нашего двора. Дорога на машине занимала минуты, а вот ходить пешком было опасно. На всём маршруте почти не было мест, где можно было укрыться. Надо покупать машину и нанимать шофёра. Конечно, можно звонить в таксопарк и вызывать такси, но такой звонок несложно отследить. Чёрт, почему мы не купили машину!
Я сильно задержался после работы, и отец уже давно был дома и встретил меня в коридоре.
– Зайди, – сказал он и первым вошёл в кабинет.
Мы сели в кресла, и он спросил о моём разговоре с отцом Веры.
– Николай Дмитриевич не в восторге от того дерьма, в которое я влез сам и втянул его дочь, но принял мои резоны, – начал я рассказывать. – Он обеспечит Вере машину с охраной, но я с ней договорился, что пока посидит дома. Насчёт свадьбы созвонится с тобой. Отец, он предложил сыграть свадьбу через три дня. Напишем тёте Наталье, что понимаем её состояние и не настаиваем на приезде, а пригласим моих кузин с семьями. Лиза наверняка не придёт из-за купечества Веры, а Маруся будет, да и Катерине нетрудно приехать. За три дня обиженные до нас не доберутся, и можно будет спокойно отпраздновать.
– Пожалуй, – согласился он. – Что с костюмом?
– Сразу после работы сходили в салон «Бризак» и заказали мой смокинг и свадебное платье для Веры. Через два дня обещали сделать. Кольца я уже купил, а остальное обещал сделать Николай Дмитриевич. Сам он это сделает или за компанию с тобой – это меня не интересует.
– Лодырь, – улыбнулся отец.
– Да, он тоже так сказал, – вернул я улыбку. – Когда я возвращался, в голову пришла мысль: не продать ли нам оба наших дворца, пока они ещё хоть что-то стоят?
– Я понял твою мысль, – задумался он. – В обоих дворцах по десятку слуг и никакой охраны...
– И при разборках ничего не стоит сжечь эти дворцы, можно вместе со слугами, – добавил я. – Расположены за городом и охраняются только от бродяг. Да и зачем они нам?
– Ты же знаешь... – начал отец.
– Какое величие рода, папа? – перебил я его. – Если дворянство не остановит развал империи, то грош ему цена, и я постараюсь забыть о своём княжеском титуле. Тогда отсюда сбежим, а дворцы в лучшем случае купят по дешёвке, а то и вовсе отберут. А если найдутся те, кто попытается встать на пути развала, им придётся применять силу, а это война, причём и в самой империи, и с нашими соседями. Если дворец под Москвой может сохраниться, то в Полтавской губернии от него наверняка останется один фундамент, а мы потеряем деньги.
– У нас полмиллиона в банке, – напомнил он.
– Которые неплохо обратить в золото, – сказал я. – В случае потрясений бумажные деньги быстро обесценятся, а европейские соседи могут приравнять наши рубли к туалетной бумаге. Отец Веры даёт нам полмиллиона, и часть этих денег я переведу в золото, пока это не запретили.
– Что он ещё обещал?
– Купить по нашему выбору дом или квартиру. Но я думаю с этим не торопиться. Поживём пока с вами, так безопасней. Ты не думал, что нужно как-то защитить маму и Ольгу? Ты почему-то уверен в своей безопасности, а у меня такой уверенности нет. Их тоже могут убить или похитить, просто чтобы нам досадить. Сейчас это легко сделать.
– И зная это, ты решился на публикацию.
– Не обязательно, что до этого дойдёт, – возразил я. – Просто хочу подстраховаться, чтобы потом не кусать руки. Когда профессор Григорьев подписал петицию против «лёгких» наркотиков, его дочери изрезали руки и пообещали изрезать лицо. Я очень надеюсь на то, что не напрасно подвергаю вас опасности. Если поднимется большой шум, и на нашу публикацию отреагируют другие газеты, у императора будут связаны руки. Конечно, это никого не остановит, и в том или ином виде закон примут, но гораздо позже.
– Я подумаю, что можно сделать, – пообещал он.
– Есть ещё один вопрос... – замялся я. – Хотелось бы знать, кто из живущих в империи иностранцев проталкивал этот закон. Кадеты – пешки, которыми легко пожертвуют. У вас должны знать.
– Может, и знают, – пожал он плечами. – Только вряд ли кто-нибудь из девятого делопроизводства поделится с тобой этими знаниями. Я понял, что ты хочешь знать, от кого может исходить опасность. Польза от таких знаний может быть только в том случае, если ты готов отвечать ударом на удар.
– Смотря как ударят, – сказал я. – Если пострадает кто-нибудь из вас, я постараюсь ответить так, чтобы надолго запомнили.
– Рассказывай, что с тобой случилось! – потребовал он. – Иначе у нас не будет разговора.
– Да ничего особенного, – сказал я, решив, что пришла пора поговорить с ним начистоту. – Просто кто-то подарил мне память семидесяти лет своей жизни. И мир, в котором он жил, очень похож на наш, только не такой отсталый.
– И ты думаешь, что я поверю в подобную чушь? – спросил он. – Почему не хочешь сказать правду?
– Я тебе часто врал? – в свою очередь спросил я. – Постарайся вспомнить, когда это было, а то у меня не получается. Я понимаю, что это звучит дико, но мои слова нетрудно проверить. Конечно, проверить не рассказ о прожитой кем-то жизни, а научные знания, которые сейчас лежат в моей голове. Чтобы тебе было понятней, приведу пример. В нашей радиоле шесть ламп размером с мой кулак. Я знаю, что их уже научились делать размером со спичку, только немного толще, и больше уменьшить размеры не получится. Для того, кто поделился со мной памятью, лампы, даже самые маленькие и современные – это древность. У них давно используются другие усилительные приборы, которые в сотни раз меньше и почти не потребляют тока. И с моей помощью нетрудно сделать и их, и многое другое.
