Такая вот жизнь, и такое кино... По дневникам 3

Светлана Князева-Осыка
                20 апреля 1984 год
  Весна. Весна-влюблённица... Я влюблена... Думаю о нём, перед глазами его лицо, улыбка, глаза, жду встречи с ним. Мир за окном приветливый и восхитительный! Сегодня встречаемся. Он опять предложил встретиться на   кладбище... Странное место для свиданий, но он уговорил меня:
  -Люблю кладбища и рынки, а сегодня на кладбище общие поминки после Пасхи, должно быть интересно.
  Я подъехала к предкладбищенскому рынку, пестревшему яркими рядами с венками и живыми цветами. Люди нескончаемым потоком бредут вверх, к центральному входу на кладбище, в руках у них разноцветные букеты, плетёные корзинки, венки... Леонид Михайлович стоит на углу красной ограды возле рынка, как и договаривались, внимательно вглядываясь в толпу. Увидел меня, лицо засияло:
-Сегодня здесь самое «живое место». Давай просто понаблюдаем.
 На рынке идёт оживлённая торговля. Старенькая бабушка расплачивается за цветочки деньгами из завязанного на узелки носового платочка. Пошли следом за старушкой вверх по дороге к  центральному входу. Она подошла к старому кресту, возле которого уже сидели старик со сгорбленной старушкой. Увидев «нашу» бабушку, они оживлённо заговорили, на могильном холмике лежат на салфеточке крашенные яйца, паска, конфеты. Старушка поклонилась кресту, обняла его и запричитала тоненьким голоском:
  -Сыночек мой, сыночек!
 Мы пошли дальше и вскоре увидели, как старенькая женщина моет памятник. Мыльная пена стекает с высеченного из гранита мужского лица.
  -А это уже можно будет использовать в фильме.
 И сразу же придумал:
  -Начало фильма о войне... Наши дни. Женщина моет памятник солдату-освободителю в парке Славы. Она осталась одна, муж и сын погибли на войне, похоронены в «общей» могиле. Она приходит к ним  сюда, к этому памятнику-символу много лет подряд и считает своим долгом хоть что-то сделать во имя  погибших  родных. Мыльная пена стекает с лица монумента неизвестному солдату, мать бережно вытирает каменное лицо украинским рушником...
 -Расскажите о ВГИКе? Почему решили стать кинорежиссёром? Давайте продолжим наше знакомство с детством и юностью друг друга! – предложила
 я. - Вы так интересно рассказываете!
  -Ну, слушай. До ВГИКа я учился в Одесском художественно-театральном училище по специальности «художник-гримёр». А поступил я туда в 15 лет. Я в детстве любил рисовать. Вечерами в нашей семье принято было читать вслух «Кобзарь» Шевченко. Сёстры остро переживали за несчастных героинь Шевченко, особенно за Катерину. А я рисовал то Катерину, то москаля, то русалок. Однажды мои рисунки увидел учитель рисования, ему они понравились, и он отправил работы на детский конкурс, общегородской. Как оказалось позже, мои рисунки победили и их отправили на международный конкурс детских рисунков. И вот однажды к нам домой пришла посылка из Италии, а в ней был великолепный набор карандашей, кистей, красок, бумаги, блокнотов. Всё было таким красивым, что жалко было даже прикасаться к ним, не то, чтобы пользоваться ими. Потом пришли представители художественной школы, вручили диплом победителя и посоветовали мне идти учиться в специальную художественную школу. Я сам пошёл устраиваться в эту школу, мне было тогда 9 лет. Мы с родителями жили на Соломенке  в старом доме с деревянным крыльцом. На этом крыльце мы, дети, устраивали спектакли для соседей. Мы рисовали билетики, раздавали всем желающим и очень серьёзно готовили свои спектакли. Я рисовал декорации, и мне приходилось быть режиссёром. Я был младше всех артистов, но они меня слушались и доверяли. Во время спектаклей мы стремились к правдоподобию, даже использовали настоящую еду, если это было необходимо по сценарию. В Одесском художественном училище я тоже организовал театр «Теней». За простыней, натянутой через сцену, студенты разыгрывали сюжеты,  а специальная подсветка высвечивала на простынь их силуэты. Можно было добиться увеличения, уменьшения теней, таким образом можно было играть великанов и карликов. Это было очень интересно. Вот эта простынь с двигающимися по ней тенями и натолкнула  меня на мысль стать кинорежиссёром. Я узнал, что самый лучший киноинститут находится в Москве, и поехал туда. На конкурс надо было предложить свой киносценарий, и я описал реальную историю из жизни моей семьи. Сценарий назывался «Сто порций картошки».
