Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый». ДКБФ 1971-1974».
Глава 754. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Прощание со счастьем. 29.10.1972 года.
Фотоиллюстрация из первого тома ДМБовского альбома автора: Тульская область, город Суворов, автовокзал. Воскресенье 29 октября 1972 года. Провожаем Валю Архипову обратно на учёбу в техникум. Слева-направо: Владимир Муравьёв («Мура», «Мурочкин»), Зоя Конькова («мама Зоя»), Александр Суворов (так и остался без прозвища - автор), Вера Сергашова («Верунчик») и Валера Ермишин (друг Вали Архиповой). Этот тот самый момент, когда я вышел из почти бессознательного состояния после прощального поцелуя с Валей Архиповой.
В предыдущем:
А ты, гитара моя, не плачь,
Словно к нам пришёл уже палач.
Пусть счастья нет для нас с тобой,
Я же - твой!
Раз за разом я повторял эти строчки, чтобы лучше их запомнить и всё твердил себе, что надо, придя домой, ни с кем не общаясь и не разговаривая, тут же записать эти слова на бумагу. Это была моя восьмая песня, сочинённая по следам несостоявшейся «первой школьной любви». Эта песня исполнялась редко, обычно для самого себя, пока её не услышали мои самые близкие друзья-моряки. После чего эта песня поменяла грустный мотив на весёлый, шуточный и озорной, потому что все уже (в том числе и я – автор) жаждали «новых любовей».
Мама и папа ждали меня на кухне. Мама тут же разогрела жареную картошечку на сале, заварила новый крепкий цветочный чай, а папа приготовился слушать мой рассказ о моих похождениях, но я, односложно отвечая на вопросы мамы и папы, быстренько и бездумно вымыл руки, сполоснул лицо холодной водой и, показывая знакками, что мне некогда, быстро прошёл в маленькую комнату, в которой мы с Юрой (мой старший брат) попеременно коротали свои детские и школьные годы.
Я всё же успел и смог записать несколько куплетов моей будущей песни, вздохнул с облегчением и вернулся к родителям. Они молча сидели напротив меня, смотрели, как я «уписываю» с жадностью картошку, пью чай и с нескрываемым изумлением, удовольствием, радостью и сочувствием слушали мой рассказ о приключениях на танцах…
Маме особенно понравилось моё описание молодёжи и их поведение на танцах, а папе – мой рассказ о встрече с Валентиной у неё «в девичьей светёлке» (он требовал подробностей, но мама его осаживала). Я знал, что моим родителям жутко интересно всё, что происходит со мной и вокруг меня, что надо их «насытить» шутливо-юмористической информацией, чтобы они успокоились, да и сам я тоже бы успокоился.
Мама, конечно, догадалась, что моя встреча с Валей не закончилась так, как мы этого обоюдной с ней жаждали. Она знала о последствиях для наших неудовлетворённых организмов, поэтому она с одобрением отнеслась к тому, что я смог усилием воли преодолеть все гормональные напряги и позывы, не поддаться «на сиюминутное удовольствие с непредсказуемыми последствиями». Я и сам это понимал, но как же мне было досадно, горько и обидно, что мой отпуск так и закончится без удовлетворения того, о чём мечтают на баке корабля все «голодные» матросы!
Своим шуточным, красочным и образным рассказом я «усыпил» моих родителей (их ребёнок был «в люле», то есть под боком, дома, в безопасности), поэтому они тут же пошли в спальню спать, потому что послезавтра им надо было идти на работу, а мне – уезжать обратно на службу. Мой отпуск заканчивался…
Мне оставалось пережить только одно – последнее приключение. Завтра в воскресенье 29 октября 1972 года, в День рождения ВЛКСМ, Валя Архипова решила уехать обратно в тот город, в котором училась в техникуме, чтобы поучаствовать в тамошних праздничных мероприятиях, так как она была комсомольской активисткой и мечтала о карьере руководителя.
В назначенное время мы опять всё той же компанией – Вовка Муравьёв, Зоя Конькова, Верочка Сергашова и Валера Ермишин – собрались и пошли провожать Валю Архипову на автовокзал. Всю дорогу до автовокзала Валерка пытался как-то и чем-то «загладить» свою вину, обращался к Валентине, беспокоился, заходил, то справа, то слева, пытался играть на гитаре, но Валентина была непреклонно сдержанное, деловитой, насупленной.