– Ты не шутишь? – изумлённо спросил отец, уставившись на меня во все глаза. – Многого ожидал, но не такого! И кем же был этот подаривший?
– Он долго и многому учился, потом работал инженером, а к концу жизни стал писать книги. Он тоже жил в России, был женат и имел двух сыновей.
– И ты помнишь всю его жизнь? – спросил отец.
– Большую её часть, – ответил я. – Он не помнил раннее детство, поэтому и я его не помню. Остальное вспоминается очень хорошо. Ты же знаешь, какая у меня память.
– Если правда то, что ты сказал, моего сына больше нет! Личность – это в первую очередь наша память, а память у тебя на четыре пятых чужая. Понятно, почему ты так изменился. Был мальчишкой и вдруг сразу стал умным и много прожившим человеком. Вера знает?
– Личность – это не только память, отец! – возразил я. – Я как был, так и остался твоим сыном! Конечно, поведение изменилось, но мой характер, привычки и привязанности остались прежними! Вы, как и раньше, мои родители, Олег – друг, а Вера – любимая девушка, за которую я готов отдать жизнь. Я не сказал ей не из-за того, что боюсь потерять, просто сам только с этим освоился. Сколько прошло времени! Но обещаю, что она узнает до свадьбы.
– Твой литературный дар от него?
– Отчасти. Я и сам написал бы эту статью, просто с его даром она получилась немного лучше.
– Матери с сестрой ничего говорить не надо, – предупредил он, – а вот мне расскажешь, что у него была за Россия, и в чём у нас разница, кроме твоих крошечных ламп. А я кое к кому обращусь, чтобы проверить эти твои знания. Извини, но я не могу полностью поверить в такое без доказательств.
– И они потом удержатся и никому не откроют того, что узнают? – с сомнением сказал я. – Мои знания могут позволить вырваться далеко вперёд. Не хотелось бы их сейчас открывать. С нами таким никто не делился бы.
– Это учёный и мой хороший друг. Он никому ничего не скажет.
– Тогда я согласен. Отец, я понимаю, что со мной не будут откровенничать работники девятого делопроизводства, хотя мне от них не нужно ничего секретного. Но, может быть, ты знаком с кем-нибудь из тех, кто недавно вышел в отставку? Мне не нужна ваша агентура, только сведения об иностранцах. Наверняка многие о них знают, просто я не вхожу в их число.
– Сейчас ничего не могу сказать, – ответил он. – Завтра кое с кем поговорю, а потом позвоню и узнаю, будут ли с тобой разговаривать. На них и после выхода в отставку действуют подписки.
– Так что с дворцами? – спросил я.
– Один продадим, – решил отец. – Оставим тот, который под Москвой, и наймём в него охрану. Займусь этим завтра.
– Может, купим машину? – предложил я.
– Бронированную не купим, потому что они делаются только под заказ, – ответил он, – а остальные можно прострелить даже из нагана, что уж говорить о винтовке! Мало того что она тебя не защитит, так ещё и врежешься на скорости во что-нибудь вроде стены. К тому же никто из нас не учился вождению, поэтому придётся брать шофёра. Может, мы её и купим, но не сейчас. Мне пока хватит мороки с вашей свадьбой, продажей дворца и охраной семьи.
Вскоре после моего возвращения поужинали, а потом пришлось рассказывать маме о визите к отцу Веры, а Ольге – о наших заказах в салоне «Бризак». Рассказ закончился показом колец, после чего меня наконец отпустили. Я раньше заснул и очень рано проснулся, что дало возможность дольше поиздеваться над телом. В результате вчерашних тренировок мышцы немного побаливали, но это не мешало заниматься. После душа был завтрак, а потом я пошёл в редакцию. Сегодня я в первый раз появился в ней раньше Веры, которую через десять минут после моего прихода привёз брат.
– Ну вы и жук, князь! – одобрительно сказал Александров. – Ваша первая статья заняла треть газеты! Из-за неё много чего выбросили, в том числе и одну мою статейку. Нет, я не обижаюсь: не было в ней ничего интересного, а вам я завидую! Такой материал и прекрасное изложение. Но тема очень острая, удивляюсь тому, что пропустил Степанов и подписал в печать Меркушев. Если честно, я при своей зависти на такое не решился бы. Как бы нам всем не отгрести из-за вас неприятностей.
– Вы молодец, князь! – сказал подошедший Денисов. – Рискуете, конечно, но я бы тоже рискнул. Нельзя допускать такого непотребства! Если нужно чем-нибудь помочь...
– Нужно, Борис! – хлопнул я его по плечу. – Приглашаю вас с камерой на свою свадьбу. Там будут другие фотографы, но и гостей наберётся сотни полторы, поэтому можно хорошо заработать. Это в воскресенье, так что работа не пострадает. Придёте?
– Я не занимаюсь такими заработками, но ради вас с Верой приду, – согласился он.
Появился редактор, и почти все ушли на совещание, а мы уединились в корректорской.
– Ты знаешь, мне немного страшно, – призналась Вера. – Никогда не считала себя трусихой, а сейчас всю прямо трясёт!