  -Очень интересное название, а о чём  он? - спросила я.
  -Это произошло уже после войны, в 1947 году. Мама была беременная  пятым ребенком, отец тяжело работал маляром. Однажды ночью загорелась квартира в соседнем доме. Хозяева квартиры старались погасить пламя самостоятельно, но это им не удавалось. Вызвали пожарную команду. Но, поскольку это произошло 1 апреля, и было много фиктивных вызовов в это день « юмора», машина задержалась, и начали гореть соседние квартиры. Люди выбрасывали вещи из окон и, несмотря на то, что была ночь, появились мародеры, которые хватали чужое добро и убегали. Наконец-то машина с пожарниками приехала, и пожарники стали медленно раскручивать пожарные рукава, не спеша подключать их к кранам с водой, а в горящем доме уже кричали люди и дети. Наш отец подбежал к пожарнику и стал поторапливать их, а в ответ получил матерную брань. Контуженый отец не выдержал и ударил ведром по спине этого пожарника. Уже после того, как пожар погасили, появилась милиция и забрала нашего отца в районное отделение милиции. Оказывается, пожарник написал заявление в милицию об избиении его нашим отцом. Утром наша мама, будучи на девятом месяце беременности, взяла всех нас с собой и пошла к следователю, взяв справки о контузии отца. Следователь, выслушав маму, вызвал пострадавшего  пожарника. Никаких следов «побоев» у него не оказалось, и следователь чисто по-человечески посоветовал ему простить отца и забрать заявление. Отец просил у пожарника извинения. Тот, подумав, согласился, но потребовал «могорыч». Приходил он к нам часто, он работал через трое суток, вот и приходил на обед к нам во время своего дежурства. Этот человек требовал вкусного обеда и «четвертушки » водки. Мама постепенно продала, что могла, чтобы покупать продукты для  его обеда, а он всё ходил и требовал, угрожая, что возобновит «дело» и отца посадят в тюрьму. Мама уже родила дочку Надю, а он всё ходил. Мы, дети, смотрели на него перепуганными глазами, глотали слюнки, когда он ел то, что нам и не снилось: жареную картошку и со страхом смотрели на дверь, не идёт ли отец. Мы все понимали, что если отец узнает об этих визитах, то просто убьёт негодяя. Однажды к нам пришёл-таки не отец, но его брат Степан. Он увидел этого подлеца и несчастную, оправдывающуюся перед ним маму... Скандал был ужасный. Дядя Степан просто вышвырнул пожарника за дверь, пригрозив, что если тот ещё раз посмеет явиться, то он его убьёт. Мама плакала, мы тоже. Больше мы этого негодяя никогда не видели.
  -Ну и история! Я думаю, что такой сценарий не оставил равнодушными приёмную комиссию и вас сразу приняли в институт! - в восхищении от сценария воскликнула я.
  -Нет, на этот раз мне не повезло. Я не прошёл по конкурсу. Во ВГИК, на режиссуру конкурс был огромный, даже мест в общежитии не хватало, мне пришлось ночевать на лавочке в парке Горького. Я вернулся в Киев и пошёл работать в институт Карпенко-Карого преподавателем по гриму. А в мае 1959 года вдруг пришло письмо из ВГИКа, от режиссёра Герасимова. В письме говорилось, что при таком количестве поступающих комиссия не успела ознакомиться со всеми работами абитуриентов, а теперь, прочитав мою работу «Сто порций картошки», Герасимов заинтересовался  и предложил ещё раз приехать на экзамены в киноинститут. Я поехал в Москву и меня приняли во ВГИК.
