Валерий Венда
Одна из страстей Хрущева была целина. Туда было направлено много людей, техники и средств.
В 1957 году я заканчивал третий курс. Райком комсомола обратился к студентам-энергетикам с призывом провести лето на целине.
Съездил я в родной Крым на недельку и с неохотой отправился обратно в Москву. И отдохнул совсем недостаточно. И беспокоила поврежденная спина при неудачном входе в черноморскую воду с высокой скалы. Но надо было ехать.
Дело было вроде бы и добровольное, но попробуй, увильни, найдут, к чему придраться, исключат из комсомола, и тогда прощай и вуз и карьера, и вся жизнь может пойти под откос. Так что смирись и делай вид, что доброволец.
Получило это название добровольно-принудительное участие в мероприятиях.
Провожали нас с большой помпой с Ярославского вокзала как настоящих целинников. Были и громкие пустые речи, и гремел духовой оркестр.
Разместили нас в приличном пассажирском поезде. С самого начала удивило нас, почему мы отправлялись с Ярославского вокзала, предназначенного для северных направлений, а наш путь лежал на восток. Причину мы поняли на запасном пути города Ярославля.
Там нас перегрузили в вагоны для скота. В таких мои родители ехали из Сибири в Крым. Почему-то эти вагоны называли теплушками. Может быть, потому что из всех щелей свистел ветер и холод был ночами адский. Пол вагона был завален соломой для нашего комфортабельного сна и отдыха.
Объехав Москву очень дальней дорогой, покатили мы на восток. Пункт назначения был город Павлоград. Был тогда такой в Казахстане. Ехали мы девять дней. Поезд наш был вне всяких расписаний, так что пропускал он не только скорые и пассажирские поезда, но и все товарные составы.
По-сути, днем мы стояли на запасных путях, иногда прямо в степи. Играли в футбол на просторах огромной страны. Ночами тряслись от холода и езды на большой скорости.
Наконец, приехали в назначенный совхоз. Директор совхоза подивился гостям, сказал, что такую помощь не запрашивал и в нас не нуждается. Барак нам все-таки выделил. Набили мешки сеном, положили на пол, получились постели.
С первого же дня поняли, что нас ждет голод, потому что нас на довольствие не поставили, и в совхозной столовой кормить такую ораву отказались наотрез.
Среди нас были китайские студенты. Они прибежали с прогулки радостно возбужденные. Они увидели в степи много сусликов и сказали, что теперь мы не пропадем, они нас накормят. Мы восприняли это как шутку, но сусликов от нечего делать наловили дюжины три.
Дело было нехитрое. К отнорку приставляли сумку-авоську, натянутую на проволочную рамку, а в норку лили воду. Суслики сами впрыгивали в авоську. Китайцы ободрали сусликов, сложили в чан и долго варили. Потом они их разложили по тарелкам и пригласили нас на пир.
Есть хотелось ужасно, но никто из нас себя не переборол, и полакомиться сусликом не решился. Для нас эти грызуны ассоциируются с крысами и потому съедобными никак считаться не могут.
А наши китайские друзья уминали зверьков с удовольствием, которое по своей традиции выражали громким чавканьем и мурлыканием. Преподали они нам урок, показав, что они даже в скудной степи выживут. Только проку от этого урока нам не было, сусликов мы есть не научились.
Потребовали мы от директора совхоза наладить нам питание. Он наотрез отказался и предложил нам уезжать восвояси. Наш комсомольский предводитель показал директору официальную путевку ЦК комсомола и заявил, что мы приехали сюда трудиться на благо страны.
Хотели мы устроить забастовку, но, поскольку работы у нас никакой не было, то и бастовать было бессмысленно – никто не обратит внимание.
Наняли грузовик, поехали в райцентр, нашли райком партии и потребовали встречи с первым секретарем. Тот нас выслушал и срочно вызвал директора совхоза. Приказ партбосса гласил: обеспечить нас работой, едой и каждый день выдавать нам одного барана для усиления питания.
В качестве работы нам поручили копнить солому, которая остается после обмолота колосьев в комбайне. К каждому комбайну прицепили копнитель, это такая телега с высокими сетчатыми бортами. В копнитель попадает солома из комбайна. По бокам копнителя есть две подножки. На каждой стоит человек и уминает солому вилами. Когда копнитель наполнится, задние его ворота открывают и на поле вываливается копна соломы.
Работа на копнителе адовая, комбайн поднимает сзади себя непроглядную пыль, дышать совершенно нечем, все лицо залеплено ошметками колосков, то есть остяками, которые жалят, как осы.
Самое обидное было потом, когда мы увидели, что все копны, сделанные нами с таким трудом, директор приказал сжечь. Парень с факелом мотался по полю на мотоцикле и, словно фашист хаты в белорусской деревне, поджигал плоды нашего тяжкого труда.
Дело в том, что солому на целине есть было некому, скота там не было. В конце пребывания мы узнали, что съели последнюю небольшую отару овец, так и не дав ей возможность расплодиться.
Выходит, что трудились мы не просто зря, а во вред целинному совхозу. Зато районное партийное начальство поставило галочку в отчете об использовании студентов-целинников и за счет этого добилось расширения бюджета. Галочку о выполнении задания партии поставили, нам зарплату выплатили, премии себе выписали, копны сожгли и забыли о том, что мы приезжали.
Никому не нужные тащились мы в поезде вне всех расписаний долгие дни, простаивая на перекладных станциях, попуская всех, кто, как и мы, стремился в Москву. Только они кому-то были нужны, а о нас все забыли, кампания студенты-целинники уже была списана в проведенные, а, следовательно, и забытые до подготовки к следующему съезду партии.
Итоги нашей целинной кампании были плачевные. Стоило ли терять летний отдых, ехать за тридевять земель, чтобы сотворить соломенные костры и уничтожить последних баранов. Впрочем, наверное, подобным образом жил и работал весь Советский Союз в хрущевские времена, бросая все свои силы на воплощение абсурдных идей бесноватого вождя.