Маргарита Павловна не любила розы. И даже когда муж, нежно любимый Костик, утром в день её тридцатилетия положил на подушку пышный букет, традиционно алый символ страсти, она с трудом натянула кривоватую улыбку. Попыталась ощутить радость, напряглась, прислушалась к внутреннему голосу. Голос тоскливо постанывал и собирался заплакать. Благодарный поцелуй вышел суетливым и безжизненным. Преодолевая сопротивление модной дорогой упаковки, Маргарита поспешно затолкала жёсткие стебли в вазу и ушла чистить зубы.
Когда Маргарита была маленькой, ей верилось, что все цветы равны, и каждый красив по-своему – так и бабушка говорила. На даче у бабушки каких только красот не было. Пышные георгины, белые, словно облака, и тёмно-бордовые, как королевская мантия, пахли старинным золотом и грозовыми тучами. Так Рите казалось. От весёлых ромашек, что гнездились у голубого штакетника, веяло ржаным полем и стиранным ситцем. Солидные бархатцы пахли городом – тёмно-бордово с прозеленью дождя. Бархатно и лилово благоухала мальва. А скромные оранжевые настурции внезапно окутывали таким чудным ароматом, будто родился он в самых сладких солнечных снах. Запахи цветов сплетались в дивное благоухание, в котором солировал пряный дух переспелых яблок, уже оттеняемый горьковатой ноткой первых опавших листьев. Если бы какой-нибудь хитроумный парфюмер спустя столько лет взялся воспроизвести этот опьяняющий коктейль, Маргарта, не раздумывая, отдала бы за флакончик всю свою скромную зарплату лишь для того, чтобы закрыть глаза и на доли секунд ощутить беззаботность детства.
– А Женька сказала, что царица цветов – роза! – рассказывала семилетняя Рита бабушке. – Мы в садовника играли. Я садовником родился, не на шутку рассердился,
все цветы мне надоели, кроме… м-мальвы! Знаешь такую игру?
Бабушка кивнула.
– Так вот Женька и говорит: «Я теперь всегда буду розой, потому что царица цветов – роза!»
– Может быть, и роза, – соглашалась бабушка. – Только разве царица всегда самая красивая? Да и шипов на ней – полно, руки исколешь.
Рита задумалась, тут же вспомнив злую царицу-мачеху из сказки о мёртвой царевне и семи богатырях, которую ей вслух читала мама. Злые и заносчивые никогда не бывают самыми красивыми… Так уж во всех сказках заведено.
– Смотри, – позвала бабушка, – какие астры распустились. Первый год такие пышные.
В углу палисадника дружно угнездилась стайка ярких махровых шариков – жёлтые, белые, розовые и даже – фиолетовые! Нежные лепестки и пахли волшебно – затухающим костром, лесной тропкой, закатом с самыми тёплыми нотками осени.
– Ух ты! – так и выдохнула Рита.
– Ну так что, выбрала цветы для учительницы? – улыбнулась бабушка, зная ответ заранее.
Покачиваясь на ветру, астры будто кивали Рите головками: «Выбери, выбери нас!»
– Выбрала!
Утром первого сентября Рита открыла глаза, села на кровати и увидела на столе пышную охапку разноцветных астр в широкой вазе. «Сегодня! – вспомнила она. – Сегодня в школу!» И эта мысль словно подхватила Риту – она мигом вскочила с постели и подбежала к столу. Цветы были аккуратно завернуты в хрусткий полиэтилен, который бабушка сберегла специально на этот случай ещё с маминого дня рождения: «Разве можно такое добро выбрасывать?!». В лучах солнца сияла блестящая упаковка, сияли и яркие астры, все в каплях росы и совсем ещё свежие. «Астра – означает звезда», - вспомнила Рита.
На завтрак вместо привычной каши мама приготовила бутерброд с докторской колбасой и достала с верхней полки шоколадку в сиреневой обёртке. Волосы приятно тянули два туго завязанных капроновых банта. День был до того особенный, что даже дух захватывало.
«Первокла-а-асник, первокла-а-асник, у тебя сегодня пра-а-а-аздник!», – голосил из школьных окон шуршащий магнитофон, пока ребята собирались на линейку. Незнакомая строгая женщина выстраивала первоклашек в первый ряд. Родителей оттеснили шумные высоченные старшеклассники, и Рита взволнованно вертела головой, пытаясь найти маму, отчего её белые банты цеплялись за букет какого-то мальчика и шуршали слюдяной упаковкой. «Эй, ты мне все цветы помнёшь!» Рита обернулась и увидела знакомое веснушчатое лицо – рядом с мальчиком стояла Даша из первого подъезда. Девочки переглянулись. Даша кивнула на сердитого соседа и прыснула от смеха. Рита тоже улыбнулась. Ей сразу стало спокойнее, ведь она уже была не одна. Первая её школьная подруга стояла, собрав в кулак свои длинные рыжие косы. «Мальчишки дёргают, надоели - страсть!» – объяснила она. В другой руке она держала букет оранжевых лилий. «Это у нас на даче растут, - продолжала Даша без остановки, поймав Ритин взгляд. – Тигровые называются. А это Машка. У неё щенок есть, эрдертерьер».
