Средство от скуки

Середина апреля

Звонок мужа.
– Я собираюсь на яхте покататься. Ты не обидишься, если я поеду в Хорватию на неделю?
– Нет, не обижусь. Я поеду с тобой.
– О'кей, тогда я беру билеты.
Никогда не выходила в море на яхте. Ездила в студенчестве на Соловки на моторном катере. По Белому морю. Частный катер был забит людьми до отказа. Народ сидел в трюме и маялся. А я стояла на носу и упивалась едкими брызгами, холодным ветром, большими волнами. Мне очень понравилось Белое море. Но это было давно.
Сейчас – Великий Пост, не до развлечений. Я занята детьми, их у меня двое. Они похожи на опоссумов из «Ледникового Периода-2». Муж приходит с работы поздно, обсудить яхтинг нет времени, есть дела поважнее. Раз в три-четыре дня он шлёт краткие новости по мейлу: регата пройдёт с тридцатого апреля по седьмое мая; билеты куплены; нужно взять в прокат перчатки и гидрокостюм; нет, гидрокостюм не нужен, достаточно непромокаемого комбинезона; солнцезащитные очки и крем от загара берём обязательно; чемоданы в каюту не влезут, купи мягкую спортивную сумку; понадобятся термобельё, флисовая кофта и, возможно, купальник. Я смеюсь. «Митя, погода либо располагает к купанию, либо намекает: хорошо бы утеплиться. Если в наличии и то и другое, то ты – в Питере».

Тридцатое апреля

Вчера отдала маме детей и расписание их занятий. Собрала вещи, уложила в сумку правильной мягкости. Припарковала машину в месте, куда при урагане не упадёт дерево. Тогда же в мыслях мелькнуло: было бы клёво оказаться самой сильной дамой на яхте, недаром же хожу в тренажёрный зал. Других мечтаний не набежало. Сегодня ранним ясным утром садимся в авто и едем в аэропорт. Последний день месяца. Письма отправлены, дела сделаны. Ноутбук лежит дома: я побоялась нечаянно утопить в море. Телефон в последний момент разрядился, подключён к зарядке, лежит рядом с ноутбуком. Без вести пропаду на целую неделю. А если повезёт, то на вечность. Когда на мне не висят два маленьких смешливых опоссума, я – такая. Отчаянно-безразличная ко всему.
День заполняется дорогой. Прокуренное такси. В самолёте нам достаётся последний ряд. Зато позже, в автобусе, я занимаю место справа от водителя. Вся дорога на виду. Облака сгущаются, брызжут дождём. Митя смотрит американский фильм с хорватскими субтитрами. Суровый боевик смешит его до слёз. «Стреляй!» – надрывается главная героиня. «Пукай», – скромно предлагает подстрочник. Я размышляю о яхтсменах и яхтсвуменах. Эти люди не похожи на остальных туристов: не глазеют по сторонам, не фотографируются. Сосредоточены друг на друге. Давно не виделись, объятия, восклицания. Однако странно для первого-то дня звучит фраза: «Для следующей регаты предлагаю выбрать остров Родос». Погодите, эта ещё не началась! Подозреваю, что любители яхтинга строят планы как дизайнеры модных домов – через сезон.

Из автобуса выгружаемся на пристань. Всюду нарисованы синие лягушата. Перед нами – марина, яхтенная стоянка. От бетонной набережной тянется широкий пирс, от него ёлочкой расходятся узкие деревянные мостки. Между ними – яхты. Для нашей компании зафрахтовано пять штук, в каждой будут жить восемь-девять человек. Я иду по пирсу, цокая каблуками-рюмочками. Навстречу – юноша со всклокоченными волосами, одетый в рабочую робу. Он провожает взглядом мои белые босоножки. Не ножки, почти не закрытые розовой, в цветочек, юбкой – каблучки.
Список, кому куда селиться, в руках у Катерины. Это она хочет ехать на Родос в будущем году. Катерина указывает нам яхту. Монументально сложенный мужчина со вдумчивым взглядом советует: «Не прельщайтесь просторной каютой на носу. Во время гонки туда убирают спинакер. Если он падал в воду, то намочит матрац. Постель несколько дней будет сырой». Спасибо. Воспользуюсь понятной мне частью совета (что такое спинакер, я не знаю).
В каютах слева и справа от трапа экстремально низкие потолки. Нагибаюсь к полкам, чтобы разложить вещи, чувствую на себе взгляд. В створе двери стоит некто. И смотрит явно не на каблуки. Захлопываю дверь, едва не прищемив нахалу нос. Расстраиваюсь. Отпуск начался с конфликта, который я сделала явным.
Прибегает обеспокоенная Катерина: «Две семейные пары, друзья детства, оказались на разных лодках. Их нужно поселить вместе. Кто хочет переехать на яхту Marigold?» «Мы!» Точнее, я. Срочно хочу переселиться. Тогда не придётся каждое утро здороваться с тем типом, что стоял в дверях. Не вижу человека – не вижу проблемы. Как в той теории, по которой в глухом сибирском лесу дерево падает беззвучно, если никто не видел падения.
«На новом месте будет лучше, – уверяет нас Катерина, – Вы будете жить в самой весёлой компании. На одной лодке с мафией!» «Мафия» – любимая игра Мити. Мафией называют Толю, высокого, бритого наголо парня. Толя радостно встречает нас и провожает в кают-компанию. Нам освободили спальное место на носу. То самое, куда сбрасывают загадочный спинакер. Возможно, мокрый.
Раскидать вещи по полкам не успеваю – автобус ждёт. Предстоит экскурсия по городу Шибеник. Во время прогулки Толя-мафия нет-нет, да и нарисуется возле меня. Отпустит комплимент в мой адрес. Митя не ревнует, ведь под руку с Толей идёт его жена.
Ужинаем в ресторане на центральной площади Шибеника. За наш стол садится экскурсовод. Приятная русская женщина, живёт в Хорватии уже давно. Я расспрашиваю её о том, что не уложилось в экскурсионную программу. Вместе со мной даму пытает Ираида. Или Ида, как она просит её называть. За столом собралась все члены экипажа Marigold. Ида приехала с подругой Лидой.
В нашей команде есть две Наташи. Чтобы не было путаницы, называем их Тусей и Натой. Туся словно ласковый котёнок прижимается к Гене, своему мужу. Ната резковата, каждая её фраза начинается либо кончается прибауткой. Ната громко обсуждает с мужем Толей имя шкипера, с той яхты, откуда мы сбежали. В шкиперском имени нет гласных. Ещё на прошлой регате русские-шутники добавили букв, перекрестив парня в Сержанта. Надо признать, прозвище ему подходит: высок, хорошо сложен, вежлив, сдержан. Нашего шкипера зовут Эно. Он ужинает здесь же, за нашим столом.
На площади под навесом выступает небольшой хор. Певцы одеты в национальные костюмы. Им аккомпанируют две гитары, домра и контрабас. Жители города выходят на площадь, подпевают хору. Капает мелкий тёплый дождь. Моя голова переполнена образами. Но спать не хочу, в Москве сейчас – десять вечера. Тем, кто приехал из Екатеринбурга и с Дальнего Востока, тяжелее. Их биологические часы показывают полночь и шесть утра.
Темно. Автобус везёт нас обратно в марину. Причал хорошо освещён, на пирсе стоят портативные фонари. Душ и туалет на берегу. Умывшись, укладываемся спать. Митя задевает головой прикроватную полку. Снимаю часы, нахожу шкаф, ударившись об него локтем. Муж хочет утешить меня и снова прикладывается лбом об полку. Ворочаясь, впечатываю колено в стенку. Скорей бы заснуть, пока не убились.

