В далёкой Галактике, на затерянной среди звёзд планете, жила-была кошка. Построила дом в густой чаще, под шляпками местных грибов-исполинов. И жила. Днём сидела на балконе, любуясь морским прибоем. А ночами выходила на охоту, ловить медведей.
Однажды утром она вышла полюбоваться рассветом. И, приглядевшись, обнаружила, что морской прибой – это вовсе не морской прибой, а край нескончаемой пыльной бури. Кошка вышла из дома, чтобы поближе посмотреть на это чудо. Но у порога поджидал один из неуловимых медведей, который сказал, потирая лапы:
- Море-пыль. Еда-пыль. Чаща-это роща.
И в глубокой задумчивости кошка вернулась в дом. Так поразил её нежданный гость своим откровением, что кошка даже не съела медведя. «Я словно прозрела!» - изумлённо думала кошка и хлестала хвостом по полу. Она смотрела на берёзы в окне, и сердце наполнялось невиданной грустью. «И правда же, амбивалентный детерминизм учит: не бывает берёзовых чащ!». Она слышала это раньше от другого медведя, философа. Косолапый так заинтересовал тогда кошку, что беседа продолжалась часа три. В знак уважения кошка даже не стала играться с прошлым медведем, подбрасывая в воздух. Она сказала тогда:
- Ну и утомил же ты меня, философ недоделанный! Видала я таких умников в сублимированном виде.
После чего проглотила философа вместе со шкуркой. Шкурка была чересчур густая, и на несколько дней случился запор. Кошка сидела в лотке и размышляла о сущности березовых чащ, не замечая, как склонность к философии пропитывает ее по мере переваривания медвежьих потрохов.
Через несколько дней запор сменился диареей, и стало не до мыслей о вечном. Лоток был низким, в доме начался потоп. Ко всем напастям, в погребе завелись зайцы. Они сгрызли сетевой кабель, и кошка осталась без интернета. Зайцев кошка переловила мухоловкой и скормила рыбам, жившим в пыли. Рыбы были зрячие, и слышали хорошо. Просто очень тупые. И по-прежнему искренне считали, что плавают среди волн, а не барахтаются в пыли. Рыбы объелись зайцами и стонали, а кошка села читать Ницше. Фрейда она к тому времени дочитала.
Читать в темноте было тяжко. Электричество кончилось вместе с интернетом и прочими проводами.
Но тут кошка вспомнила, что прозрела. Прозревшим не нужен свет, они сами есть свет! Она пошла и объяснила, наконец, рыбам, что они рыбы и не могут жить в пыли. Осознав, рыбы дружно издохли в конвульсиях. Поймав очередного медведя, кошка долго доказывала ему, что он грозный могучий хищник и не является добычей мелкой пушистой кошки. Медведь долго сопротивлялся, в конце концов сдался под натиском неоспоримых аргументов и принял истину. Едва уйдя из когтей новообращенного, кошка взобралась на самый гигантский из местных грибов. И принялась просвещать на счет его грибности, гигантскости и прочей самости, не обращая внимания на отсутствие у гриба органов слуха, равно как и мало-мальски развитой нервной системы.
Так как медведей она есть перестала, зайцев опрометчиво скормила рыбам, а питаться дохлой рыбой не позволяла кошачья гордость, кошка оголодала. Первые дни было ещё терпимо. Три дня спустя грибы впервые заговорили с кошкой, сверзившейся вниз со шляпки. Кошка лежала в пыли и умилялась: «Какие милые грибочки! Или это галлюцинации?! Ах, не может быть!» И продолжала возноситься в нирвану прозрения. Но однажды, очнувшись с недожёваным зимним ботинком во рту, кошка поняла: что-то идёт не так.
- Ну что, жива? – прозвучало над самым ухом. – Зря, зря ты вчера экспериментировала с этими грибами. Говорили мы тебе… Эх! Да разве ж тебя остановишь? Безбашенная ты, одно слово.
Голос отдавался барабанным боем в голове, но при этом не лишен был некой знакомой приятности. Она застонала и попыталась вытолкнуть пересохшим языком набившуюся в рот гадость. Между тем голос не умолкал:
- С тобой быстро перестаешь чему-либо удивляться. Я было и перестал почти, да вот… ты удивлять не перестаешь. Зачем? Зачем?! Вот в чем вопрос. Я не удивлялся и не мешал тебе, когда ты совала голову в аквариум и пускала пузыри. Я бесстрастно наблюдал, как ты пытаешься закопать кролика в кошачий лоток. Спас его в последний момент…
Голос на мгновение смолк. И жалобно-укоризненно вопросил:
-Но зачем! Зачем ты пыталась сожрать мою любимую медвежью шкуру?