- Эрдель-терьер, - поправила с расстановкой Маша, которая стояла рядом и, словно из-за куста выглядывала из-за высоченного букета алых гладиолусов. И сама она была, как гладиолус – на голову выше всех, с высоким, плавно колышущимся бантом на макушке и вся в рюшах.
- А у меня такса Люська и кот ещё у бабушки, - сообщил мальчик, стоявший в первом ряду и пытавшийся поразить своего соседа букетом, словно шпагой. Его ромашковое оружие было такое же растрёпанное, как и его русые космы.
Галдящую толпу ребят окутывал цветочный аромат. Каждый принёс для учительницы особенный букет, заботливо собранный мамой или бабушкой, и с высоты птичьего полёта школьный двор напоминал клумбу.
- Смотри, смотри! – шепнула Даша, легонько толкнув Риту в бок. – Вон там у девочки та-аки-ие розы…
Рита повернула голову и залюбовалась. Прямо перед ней вдоль нестройных рядов шла женщина, будто сошедшая с экрана телевизора. Платье на ней было, какое только в Санта Барбаре увидишь, и такого цвета, которому Рита и не нашла названия. Ниточка жемчуга, крошечная сумочка, мягкие каштановые локоны, небрежно собранные на затылке. Другие мамы с ядрёными химиями и в цветастом вмиг поблекли и осунулись. За руку женщина вела девочку в красивых бантах, а та несла букет. Нет, не букет, а целый букетище тёмно-красных бархатистых роз на крепких длинных стеблях, связанных алой шёлковой лентой. Такие розы, как на подбор одинаковые, Рита видела в витрине цветочного магазина. А мама говорила, что привозят их самолётом из-за границы. Девочка с розами с интересом посмотрела на ребят и не ответила на Ритину улыбку.
Вдруг музыка стихла, старшие зашикали, а в центр площадки вышел грузный пожилой мужчина и прокашлялся… «Тихо, директор!», - шикнул незнакомый голос откуда-то сзади и сверху. Директор говорил долго и монотонно. Рита пыталась прислушаться, но её всё время отвлекали Дашка и мальчик с ромашками, толкаясь и дёргая друг друга. Когда директор, прихрамывая, ушёл, на его место выбежала тряпичная лошадь, сделанная из двух ребят, и Петрушка, весь в разноцветных заплатках. Петрушка гонялся за лошадью, смешно падал, вскакивал и махал руками. А лошадь брыкалась и ржала звонким мальчишеским голосом. Потом на середину площадки робко вышли две девочки и мальчик, у которого отчётливо дрожали коленки, и читали длинные и трудные стихи и хмурились.
- А теперь… прошу будущих выпускников… проводить наших самых маленьких учеников… в их первую классную комнату, - размеренно и торжественно произнесла необъятная дама с высокой дулей на голове. Рита видела её впервые, но услышала, как старшие произнесли «зауч». «Наверное, эта тётя любого может заучить до смерти», - подумала она.
Снова началась суматоха. Одиннадцатиклассники по одному и по несколько подходили к взволнованным первоклашкам, брали кого-то из ребят за руку и вели в сторону школы. Рита вдруг испугалась, что её забудут или что ей не хватит старшеклассника. Тем более Даша уже шагала за руку с красивой светловолосой девушкой.
- Тебя как зовут, кнопка?
На девочку сверху вниз весёлыми глазами смотрел высоченный старшеклассник.
- Гладкова… Маргарита.
- Держи! Это тебе, Маргарита!
Парень протянул ей букет густо-бордовых георгин. Упаковки на нём не было, и красноватые стебли оказались тугие и прохладные.
- Давай руку!
С трудом ухватив два букета одной рукой, Рита робко протянула руку. Ладонь у провожатого была тёплая и шершавая, и девочке стало спокойно. В классе она стала искать глазами Дашу, чтобы сесть с ней за одну парту, но место рядом с ней уже заняла девочка с розами. Даша положила свой портфель на свободное место рядом с беспокойным мальчиком. Его она уже запомнила.
- А почему у тебя два букета? – спросил он.
- Мне сейчас… подарили, - поделилась Рита.
- Ты чего выдумываешь? Цветы дарят у-чи-те-лям.