Первое мая

Просыпаюсь и слышу дождь. Надеваю оранжевый анорак с зубастым медвежонком-Radiohead, выбираюсь на палубу. Тепло. С яхты напротив спрашивают, есть ли у нас помпа. Не знаю, что это, но спрошу у шкипера. Я видела, он спит в кают-компании.
– Эно, у нас есть помпа?
Сонно-изумлённый взгляд. Объясняю:
– На другой лодке ребята сломали помпу и спрашивают...
– У нас нет для них помпы, – отвечает шкипер и вновь засыпает с едва заметной ухмылкой.
Очень жаль, но я ничем не смогу помочь ребятам напротив. Чтобы не мозолить им глаза, иду бродить по причалу. Мелкий дождь барабанит по капюшону. Когда я возвращаюсь, завтрак уже готов. Никто не знает, когда в следующий раз удастся перекусить. Поэтому на столе и варёные яйца, и сосиски, и бутерброды, и йогурты, и сладости, и фрукты.
Ната с недовольством выговаривает собравшимся:
– Кто с утра топал по палубе? Это же крыша нашей каюты. Слышен каждый шаг!
– Это мы, – признаётся Лида. – Утром снимали вещи, оставленные на тросах. Потому что пошёл дождь.
После такого заявления становится неловко. Спешу поблагодарить Иду с Лидой за заботу. Народ принимается за еду.
– Я с утра ходила на йогу, – говорит Лида. – Надо разузнать, где здесь пляж. Буду купаться перед йогой. Это так здорово!
Бурное одобрение всех членов команды. Туся и Ида непременно хотят присоединиться. С завтрашнего дня. Прогуливаясь по причалу, я видела йогинов. Занятия ведёт тот самый тип с нашей первой яхты. Я бы не прочь размяться с утра, но встречаться с ним не хочу. Лучше буду упражняться с сюрикенами. Ещё месяц назад обнаружила, что меткость у меня ни к чёрту. Дома с детьми играла в «городки». В дорогу купила пару «звёздочек». Они маленькие, удобные, незаметные. Таможенник заставил меня выбросить недопитую бутылку воды, но не придрался к сюрикенам. Найду дощечку и буду кидать. Лишь бы не промазать: всюду вода.

На первое занятие по теории мореплавания наша команда приходит вовремя. Лекцию читает шкипер, которого русские яхтсмены ласково прозвали Стёпа. На галёрке сидят остальные четверо шкиперов: Марко, Сержант, Эно, Младен (тот сероглазый юноша со всклокоченными волосами). С английского переводит Катерина. Представившись, она предлагает каждому назвать имя и родной город. Люди приехали из Мурманска, Санкт-Петербурга, Москвы, Пензы, Ростова-на-Дону, Набережных Челнов, Екатеринбурга, Владивостока. Многие не раз участвовали в регате. Некоторые, как мы с Митей, новички. Чтобы узнать, насколько «подкована» аудитория, Стёпа задаёт вопрос:
– Поднимите руку те, кто ни разу не видел спинакер?
Я честно тяну руку. По залу пробегает смешок. Оглядываюсь и вижу второго человека, не знакомого со спинакером. Это наш шкипер. Глядя на меня, он плутовато улыбается.
За два часа разобрались с обязанностями рядовых яхтсменов. На носу стоит боумен. Он отвечает за паруса и тросы передней части судна. По центру – мастмен. Его задача: поднять/опустить главный парус. На кокпите, нижнем уровне палубы, где протянулись две скамейки вдоль бортов (под ними хранятся тросы, кола, пиво, картошка и непромокаемый комбинезон шкипера) от трапа в кают-компанию до штурвала, – место питмена. Он отпускает и затягивает тросы. Под началом питмена две лебёдки (винчи) и блокираторы (блоки). На спинках скамеек – ещё четыре лебёдки для триммеров. Их трое, по количеству парусов, которые будем использовать. Стёпа обещает, что за время регаты каждый успеет побывать в роли боумена, мастмена, питмена и любого из триммеров.
...Не стоило ему произносить слово «роль». Оно превращает регату в игру. Насколько азартную, я ещё не знаю. Но в ней обязательно будут правила, нарушения, честность, подлость, верность, притворство, заговор и убийство.