Всю дорогу она шла в середине нашей компании и практически молчала, ни на кого не глядя, молчал и я. Так в некотором деловитом напряге мы дошли до суворовского автовокзала. Мы ждали автобус и вспоминали, как с этого вокзала мы всем составом 9 «А» класса в начале летних каникул уезжали в Чекалин, чтобы затем пойти по берегу реки Ока в пеший поход «на природу».(Тогда было много знаковых событий и приключений, но это тема для отдельной новеллы – автор).
Валентина немного оживилась, тоже стала вспоминать смешные случаи в том классном походе, в том числе и то, как я на спине переносил через бурный дождевой поток девчонок, а её перенёс на руках…
Я чувствовал, что с Валентиной что-то происходит, что-то в ней меняется, даже надламывается, что она что-то для себя решает, прислушивается к себе, сомневается и переживает о чём-то, но я ничем не мог ей помочь, потому что уже твёрдо знал – нашим судьбам суждено всё время пересекаться, но никогда не суждено слиться в одну судьбу.
В воскресенье 29 октября 1972 года с утра было всего 1.1°С и днём температура воздуха не поднималась выше 3.5°С. Валера Ермишин в своей модной «дублёнке» на искусственном «меху» совсем замёрз, а мне было жарко. Наступал миг прощания…
Володя Муравьёв помалкивал, Зоя Конькова, как лучшая подруга, молча тесно прижимала к себе печально-грустную Валентину, Верочка Сергашова, как всегда, ворчала, но никуда не уходила, потому что ей было очень интересно за всем наблюдать со стороны, а Валерка Ермишин не находил себе места от беспокойства и ощущения неотвратимости того, что происходило и должно было произойти…
Подошёл автобус, толпа пассажиров привычно начала «ломиться» в узкие двери, как будто их оставят и не возьмут внутрь. Валя сердечно простилась с Зоей, с «Мурочкиным», растерянно отдала своему Валере чемоданчик и сумку с продуктами из дома, а потом подошла ко мне.
- Ну, пока! – сказала срывающимся голосом Валя Архипова, моя первая настоящая любовь. – Служи так, как ты это умеешь, только возвращайся живым и здоровым. Ладно?
- Ладно, - просто ответил я, ставя точку в длинном перечне своих внутренних слов надежды на какое-то иное прощание и объяснение. – Учись и живи так, как ты это умеешь, и будь счастлива всегда и во всём.
Я протянул Вале руку для рукопожатия, но она не ответила встречным жестом, молча немного постояла, опустив голову, а потом всё-таки цепко и неуклюже торопливо пожала мне руку, развернулась и вскочила в автобус. Я от этого движения Валентины чуть-чуть растерялся, покачнулся и ощутил сзади крепкое объятие руки «Мурочкина». Зоя Конькова держала меня под руку с другой стороны…
Место Вале Архиповой в автобусе досталось на самом заднем сиденье, поэтому мы видели её красивую пушистую вязаную шапочку. Автобус прогревал двигатель, клубы сизого дыма обволакивали всю посадочную площадку. Ребята повлекли меня в сторону от этого едкого дыма, но я неотрывно смотрел на пушистую в шапке голову Вали, чего-то ждал и сопротивлялся им.
Автобус «рявкунл», выпустил струю сизого дыма, но тут же резко остановился, «как вкопанный». Это я ему приказал: «Стоять!», потому что не увидел, а почувствовал, как Валя Архипова вдруг резко обернулась. Я рванулся из рук «Мурочкина» и Зои, на вздохе устремился к дверям автобуса, а навстречу мне уже неслась по салону Валя. Она «выпала» из дверей автобуса ко мне в объятия и мы мгновенно слились в поцелуе…
Ни до, ни после я больше никогда не ощущал, не чувствовал и не воспринимал так, как тогда, этот и такой наш поцелуй с Валентиной…
Это не был поцелуй страсти, чувства, мысли, желания или ещё чего-то иного, это был поцелуй, вмещавший всё – встречу, разговор, общение, близость, страсть, желание, восторг, радость, счастье, соитие, экстаз, оргазм и снова общение, интимный разговор, обоюдное признание в любви, полное проникновение друг в друга, доверие, открытость и единение в одно гармоничное целое, которое приносит успокоение, уверенность и благость.
За «один миг» этого поцелуя мы с Валентиной обменялись всем, что в нас к этому времени накопилось и созрело, всей нашей жаждой и желанием любить и быть любимым, быть понятым и принятым друг другом такими, какими мы есть.