Внезапно класс затих – вошла учительница и смерила ребят строгим взглядом, так что даже мальчишки на последней парте примолкли. У неё был серый костюм и такие же серые волосы, коротко постриженные. И держалась она очень прямо, будто к спине у неё была привязана доска.
- Меня зовут Мария Константиновна, дети. Это нужно запомнить, - проговорила она, прошла за учительский стол и опустилась на стул. – Через пять минут начнётся занятие. Приготовьтесь.
- Марина Константи-ина! – тут же вскочила со своего места Даша и подбежала к учительнице. – Это вам!
На учительский стол рухнул пышный оранжевый букет. И тут же самые шустрые ребята, как по команде, повскакивали со своих мест и наперегонки устремились к учительскому столу с букетами наперевес.
- Мария! – учительница встала и посмотрела так строго, что бегуны застыли на месте. – Мария Константиновна! Впредь, будь, пожалуйста, внимательна.
Дашка сжалась и отпрянула.
- Дети! Вы почему встали без разрешения? Отправляйтесь на свои места.
- Но мы хотели вам цветы подарить, - робко заметил мальчик с последнего ряда.
- Это похвально, - смерила его взглядом педагогиня. – Но! Подумайте, зачем мне столько цветов. У меня, если хотите знать, однокомнатная квартира.
Мария Константиновна прошлась между рядами, оглядывая парты.
- Дети! Мы с вами эти цветы возложим к мемориалу героев Великой Отечественной войны. После урока. А я возьму всего несколько букетов. Надо реально смотреть на вещи. Вот этот, например. Спасибо, Алиночка.
Учительница перекинула через локоть шикарные бархатистые розы.
- И этот.
Слюдяной упаковкой захрустели белые хризантемы. Маргарита посмотрела на свои разноцветные астры, и подумала, что учительница ну точно не пройдёт мимо. Разве может рука не потянуться за такими солнечными, леденцово-яркими, пушистыми шариками? Как хороши они будут в большой учительской вазе. Как будут пахнуть костром и тропами, рассветом и осенью. Мария Константиновна вдохнёт их аромат, улыбнётся и станет не такой строгой. Поравнялась с Ритиным столом, учительница скользнула по нему невидящими глазами и прошла мимо. Волшебство рассеялось. Звёзды поблёкли.
До звонка учительница успела налить воды в вазу и с трудом уместить в неё четыре букета. Потом она долго что-то говорила, писала на доске, водила руками. Рита изо всех сил старалась не заплакать, и наконец, буря внутри утихла.
Когда прозвенел звонок, Мария Константиновна велела строиться парами, чтобы идти «на возложение». Сосед по парте, которого, оказалось, зовут Вовка, не хотел идти строем, как все ребята, зато хотел поразить противника мешком со сменкой, за что получил строгое замечание, а потом показал учительской спине язык. И почему-то Рита развеселилась, хотя это было неправильно.
Нестройная змейка первоклашек даже под строгими окриками никак не хотела превращаться в траурную процессию, но в сквере, на подходе к памятнику, ребята невольно притихли, следуя за серой фигурой. Живые цветы, как и положено, были отданы неизвестным мёртвым солдатам – машинально, по указке, без осознания.
Рита положила на серый гранит неуместно яркие шарики и отошла в сторону, к ребятам.
- Гладкова! – услышала она за спиной, когда вновь строились парами. – Ты почему цветы не возложила?
Упругие стебли георгин всё ещё холодили руку.
- А это мне… старшеклассник подарил. Я хотела… домой взять.
- Ну-ка не выдумывай! Иди и возложи, как все.
Рита покорно побрела к гранитной плите, слыша за спиной смешки ребят. Бордовые бутоны опустились на пёстрое цветочное месиво и вмиг затерялись среди ненужных, брошенных цветов. Одинаковые мальчики и девочки – чёрный низ, белый верх – парами пошагали к школе.
Тридцатилетняя Маргарита, включила воду в ванной на полную. Как-то сразу всё нахлынуло. Идти на пустую ненужную работу, в чёрно-белом. Жёсткий пиджак, неудобные туфли. Коллеги подарят, как положено, красное и колючее и сунут замусоленные деньги в конверте. Вечером придёт свекровь в сером и накрахмаленном, подарит полезное, будет смотреть оценивающе, говорить скупо и улыбаться натянуто. И она, Рита, послушно склонит голову и станет отвечать, как положено и терпеть, как все. Когда? Когда это случилось, что из живого садового цветка она прекратилась в стандартную магазинную розу? Неужели в тот самый день?
Рита села на пол и, сдерживая рыдания, больно прижимая пальцы, безуспешно щёлкала шпингалетом.