Пока мы возвращаемся к яхте, Толя рассказывает о своей мечте. На прошлой регате его команда заняла второе место. По очкам. Теперь непременно нужно занять первое. Толя настаивает на том, чтобы каждый выбрал себе место на яхте. Не распыляясь на разные роли.
До выхода в море остаётся час. Сегодня регаты не будет, только тренировка. Шкипер учит нас вязать морские узлы. Толя развлекается тем, что скручивает то удавку, то шарик из свободного троса. Освоив три самых нужных узла, выходим в море. Идём «на моторе» мимо потайных укрытий для подводных лодок. Норы в скалах продолблены ещё во времена Югославии. За скалистыми островами плоской шайбой лежит старинная крепость. Некогда она закрывала подступы к городу. В её нижнем этаже была тюрьма. Ныне она пустует.
Вот лодка в открытом море, мотор выключен. Готовимся ставить паруса. Толя провозглашает себя боцманом. То есть главным после шкипера. Его аргумент: получил прозвище «боцман» на предыдущей регате. Хочет авторитет авансом. Смешной.
Шкипер перечисляет:
– Боумен.
Митя вызывается на эту должность.
– Мастмен.
– О! Давайте я буду мастменом, – предлагает Гена. Он тоже не новичок. Знает, где нужна большая физическая сила.
– Питмен.
Ната уверенно идёт к лестнице. Толя согласен быть триммером главного паруса. Мейн-сейл-триммером. На яхте слишком много людей. Появляются должности первого и второго помощников боумена. Лида заявляет, что предпочла бы остаться в кают-компании и готовить обеды. Эно не возражает. Мы с Идой перемещаемся к штурвалу. Мы же обе – салаги. Не знаем, что место шкипера не разыгрывается.
Поднят главный парус. Развёрнута генуя (парус на носу корабля). Мы разучиваем, как правильно ставить спинакер. Этот парус непростой. Похож на треугольник. На парашют. На пивное брюхо. Он тоже ставится на носу. Вершина треугольного паруса стремительно пробегает за генуей, которую тут же следует свернуть, а нижний угол спинакера закрепить на рее. Вообще-то углов внизу два. Чтобы не было путаницы, один отмечен зелёным цветом и всегда выпускается вправо. Второй – красным, он идёт влево.
Мы ставим, опускаем и снова ставим спинакер. Четыре раза. Весьма успешно. Выучили наизусть: что, когда и кому делать. Ида нашла своё место в команде. Она будет расправлять парус-пузырь в нашей каюте. Готовить его к поднятию и подавать углы. Отвечать за то, чтобы в нужный момент из открытого иллюминатора торчали лепестками углы спинакера. Бело-красный, красно-зелёный, зелёно-белый. На три стороны света.

Часовой перерыв на обед делаем у острова Зларин. Кто бы мог подумать, что уже час пополудни? Толя готовит пасту. Митя моет посуду. Выбираемся на берег. Чтобы определить, хватит ли времени посидеть в кафешке, спрашиваю Толю:
– Во сколько ты начал готовить?
– Помню четырнадцать лет мне было, – задумчиво отвечает он. – Захотел работать вместе с геологической экспедицией. Меня поставили кашеварить. Я ничего не умел, но за два месяца всему научился.
Мы смеёмся и пьём кофе. Чай в Хорватии пить не принято. Только если болеешь, завариваешь чай. Поэтому шутка: «Тебе – чаю? Ты что, больной?» – отныне регулярно звучит за завтраком.
Вернувшись на яхту, с удовольствием продолжаем тренировку. Теперь Лида занимает место мейн-сейл-триммера. Тусе достаётся волнующая должность спинакер-триммера. Миниатюрной девушке не просто удержать огромный парус – она проводит шкот за спиной и увеличивает/ослабляет натяжение паруса, работая всем телом. Время летит. Мы даже не замечаем, как стрелки на часах подползают к шести. Капитан велит собрать паруса. Включает мотор. Яхта возвращается в Шибеник.
Толя в лучах вечернего солнца сидит по-турецки на носу. Напротив устроились мы с Идой и Митей. Толя знакомит нас со своей, клубной мафией. Кворум – десять человек, но роли есть только у четверых: шериф и трое мафиози. При первой же возможности мы сыграем раунд-другой.
Пришвартовываемся в марине Шибеника. Шкипер сгребает спинакер, передаёт мне. Сам спрыгивает с яхты на пирс. Отдаю ему лёгкий, воздушный ком ткани. Эно показывает, как правильно сложить парус. Красный и зелёный углы пристёгиваются к сумке. Спинакер вытягивается по всей длине за третий угол. Собрав в оборочку каждую сторону, шкипер запихивает болоневое «брюхо» в сумку. Закрепляет третий угол внутри. Огромный парус спрятан до завтра. Выглядит как спортивный баул, забытый кем-то на пристани. Но мы-то знаем, какая мощь прячется внутри.
Ужин накрыт в баре «Синяя лягушка». За стол садимся всей командой. Народ пьёт вино и смотрит фотографии. Холодные закуски стоят на столе минут сорок. Не дождавшись горячего, шкипер прощается с нами до завтра: в Шибенике у него есть квартира, он отправляется на боковую.
Мышцы пока не болят. Но будут болеть. Гарантированно.