– Не надо бояться, – я обнял её и прижался щекой к щеке. – До свадьбы будешь под охраной, а потом посидишь у нас дома.
– Дурак! – рассердилась она. – Я не за себя, я за тебя боюсь! Я-то посижу в квартире, тем более что и твои мать с сестрой будут сидеть, а вот ты не усидишь дома! И что мне делать, если с тобой что-нибудь случится?
Разговор прервался, потому что из типографии пришёл Семён Мясников с кипой свежих газет.
– Держите по одной на память, – улыбнулся он, протягивая нам две газеты. – Все в редакции попросили для них взять. Не каждый год такое печатаем. Шуму будет! Я слышал, что у нас собираются печатать дополнительный тираж. Расшевелили вы змеиное гнездо, князь, будьте теперь осторожней.
В этот день нас не трогали. Сначала разобрали газеты и принялись читать мою статью, а потом разошлись работать.
– Вот что, князь, – сказал мне Меркушев. – Я вас двоих сегодня отпускаю, а приходить завтра или нет – решайте сами. Наши газеты расхватывают, как в мороз горячие пирожки. Уже во многих ларьках всё продано, а покупатели подходят. Сейчас развезём допечатку, а потом, может быть, начнём печатать ещё. А вы пока лучше посидели бы дома. Давно не было такого скандала. С законопроектом теперь однозначно надолго затихнут, а эти три кадетских депутата пойдут под нож! Я допечатал к вашей статье рецензию профессора, чтобы сделать её весомее. Давайте, я сейчас отдам команду и вас отвезут на нашей машине.
– Поехали к нам, – предложил я Вере, когда мы спускались к выходу. – Мать с сестрой будут рады, а как буду рад я... А потом позвоним Ивану, и он отвезёт домой. Хорошая программа?
– Я не виноват! – чуть не плакал полный, обильно потеющий мужчина. – Вот извольте прочитать! Мы даже в Думе никому...
– Что это вы мне принесли, Александр Михайлович? – с небольшим акцентом спросил сидевший за низким столиком худощавый господин с резкими чертами лица и густыми, зачёсанными назад волосами. – Отравители? Хороший заголовок для статьи. Это, случайно, не о вас?
– Вы нас убили! – обречённо сказал полный. – Нас выведут из фракции на первом же заседании! Даже если не отзовут, я больше не появлюсь в Думе. От меня теперь будут шарахаться, как от зачумлённого!
– Кто, кроме вас троих, видел законопроект? – спросил худощавый. – Отвечайте, Белов!
– Я же говорил, господин Бенсон, что в Думе никому не показывали. Его отнесли на оценку во второе делопроизводство департамента полиции надворному советнику князю Мещерскому, а потом я вернул вам. О законопроекте знали, но с ним не знакомился никто из наших коллег!
– Как зовут этого Мещерского? – спросил Бенсон.
– По-моему, Сергей Александрович, – ответил Белов. – Смотрите на подпись?
– Это его сын?
– Да, это его единственный сын, – подтвердил Белов. – В редакции сказали, что он работает у них третий месяц.
– Это хорошо, что он у него единственный, – задумчиво сказал Бенсон. – Вам, Александр Михайлович, вместе с коллегами придётся сходить в Думу. Заявите, что этот законопроект – целиком и полностью ваша инициатива, и о досрочном прекращении своих полномочий. Лучше уйти самим. И не нужно так переживать: никого из вас не забудут. А сейчас идите – мне нужно работать.
Депутат, шаркая ногами, вышел из гостиной, а вместо него вошёл молодой подтянутый мужчина, чем-то похожий на сидевшего в кресле.
– Вот что, Грин! – сказал ему Бенсон. – Соберите мне всё, что сможете, по князьям Мещерским. В первую очередь интересует тот Мещерский, который работает во втором делопроизводстве департамента полиции, и его сын. Срок исполнения – два дня.
Молодой по-военному чётко развернулся и хотел выйти, но вынужден был посторониться, пропуская невысокого и полного господина с большими залысинами и тонкими усами под мясистым носом.
– Объясните мне это, Гален! – раздражённо сказал вошедший, бросив на столик газету.
– У меня уже есть такая, – ответил Бенсон. – Нас переиграли. Немного подождём, пока утихнет шум, ну и отблагодарим тех, кому обязаны задержкой.
– Как бы нас с вами тоже не отблагодарили! – сказал усатый. – Для тех, кого мы представляем, время – это деньги, а мы лишили их этих денег. Кто в этом виноват?
– Судя по всему, князья Мещерские, – ответил Бенсон. – Я только что отдал приказ собрать по ним данные, потом начнём работать. Не беспокойтесь вы так, Дидье, наверху прекрасно понимают, что у нас с вами свои сложности.
– Нужно сделать паузу! – по-прежнему зло сказал усатый. – Сколько, по-вашему, придётся ждать?
– Два-три месяца, – сказал Бенсон. – Я подождал бы и больше, но нам этого не позволят.
– Надеюсь, с виновными разберутся? Подобную наглость нельзя спускать! Если у вас не хватит людей, скажете, и я выделю своих.
Глава 6
Весь день Вера пробыла у нас, но я с ней почти не общался. Сначала на мою невесту предъявила права мама, потом – сестра. Мне же пришлось отвечать на бесконечные звонки. Чтобы не бегать в коридор, занял кабинет, и уже к обеду возникло желание хоть на время отключить телефон. Делать это было нельзя, потому что мог позвонить отец. Пока звонили знакомые. Были среди них мои приятели и те, кого я мог назвать друзьями, но в основном звонили приятельницы мамы. Причиной этих звонков была моя статья. Спрашивая мать, они узнавали, что у аппарата я, и сразу же переходили к поздравлениям, при этом многие благодарили, удивлялись моему мужеству и советовали поберечься. Приятно, когда тебя благодарят, но всё должно быть в меру. Мне осточертели звонки, поэтому очень обрадовал приход отца, который решил пообедать дома.