  -Я же говорила, что киносценарий потрясающий! А с  кем вы учились в институте?
  -Я сразу попал в хорошую компанию. В это время в мастерской у Михаила Ромма учились Тарковский, Кончаловский, Смирнов, Митта, Яшин, Гордон. Во ВГИКе училось много  иностранцев, моими друзьями стали  исландец Магнус Йонсон, болгарин Гоша Стоянов, настоящая дружба у меня возникла с Валерой Чигинским, Лёшей Сафоновым, Тамарой Сёминой и особенно с Геной Шпаликовым. Меня приняли на режиссёра документального кино в мастерскую  Долина. Я  не попал  к Герасимову, ведь его курс уже проучился один год, но я подружился с ребятами его курса: Лужиной, Болотовой, Колей Губенко. В институте показывали много фильмов из  богатой  вгиковской фильмотеки, помимо этого нам выдавали контрамарки во все кинотеатры и театры Москвы за исключением Большого театра. Во ВГИКе давали по-настоящему хорошее образование. Мне лично нравились лекции по истории зарубежной литературы, которые читал Владимир Яковлевич Бахмуцкий. К нему в аудиторию  сбегались студенты других курсов, настолько интересными были его похожие на моноспектакли лекции. Мы посещали художественные выставки и музеи по специальным пропускам в Москве и нас несколько раз возили в Ленинград  на экскурсию в «Эрмитаж» и  Петергоф. Во ВГИКе нам всячески прививали осознание свободы, романтизм и стремление к высшим идеалам. А в общежитии я жил в одной комнате с Василием Шукшиным. Ты говорила, что отец твой родом из Алтайского края? Вася тоже был родом оттуда, он описывал в своих рассказах колоритных  жителей этого   края.
  -Расскажите мне о нём, о Шукшине!
  -Он ходил в брюках, заправленных в сапоги, пил водку и ругался со своей женой  Лидой. Она наскакивала на него с упреками, что он выпивает, а он просил:  -  «Лидок, уймись!» Но она продолжала его воспитывать, скандалить, да  так громко, что было слышно во всём   коридоре вгиковского общежития. Тогда раздосадованный Вася отталкивал  Лиду от себя,  и она летела вдоль коридора.  Он писал потрясающие рассказы и читал их вслух в нашей комнате общежития. Он был настоящим, прежде всего  мужиком, а потом уже писателем, актёром, режиссёром...
Мы  продолжали ходить  по кладбищу, и Леонид Михайлович стал рассказывать мне о похоронах  Василия Шукшина:
  -Хоронили его зимой. После похорон хотелось уйти куда-нибудь. Шёл куда глаза глядели... Встретил какую-то компанию, предложили выпить, ехал куда-то  с ними в Подмосковье. Оказалось, что это подонки, ушел от них  в три часа ночи  один, полураздетый, шёл пешком по путям железной дороги в другом направлении от Москвы, как оказалось позже. Темень. Чуть не попал под электричку. Шёл всю ночь... Страшно замёрз. Под утро, наконец-то, вышел к какой-то станции. Прицепился  пьяница, долго что-то рассказывал, просил выпить, а у меня денег оказалось только на билет до Москвы. На московском вокзале в  буфете  я попросил стакан водки, мне поверили и налили  в долг.  Через пару часов я вернулся к ним и вместе с долгом  вручил контрамарки  на спектакль в театр на Таганке, у меня там были друзья...
  Меня поразила глубокая печаль, с которой Осыка описывал события той ночи после похорон Шукшина. Я  таким ещё  его не видела... Он доверил мне сокровенное...