Второе мая

Первый, кого я вижу в кают-компании, – спящего Эно. Он забыл ключи от квартиры и ночевал на яхте. Никто ещё не поднимался, хотя времени до начала занятий немного. Просыпаются и уходят купаться Лида с Идой. Остальные заторможенно перемещаются в сторону душа и обратно. Готовить завтрак нет сил. Прячась за тёмными очками от яркого солнца, команда Marigold заказывает омлеты, соки и кофе на берегу.
Катерина, завидев нас на открытой террасе «Синей лягушки», возмущается:
– Это ещё что такое?! Пять минут до начала занятия.
– Это не мы! – хором отвечают обе Наташи и Ида.
Поборов огромные порции завтрака, мы плетёмся к конференц-залу. Приятно видеть, что без нас не начинали. Тема лекции: галсы, плавание по ветру и против ветра. После лекции подхожу к Нате: почему-то я уверена, что Ната непременно станет скандалить. Не хочу скандала на борту. Поэтому договариваюсь заранее, на суше.
– На тренировке, не во время гонки, побуду разок питменом. Ты не против?
– Да сколько угодно, – отмахивается от меня Ната.
Ладно, пусть это останется с ней. Поищу позитива. У пирса возвышается фигура внушительных размеров. Это Лёша. Он солиден и серьёзен. Это он советовал нам не селиться в каюте на носу. Я спрашиваю, почему на занятиях по теории у него такой скучающий вид? Оказывается, Лёша много лет увлекается яхтенным спортом. Он подробно рассказывает мне, что русская морская терминология произошла от голландской. У нас пользуются ею со времён Петра Первого. Однако в современном мире в ходу английские названия. Например, не «грот», а мэйн-сейл. Хальярд, а не «фал» (трос, которым поднимают и опускают спинакер). Слово «шкоты» местные шкиперы заменили на «верёвки», что на нашем флоте недопустимо. Гик (рею) для спинакера в Хорватии называют либо тангуном, либо, на английский манер, пол'ом. И вообще, заключает Лёша, когда идёшь против ветра, смена галса и есть поворот.
Иду на яхту, испытывая окрыляющее чувство: кое в чём разобралась! Фалы, шкоты, концы – это тросы. Не верёвки. Смена галса – поворот. Спасибо Лёше.

– Пока регата не началась, хочу попробовать роль питмена.
Говорю это, едва Marigold выходит в море. Ната бросает шкот и матерится. Без натяжения шкот мгновенно распускается. С усилием натянутый парус мог бы обрушиться вниз. Но Толя успевает прижать шкот ногой. Игнорируя укоризненный взгляд мужа, Ната с перекошенным от злости лицом топает на нос. Нетрудно догадаться: она была крепко настроена не двигаться с места.
Я не знаю, где блокираторы ап-холла и даун-холла, регулирующие высоту реи спинакера. Помню только, что если один открою, то второй надо ставить на блок. Лида советует:
– А ты прикинься дурочкой. Подойди к ней, разузнай, что должен делать питмен. Потом, конечно, поменяетесь обратно. Сейчас главное – уладить конфликт.
С носа прибегает Толя. Он потерпел фиаско, успокаивая жену.
– Чего она бесится? – поднимаю на него удивлённые глаза. Подспудно чую, что «включила дурочку» раньше времени. Толю, однако, это не коробит.
– Слушай, я десять лет знаю эту женщину, – говорит он мне. – Она вспыльчивая, но отходчивая. Погоди немного, потом обо всём расспросишь.
Оглядываюсь. Лида ободряюще улыбается. Мягкая, оптимистично настроенная, она ещё в первый день объявила: «Я на отдыхе. Ни с кем не спорю. Что дадите, то и буду делать». Ох, я так не умею.
Время поднимать паруса. Начинается активная работа питмена. Ворочать лебёдкой нелегко. Триммеры мне не помогают. Хотят, чтобы я почувствовала, что питменская доля тяжела и я её не хочу. Угадали. Я действительно не хочу быть питменом. Но побывать в его шкуре должна была.
Ближе к полудню спохватываюсь: собиралась же приготовить на обед чечевичную похлёбку. Увидев в моих руках кастрюлю, Ната заявляет:
– Я это есть не буду! – оглянувшись на Лиду, добавляет, – Не обращайте на меня внимания. Я просто не люблю горох и фасоль.
Ставлю суп на огонь. Тут же кто-то вспоминает, что во время регаты кашеварить нельзя. Обедать рано, похлёбка не готова. Куда же девать кастрюлю? Плита сохраняет равновесие, но при резком повороте суп неизбежно прольётся. Наглухо закрываю суп крышкой, прячу в раковине. Если мы останемся без обеда, хотя бы помещение не придётся отмывать.

