На Урефтах тишина. В предвечерних прохладных сумерках остывающим оловом лежит озеро. Ни лёгкой ряби, ни всплеска, ни чавканья. Поплавки замерли у неподвижных стеблей камыша с четырёх вечера и не пошевелились. Федорыч отчаялся и больше не желает дремать в лодке, поднывая, просится на берег, потому что в машине стоит корзина с ужином.
Спрашиваем Серёгу, будет ли он ожидать ночного клёва? Серёга как-то нервозно отвечает, что никакого клёва он больше ждать не будет, сейчас же сматывается и выплывает на берег. Ночью в озеро он не ходок.
Выплываем. И видим удивительную картину. По берегу ходит наш Серёга и собирает на локоть куски древесины. Пока мы, значит, с Федоровичем копошились, да из камыша выбирались, тот уже выплыл и проявил заботливость – на костёр дрова подсобрать решил.
Мы выходим на берег. Федорович с интересом смотрит на Сергея и достаёт из багажника машины мешок с дровами.
– Но ты всё равно неси, пусть лежат, чтобы в сад ночью не ехать, – говорит Федорович, расстилая полог и ставя в центр корзину со снедью.
На склоне лета вечера совсем короткие. Вот только что было сумрачно и – бац – стемнело. В пяти шагах ни черта не видать. За камышами то тут, то там вспыхивают электрические налобные фонарики.
Дед смотрит на Серёгу, с грустью уставившегося на тёмный проход в камышах.
– Ну не томись, выплыви. Я и фонарь дам, – говорит дед.
Серёга оборачивается к нему, и мы видим взгляд Дориана Грея, впервые увидевшего шрам порока на своём портрете.
– Ага, – отзывается сорокалетний Серёга, – я в озеро, а вы тут деду Анашкину нагрубите. И мне каюк, без дна и покрышки.
Мы смотрим на Серёгу, слегка недоумевая, в чём дело?
Дед Фёдорыч снедь разложил, огурчики порезал и посолил, поглядел на импровизированную скатерть-самобранку, оценил по достоинству и, ни к кому не обращаясь, сказал:
– Вредный был старикан. Хрен у него яблочко выпросишь. Мог из двустволки солью пальнуть за милую душу… Царствие ему небесное, – глянул на нас, – Что это вы на меня смотрите, как будто покойника увидели?
На Серёге лица нет, бледнее поганки.
– Так был, значит, дед?
– Был, – кивает Федорыч.
– Я не про то. Я в прошлом году про него слышал.
– Что ж про него можно было в прошлом году слышать, если он помер, мне семь лет было? А теперь семьдесят, – и Федорыч, весело крякнув и переведя дух, громко захрустел свежим огурцом.
– В том-то и дело, – Серёга подался вперёд и заговорщически зашептал, – Тут он. Не ушёл в царство небесное. Видели его в прошлом году…
Короткая немая сцена. А Серёга продолжал:
–Рассказывал мне мой друг. Тут же, может быть, даже в этом же самом месте, – и Серёга быстро оглянулся за спину в темноту, так что и мы с дедом невольно вздрогнули и вперились взглядами в антрацитовый мрак августовской ночи, И вздрогнули ещё раз, когда Серёга внезапно и громко выпалил, – В прошлом году рыбачили городские мужики.
Трое их было. Городские же, знаете, какие: с нахалинкой. Их так жизнь накрутила, что они и на природе всё время на понтах. Так вот. Первый мужик говорит: «Я прикупил такой привады, что только стоит мне выйти за камыши, так я всех обловлю». Второй отвечает: «Я и выходить не буду, встану у кустов шиповника и тебя в два счёта сделаю». А третьему, ему всё по барабану, он из офиса приехал побухать.
Спор, есть спор. Первый лодку накачал и за камыши. Второй удочки в руки, и к шиповнику. А третий ничего делать не стал, упал на матрас и лежит, хандру искореняет.
Третий наискоренялся, очнулся – сумерки навалились. И тишина стоит, вот как сегодня. Небо чистое, в редких звёздах. Комар гудит. Кузнечики стрекочут. Былинки не шелохнуться. Короче, мёртвая зыбь.
Тут приходит от кустов шиповника второй спорщик и кричит в камыши, что поймал полсадка. Тот, который в камышах, отвечает, что на закидушку ждёт карпового удара. А третий с похмелья кушать захотел. Только дров нет. Тогда он берёт топор, заводит свой «УАЗ» и в старый сад, что на северном берегу Урёфтов. Приехал, пиджак скинул и давай топором махать. Старые яблони стонут под топором, звенят древесиной, но падают. Употел мужик, задохнулся. Дай, думает, присяду к колесу, перекурю. Только закурил, поднимает голову, чтобы дым вверх с наслаждением пустить, глядь, а рядом стоит старик.