               
                июнь  1984 года
 
  Наконец-то, после нескольких лет перерыва, Леонид Михайлович будет снимать кинофильм. Сценарий фильма не очень устраивает его, но  Осыка надеется поработать над его усовершенствованием со сценаристом Валентином Ежовым. Фильм приурочен к 40-летию Победы  в Великой Отечественной войне. Ситуация сейчас на киностудии  имени Довженко такова, что кинорежиссёры не могут снимать темы, какие хотели бы, им навязывает    руководство и идеологи «нужные народу» сюжеты, чтобы вести народ в правильном, с точки зрения коммунистической партии, направлении. У Леонида Михайловича  выбор был небольшой, тема ВОВ была ему ближе, чем история жизни брата Ленина, поэтому он и  согласился на этот сценарий. Леонид Михайлович снимал о войне фильм «Кто вернётся-долюбит», но в тот раз он «спасал» для киностудии производственную единицу. Кинорежиссёр Василий Илляшенко не справился с материалом  по сценарию Лины Костенко, замечательной поэтессы. Сценарий о войне, по которому снимался фильм,  был построен на основе поэзии, нужен был особый подход, чтобы выразить на экране «точки и пунктиры истории». Молодого, только что окончившего ВГИК, кинорежиссёра Осыку руководство киностудии «бросило» спасать фильм, пообещав дать ему, если справиться с заданием, возможность снимать  кино по украинской классике. Особой проблемой было отсутствие средств на картину, необходимо было снять полнометражный фильм буквально за «копейки». Осыка ринулся «в бой». Он отснял часть материала и показал его руководству киностудии и Лине Костенко. Лина стала отказываться  от авторства, так как ничего из  её сценария в  показанном материале не было, это был очень интересный материал, но не по сценарию. Осыка защищал свою версию прочтения поэтического сценария Лины, вышел конфликт. Директор киностудии Цвиркунов как мог, сглаживал ситуацию, мирил талантливых людей между собой. Немного позже Осыка узнал, что у Лины Костенко с Василием Цвиркуновым роман. Ему об этом рассказал  сам Василий Васильевич.
 Лина принесла на киностудию свой сценарий, вошла в кабинет директора киностудии, протянула руку для приветствия и в тот момент, когда их руки соприкоснулись, произошло «нечто», возник вдруг какой-то разряд, они посмотрели друг на друга в изумлении и как бы «вспомнили» друг друга, будто знали друг друга вечность... Любовь вспыхнула мгновенно... И хотя у каждого из них были свои семьи, это уже не имело  никакого значения, они должны быть вместе, во что бы то ни стало. Они наконец-то встретились!
 Когда Осыка показал готовый фильм  «Кто вернётся-долюбит», Лина всё-таки  сняла своё имя из титров картины, хотя фильм всем очень понравился, его хорошо приняли в Москве и  кинокритики отметили, что  «в советском  кинематографе появился талантливый  кинорежиссёр Леонид Осыка». После этой картины  Осыке, как и обещали, дали снимать «Каменный крест» по новеллам украинского классика Василя Стефаника. Забавно, что впервые Лёня прочитал новеллы на русском языке, приехав в Украину, он спросил у Ивана Драча:
-А на  украинском языке  новеллы Стефаника  так же хорошо воспринимаются, как и на русском?
А, ознакомившись с украинским текстом, твёрдо решил снимать фильм по потрясшим его  до глубины души рассказам Стефаника о первых эмигрантах в Канаду. Написать киносценарий по новеллам Стефаника он попросил молодого талантливого украинского
поэта  Ивана Драча.
 Прежде, чем показать мне фильм «Каменный крест», Леонид Михайлович долго готовил меня к просмотру: рассказывал о съёмках в Русове и Белелуе, о местных жителях  этих сёл и их традициях. Из его рассказов мне  особенно   запомнилась история об открытии церкви в Русове. Съёмки проходили в сёлах Покутья, на родине Стефаника, там же разместили  по местным хатам  и членов киногруппы.  В селе стояла церковь, которую Осыка собирался снимать в картине, она была закрыта на огромный амбарный замок. Однажды Леонид Михайлович увидел, как местная жительница подошла к входным дверям церкви, перекрестилась и ...поцеловала замок:
-Вы замок целуете? Зачем? - удивился режиссёр.
  -Да, сыночек, - ответила старушка. - В церковь не пускают нас, вот мы и целуем замок вместо иконы...
