Каждый день, который я прожил, он следил за мной. Человек в очках. Я разглядывал его так часто, что мне не составляет труда описать мельчайшие детали его внешности. Средних лет, худощавый, начавший лысеть, бровь пересекает небольшой шрам. Высокий лоб, длинный нос, маленькие узкие губы. Но самая главная черта, которая приковывала к себе мое внимание- глаза.
Они казались очень большими на этом худом лице с впалыми щеками, и были очень светлыми, словно прозрачными, да к тому же всегда смотрели сквозь толстые линзы очков. Этот ничего не выражающий взгляд немого наблюдателя пугал меня, как ничто другое. Вся моя жизнь вплоть до настоящего времени связана с этим человеком. По рассказам моей матери, еще не научившись говорить, я все время обращал внимания на те места, где, на первый взгляд, ничего не было. Мама не придавала этому значения. Позже, когда начинаются уже мои воспоминания, человек в очках всегда был моим спутником.
Где бы я ни находился, с кем бы не был- он всегда стоял немного в стороне, и неустанно смотрел на меня своим страшным взглядом. Я всегда спрашивал родителей, что это за дядя всегда стоит в углах комнат у нас дома, и почему он всегда ходит гулять со мной. Отец с матерью, очевидно, принимали это за особенности детский психики, решив, что у меня очень развитая фантазия, и я, возможно выдумал себе друга. Спустя несколько лет я осознал наконец, что никто кроме меня его не видит.
Я стал чаще искать повод, чтобы оставаться одному, и пытался с ним разговаривать. Но он никогда, никогда не проронил ни слова. Я был с ним спокоен, временами кричал на него, доводил себя до истерии, но он всегда был нем. Только не сводил с меня свой взгляд. Войти с ним в физический контакт у меня тоже не получалось. Находиться в пару шагов от него- запросто. Но стоило мне попытаться приблизиться- мое тело словно переставало меня слышаться, а он просто отходил на свое привычное расстояние, и продолжал созерцать.
К тому времени я уже стал подростком, и родители однозначно замечали мою замкнутость, но снова, черт возьми, не предавали этому никакого значения! Я был зол на них, мне необходима была помощь и поддержка, но они лишь списали это на формирование моей личности. В один из вечеров в те годы я долго не мог уснуть. Беспомощность и упадок, и так всегда преследовавшие меня, были особенно сильны тогда. И конечно же человек в очках, стоявший в углу комнаты. По обыкновению, я засыпал, отворачиваясь к стенке. Таким образом я не видел его, и это спасало меня. Но только не в тот вечер.
Изможденный тщетными попытками уснуть, я спустился на кухню выпить воды, но не дойдя пары шагов, замер на месте, услышав голоса родителей. Они говорили обо мне. Мама была сильно обеспокоена, она рассказывала отцу о странностях в моем поведении, о том, что нужно этим заняться, необходимо помочь мне справиться с трудностями, каковыми бы они не были. Впервые за долгое время мне стало хоть немного теплее на душе, несмотря на то, что человек в очках был уже здесь- он разглядывал меня из другого конца коридора.
Впрочем, за моим душевным подъемом последовал резкий спад- после того, как заговорил отец. Он уверял маму, что все, что твориться со мной- не более чем временные трудности в формировании моей личности, что вмешиваться в это ни в коем случае нельзя, а надо дать мне возможность окрепнуть волей и духом, и самому решить все свои проблемы. Меня проняла дрожь.
Папа, как же ты можешь быть настолько слеп в своих суждениях? Прошу, просто наблюдай за мной хотя бы иногда, и ты увидишь, как сильно заблуждался. В момент этих размышлений на мои глаза навернулись слезы. Я больше не мог сдерживать себя, а потому просто зарыдал- громко, по-детски. На звуки из коридора поспешили родители. К тому времени я прислонился к стене, сполз по ней, и заливал слезами своего горя весь коридор. Я все им рассказал. Все, вплоть до мелочей. Я раскрыл свою душу, и стало легче, даже человек в очках словно бы отдалился, ушел вглубь коридора, выдавая себя лишь блеском стекол на очках.
Мама обнимала меня, и плакала вместе со мной, прижав меня к себе так крепко, как никогда. Отец только ходил по коридору, озабоченно бормоча что-то себе под нос. Когда он должен был столкнутся с человеком в очках, тот аккуратно отступал, словно избегая столкновения, которого случиться просто не могло.
На следующее утро меня отвели к психологу. Красивая женщина лет тридцати пяти спрашивала меня о разных вещах- о страхах, сомнениях, переживаниях, о моем отношении к различным явлениям. Человек в очках стоял за ее креслом прямо напротив меня. Впервые за много лет мне показалось, что взгляд его изменился. Из пустого и безжизненного он стал гневливым, и словно угрожающим. Он словно предостерегал меня, чтобы я не наплел ничего лишнего про него, иначе я очень сильно пожалею. Я без труда увидел это послание в его взгляде, и оно испугало меня так, что я вдруг замолчал, оборвав предыдущую фразу, и не мог сказать ни слова еще пять дней.