Поднимаюсь на кокпит. Ната резко оттесняет меня, занимая место питмена. По её мнению, пришло время подготовки к регате. Команда становится деятельной, суетливой. Одни предвкушают гонку. Другие ждут неведомых впечатлений. Мне – фиолетово. Я разглядываю оттенки воды. Они постоянно меняются. Слежу за лицом шкипера. Оно почти неизменно. Наблюдаю за передвижениями на носу яхты. Когда понадобится, прибегу помогать.
Судьи объявляют регату-бостон. Задача: пройти от старта до буйка против ветра и вернуться обратно. Яхты кружат в предстартовом пространстве словно акулы вокруг жертвы. На каждой яхте уже поставлены и мэйн-сейл и генуя. Пять минут до старта. Четыре... Одна. Гена высчитывает секунды по своим командирским часам. Эно выводит лодку на выгодную позицию. Старт! Шкипер командует:
– Выбирай!
В ажиотаже крутим ручки лебёдок. Перенапрягаясь, команда затягивает тросы.
– Ещё. Ещё!
Натяжения мало, сил мало. Наше преимущество при старте тает на глазах. Но не стоит унывать, на галсах, надеюсь, наверстаем упущенное.
Тройка боуменов и мастмен сидят на краю палубы, рядом с бегунками и креплением стоячего такелажа. Поскольку работа боумена – смотреть вперёд, шкипер спрашивает нас, где закреплён жёлтый буёк.
– Ни буя не видно, – кричу в ответ.
Ещё через три минуты Туся указывает на крошечное жёлтое пятнышко впереди слева.
Как только поворотная точка пройдена, шкипер командует:
– Установить тангун. Приготовить спинакер!
Для спинакера всё готово. Парус раскрывается, но почему-то застопорилась генуя. Не идёт, как ни тяну за тоненький синий трос.
– Геную заклинило! – кричит мастмен, пытаясь помочь мне.
– Убирай спинакер, – отвечает шкипер. Триммеры сразу реагируют на команду, отпуская шкоты. Спинакер обрушивается в море. Втроём с Тусей и Геной сгребаем волнами падающую ткань. Рук не хватает, часть спинакера уже намокла. Запихиваем парус в открытый иллюминатор. В каюте его собирает Ида.
Дёргая так и сяк синий шкот, Митя умудряется свернуть геную на две трети. Видя это, шкипер командует:
– Ставьте спинакер.
Мы снова прицепляем замки с разноцветными шкотами к углам-лепесткам. Питмен накручивает на винч трос. Вершина спинакера взвивается, обматывается вокруг генуи, запутывается. На кокпите Толя с Натой продолжают крутить лебёдку. Пока мы растолковываем им, почему трос нужно ослабить, драгоценное время уходит. В конце-концов спинакер поставлен. Мы приходим четвёртыми. Толя и Ната страшно недовольны. Но Эно улыбается мне.
– Я рад, – говорит он. – Все живы. Никто не упал за борт. Что место не первое... так это – море, здесь всякое случается.

Предстоит ещё одна гонка. Чтобы отдохнуть и перекусить, останавливаемся в марине Првич Лука. Толя заказывает устрицы. Я разливаю по тарелкам доварившийся суп. Спрашиваю Эно, ловят ли местные рыбаки осьминогов?
– Посмотрим, – отвечает капитан.
Перед стартом второй регаты спрашиваю у Гены разрешения поднять мейн-сейл. Гена отступает на шаг. Я изо всех сил тяну шкот. Парус поднимается на треть. Висну на шкоте. Парус взбирается ещё на четверть. С помощью Гены дотягиваю грот до верхушки мачты. Да, работа мастмена мне не по плечу. Сказав Гене «спасибо», сажусь откренивать.
– Признай, что ты – самая слабая в команде, – советует Лида. – И делай то, что тебе по силам.
Признать такое обидно. Помню, некогда я была единственной среди женщин, работавшей веслом на рафтинге наравне с мужчинами. Слабее с тех пор я не стала.

Второе соревнование начинается так же, как в первый раз. Отсчёт. Старт. «Выбирай! Все тросы выбирай! Ещё, ещё! ЕЩЁ!!!» Напрягая силы, Лида крутит лебёдку мейн-сейла, Митя и Толя затягивают шкоты генуи. Идём против ветра, при каждом тэке теряя время. То ручка лебёдки мешает, то не хватает сил выбрать канат.
Впереди маячит маленький жёлтый буй. И большая белая корма яхты соперников. Эно удачно заложил галс. Хорошая скорость. Остаётся сделать левый поворот, и мы – на финишной прямой. Однако яхта перед нами не собирается поворачивать. Мы идём с подветренной стороны и по правилам нам должны уступить. Яхта у буйка словно замерла. Её шкипер, Марко, громко ругает свою команду. Эно не верит в случайности. Он кричит Марко, что тот злоупотребляет правилами. Ещё что-то кричит. Яхта Марко стоит на месте. Marigold несётся точно в левый борт сопернику. Можно отвернуть вправо, сделать пару лишних галсов и потерять время. Не дотянув десяток метров до буйка, Эно крутит руль влево. Тэк.
Теряем безупречную траекторию, нарушаем правила. Эно зол на Марко. Но надо ещё добраться до красного буйка на финише. Ставим спинакер. Геную опять заклинило. Как мы ни стараемся, не можем убрать этот парус. В итоге шкипер приказывает вручную сложить геную на носу. Пузырь спинакера надут. Суматоха улеглась, ругань на кокпите утихла. На носу больше делать нечего. Перебираюсь на корму. Лида сорвала себе спину, пока крутила лебёдку мейн-сейла. Предлагаю сменить её. Она согласна. Завтра так и сделаем.
– Приготовиться к джайбу, – произносит через некоторое время шкипер.
Ух-ты, прогресс налицо. Джайб: поворот, когда спинакер переводится с одного борта на другой. Толя зачем-то бежит помогать боумену и мастмену. Протягивает хальярд не за свёрнутой генуей, а перед ней. Спинакер не раскрывается.
– Это море... всякое случается, – философски заключает Эно, когда видит, что на носу всё безнадёжно запуталось.
Мы опять четвёртые.

