Роман со стихиями. Продолжение

Наталия Ланковская 2
===============

     В Тикси водопровод действовал только летом. И в домах в то время водопроводов не было, а были колонки на улице, одна на несколько домов. Осенью, с началом морозов, колонку снимали, и воду развозила машина с цистерной, водовозка. Она приходила раз в неделю, и люди на целую неделю запасались водой, наполняли ею все имевшиеся в доме ёмкости.
     В такой же цистерне привозили нам воду в лагерь и в Северном Казахстане. В Кокчетавской области. Рядом с нашим лагерем было огромное озеро - огромное, как море. Но в нём, как и в море, вода была солёная, пить не годилась.
      В Геленджике мы пользовались колодцами во дворах...
      Тут мне вспоминается, как мы в нашем дворе поливали цветы и всякие грядки.
      В нашем доме всегда собиралось много народу - родственники и друзья семьи со своими семьями; и друзья друзей и родственников, тоже с детьми: Чёрное море, фрукты, юг... Шумно было у нас и весело! И вечером, перед самым закатом солнца, становилось особенно весело и шумно.
     Старшие мальчики черпали воду из колодца. Воротом они пренебрегали. Забирались на цементный край, лихо забрасывали в колодец ведро на длинной верёвке и лихо выбирали потом эту верёвку руками. Девочки и мальчики помладше становились в очередь со своими вёдрами. Вода переливалась из ведра в ведро, подобная жидкому стеклу. Водоносы несли эту воду к грядкам и переливали её в лейки; а лейками владели мама и избранные из старших девочек. Из леек вода текла - уже не потоком, а множеством серебристых струек - на грядки. На цветах и на всех прочих растениях в лучах заходящего солнца вспыхивали капли-огоньки, а земля чернела и сильно пахла, и издавала какой-то свой особенный звук: она и пила, и вдыхала благословенную воду...
      Но для питья человеку колодезная вода у нас была не очень хороша. Наши горы сложены из мергелей, потому в воде много было всего растворено, и она была солоноватая. Так что за питьевой водой мы ходили к колонке в соседний двор. Бывало, что в колонку воду не подавали. Тогда мы брали вёдра и шли к морю. Не за морской водой, конечно - за родниковой. В те времена берега ещё не были забраны в цемент. Это были скалистые берега; а в прибрежных скалах были гроты, и в тех гротах жили роднички. На стенке грота, по которой струилась родниковая вода, росли пресноводные водоросли. Вода текла по этим водорослям и казалась, в зависимости от их цвета, где-то зеленоватой, где-то красноватой, где-то с желтизной. Но, срываясь вниз с маленьких выступов, она становилась чисто серебряной, и под эту серебряную струю мы подставляли свои вёдра...
     А на Шпицбергене, помню, вода свергалась в море настоящими водопадами. Прибрежные скалы там крутые, высокие, и вода стекает широко и шумно. Да так, как стекает, так и застывает потом, к зиме, когда ударят настоящие морозы. И свисают со скал до самого пляжа ледяные потоки; а между потоком и камнем скалы - пустота...

============

     Как странно, когда вода, бегучая, текучая, вдруг превращается в лёд, в подобие камня! Впрочем, она уподобляется камню не вдруг. Сначала она ещё сохраняет какое-то время свой привычный облик; сначала, вокруг ещё бегущей струи, вскипают ледяные пузыри; озябшие струйки застывают кудрявыми весёлыми гирляндами; и солнце, холодное, но ещё яркое, вспыхивает в них, придавая видимость движения. Но вот ударили морозы посильнее, а солнце, тускнея, уходит потихоньку за горизонт. Надвигается долгая зимняя ночь - и вода замирает...
     Я помню, как на острове Большой Ляховский наблюдала из окна моего балка медленное замерзание моря. Оно не хотело смиряться, оно бушевало, и волны вздымались и пенились, и обрушивались на берег, казалось бы, с прежней мощью. Но вода становилась всё тяжелее, насыщалась ледяными кристаллами и корками, их становилось всё больше; они срастались между собой, образовывая ледяные островки, острова, целые ледяные полянки... поляны... пустыни... И вот уже не видно волн, и голоса моря не слышно; и белый снег падает с неба на лёд, снег, снег, снег...
    Этот первый ранний снег, он и на Севере  тёплый, добрый, ароматный. Он отлично лепится, из него можно скатать огромный шар, можно вылепить снеговика или какого-нибудь зверя; можно выстроить снежную крепость или целый снежный город; можно просто катать маленькие мячики-снежки. А вкусный он какой! Пресный-то он пресный, а вкусней мороженого, честное слово! Кто понимает, конечно.
     Но с морозами снег становится жёстким, сухим, колючим, недобрым. И ничего-то из него уже не вылепишь...
     А потом начинаются пурги. Снег поднимается с лёжки и обретает движение - быстрее, быстрее; он точно кочует куда-то - быстрее, быстрее; свирепой, свистящей и вопящей ордой - и лучше не вставай у него на пути: это смерть...
     После первой же пурги снег превращается в твёрдый наст и, как лёд, уподобляется камню. В полярные ночи, под звёздами и луной, под волнами северного сияния, он, как те каменные своды в пещере, вбирает в себя любое свечение, насыщается им и живёт - весь в глубоких тенях и в фосфорическом сиянии... Боже, как это красиво! Кто видел - не забудет...
     Мы в детстве рыли норы в этом снегу, норы и целые тоннели. Забирались туда, зажигали там свечи и часами жили в этих норах, пока нас оттуда не вытащат и не погонят домой - обедать, уроки делать, заниматься всякой ерундой...

      (продолжение следует)