– Я отключил твой телефон, а сейчас отключу в прихожей, – сказал я ему, – иначе звонки не дадут нормально поесть. Ты успел что-нибудь сделать?
– Давай поговорим после обеда, – ответил он. – У меня мало времени, поэтому расскажу сразу всем.
За нашим столом прибавился стул, на котором сидела Вера. Мы знали, что отец торопится на службу, и ели быстрее обычного. Он закончил обедать раньше других и быстро рассказал о своих делах.
– Алексей говорил о нашем решении продать часть недвижимости?
– Какая недвижимость? – спросила мама. – У нас не было таких разговоров.
– Я не мог с ними говорить, – сказал я отцу, – сидел на телефоне. Когда ты уйдёшь, я всё объясню.
– Мы продаём дворец в Полтавской губернии, – сказал он в основном для матери. – Я уже оформил договор в имущественной конторе, и мне обещали, что сделают за десять дней. Почему на это пошли, вам объяснит Алексей. Теперь о свадьбе. У меня был обстоятельный разговор с Николаем Дмитриевичем. Свадьбу будем играть в воскресенье в ресторане «Контан». Должно быть около сотни гостей, но заказ сделаем с большим запасом. Я уже обзвонил тех, кого мы приглашаем. Обещали прибыть все, кроме семьи Лизы, но это было ожидаемо. Я отправил письмо Катерине, а написать Наталье в Венецию попрошу тебя, дорогая. Извинись и передай, что брат по-прежнему о ней помнит и любит. Алексей, с охраной я тоже решил. Сейчас не буду об этом распространяться, скажу только, что охранять начнут с воскресенья. Я уже ушёл, а вопросы задавайте Алексею.
– Рассказывай, для чего нас охранять! – потребовала у меня мама, как только ушёл отец. – Недвижимость подождёт!
Я подробно рассказал о законопроекте кадетов и о статье.
– Мы принесли газету, так что можете почитать сами. Наверное, уже продают третий тираж, а мне надоело отвечать на звонки твоих подруг.
– Ну и что? – не поняла она. – Написал и правильно сделал, мы-то здесь при чём?
– Я перешёл дорогу очень влиятельным людям, – объяснил я. – Из-за меня они потеряли сотни миллионов рублей. Когда один из профессоров выступил против предыдущего закона, его дочери во дворе порезали руки.
– Так я никуда не смогу уйти без охраны? – дошло до Ольги.
– Если бы приняли этот закон, мы тебя и так никуда не отпустили бы без охраны, – сказал я. – Не сейчас, а примерно через год. Ты просто не можешь представить, на что способен наркоман ради очередной дозы. Наркотики стоят денег, а у этой братии их вечно не хватает. Они не просто травят себя, они отравляют жизнь остальным. Никакая полиция не справится с таким разгулом преступности. А с охраной удобно. И отвезут, и привезут обратно.
– Так будет машина? – спросила она. – Тогда ладно.
– А о какой недвижимости шла речь? – спросила мама.
– Продаём полтавский дворец, – объяснил я. – Он совершенно не нужен, только лишние расходы.
– Правильно делаете, – одобрила она. – Ты говорил, что мне звонили? А почему не позвал к телефону?
– Перед тем как я его отключил, только тебе и звонили, – засмеялся я. – Хотели поговорить о моей статье, а тут я на телефоне, так что они о тебе тут же забывали и наваливались на меня.
– Подключай аппарат! – распорядилась мама. – Я сама посижу в отцовом кабинете, а ты развлеки Веру.
– И как же мне тебя развлекать? – спросил я невесту, после того как мы ушли в мою комнату и сели на кровать.
– Я сейчас позвоню отцу и попрошу разрешения остаться у вас на ночь! – прижавшись ко мне, прошептала она. – Если разрешит, мы найдём, чем заняться. Сколько можно только целоваться? Мне этого мало! Как на это посмотрят твои?
– Я думаю, что нормально, – ответил я. – Для них ты уже своя, а свадьба послезавтра.
Она позвонила, и отец разрешил. Мои тоже приняли эту новость совершенно нормально, только отец после ужина спросил, будем ли мы предохраняться. Мол, если нужно...
Я ответил, что в этом нет необходимости, и этой ночью моя любовь стала женщиной. Далеко не всем девушкам везёт испытать прелесть любви с первого раза, но ей повезло. У меня был большой опыт, а Веру не требовалось долго разжигать, поэтому ночь у нас вышла сказочная. Весь следующий день мы провели, почти не выходя из комнаты. Днём позвонили в редакцию, и ещё Вера звонила домой отчитаться отцу. Мой отец на обед не приходил, а когда вечером вернулся с работы, позвал меня в кабинет.
– Ноги ещё передвигаешь? – насмешливо спросил он. – Смотри, не перетрудись, а то на свадьбе будешь иметь заморенный вид. Что с вашей одеждой?
– Я звонил, чтобы привезли на дом. Должны вот-вот подъехать.
– Заварил ты кашу, сын! Замаранные депутаты сегодня же заявили, что досрочно прекращают работу. Объявлено, что законопроект – это их личная инициатива, которую фракция безусловно осуждает. Ты уже звонил в редакцию?