Яхта идёт «на моторе» к марине городка Водице. Погода солнечная. Команда разместилась на рейле. Со стороны мы выглядим довольными, когда сидим вдоль борта, свесив ножки. Но это не так.
Я запрокидываю голову. Смотрю: что там, по другую сторону яхты? Перевёрнутая картинка загибается углами вверх. Тонкая полоска земли кривой тарелкой накрывает синее море. Сверху колокольни и крыши домов острыми ножами пытаются проткнуть небесную твердь. Живая природа выглядит нарисованной. Это забавно.
Каждый вечер у нас есть свободных полтора часа. Время рассчитано правильно: душевых кабинок на берегу обычно не больше пяти, в регате участвует сорок семь человек. Девяноста минут едва хватит на то, чтобы каждый помылся. И всё же народу откровенно некуда девать эти полтора часа. Многие едят и пьют. Некоторые гуляют. Митя безуспешно пытается зайти в Интернет. Вай-фай здесь не ловит. Я кидаю сюрикены в дощечку. С разрешения шкипера включаю музыку.
Этим вечером на нашей лодке собираются чуть ли не три экипажа. Празднуют окончание первого гоночного дня. На пирсе «уединились» Эно и Марко. Эно втолковывает что-то, методично разрубая воздух ладонью. Марко всплёскивает руками и восклицает как заправский итальянец. Они похожи на бурого и белого медведей. Их высокие, представительные фигуры то приближаются, то удаляются. Народ съедает устрицы, поднимает десяток тостов. Высказываются все, кто хотел поделиться впечатлениями. Эно и Марко спорят и спорят. Небо на горизонте медленно линяет из голубого в грязно-оранжевый цвет. Шкиперы топчутся на пирсе. Марко и рад бы закончить дискуссию, но Эно не отпускает его.
– Пусть подерутся и покончат уже с этим, – заявляет Ната.
Вася, один из организаторов нашей регаты, идёт мирить двух капитанов. Кто-то вспоминает: ужин ждёт на причале. Все поднимаются с мест. Уходя, слышу, как Вася говорит:
– Да наплюй ты, Эно. Ну, подставил. Ну, помешал выиграть. В конечном счёте, не это главное. Мы же отдыхать приехали.
– Ошибаешься. Марко не просто подставил меня. Он подставил под удар яхту. Если бы мы врезались, счёт за ремонт пришёл бы мне. Мои жена и дети остались бы без хлебушка.
Вася рассеянно кивает. С этим не поспоришь.

По пристани прогуливается девушка, которую шкиперы прозвали Барби-долл. Она добрая, милая, красивая. Ей не интересно травить шкоты и крутить лебёдку. В первый день она осталась на берегу, гуляла по Шибенику. Сегодня обе регаты просидела на рейле. Откренивала. Для меня это равнозначно безделью. Но Лёша объяснил мне, что от откренивания есть польза: перенос веса влияет на скорость лодки. Днём Барби-долл откренивала в красной шляпе с широкими полями и модном спортивном костюме. Вечером на ней короткое шёлковое платье. В разноцветную тонкую полоску. Туфли на шпильках. Любуемся ею. Ната с Тусей пробегают в сторону душевых кабинок. Ната насмешливо спрашивает Барби, как можно передвигаться на таких высоких каблуках по пирсу и не по ошибке ли попало вечернее платье в сумку?
– Я и в своём родном городе так хожу, – отвечает та. Дверь душевой закрывается за Натой. Барби-долл чуть не плача восклицает:
– Я в шоке! Наши женщины – дикари. Как будто впервые видят вечернее платье.
– Не переживай, – утешает её Митя. – Ты потрясающе выглядишь. На тебе – платье и туфли. На них – треники и спортивные тапочки. Они тебе завидуют.
Чудесный Митя. Барби-долл приободряется. Её спина снова пряма, а походка изящна.
В ресторане выясняется, что за столом нет Лиды. Ида волнуется, не потерялась ли её подруга. Толя поднимается с места и уходит. Через десять минут он возвращается с Лидой. Нашёл! Она покупала себе пляжные тапочки и заплутала в городе.
Поздно вечером в лодке играем в «дамский преферанс». Митя выигрывает.
– Повезёт в любви, – шутит Туся, обращаясь ко мне.
– Недаром столько устриц съел, – подмигивает моему мужу Толя.
– Ты тоже устрицы ел. И что?! – поднимаясь, презрительно бросает Ната.
Расходимся по каютам. Слышимость на яхте феноменальная.

