Заключительная "кода" книги, сноска на её последнюю фразу, оказалась с опечаткой. Очень, как говорится досадно, но да ладно. Случайности, как уже принято говорить в узких кабинетных кругах, движитель прогресс. Опечатана известнейшая фраза Карла Маркса из самой его известной статьи Маркса "Тезисы о Фейербахе". Скорее всего, но сноска принадлежит не Зигфриду Кракауэру (1889-1966), а редакции. В сноске сказано, что последнее суждение автора есть"аллюзия" к данному тезису. У Маркса было: "Философы лишь различным образом объясняли мир", но в опечатанном виде оказалось, что философы и раньше тоже "изменяли". То есть, дело в том, что мир надо бы изменить, но и раньше философы тоже изменяли. Маркс так не говорил, но это правда: раньше тоже изменяли. То есть, так или иначе кабинетные ученые изменят Маркса, стараясь ему не изменить уж совсем.
Кракауэр рассматривает интересное ему явление с марксистских позиций. Служащие, то есть, нечто для марксизма "between two stools" - объект внимания автора. Походя марксизм оценивал эту группу то как мелкую буржуазию, то как прослойку, то как средний класс. Но Кракауэр делает это не походя, а скрупулёзно и даже с пристальным интересом. Он даже предупреждает читателя, что тот совершит с ним путешествие более увлекательное, чем в дебри Африки.
Во всяком случае это то, что очень неожиданного для социального исследования, хотя автор здесь и не первый, так как ссылается на некоторых своих предшественников.
Служащие изнутри - это некто-нечто с "морально-розовым цветом кожи". То есть, исследование заходит в новую для социологии область, и это новое, стало быть, открывает странное и непривычное для марксистской парадигмы.
"Служащие" - такие же "пролетарии" в плане собственности. Заработки их порой даже и ниже, чем у рабочих, их будущее с угрозой увольнения роднит их с рабочими у станков, но совсем иной их "внутренний мир", их "производственное бытие".
Вот один из начальствующих информаторов отмечает, что служащие, пришедшие в этот "прослоечный класс" служащих из разорившихся буржуа, "в массе своей все же более образованны". Исследователь Отто Зуру в своей работе "Жизненный уклад служащих" констатирует, что "служащий на культурные потребности расходует больше, чем на квартиру с отоплением и освещением, одежду и бельё". Знаменательно, что к "культурным потребностям" наряду со здоровьем, транспортом, подарками, помощь родным и близким, он относит табачные изделия, рестораны, культпоходы и общественные мероприятия. То есть, "служащий" живёт чем-то условно называемым "культурой". Кракауэр иронично называет это "стремлением жить в блеске и рассеянии".
Элита этому стремлению не препятствует, более того (процитируем афористичное утверждение Кракауэра): "Ей нетрудно поддержать в служащих веру, будто рассеянное существование одновременно есть и высшее".
То есть, исследование показывает, что "класс служащих" обладает весьма неожиданной для, как нередко выражается Кракауэр, "вульгарного марксизма" специфичностью. Здесь вспоминаются наблюдения Дьёрдя Лукача в его "Теории романа", где изображается "трансцендентальная бездомность" этой массы служащих. Эта кафкианская "масса" отличается от рабочего пролетария тем, что она духовна бездомна. Можно было бы возмутиться опусканием "марксистов" в дебри идеализма, но Кракауэр опирается не только на эрудированных философов, но и на сухих социологов. Мелкий служащий, поучаствовавший в соцопросе, на вопрос почему между рабочими и служащими пропасть, отвечает: "Главным образом, потому, что каждый хочет казаться чем-то большим, чем он есть".
"Культура", к которое устремлен Die Angestellten, похожа на свет, который "скорее ослепляет, чем освещает". Повседневность такого служащего-мещанина заполнена витринными украшениями. Автор живописует центр развлечений "Хаус Фатерлянд", где царит царская обстановка, и который очень напоминает современных ТЦ с их кинозалами, детским игровыми площадками, кафетериями, эскалаторами, фонтанами, витринами блестящего барахла. То есть, Кракауэр находит образ той "фабрики", которая создаёт "морально-розовую видимость". Хотя способность заглотить иллюзии "Фатерлянда" зарождается уже в реальном производстве, на служебном месте служащих. Там, благодаря умственному труду, инвестированному в технические средства, от обслуживающего персонала которых уже и не требуется знаний, возникает ситуация, почти сюрреалистическая: операторам машин вообще ничего не надо знать, кроме посещения коммерческой школы...
Один из информантов вспоминает: "Мне известен случай, когда банковский служащий, переведенный на работу с машиной, через два дня взял и уволился". Чеховски лаконичная история о "последнем из могикан" старого доброго капитализма. ..
Личность не продуцируется на службе, где работа всё чаще превращается в частную функцию. Леммингово неосознанной тоске о чем-то возвышенном предлагается перенестись в сферу спорта. В 1929 году ещё нет безбашенного племени фанатов, нет кёрлинга, но спорт есть, он натуральный,"любительский", соревнуются сами рабочие и служащие. Он служит орудием деполитизации, поэтому он масштабен.
Автор присоединяется к выводу Джейкоба Маршака: "Не смотря на то, что сегодня капиталистические прослойки разделяют судьбу пролетариата. большинство их представителей все ещё не отказалось от своей буржуазной идеологии". То есть, известная закономерность "бытие-сознание" не срабатывает: "Место этих слоев в экономическом процессе изменилось, их среднесословное мировосприятие осталось". Некоторые, становясь пролетариатом, не становится оным в "прогрессивном" отношении, а напротив
сохраняют и создают "цеховую замкнутость". Причем эта новая когорта ещё хуже "высокого начальства"...
Картинки Кракауэра напомнят нам идеологии "общества спектакля", "общества потребления", которые возникнут позже и актуализируется в России уже в конце 20 века. Но уже и тогда в 1929 социолог наблюдает, что конфекционер (продавец готового платья) и артист кабаре имеют много общего. Их миссия - мельтешить, создавать туман пестротой цветных иллюстраций, рекламой, сияющими витринами.
Это "новое племя", не желающее знать "объяснений и изучений", желающее лишь практики и вещественности, способной изменить текучку рутинных будней, эту свою материальную среду получает-таки, но "главным отличительным признаком новой вещественности как раз и является то, что она фасад, за которым пустота".
Служащих фирмы приветствует плакат: "Поздравляем с новым 1929 годом и желаем также и в новом году добиваться успехов в совместной работе в составе целеустремленного трудового сообщества!" Мы же сегодня обращаем внимание именно на дату, чтобы посчитать сколько оставалось до пришествия Гитлера.
Где-то в середине очерка автор упомянул художника немецкого Генриха Целле, изображавшего этот социум графически и живописно. Мир Целле, если сравнить его с миром "Хаус Фатерлянд" , то эта пара окажется похожей на пару Шариков- Преображенский из "Собачьего сердца". Повесть Булгакова, кстати, написана в ту же эпоху, что и исследование Die Angestellten. Преображенский - это как бы "сияющая высота", покрывающая мир "желающего казаться чем-то большим" Шарикова. Экранизация Бортко, увы, оказалась на стороне "честной компании", не желающей объяснять, а желающей "рассеянного блеска", что говорит об актуальности идей Зигфрида Кракауэра по сею пору.