– Ещё до обеда. А что?
– Другие газеты не остались в стороне. В «Родине» опубликовано большое интервью с тем профессором, который давал тебе отзыв, в «Новом голосе» есть результаты опроса жителей столицы, а в «Вечернем Петербурге» напечатали свою статью.
– А как же цензура? – спросил я. – Я думал, что после моей статьи прекратят все публикации на эту тему.
– Правильно думал, – усмехнулся отец. – Так бы и было, но начальник Главного управления по делам печати уехал отдыхать во Францию, его товарищ тоже в отъезде, а наш новый глава Департамента отравился грибами.
– Как же это у вас получилось?
– А при чём здесь мы? – ненатурально удивился отец. – Если хочешь знать, он питается только в своём доме. Повар у него тоже француз, так что понятия не имею, где они взяли эти поганки. Выживет, конечно, но два месяца не появится на службе. Слушай дальше. Я говорил с отцом Веры. Он решил взять на себя все заботы, а я не стал навязываться. В общем, к вашей свадьбе всё готово. Завтра к двенадцати прибудут машины. Обвенчаетесь в Исаакиевском соборе, а потом поедем в ресторан. В связи с нашими сложностями, свадьбу сыграем за один день. Да, я отправил в Москву доверенного человека, который организует охрану дворца, так что выполнил всё самое срочное. Сейчас тебе некогда, но после свадьбы сведу с одним отставным коллежским советником. Это по поводу твоей просьбы. Он согласен с тобой побеседовать и в разумных пределах поделиться кое-какой информацией. А потом ты поделишься своими секретами с моим другом.
Весь следующий день прошёл со сказочной быстротой. Для молодых время тянется медленно, а для стариков оно летит так быстро, что они не успевают считать дни. Для меня время тоже летело, но день свадьбы прошёл особенно быстро. В памяти остались отдельные фрагменты праздника и длинная череда знакомств с родственниками Веры и другими гостями, приглашёнными её отцом. Венчание прошло торжественно и красиво, но самой красивой среди красот собора была моя белоснежная невеста. На нём присутствовало больше ста гостей, и кое-кто сразу приехал в ресторан. Зал был огромный, и в нём осталось много места для танцев. После застолья с чествованием молодых многие пошли танцевать. Дамы в своих облегающих шёлковых платьях до пола были похожи на разноцветных бабочек, а вот большинство мужчин, особенно пожилых, пришли в чёрных фраках и напомнили императорских пингвинов. Немногочисленная молодёжь предпочитала смокинги, которые выглядели не так архаично. Веселились часов пять, после чего стали разъезжаться. Моя московская тётя не захотела ехать к нам ночевать, а сразу отправилась на вокзал, на вечерний экспресс. Как позже объяснил отец, её поспешный отъезд был результатом его разговора. Он боялся за сестру и посчитал, что так лучше.
Выглянув утром в окно, я увидел во дворе «форд», возле которого курили двое крепких мужчин.
– Это наша охрана, – сказал стоявший рядом отец. – Они отвезут меня в Департамент и вернутся. Если мне понадобится их помощь, я вам позвоню. Без них никто никуда не выходит! И Вере скажи, чтобы не ездила с братом. Если приедет её охрана, тогда можно. И будь готов к разговору.
Он уехал на службу, а я вернулся в свою комнату, думая, чем нам занять время. В голову не пришло ничего путного, и я обратился с этим вопросом к жене:
– Чем будем заниматься? В редакцию ехать не стоит, да мне и не хочется. Я там больше околачивался из-за тебя.
– У тебя талант! – возразила она. – Как можно зарывать его в землю? Я пробовала писать, но получилось намного хуже твоей статьи.
– Писать можно, не выходя из дома, – повторил я слова отца. – Хоть сейчас могу сесть и написать какую-нибудь выдуманную историю. Не знаешь, сколько платят за книги?
– Не знаю, – ответила она, – но, наверное, много. Так в чём же дело? Садись и пиши. Или тебе для этого нужна машинка?
– Мне нужно желание, – вздохнул я. – И не собираюсь я здесь трещать машинкой. Если займусь писаниной, ты умрёшь от скуки.
– Ты не дашь, – прошептала она, прижимаясь ко мне. – Надо выполнять супружеский долг!
– Не весь же день, – возразил я. – Так я быстро кончусь, и ты останешься вдовствующей княгиней. Милая, убери руки. Надо придумать что-то такое, чем можно заниматься вдвоём, помимо твоего долга.
– Долг не мой, а твой, – недовольно сказала она. – Как я понимаю, нам нельзя ходить по театрам, в кино тоже не сходишь. И что остаётся? Съездить к кому-нибудь в гости? Можно почитать книги, но надолго меня не хватит.
– Идея! – воскликнул я. – Ты играешь на гитаре?
– А почему я должна на ней играть? – спросила Вера. – Гитара – это мужской инструмент. Я играю на фортепиано. У меня дома есть хороший инструмент.
– Я не видел его в твоих комнатах, – сказал я. – И хорошо играешь?
– А для чего он там? – не поняла она. – У нас есть для этого музыкальная комната. У отца в доме три десятка комнат и часть большого дома на Гороховой, которую он отдал Ивану. А играю хорошо, но только под настроение. Мне больше нравится слушать, как играют другие.
– Вот я сейчас и сыграю, – пообещал я, – а заодно и спою. Подожди, сначала настрою гитару, а то я уже полгода не брал в руки.