Третье мая

Просыпаюсь от того, что над головой кто-то шагает. Это шкипер чинит геную.
Экипаж с трудом просыпается. В кают-компании Митя жалуется: обгорели уши и шея. Больно дотронуться. Я копаюсь в шкафу, ищу крем от загара.
– Иди сюда, – зовёт Митю Ната. – У меня полно солнцезащитного крема.
– Нет, спасибо, – откликаюсь я. – У нас тоже есть крем.
– Я уже выдавила много лишнего. Иди, Митя, я тебя помажу.
– Спасибо, Ната. Жена и крем у меня свои, – добродушно отвечает Митя, направляясь ко мне. Краем глаза вижу, как Ната с упрямым выражением лица заталкивает крем обратно в тюбик.
Завтракать не стали, плетёмся на занятия. Слушая правила проведения регаты, разглядываю лектора Стёпу. «Ладно скроен, крепко сшит» – это про него. Стёпа невысок, кудряв и бородат. Талия стройная, как у девушки. Большие тёмно-карие глаза в бахроме густых ресниц делают его похожим на пятилетнего ребёнка. Ребёнка с бородой, читающего теорию мореплавания. Стёпа рассказывает:
– На скорость яхты влияет не только ветер. Течение тоже важно. Как определить, какое течение около буйка? Бросьте что-нибудь ненужное в воду
Слушатели недоумённо переглядываются: лишних предметов на яхту никто не берёт.
– Что угодно. Да хоть банановую кожуру. И поглядите, куда её понесёт.
Сразу после лекции народ разбредается по переулкам, по магазинам. Городок Водице очарователен. Селения на хорватских берегах имеют свой неповторимый стиль. Они похожи между собой, но их не спутаешь с городами других стран. Наслаждаемся свежим воздухом и чистотой узких улочек. Покупаем сувениры с морской символикой. У Туси – якорь из белого золота на цепочке. У меня – синие киты на хлопчатобумажной майке.
Яхта готова к отплытию. Эно ворчит:
– Каждый раз мы договариваемся: никто из шкиперов не трогает шкоты. Вы сами должны всё делать. Но стоит регате начаться, Марко бросается выполнять работу за свою команду. Есть же такие глупые люди, которым сколько ни говори...
– Давай к его яхте сзади прицепим ведро? – отзывается Ната. – Мне Лёша рассказывал. Одно небольшое ведро заметно снижает скорость судна. А можно ещё подсыпать слабительное в кофе Марко.
Мечтая о сладкой мести, питмен готовится к плаванию. Сбрасывает свёрнутые шкоты в кают-компанию. Я устраиваюсь около лебёдки мейн-сейла. Предстоит долгая навигационная регата: будем лавировать между островами, замерять глубину моря, ориентироваться по звёздам... Пройдя две контрольные точки, доберёмся до острова Жут.
Эно достаёт карту, разрешает разглядывать её и задавать вопросы. У меня вопросов много. Почему делаем так, а не эдак. И зачем делаем именно так. Толя в нетерпении рявкает:
– Помолчи!
Меня не трогает волнение «боцмана» перед гонкой, я требую ответа от шкипера.
– Прислушайся к нему, – ровным голосом говорит Эно и указывает на Толю.

Пять яхт на полуспущенных парусах вьются у красного буйка. Звучит сигнал начала регаты. Паруса нужно тотчас же натянуть до предела. Другим командам это удаётся, нам – нет.
– Народ, да что с вами такое? – восклицает шкипер. – Я вывел вас первыми к стартовой линии, в чём дело?
Нам самим не ясно. Тросы словно живые обвиваются вокруг лебёдок, перепутываются, мешаются под ногами...
Триммерам с трудом удаётся придать генуе нужное натяжение. Яхта разгоняется. Мчится вслед за соперниками. Сильный встречный ветер не даёт передышки. Идём короткими галсами. В очередной раз собираемся повернуть влево. Правый шкот генуи лег на винче против часовой стрелки, завязался узлом. Поворот невозможен. Впереди и справа – остров.
– Принесите нож, – велит шкипер. – И приготовьте новый трос. Верёвки лежат в ящике под скамейкой. Как срежу шкот, делаем тэк.
Длинный кухонный нож и новый трос готовы. Эно одним движением снизу вверх разрезает шкот. Парус резко взлетает, хлещет нас концом троса. Толю по затылку, меня по щеке и очкам. Яхта поворачивает, винчи крутятся. Боумен скользит по палубе – спешит выправить нижний край паруса. Шкипер подаёт мастмену конец нового троса для генуи:
– Привяжи.
Гена бежит на нос, садится на корточки около угла паруса, где в ткани пробито кольцо. Медлит в замешательстве. Спешу к нему на помощь. Я помню, как вязать узел. У меня отлично получалось на тренировке. Петля, продеть в кольцо, обратно в петлю, провести под ней, над шкотом, под перекрестьем петли и шкота, снова в петлю, потом затянуть.
– Слишком свободно, – оценивает Гена. – Сделай потуже.
Распускаю узел и понимаю что... не помню, как его вязать. Берусь – не получается. Я в отчаянии. Гена ушёл. Эно ждёт, когда всё будет готово. Я жалобно смотрю на капитана. Он большими шагами подходит, крепит шкот к парусу и возвращается к штурвалу.
– Мне стыдно, что не смогла завязать узел.
– Ничего, – пожимает плечами Эно. – Была непривычная ситуация. Сейчас бы ты завязала пять узлов подряд.
Ветер усиливается, яхта круче заваливается на бок. Ослабляю и вновь натягиваю мейн-сейл. Крутить винч всё тяжелей. Перестаю закручивать лебёдку – трос тут же ползёт обратно. Закрепляю его на блоке и залезаю на противоположный, поднявшийся борт. Откренивают все, даже шкипер. Ветер остервенело рвёт парус с грот-мачты. С той стороны, где мы сидим, осталось всего четыре витка троса на винче.
– Ослабить грот!
Переползаю вниз. Туда, где троса побольше. Ручка лебёдки мешает дотянуться до места, где он закреплён.
– Ослабь, ослабь! – торопит меня Эно.
Яхта накренилась так сильно, что волны легко перехлёстывают через борт. Брызжут на шкиперские сапоги.
– Попусти, попусти!!! – переходит Эно на ломанный русский. По-хорватски ругается, пока я разматываю злосчастный трос. Яхта выравнивается. Шкипер взбудоражен до предела. Больше не кричит, но в голосе гроза.
– Закрепила трос. Кто так делает?! Говорю, ослабь – копаешься. Нужна скорость. Нужна сила. Не справляешься – позови на помощь кого-нибудь из мужчин.
– Хорошо.
– Ещё немного, и лодка улеглась бы на бок. Видишь, ветер сильный, – значит, надо распускать. А у тебя он на стопоре!
– Я знаю, я напортачила.
Эно нависает надо мной. Взгляд возмущённо-вопросительный.
– Что происходит? Когда большой ветер, всегда ослабляем парус. Просто руками держать опасно, поэтому делаем четыре витка вокруг винча. Но закреплять ни в коем случае нельзя. Иначе быстро не размотаешь.
– Если я не справляюсь, поменяй на кого-нибудь другого, – говорю. – А меня направь туда, куда считаешь нужным.
– Да хоть на верхушку мачты полезай. Мне-то какая разница, – бурчит Эно, отходя от меня.
Я нахохлилась и сижу, как груша подавленная. Эно снова обращается ко мне. Намного тише и спокойнее:
– Я понимаю. У вас, женщин, мало физической силы. Я и не требую...
Но не продолжает. Потому что я не поворачиваюсь к нему и не реагирую. А ему извиняться не за что.

