Мерный стук колёс действовал успокаивающе. Она взяла билет, села на поезд и уехала… от всех, прежде всего, от себя. Никто и не заметил её ухода…, только маленькая собачонка, которая кормилась из её ладони, почувствовала это. Собачонка была странной: маленькой, лохматой, с запутавшейся в клочья шерстью. Она одна любила её той беззаветной любовью, на которую никто из людей не был способен. В редкие минуты, когда хозяйка садилась за фортепьяно и играла, собачка вытягивалась вся и пела. Да, пела. А потом не могла никак успокоиться… Её чёрные-пуговки глазки наполнялись слезами. Казалось, она знает то, что не знают люди, только не может высказать. Её никто и не спрашивал. Доверительные отношения с хозяйкой были настолько крепкими, что казалось они понимают друг друга с полувзгляда.
Однажды, когда хозяйка пришла домой, она не услышала привычного лая. Собачонка, скукошевшись, лежала бездыханно в помойном ведре: она сама выбрала посмертную себе обитель… Хозяйка похоронила её во дворе, рядом с помойными контейнерами. Первое время, она часто навещала скромную могилку подружки, потом - всё реже. Маргаритку, которую она посадила на могилке, выдернули с корнем, а голуби склевали всё, что она приносила в память о собачонке...Странная штука – время. Оно никого не щадит, но время не властно над душой, которая всегда остаётся юной, трогательной, такой ранимой. Хозяйка вспоминала свою верную подружку, которая была, если так можно сказать, «недосучкой» : Мика (так звали собачонку), не любила противоположный пол и никого к себе не подпускала. Вопреки природе. Многие желали бы поиметь её, тибетскую «терьершу», но она, лохматая как дворничиха после похмелья, огрызалась на всякий комплимент, выпущенный похотливыми псами. Она пользовалась успехом, но ни одному не отдалась, храня девственность и «целомудрие».
Мика ушла, не попрощавшись… Хозяйка, которая привыкла быть главной, почувствовала, что умерла часть её самой. Она варила себе суп и ела из миски Мики, спала на подушке, набитой собачьей шерстью, вдыхала собачий аромат маленького комбенизончика собачки и от этого ей становилось легче коротать дни, в которых не было никакого смысла. Хозяйка была так одинока, что по ночам заливалась собачьим воем . Длинные скомканные чёрные волосы закрывали лицо, а глаза, красные и вспухшие от слёз, напоминали щёлки старого комода, в котором хо она хранила свою молодость. Это были письма, старые фотографии, нехитрые поделки. Всё ушло. Без сожаления. Только Мика была той странной её частью, без которой она не могла существовать.
Она решила завести новую собачонку, такую же Мику, с такими же пуговками - глазками. Ей это удалось. Квартира наполнилась собачьим визгом и таким странным пением, что соседи по квартире не могли понять: что это? Но счастье было не долгим. То же мусорное ведро… и та же бездыханная Мика…
История повторилась с точностью до невозможного. Нет слов, чтобы описать горе хозяйки, ставшей, подобно Микам, точь в точь похожей на них.
Если вы пройдёте мимо старой женщины в стоптанных туфлях и огрызающейся на простое обращение к ней, пожалейте её, ведь это та самая Мика, которая больше жизни любила свою хозяйку…, не желала иметь детей…, не отвечала взаимностью ей подобным.
Она взяла билет в один конец, села на поезд и уехала ото всех, прежде всего, от себя… А собачонка осталась. Тоже Мика.
* - напечатана в 11 томе Альманаха "Писатель года" 2017.