Старик рослый, широкоплечий. Голова седым густым волосом покрыта, пряди по плечам спадают, с бородой курчавой и длинной, чуть ли не до пупа, путаются. Брови седые-седые, как совиные крылья над переносицей. И нос у старика крупный, тонкий, острый, пергаментный, зато глаза так и блещут. Тьма кругом, а лесоруб в глазах каждую крапинку видит. И одет этот дед во всё холщовое белое рубище, будто он волхв из «Песни о Вещем Олеге».
Мужика оторопь взяла, поджилки затряслись, но показать страха перед дедом не хочется:
– Чего тебе, старик? – спрашивает городской.
– Мне уважения бы хотелось, – отвечает дед, – Вот, загубил ты дерево, что плоды людям дарило, а зачем? Сухостоя тебе мало? Или добыть его трудно, потому что в болото лезть надо? А друзья твои рыбы набили, самим в три недели не съесть. И все не спросив, самовольно.
– Ну ты, – и называет старика непотребно, – проповеди читать вздумал? И когда вы только околеете уже, герои да ветераны?
– Нам уже не страшно, – отвечает дед, – а вот вас, нынешних, Велесов страж не учил. Но время пришло, попомни деда Анашкина, добром ваши выкрутасы не кончатся.
Хотел мужик подскочить да подопнуть деда. Хвать рукой за грудки, а руки только пустоту схватили. Помотал мужик башкой, что загудела, как телеграфный столб в непогоду, прыгнул в машину и пригнал на берег к товарищам. Второй рыболов набросился на него, стал спрашивать:
– Где дрова?
А первый отмахнулся. Говорит:
– Мужики, давайте сворачиваться и когти отсюда рвать.
Так, мол, и так, такая встреча вышла. Второй хотя и не робкого десятка мужчина был, но в ночи на диком берегу озера спасовал. Стал кричать первого, того, что в лодке. Но из-за камышей послышалось, куда бы всем пойти, потому что вдруг клёв попёр.
Эти двое всё добро в машины собрали, сидят, дожидаются. Тот, который из офиса, банку с пивом выпьет в три глотка, а жесть на сторону отшвыривает. И вдруг из-за капота УАЗа дед Анашкин выходит. От сада до стоянки километров пять будет, а дед в двадцать минут обернулся. Офисный дар речи и потерял. Да и второй рыболов струхнул. Летняя ночь – а чернота вокруг стоит такая, как будто не на берегу Урефтов мужики оказались, а в шахту спустились. Только деда всего видно хорошо. Как на засвеченной фотографии, серебрится дед кристаллами и к мужчинам подступает.
– Не одумались вы и после предупреждения, – голос у деда глубокий и далекий, когда в детстве кого напугать хотели через длинную трубу так горланили, – Таких природа уже терпеть не может. Всё изгадили и в душе, и на земле. Не прощаю вас, а зарок вам даю, из воды вам не выйти.
Бросился рыбак на деда Анашкина, схватил его сильными мужскими руками и давай гнуть в бараний рог. А мог это делать легко, когда-то был чемпионом области по самообороне. Заревел дед нечеловеческим голосом, запричитал. Рыболов радуется и месит старикана почём зря. Тот уж хрипеть начал, на сторону валиться, и язык у деда изо рта вывалился, трепещет синим горшеиком. Тогда у бойца взгляд-то прояснился. Отскочил в сторону, глядит. А на земле порванный весь валяется его офисный приятель. И глаза уже под лоб закатил, и дышит урывками, через раз.
Вот тут страх-то их обуял по полной. Пришли в себя после драки и как заголосят на всё озеро.
Тут и полыхнула молния с западного края на восточный. Такая молния, что все, кто в ту ночь на озере были, видели, как разверзлось небо напополам и стояло огненной пропастью, убегающей в космос несказанно долго. А потом вырвался из этой пропасти ураган и упал на озеро. Вмиг поднялись метровые волны, побежали от западного берега на восточный. И перевернули лодку с третьим рыбаком. Заорал он благим матом.
Друзья бросились его спасать. Кинули резинку на воду. Офисный на весла сел, грести начал. Тоже мужик крепкий, машет веслами, загребает, вода вокруг лодки от гребков кипит, воронками водоворотов вьётся, только лодка никак даже до камыша доплыть не может. Над носом волны поднимаются, гребешками шипят, и пена с них срывается и в рыболовов брызжет. Уж совсем носом в камыш сунутся лодка должна, ан, нет. Стена камышовая, словно живая, качнётся навстречу ветру и поплыла вглубь озёра. Меся мужики воду, рвут её веслами, силятся на волну взобраться. А волны всё выше, все отвеснее, всё злее. Ветер взрёвывает, диким зверем в ушах воет, а кажется, будто плачет кто-то, причитает безутешно.