 Осыка подошёл к замку и с удивлением обнаружил, что он блестит, как новенький, хотя церковь старая, лет двадцать её, наверное, не открывали. По всей вероятности  замок постоянно целуют и протирают  носовыми платочками, как икону в церкви. На следующий день он пошёл к председателю колхоза и попросил ключ от церкви для съёмок. Тот безоговорочно отдал ему ключи от храма. А дело было накануне большого религиозного праздника. Леонид Михайлович созвал старушек и говорит:
  -   Надо церковь в порядок привести. Поможете?               
  Бабульки всполошились, собрались и с нетерпением  и трепетом стали ждать этого мгновения. Когда же они вошли в открытый храм, то первым делом стали целовать иконы, а потом уже протирать их, у них над губами так и остались следы от серой пыли... После этого случая  режиссёр приобрёл в селе небывалый авторитет и доверие. Это доверие не раз выручало Осыку во время съёмок картины. Острой необходимостью в картине были костюмы, те, что подобрали и сшили на киностудии, никуда не годились. Режиссёр узнал от местных жителей, что у каждого из жителей  есть в сундуке национальный традиционный  украинский  костюм, но они приготовлены ...на смерть. Осыка попросил:
  -Люди добрые! Я вас очень прошу, наденьте эту одежду только один раз при жизни во время съемок, я хочу вас всех снять в кино. Пусть зрители  увидят и узнают, какие были костюмы в те времена!
  И старики послушались его. За съёмки в массовке платили по три рубля в день, но однажды один смекалистый старичок отказался от денег:
  -Дай-ка мне лучше, режиссёр, вон ту доску, - она тебе без надобности, а мне в хозяйстве пригодится!
  Леонид Михайлович разрешил. И  зря, потому, как вскоре к нему потянулась вереница желающих получить вместо положенной троячки доску. Оказалось, что местные жители эти доски брали себе  на гробы. На один гроб необходимо было шесть досок…
 А однажды ранним утром к нему пришли с просьбой о помощи:
  -У нас такая беда... Только вы сможете помочь. Наша корова не может разродиться! А ветеринар уехал на свадьбу  в другое село!
  Осыка не долго думая, скомандовал: « - Пошли!» На месте выяснилось, что телёнок лежит в утробе коровы неправильно и собирается появиться на свет не вперёд головой, а ножками. Осыка уверенно схватил несчастного телёнка за ноги и... благополучно вытащил! Телёнка назвали в честь спасителя Лёней...
  Леонид Михайлович показывал мне фильм «Каменный крест» там же, где я смотрела «Тревожный месяц вересень», в директорской проекции, но в этот раз зал был полон зрителей. Честно говоря, я многого не поняла в картине   из-за специфического  украинского диалекта, на котором говорили герои фильма. На следующий день мне был показан  этот же фильм уже на русском языке. Позже я ещё несколько раз смотрела картину,  и после каждого просмотра для меня приоткрывалось что-то новое. На уровне интуиции  ко мне приходили  едва уловимые осознания  чего-то глубокого,  трагичного... В истории украинского   народа для меня было много «белых пятен». После очередного просмотра мы с Леонидом Михайловичем ходим вдоль озера Тельбин  на Березняках,  и он рассказывает мне о голодоморе 1933 года, о репрессиях, о диссидентах, о Викторе Некрасове, с которым он дружил, об Алле Горской, которую жестоко убили   и о других трагических событиях в истории Украины. Я впервые слышу об этих ужасах, о таком  нигде не прочитаешь и  не увидишь, и тем более  о таком не рассказывают   на уроках истории в школе. Да, много тайн хранит история Украины ...