Одновременно этот поцелуй был прощанием, пониманием и осознанием того, что этот миг, пройдёт как целая жизнь, долгая и счастливая, но очень и очень краткая, потому что у каждого из нас своя дорога, свой путь, своя судьба и в этих судьбах нам не быть вместе…
Как это понимание и осознание к нам приходит? Я не знаю. Я всю жизнь стремился к Вале Архиповой, как к своей мечте, воспринимал и воспринимаю её как мою волшебную Фею красоты и страсти, недосягаемую и властно притягательную…
Как и почему Валя ответила на мой порыв, я тоже не знаю, но она ответила. Наперекор себе, своему характеру, своей воле, своей избранной «стезе», своим жизненным принципам, она отзывчиво открылась мне так, как я мечтал, как было должно и нужно, но и тут же захлопнулась, ограждая и защищая меня от того, что она знала лучше меня – от неё самой…
До сих пор я помню вкус и ощущение упругих, ласковых, нежных и в то же время настойчиво жадных губ Вали, её сладкое дыхание, её запах, её жар, её трепет. Я не помню только, как мы отпрянули друг от друга, как расстались и как уехал автобус. Не помню, потому что на этот миг я потерял временно сознание и способность что-то видеть, слышать, чувствовать и понимать.
Я не слышал того, что мне говорили мои друзья, не ощущал их рук и объятий, не обращал никакого внимания на беспокойство Валеры Ермишина и колкости Верочки Сергашовой. Я пытался, заставлял себя взять в руки, но у меня ничего не получалось…
Только одна мысль, холодная и трезвая, вдруг вернула меня из небытия в реальность…
- А где твой фотоаппарат, Саша? Почему ты всё это не сфотографировал?
Не знаю, кто произнёс эти слова, кто задал мне этот вопрос, но жар стыда, обиды и горечи от упущенного, мгновенно овладел мной. Я «вскинулся» как норовистый конь, хотел было побежать за автобусом, чтобы остановить его, но он уже обогнул площадь перед автовокзалом и, набирая скорость, уезжал всё дальше и дальше.
Не знаю, каким чудом я сумел совладать с собой и разжать свои стиснутые челюсти, но мы всё же сфотографировались последний раз все вместе, потому что завтра, рано утром, в понедельник, 30 октября 1972 года, я должен был уехать на службу.
Миг счастья признания, единения и духовного соития прошёл, вернулось сознание, воля и разум, который привычно взял «бразды правления» в свои руки и повлёк меня, вместе с моими друзьями, обратно по своим домам, по своим делам и по своим жизням.
Валя Архипова уехала учиться и стремиться к своим целям, Володя Муравьёв и Зоя Конькова пошли по своим житейским делам, Верочка Сергашова пошла переживать увиденное и услышанное, Валера Ермишин зябко побежал к себе, а я степенно, размашисто, сурово и непреклонно пошёл цокая подковками на «хромовых ботинках» в родительский дом.
- Всё, Сашок, - сказал я сам себе своим «командирским» голосом. – Дело сделано. Отпуск кончился. Пора возвращаться на корабль. Пусть живут. Не мешай им. Твои переживания – это только твои переживания. Не мучай ими других, мучайся сам. Крест есть у каждого и каждый должен сам его нести и сам висеть на нём столько, сколько сможет.
Родителя я рассказал о прощании с Валей Архиповой и друзьями уже без «прикрас» и «откровений». Папа был разочарован, он надеялся на повторение моего вчерашнего образного, весёлого и интересного рассказа, а мама мне не поверила и на ночь, гладя меня по голове, всё успокаивала меня и тихо говорила, что «всему своё место и время, время собирать камни и время их разбрасывать, время сеять и время собирать урожай».
- У тебя, Саша, всё ещё будет, - сказала мне мама, когда я уткнулся лицом в пуховую подушку. – Понимаешь? Всё. И горе, и радость, и счастье, и несчастье. Главное, чтобы ты был готов видеть, понимать и встречать это всё так, чтобы не было горько и обидно за совершённые тобой ошибки.
- Очень хорошо, что вы встретились с Валей и объяснились с ней, поняли друг друга, потому что ты и она теперь полностью свободны в выборе, в жизни, в судьбе. Ты, Саша, рулевой, ты штурман, ты ведёшь свою судьбу сам по избранному пути, и ты знаешь, как избежать опасностей на этой дороге. Вот и иди. Не мучайся и не сомневайся. Я в тебя верю и знаю, что ты меня не подведёшь.
Последнее, что я помню – это была жёсткая ладонь моего отца, который тоже погладил меня по голове. Интересно, кто сказал мне последние слова – папа или мама?..