Я взял гитару, убедился, что она не нуждается в настройке, и запел «Эхо любви», подражая манере исполнения Анны Герман:
– Покроется небо пылинками звёзд, и выгнутся ветви упруго. Тебя я услышу за тысячи вёрст, мы эхо, мы эхо, мы долгое эхо друг друга...
– Откуда такое чудо? – со слезами на глазах спросила Вера. – Никогда не слышала такой песни!
– Садись на кровать, – сказал я вскочившей жене. – Сейчас я расскажу такое, что можешь хлопнуться в обморок, а это лучше делать на кровати. Надо было рассказать до свадьбы, но сначала было много других дел, а потом я решил этого не делать. Мы любим друг друга, и мои слова ни на что не повлияли бы, только могли испортить тебе настроение.
– Хочешь сказать о том, что у тебя до меня были женщины? – спросила она. – Так я об этом и так догадалась!
– Какие женщины? – не понял я. – О чём ты говоришь?
– В тот вечер, когда я с тобой осталась, ты действовал так решительно, что я сразу поняла, что это у тебя не в первый раз. Мне поначалу стало так горько...
– А потом? – спросил я.
– А потом ты начал делать такое, что у меня из головы вылетели все мысли, – залившись румянцем, призналась Вера. – Я с девушками часто говорила о парнях. Ну ты понял о чём. И в гимназии, и со служанками. Кто-то что-то слышал, у других уже были мужчины, но никто из них о таком не рассказывал. Мне было так хорошо, что я даже подумала, что это неплохо, когда жених умеет... Мало ли кто был до свадьбы, главное, чтобы никого не было после неё!
– Всё так и не так, – сказал я, вешая гитару на крючок в стене. – Понимаешь, у меня не было никого, кроме тебя, но я знаю, как любить, и многое другое из чужой памяти. В это трудно поверить, но ко мне в голову попала память жизни другого человека. И самое невероятное в этой истории то, что он прожил жизнь не в нашем мире. У него была жена и двое детей, поэтому я у тебя такой грамотный. Если бы не этот подарок, я не знал бы, за что тебя трогать. Мы тоже болтали о девушках, но толку от такого трёпа! И песня из его мира. Я знаю их очень много.
– Ты сам её перевёл? – спросила она. – И так складно! Может быть, у тебя есть и талант поэта?
Было видно, что Вера не усомнилась ни в одном моём слове и просто сгорает от любопытства.
– В переводе не было необходимости, – ответил я. – Их мир во многом похож на наш. В нём есть своя Россия, в которой говорят на таком же языке. Он был инженером и писателем, поэтому у меня так легко и быстро получилось со статьёй. А стихов я тоже много знаю и могу рассказать. Только жизнь у них сильно отличалась от нашей, поэтому многое не поймёшь без объяснений.
– Своим говорил? – спросила жена.
– Сказал отцу, а женщинам лучше не знать. Мать перепугается, а сестра может разболтать. И ты никому не говори! Для меня это может быть опасным.
– Никому не скажу! – поклялась Вера и заодно перекрестилась. – Вот тебе крест! А ты ещё сыграешь?
Ну и чем, по-вашему, я занимался до вечера? Конечно же, пел, декламировал стихи и рассказал кое-что о мире Рогова. У жены горели глаза, и ей всего было мало. Когда позвонил отец и мне нужно было ехать на беседу, она чуть не заплакала от огорчения.
– Если окончательно не сорву голос, буду петь для тебя полночи, – пообещал я, пригладив ей волосы. – А ты пока что-нибудь почитай или поболтай с Ольгой. Ей одной тоже скучно.
Я поменял халат на костюм, взял с собой пистолет и спустился к машине.
– Добрый вечер! – поздоровался я с охранниками. – Вам нужно отвезти меня к департаменту полиции, а потом оттуда заедем ещё в одно место.
Просторные дороги с хорошим асфальтом, если на них мало транспорта, позволяют очень быстро передвигаться, а нам повезло не стоять на светофорах, поэтому домчались до департамента в считанные минуты. Отец ждал нас у одного из входов и быстро спустился к машине.
– Поезжайте по этому адресу, – приказал он, передавая водителю листок с записью. – Там подождёте нас с полчаса и отвезёте к дому. После этого вы нам сегодня не понадобитесь.
На этот раз ехали дольше, фактически в предместье. Остановились у большого одноэтажного дома, с маленьким, но ухоженным парком. Машину оставили у ворот, а сами через открытую калитку прошли по уложенной плиткой дорожке к парадному входу. Дверь оказалась заперта, и пришлось звонить, а потом ждать, пока откроют. На нас посмотрели в глазок, потом мужской голос спросил, кто и по какой надобности.
– Откройте, Вадим Ефимович, – сказал отец. – Это Мещерские. Я вам недавно звонил.
Звякнула вынутая цепочка, со щелчком открыли замок, а потом убрали засов.
– Я живу уединённо, – говорил нам хозяин, заводя в гостиную, – а бережёного, как известно, бог бережёт. Садитесь, господа. Не желаете чего-нибудь выпить?
– Нам бы пищи духовной, – улыбнулся отец. – Пищу телесную мы отведаем дома.
– Ну раз так... – развёл руками хозяин. – Вас, молодой человек, интересовали те лица, которые представляют мировых производителей наркотиков? Это ведь вы написали статью в «Русском слове»? Смело, очень смело... Я примерно представляю, чем вы руководствовались, добиваясь со мной встречи. Врага нужно знать в лицо?
– Можно сказать и так, – ответил я. – Называйте меня Алексеем.