   На улице днём была жара, а к вечеру установилась чудесная погода, у озера  отдыхают  семьи с детьми. Отовсюду слышны всплески воды и восторженные повизгивания купающихся. Леонид Михайлович будет жить у этого озера в однокомнатной квартирке, которую он получил после развода с Антониной Лефтий и размена их общей трёхкомнатной квартиры. По гороскопу Осыка «рыба», ему комфортно будет жить  у воды, тем более что окна его квартиры выходят на озеро:
  -Здесь, на Березняках, живут Миколайчуки и Брондуковы, мои давние друзья, ради этого я и выбрал  этот вариант размена и ещё из-за вида  на озеро из окна моей будущей квартиры, это же украинская Швейцария! Когда Иван с Маричкой получили свою первую однокомнатную квартиру, то мы заявили им: « - Вы думаете, что будете жить в ней сами?» И действительно, мы часто оставались на ночёвки у этой гостеприимной  и красивой пары. Частыми гостями бывали у них Гаврилюк с Мирославой и Брондуков с Катей. Так что опять будем рядом жить и в гости ходить. Кстати, давай пойдём в гости к Брондуковым, они вот в этом доме живут! - Осыка показал на дом через дорогу.
  Дверь нам открыла Катерина Брондукова, милая женщина в домашнем халате с живыми добрыми глазами:
  -Ой, Лёничка, проходи, проходите...
  -Вот решили зайти, я тут рядом с вами буду жить, а это Светлана...
 - А мы с Бронечкой вас как-то видели, вы шли по Русановской набережной. Я ещё тогда удивилась: идет Лёня с девушкой, похожей на молодую Тоню и подумала:- «Где это Лёня такую нашёл?»
  -Нашёл... А Броня дома?
  -Что ты! Он всё лето на съёмках. То доснимали «Батальоны просят огня», а сейчас у Ишмухаммедова в «Прощай, зелень лета!» снимается.
  К нам вышел мальчик лет пяти, копия Катерины, когда мы уже пили чай за столом:
  -Вот Богданчик скучает очень за папой. Старший сынок  Костик тоже постоянно спрашивает:
 « - Когда папа домой приедет?». Ему 14 лет, переходный возраст, порой бывает трудно с ними справляться без отца. Да и со свекровью Яниной Анатольевной у меня не всё гладко, она с нами живёт.
  -Вы же душа в душу с ней жили? - удивился Осыка.
  -Да, это правда, но как только получили эту квартиру, то всё разладилось. Она подозревает меня в неискренности, в корысти, что я с Броней из-за квартиры живу.  Чушь какая-то.  Смешно и печально... А я так устаю от всего этого...
   После того, как мы попрощались с Катериной, Осыка стал вспоминать смешные истории, происходившие с Брондуковым:
  -Как-то Броня шёл по Крещатику, мимо «Пассажа», вдруг остановился и стал внимательно всматриваться куда-то на крышу дома, где шли ремонтные работы. Да так активно всматривался, что прохожий остановился и тоже стал смотреть в том же направлении: - «Что вы там увидели?» - спросил прохожий.
  - «Да вот смотрю, как это они танк на крышу затащили?»
  - «Танк?»
  - «Ну да, вон  там, смотрите, дуло торчит!»
  Прохожий удивлённо:
  - «Да, да, вижу, действительно, танк», - хотя, конечно, никакого танка там не было. « - Может, они вертолётом его доставили?» - спрашивает Бронислав. Стали останавливаться другие прохожие, всматриваться, вступать в полемику.  Брондуков потихоньку вышел из толпы, а люди всё спорили и всматривались...
  Когда Брондуков стал узнаваем на улицах городов, к нему часто стали обращаться  с вопросом: - «Вы артист?» - на что Броня порой отвечал:- «Я эквилибрист!». Как-то Катя рассказала Осыке историю посещения художественной выставки, на которую она пришла с мужем. Они, как и положено, купили  входные билеты на выставку. Но Броня, зная, что украинцам свойственно   пресмыкаться  перед всем заграничным, иностранным, на вопрос контролёрши: - «Ваш билетик, пожалуйста?» - Броня вдруг сказал на ломаном русском: - «Я немец! Я гость из Германии!» - и его  с поклоном пропустили в зал без билета... Брондуков  ещё в театральном институте  великолепно имитировал французское произношение при исполнении песен на «тарабарском» языке, то же он проделывал и с немецким, китайским и другими языками народов мира... Часто в компаниях его просили исполнить знакомую всем песню на том или ином «языке». У него  потрясающий дар имитации, он мог бы быть артистом оригинального жанра и выступать на эстраде или в цирке, если бы не стал блестящим комедийным киноактёром...