Даже когда я пытался говорить, мне казалось, что мою шею, сдавливают руки человека в очках, хотя он все так же стоял в углу комнаты, а взгляд его снова не выражал никаких эмоций. В течении следующего года меня водили к разным врачам, но толку от этого не было никакого- я лишь глубже зарывался в себя, в свои страхи и переживания. А человек в очках к тому времени часто стал изображать на своем лице новую эмоцию- немую усмешку. Он словно бы насмехался над глупостью попыток избавиться от его присутствия. Спустя год в отношениях моих родителей наступил разлад, и им снова стало совершенно не до меня. Я перестал ходить к психологам, и от этого мне стало легче.
Время шло. Мне было восемнадцать, когда я открыл для себя алкоголь. Никто не пресекал моей тяги к спиртному, потому что родители на тот момент окончательно увязли в ругани друг с другом. Я всегда пил один. Покупал бутылку, и шел подальше от оживленных мест. Как правило, это были заброшенные стройки, заводы, отдаленные лесополосы. Я пил жадно, большими глотками, стремясь скорее опьянеть. Когда я напивался, то человек в очках переставал меня пугать. Он становился для меня забавным, порой раздражал меня. Я выкрикивал грязные ругательства в его адрес, иногда кидал в него камни, пытался ударить его- все тщетно.
Но мне это приносило удовлетворение. Постепенно мне стало все равно на реакцию окружающих людей, и я стал напиваться на улицах, в парках, на площадях, в кафе. Именно так случилось и в тот день. Был прохладный вечер начала апреля. Я сидел в баре на набережной и опрокидывал рюмку за рюмкой. Человек в очках как всегда стоял невдалеке и смотрел на меня. В стекло били крупные капли дождя. Градус алкоголя в моей крови неуклонно повышался, а вместе с ним росла и ненависть к человеку в очках.
В конце концов я стал кричать грязные ругательства, швырнул рюмку в полку с бутылками. Люди вокруг стали тесниться к стенам. Тем временем я взял стул, на котором сидел, и принялся разбивать его о стойку. Я заметил вышибалу, который был уже почти рядом со мной, замахнулся обломком стула на него, но не попал, а через мгновение ребра с левой стороны обдало дикой болью. Я выронил стул упал. Крепкие руки охранника подхватили меня, и поволокли к выходу. Он оттащил меня на расстояние от входа, и швырнул на мостовую.
Я был уничтожен и разбит. Левый бок беспощадно болел, одежда промокла насквозь, а сил встать не было никаких. К тому же я был чертовски пьян, хотя каждая капля холодного вечернего дождя отрезвляла меня. Понемногу меня стали окружать люди. Я поднял голову, и первым среди них, конечно же, заметил моего старого знакомого. Он улыбался мне, не скрывая издевки на своем лице. Человек в очках словно бы ликовал, что именно он сделал мою жизнь такой, он бросил меня на самое дно, в самую глубокую яму, из которой никак не выбраться, как ни старайся.
Внезапно лицо его изменилось- появилась нервозность и раздражение, он явно резко стал чем-то недоволен. Это недовольство даже его сделать то, чего прежде он никогда не делал. Человек в очках растворился в толпе, просто исчез на моих глазах. А в следующее мгновение на мое плечо легла рука. От прикосновения меня словно ударило током.
Я обернулся, и увидел девушку. Весь её вид выражал для меня только одно -милосердие, и желание помочь. Она помогла мне подняться, и взяв меня под локоть отвела в сторону от толпы. Мне лишь было безумно стыдно находиться с ней рядом, пятнать ее грязью со своей одежды, и своим мерзким нутром. Она была так высока рядом со мной, что из глубокой ямы своей никчемной жизни мне было никак до нее не дотянуться. Она привела меня к себе домой, обогрела и накормила, дала мне крышу над головой. К тому моменту я был уже здорово тронут головой, и вел себя недостойно и низко. Я кричал, что она обошлась со мной, как с вшивой дворнягой, я был зол на нее, и вел себя очень агрессивно. Но она лишь смотрела не меня, слегка улыбнувшись, и лицо ее выражало благодушие и понимание.
Год спустя я женился на этой девушке. За все прошедшее время я что было сил стремился наладить свою жизнь. Я перестал пить, поступил в университет, и нашел работу. Прошлая жизнь стала для меня не более чем кошмаром, оставшимся где-то позади, и заснувшим в глубинах моего сознания. Человек в очках так и не явился ко мне с того самого апрельского вечера на набережной. Было удивительно, но чтобы уничтожить его, следовало лишь уделить мне внимание, оказать помощь, в которой я нуждался всю свою жизнь, и которой не получал даже от родителей. Поддержка, которую я почувствовал, заставила человека в очках уйти из моей головы. Я был до безумия влюблен, и только это имело для меня значение.