– Немного против правил, но если вы настаиваете... Понимаете, Алексей, знание врага в вашем случае ничего не даёт. Вы совершили смелый поступок, но при этом оттоптали ноги многим сильным мира сего, а они к такому не привыкли и вам этого не простят. И вы не сможете противостоять, даже узнав о них всё. Вы просто не представляете, с кем связались.
– Ну так просветите, – сказал я. – Неведение для меня хуже.
– Вы правы, – согласился он. – Ладно, слушайте. Вы знаете объём производства опиатов? Не расстраивайтесь, у нас его не знает никто, известно только, что маком засеяно больше двух миллионов гектаров земли только в странах Азии, не считая Индии, Китая и тех немногих стран, где эта культура под запретом. Есть большие плантации в африканских странах, а также в Латинской Америке. Точное число фабрик, которые обрабатывают урожай, неизвестно, но их сотни. Нас не одних пытаются посадить на иглу, просто мы наиболее выгодная и удобная цель. Огромные, почти нетронутые территории, полные несметных богатств. И что важно, всё это рядом. Мы уже потеряли экономическую самостоятельность, но ещё сохранили немалую военную силу и высокую численность. Нашу армию понемногу ослабляют, а сейчас хотят заняться народом. Процесс спаивания идёт медленно, а наркотики действуют намного эффективней! Это очень прибыльное дело, к тому же оно работает на очистку территории. Я вижу в ваших глазах вопрос: почему власти это допускают, а в ряде случаев и сами способствуют. Так вот, не стоит мне его задавать: не отвечу. Перейдём к вашим врагам. Торговлю опиатами держат Англия, Франция и в меньшей степени Германия. Американские штаты тоже занимаются этим не слишком благородным делом, но они используют свою продукцию в других местах, в частности в Китае. До принятия закона о слабых наркотиках вся эта дрянь шла к нам контрабандой в основном через Остзейские губернии и поляков. Сами они ею пользовались мало, но способствовали транзиту. Как только был принят закон, у поставщиков оказались развязаны руки. В столице и двух десятках крупных городов созданы их представительства. Разрешённые наркотики хлынули рекой. Есть разные способы приучить население, у нас используют все. На селе это пока работает плохо, но вот городское население страдает сильно. По данным нашего делопроизводства, вместе с разрешёнными наркотиками привозят и те, которых нет в законе. Что-то найти, доказать, а тем более привлечь виновных, очень сложно. В таких случаях пускают в ход все средства, в первую очередь – это подкуп. Но пока таких нарушений не слишком много. Вот если бы прошёл закон... Но вы подняли шум, причём сильный, поэтому с полгода других таких попыток не будет. Боюсь даже представить, какой вы нанесли ущерб. На вашем месте я инсценировал бы автомобильную катастрофу для всей семьи и куда-нибудь уехал, сменив имена. Не надейтесь на свои связи, они ничего не значат для пострадавших по вашей вине. Вы можете какое-то время побарахтаться, но до вас обязательно доберутся. Для них это дело принципа.
– И кто же это в столице? – спросил я.
– Немцев здесь нет, – ответил Вадим Ефимович. – Они окопались в Москве, а здесь только французы и англичане. Я выписал для вас адреса и те имена, которые знаю. Ниже записаны банки, через которые финансируются эти конторы. Это не секретные сведения, просто о них мало кто знает. Теперь знаете и вы, только это не очень поможет. Они не станут действовать напрямую, по крайней мере, вначале. Не так уж сложно кому-нибудь заплатить. И охрана вам не сильно поможет. Что она сделает, если вас обстреляют из автомашины или издалека из винтовки с оптикой? А ведь могут бросить гранату или открыть плотный огонь из автоматического карабина и положить вас всех вместе с охраной. Если уцелеете, возможно, сможете кого-нибудь из них достать, но не вернёте этим своих близких. Бороться в таких случаях может только государство, да и то это нелегко.
– Это всё, что вы можете сказать? – спросил отец, получил в ответ пожатие плеч и обратился ко мне: – Возвращаемся.
– Спасибо, – поблагодарил я хозяина. – Прощайте.
Мы вышли из дома и пошли по дорожке к выходу, слыша за спиной клацанье запоров. До дома не разговаривали.
– После ужина зайди ко мне, поговорим, – сказал отец, когда были в прихожей.
Я вошёл в свою комнату и едва не был сбит с ног бросившейся мне на грудь женой.
– Нельзя прыгать потише? – прижимая её к себе, сказал я. – Ты же только что чуть не стала вдовой.
– Не смей так говорить даже в шутку! – рассердилась Вера. – Знаешь, как я соскучилась? Вы сильно задержались, и мы уже начали волноваться. Пойдём ужинать. Всё давно на столе, ждали только вас.
Мы быстро и с аппетитом съели всё, что приготовила Наталья, после этого я, к неудовольствию жены, ушёл вместе с отцом в кабинет.
– Есть мысли, как будем выпутываться? – спросил он. – Ты сделал глупость, а я тебе подыграл.
– Если верить твоему отставнику, нам нельзя здесь оставаться, – сказал я то, что уже успел обдумать. – Твои охранники защитят от бандюг, но не от серьёзных людей. Можно переехать в наш дворец в Подмосковье, но что мы будем в нём делать? Там легко обеспечить охрану и жить, если не потравят продуктами, но тебе придётся уйти со службы, а для Ольги нанимать учителей для домашнего обучения. Денег у нас достаточно, и я себе занятие найду, да и жене тоже, вот вам с мамой будет тоскливо, а Ольга через полгода начнёт лезть на стенку или сбежит. Но это единственное, что приходит в голову. Альтернатива – это куда-нибудь уехать. Не хотелось уезжать из России, но здесь нам трудно укрыться. Мы не будем крестьянствовать, а в любом городе, даже не очень большом, нас со временем найдут. Могут, конечно, плюнуть и оставить в покое, но я на это не рассчитывал бы.