Вскрикнул их товарищ последний раз и умолк. Тут упала на озеро гробовая тишь. Гладь – зеркалом. Небо ясное. Сквозь сумрак деревню на другом берегу видать. И лодку перевёрнутую видать. А товарища в ней нету.
Только обидчик деда Анашкина за лодку взялся, из камыша баркас вышел. И дед в нём во весь рост стоит, шестом баркас мимо ведёт. На мужиков он внимания не обратил. Но видели они, как полоскались за спиной в полном безветрии его волосы, как откидывалась на сторону борода, и как летели две струи света навстречу тёмному озеру, будто не баркас мимо шёл, а пограничный сторожевик.
Ударило в резинку волной, мужики в себя пришли. Вымахали на берег, давай в МЧС звонить.
А что МЧС? Приехали, нашли утопленника. Спрашивают: «Пили вчера?» Мужики в один голос: «В рот не брали. Дело не в пьянке, дело в дедушке Анашкине». А главный врач отвечает: «Не пили, только за ухо лили. В друге вашем литр водки. Утонул по неосторожности». Но на всякий случай и с этих пробы взяли. В офисном остаточные явления нашли. А во втором, и правда, ничего не было. Вот такие дела.
Серёга ещё раз оглянулся кругом. Федорыч, приготовившийся в очередной раз крякнуть и похрустеть огурцом, отставил кружку в сторону.
– Дела, – протянул он. – Давайте я вам про покойницу Марью Семёновну расскажу, как она мужику своему после смерти за его несдержанность при трауре прыгунок узлом завязала.
– Да вот не надо ёрничать! – взвинтился Серёга, да так, что Федорыч язык прикусил.
Даже обиделся сначала. Но Сергей объяснил.
– Что вы думаете, не миновала участь и тех двоих. Они, конечно, в то утро поклялись, что больше никогда на озёро выплывать на рыбалке не будут. Если когда к открытой воде и приедут, то будут только на берегу. Но не спасло.
Первым в воду ушёл офисный. Перед Новым годом был у них в конторе корпоратив. Он домой вернулся и решил ванну принять. Лёг в домашнее корыто, уснул и утоп.
Второй рыбак даже умываться после этого перестал. Но сами знаете, какая зараза эта рыбалка. Осень дома просидел, первый лёд переждал. В конце января не выдержал. Друзья приезжают, о гигантских уловах хвастаются. Он про толщину льда спрашивает. Ему говорят: «На Кременкульском озере приходится бурить на коленях – под самую ручку ледобур в лед уходит». Ну, – думает мужик, – с такого льда я в озеро никак не провалюсь и в лунку от ледобура тоже не пролезу. И поехал на рыбалку. Как и положено, вышел на лёд ещё в темноте, нафантазировал себе, что самая крупная рыба сейчас на середине. Друзья так рассказывали. Взвалил на плечи ледобур, ящик, палатку, сумку с едой и пошагал. Метров на триста от берега отошёл. И… Бултых в майну. Покричал три минуты, пока тело судорогой не свело. Когда рыбаки на помощь прибежали, только вещи и нашли.
Потом следователь сказал: «Чрезвычайно несчастный случай. На всём озере в пятницу ихтиологи сделали только эту майну, для изучения зимней жизни планктона. И флажками её обнесли. Но было темно и безветренно, не увидал рыболов флажков».
Только это неправда! Это дедушки Анашкина проделки! – заключил Сергей.
Федорыч, чтобы чего такого не вышло, налил полный стакан, на широкий и толстый кусок хлеба намазал печёночного паштета, положил по куску колбасы и сыра, завершив композицию половинкой обильно посоленного свежего огурца. Отнеся угощение под одинокий куст тальника, он вернулся с чувством выполненного долга.
– Когда я маленький был, мне бабка сказывала, что так луговой да озёрный озоровать могут. Но вы не бойтесь. Я их умаслил. От нас оторвал, не пожалел… А то и правда, кто чем не шутит, а бережёного Бог бережёт.
С этими словами Федорович расстелил спальник, забрался в него, сладко зевнул и почти тут же заснул.
Я очнулся от холода. Как сидел, привалившись к стволу дерева, так и уснул. Руки и ноги от неудобства затекли и ныли. Федорыч, завалившись навзничь басовито с переливами храпел. И только Серёги рядом с нами не было.