Еще через год у нас родился ребенок. Мальчик- прекрасный розовощекий малыш. У меня появилось еще больше стремлений в жизни. Мне хотелось, чтобы моим близким людям было хорошо со мной, чтобы они чувствовали во мне опору. И я был безгранично счастлив оттого, что у меня это получалось. Сил и энергии было полно, я с легкостью брался за все дела, и всюду мне был только зеленый свет…
Одной июльской ночью я долго не мог уснуть. Мне мешало буквально все. Невыносимая духота, стоящая в доме, свет луны, пробивающийся сквозь шторы, и падающий прямо на лицо, неудобное одеяло, скомканное и лежащее в ногах, и конечно же, события предстоящего дня. Прямо утром мне следовало ехать на работу в офис, и там говорить со своим начальником о повышении. Мне было радостно оттого, что денег станет больше, и я смогу лучше обеспечивать свою семью. Вместе с тем мой мозг гложили бесконечные мысли о том, как же мне вести себя завтра, что меня точно сочли достойным кандидатом на повышение.
Мысли беспокойным ворохом роились в голове, упорно отгоняя сон. Решив, что все попытки уснуть тщетны, я встал и направился на кухню. Выпив стакан холодной воды, и умывшись, вышел на застекленную веранду. Я долго стоял смотря в темноту. Недалеко от дома уходила вдаль небольшая аллея, освещенная старинными высокими фонарями. По бокам росли деревья с густыми кронами, под каждым находился светильник, и они оказывались подсвеченными изнутри. Все это создавало удивительную волшебную картину сказочной летней ночи. Умиротворенный прекрасным видом, я отправился спать, по пути решив зайти в комнату к малышу и проверить, все ли ним в порядке.
Я открыл дверь детской, и увидел человека в очках. И впервые за все время он не просто стоял, глядя на меня. На его руках был мой ребенок. Он аккуратно покачивал его, затем перевел взгляд на меня, и лицо его скривилось в злобной усмешке. Я был в состоянии глубокого оглушения от происходящего. Ноги стали ватными, руки не шевелились, я мог только смотреть на него, и быть беспощадно пожираемым этим страшным взглядом. Я постепенно стал приходить в себя, но в голове звучал лишь один вопрос. «Как он мог снова появиться здесь?»
Гулким эхом эта фраза отдавалась в моей голове, с каждым разом лишая меня спокойствия. Просто смотреть на него и дальше было невозможно, ведь он мог причинить вред моему ребенку. Я приблизился к нему, и с силой вырвал дитя из его цепких рук. Удивительно, но впервые за все время он вдруг стал вполне осязаемым. В ответ он толкнул меня, и я повалился на пол едва не выпустив младенца из рук.
Его агрессия теперь была не только во взгляде, он теперь мог дотронуться до меня, а значит и причинить вред мне, моей жене, и ребенку. Меня окутал страх. Я вскочил на ноги, и бросился вон из комнаты. Контролировать себя было мне не по силам. Меня охватила жуткая паника. Я выбежал из дома в теплую ночь, и что было сил бросился бежать с ребенком на руках. Иногда я оборачивался, и видел, что человек в очках следует за мной.
Он вроде бы не сильно спешил, но тем не менее был с каждым разом все ближе. Этот ночной бег казался мне вечностью, но его оборвал гул полицейской сирены. Патрульная машина, проезжающая мимо, очевидно заметила меня, и начала преследование. Меня догнали, отобрали ребенка, я пытался помешать, но получил удар дубинкой по голове, и потерял сознание.
Меня арестовали, и после ряда психиатрических экспертиз установили, что я опасен для общества, и могу нанести вред людям находящимся рядом со мной. Как же мне, черт возьми, было объяснить им всем, кто опасен на самом деле? Чем больше я пытался разбудить истину в их головах, тем больше они убеждались в моем расстройстве психики.
Меня упекли в психушку. Мой рацион медикаментов состоял из огромных горстей самых разных таблеток, от которых, по их мнению, мне должно было стать лучше. Моя жена приходила меня проведать, но со временем мне самому перестало хотеться ходить на эти свидания, потому что я читал в ее глазах страх и неприятие меня, как будто она приходила только из чувства долга. Я не мог этого вынести. Человек в очках все так же являлся мне каждый день, и продолжал медленно уничтожать меня своим взглядом. Моя жизнь превратилась в цепочку одинаковых, ужасных дней в стенах этого страшного заведения. Вне всяких сомнений, я полностью признал его победу над собой.