– Я тоже ничего не могу придумать, – признался он. – С вашими деньгами после продажи дворцов и квартиры наберётся около двух миллионов. В золото их не обратишь, а если попробуем перевести на валютный счёт, нас по нему быстро отследят.
– А если попробовать через твой департамент? – спросил я. – Не будем возиться с продажей квартиры, да и дворец в Подмосковье оставим Катерине. Денег и так навалом, да и мы не будем сидеть без дела. Может, когда-нибудь вернёмся.
– Надо кое с кем поговорить, – неуверенно сказал отец. – Потеряем, конечно, но основное переправим. И куда ты хочешь двинуться?
– Я уже говорил насчёт Австралии, – сказал я. – Далеко, но это и к лучшему. Все знают английский, поэтому я не вижу каких-то сложностей в том, чтобы прижиться.
– Ладно, мне нужно поговорить на службе и с друзьями, а потом решим окончательно, – подвёл итог отец. – А ты будь готов к разговору. Не забыл ещё, о чём мы говорили? Я думаю, что поедем завтра, перед ужином. Иди, а то твоя жена меня сейчас покусает.
– Как бы она меня не погрызла, когда всё узнает, – хмуро сказал я. – Ольга точно будет беситься. Я рассчитывал, что заинтересую заговорщиков, но то ли им не нужны такие дураки, как я, то ли их нет вообще.
– Что ты такой хмурый? – спросила Вера, когда я вернулся в комнату.
– Нет поводов для веселья, малыш, – я сел на кровать, притянул её к себе и посадил на колени. – Я думал, что помогу отечеству и привлеку внимание нужных людей. Отечеству помог и привлёк внимание, только не тех. По мнению специалистов, нам здесь не укрыться, а в покое не оставят. Я не хочу уезжать из империи, но, видимо, придётся! Я не могу допустить, чтобы пострадал кто-нибудь из вас. Для любого человека важна в первую очередь его семья, а уже потом всё остальные.
– Мне безразлично куда, лишь бы быть с тобой, – прижавшись ко мне, сказала она. – Конечно, я буду скучать по отцу с братом и по этому городу, в котором прошла почти вся моя жизнь, но мы ведь когда-нибудь вернёмся?
– Конечно, малыш! – сказал я ей то, в чём не был уверен. – Если бы не вы, я никуда не уехал бы! Не только я кого-то разозлил, но и меня разозлили!
– Но ведь тебе ещё ничего не сделали, – неуверенно сказала Вера. – Может, ничего не случится, а мы напрасно переживаем?
– Я ошибся в оценке тех, кому перешёл дорогу, – сказал я, – и мне не хочется платить вашими жизнями за свои ошибки. Я верю словам того, с кем сегодня говорил, поэтому не собираюсь сидеть и проверять его правоту. Завтра отец кое с кем посоветуется и окончательно определится.
– А если он не захочет уезжать? – прошептала она. – Что тогда?
– Уедем сами, – ответил я, – но уже не за границу. Это с ними я не смогу быть незаметным, а мы сможем укрыться. Но тогда я потеряю семью.
– Мне после твоих слов стало холодно... – вздрогнула жена. – Навалилась такая тоска... Черти понесли меня в эту редакцию! Ведь ты пошёл в неё из-за меня.
Я поцеловал её, ссадил с коленей и закрыл дверь. Когда женщине холодно, страшно и одиноко, самым лучшим средством успокоить является любовь. Я и успокоил, а заодно полностью выложился и быстро заснул. Такое вот лекарство для обоих.
Утром всё уже не казалось столь безнадёжным. Вряд ли кто-нибудь возьмётся штурмовать нашу квартиру, сначала попробуют средства попроще. А значит, будет возможность устроить свои дела и проверить, оставили нас в покое или нет. Я проснулся раньше Веры. До завтрака нужно было позаниматься с телом, а будить жену не хотелось, поэтому тихонько вышел в коридор. Пока занимался, в голову пришла мысль, показавшая, что моя голова работает хуже, чем я думал. Да и отец сделал ошибку, непростительную для работника полиции. Хотя он мог заниматься на службе одними законами и плохо знать остальное, а я на него понадеялся и не стал шевелить извилинами. Что это за охрана, которая постоянно уезжает? Вот уеду вечером с обоими охранниками на собеседование с другом отца, и кто это время будет охранять семью? Подойдёт к двери какая-нибудь сволочь и правдоподобно соврёт, например, что меня сбила машина. Да они сами выбегут из квартиры! А если и не выбегут, дома нет ни одного ствола, да и кому из них стрелять? Может, умеет Вера? К своему стыду, я почти ничего о ней не знал. Она хорошая пианистка, а узнал об этом только вчера, да ещё совершенно случайно.
Закончив тренировку, поздоровался с пришедшей Натальей, подумав, что легко мог бы пройти в квартиру вместе с ней и перерезать всю семью. Детский дом! Может быть, здесь такие же наивные убийцы? Проверять это не хотелось. Приняв душ, ушёл в гостиную и стал ждать, когда проснётся отец.
Главы 7-8 http://www.proza.ru/2017/06/11/837