На высокой круче, над рекой широкой стояло дерево. Зелёное, раскидистое, могучее. И свисали ветви под тяжестью налитых плодов.
А на вершине сидел кот-баюн.
На самом деле то был кабан-свистун, но снизу не разберешь. Народ подходил, привлеченный тяжестью плодов, и кабан свистел. Человек голову задерет, а ему с верхней ветки как прилетит! Так и откроется закон всемирного тяготения.
Как свистнет лось, и покатятся камни со скалы. Дерево от свиста пряталось в землю, плоды делались окаменелостями. И летели в головы людям.
И недоумевали все: чё за ерунда приключается? Откуда лось? Да почто свистеть ему вздумалось? Особливо обалдевал кабан-свистун на верхушке дерева, в землю ушедшего. И творился весь беспредел муторный, доколе не вышел на опушку леса богатырь нетамошний.
Вышел богатырь на опушку, присел на корточки. Мутным взором огрел барана, съёжившегося на верхушке скалы, и заорал: "Я Джедай-бурда!!!". Что в переводе с богатырского означало: "Чё за чушь здесь творится псиная?! Кабан-свистун понять не может, дерево в землю ушло, а ты, ёжик, свистишь себе?!" И орал он так тридцать лет и три года. За те дни смутные закон всемирного тяготения открыли наново ещё семнадцать тысяч раз.
Но камни перестали-таки лететь людям в головы, и народ немного успокоился. Правда вопли в ночи богатырские поначалу несколько тревожили да смущали местных всех жителей. Но привыкли селяне вскорости. Стали даже предсказывать по ним погоду, судьбу, курсы валют и прочее. А зверек на вершине скалы стал местной достопримечательностью. Туристы стали валом валить, решили даже гостиницу строить. Стали для этих целей собирать камни, которые раньше в головы летели. Ибо, говорили, всему свое время.
И возвели люди крепкие стены, и накрыли крышей. И однажды глухой полночью страшный треск раскатился по горам и весям. Все сначала подумали в ужасе, а не треснула ли рубаха на пузе богатырском. Ибо много народ нёс подношений зверю-свистуну, но богатырь давно смекнул, как голодным не остаться. И повесил табличку на грудь: "Помогите кентавру-свистуну, потерявшему две ноги на бойне и чудом ускакавшему". И медалями бренчал "За лучшие удои в Недоеве" всех степеней.
Но то с треском прорвало крышу дерево с совершенно обомлевшим кабаном на кроне развесистой. Суррикат от ужаса со скалы сверзился, и едва не пришиб своим туловом богатыря раскормленного.
И узрел богатырь лик зверя, и обратился в камень. Зверь тут же поддался инстинкту и взобрался на новую скалу. Ничего, что ниже прежней, зато комфортной округлой формы. Местные жители во главе с туристами, которых крышей не прибило, прибежали на опушку, ибо кабан на вершине дерева орал благим матом и предсказывал экономический кризис. Народ стал собирать окаменевшие плоды и швырять ими в кабана, чтобы тот заткнулся и гадостей не пророчил. Камни, естественно, до кабана не долетали, ибо зело паче высокое было то дерево. Падали они обратно на землю, некоторые добивали недобитых туристов, а один упал на голову каменного богатыря, где отдыхала неведомая зверушка.
Увидали люди пакость свершившуюся. Закручинились пуще прежнего: «Эх, добро какое пропадает! До него куда скульптурам Церетелевским!».
И погрузили богатыря в КАМАЗ-длинномер, и свезли на детскую площадку. Там надели парик на голову и назвали теперь Снегурочкой. А зверёк тут же свил из кос гнездо, и стало ему ещё уютнее.
Разразившийся экономический кризис ударил по туристическому бизнесу, и недобитые туристы расползлись по городам и весям. Из добитых кабан с местными жителями наделали скелетов и продали в училища медицинские. И обогатились жители местные, и кризис пережили. Но всё равно отлупили кабана, ибо нет пророка на дереве своём. К тому же, предсказал он восстание Пугачёва, и не понравилось это народу. Хоть и вопил кабан, гнилыми плодами закиданный: "Я ошибся, не Пугачёва - Киркорова!". А меж тем слез и соболь с головы богатыря каменного, того, что давно прозвали Русалочкой в славном городе Попенгагене.
Отправился соболь в путь дальний, искать себе подругу по сердцу, ибо преодолел, наконец, кризис самоидентификации. И не тянуло его больше к суррикатихам, ни к енотихам, ни к пандам карликовым.
И кабан тем самым утешился и предрёк соболю разлив Енисея. А туристы вновь потянулися к дереву, слушать сказочки про расцвет грядущий экономики после пятисотлетнего кризиса. И когда вопрошали кабанчика. что так долго кризис протянется, отвечал он с великой мудростью: "Мне тогда уже будет по фигу".
А местные жители, наученные горьким опытом, построили новую гостиницу, без крыши. Обнесли ствол могучей оградою. И табличку строгую повесили: «Кабана не кормить нисколечко!» А скалу звереву тем более обнесли высоким забором и объявили местом поклонения. Для паломников отдельную гостиницу поставили.
Пытался богатырь пробраться под видом паломника в гостиницу, но его разоблачили. Сорвали с груди табличку: "Лось-странник" и тумаков отвесили. "Ах, ты, Борода с Евровидения! Нам давно ведомо, что соболь тем лосем был. Ибо соболь идентификацию завершил пушной своей личности. И теперь свободен от комплексов навязанных и питается индюшатиной!"
Объявили богатыря лосем-самозванцем и отправили в ссылку. Соболь стал героем общепризнанным. Хоть его с тех самых пор никто в глаза не видывал, о свершениях легенды рассказывают и слагают баллады величальные. А день, когда он со скалы слез и начал подвиг самопознания, объявлен всенародным праздником. Отмечается он в середине тринадцатого месяца. Народ в этот день ходит в касках, так как по традиции в небо подбрасываются камни и поется гимн: «Соболиный пух, жара, полынь, камни приносит с неба…»
Вернулся богатырь из ссылки. Надумал бизнес на религии делать. Поставил напротив кабаньего дерева зеркало и всем вещал: "Пророк наш, изображение его в тридцать-джи-качестве!" И туристы умилялись и плакали: "Как живой! Даже вертится и подмигивает!". И богатыря подкармливали.
И настала тишь да благость, слава соболю и крепким каскам строительным!