Погода снова солнечная, мрачные тучи отползли к горизонту. Бросаю свою бирюзовую ветровку в кают-компанию. Остальные тоже избавляются от тёплых вещей. От ветровок, от флисок.
Наша Marigold идёт не первой. Но и не последней. Успешно проходит контрольную точку, после которой меняется ветер. Звучит команда:
– Поднять спинакер!
Нам нужно как можно быстрее обойти соперников. Потому что впереди роем белокрылых мотыльков выходит из залива стопарусная регата. Если она перекроет нам ветер, мы до самого финиша будем плестись в хвосте. Для мейн-сейл-триммера работы нет. Поэтому я любуюсь чужой регатой. А спинакер всё ставят и ставят. Наконец, шкипер выносит вердикт:
– Всё. Можем не торопиться. Дальше гонка пойдёт без нас.
Легчайший ветерок надувает «пузо» спинакера. Митя держит спинакер-шкот и неотрывно глядит вверх: не перетянут ли парус. Если слегка заполаскивает – хорошо. Если нет, надо ослабить шкот. Если парус начинает схлопываться, надо опять подтянуть. Остальным заняться нечем. Жара. Команда решает подкрепиться фруктами. Огрызки летят за борт. Я не выкидываю в море банановую кожуру. Для меня это то же самое, что мусорить на улице.
– Швыряй! – подбадривает Лида. – Посмотрим, куда она поплывёт.
– Не могу засорять море. Когда Эно кидает за борт окурки, и то больно смотреть. А тут – целая шкурка.
Шкипер принимает независимый вид:
– Рыбы всё съедят. Посмотри, море чистое. Мы выкидываем за борт только то, что разлагается.
Я бросаю банановую кожуру в волны. Она медленно разворачивается и плывёт за яхтой.
– Глядите, глядите! Шкурка на обгон пошла! – изображает радость Толя.
Мы невесело смеёмся. Пока ветра нет, мы беспомощны. Яхта почти не движется. Минуем стопарусную регату, проходим мимо небольшого островка. Оглянувшись, капитан сообщает нам:
– Мы снова в гонке.
Позади тащится яхта Сержанта. Она шла другим курсом, тоже потеряла время на безветренном участке пути. В море, где всякое может случиться, всем понемногу везёт.
Лавируем между мелкими островками. Ветер возвращается, но не попутный. Эно велит убрать спинакер. Срочно нужна генуя. Есть работа и для меня. Ветер крепчает. Команда почти в полном составе откренивает. Мне постоянно приходится подкручивать лебёдку мейн-сейла то в одну, то в другую сторону. Капитан выгадывает для нас метры. Первую тройку яхт не догнать, но побороться за четвёртое место стоит. Эно достаёт карту, передаёт Толе.
– Посмотри по карте глубину около острова, что справа от нас.
Толя находит остров, но как определить глубину не знает. Указывает шкиперу в карте пальцем, мол, разбирайся сам. Тот не сдаётся, продолжает запрашивать данные. Толя сбегает от капитана: подсаживается ко мне, помогает крутить лебёдку. Заодно делится серферским опытом, как распознать ветер.
– Видишь, светлый островок на поверхности воды? Там ветра нет. А теперь смотри, куда движется тёмная полоса. Туда движется ветер.
Догадавшись, что в вопросе навигации Толя чувствует себя неуверенно, Эно оставляет его в покое. Marigold финиширует четвёртой.

На моторе подходим к острову Жут. Звучит команда нести фендеры – бамперы для лодок. На баржах используют автомобильные шины, но у нас — яхта! Привязываем по три белых надувных сардельки к каждому борту. Marigold причаливает, я выношу спинакер на пирс, расправляю. Толя и Митя помогают. Поднимается ветер, раздувает парус. Приходится чуть ли не лечь, чтобы удержать его. Шкиперы с других яхт хохочут. Эно подходит к нам и тихо выговаривает всем троим:
– Говорю же, думайте каждый раз перед тем, как что-то сделать. Молодцы: взяли парус, положили поперёк ветра... Ловите его теперь.
С помощью капитана мы запихиваем искупавшийся в прибрежных водах спинакер. Толя придумал, как приободриться: зовёт всех плавать. Первыми в море прыгают мужчины. Я сползаю с пирса и тихонечко шлёпаюсь в прозрачную воду. На дне видны морские ежи. Испуганно улепётывают бирюзовые крупные рыбы.
Весь «командный состав» собрался и смотрит на нас, красивых и мокрых.
Судейская бригада оповещает экипажи яхт: на берегу проводится соревнование по сбору аспарагуса – спаржи то есть. Но нам не до того. После купания мы примем душ и наконец-то поиграем в Мафию!

Усаживаемся на веранде прибрежного ресторанчика, сухие, согревшиеся. Заказываем кофе. Толя достаёт карты и объясняет правила. Ведущий говорит: «Ночь», – все закрывают глаза. По команде «просыпаются» сначала «чёрные игроки», мафиози, потом – Шериф. У мафии есть свой начальник, Дон, который назначает первые три жертвы. Остальных Дон выберет «днём», подавая условный сигнал своим шестёркам. Говорить разрешается «днём», в свою минуту. Шестьдесят секунд на то, чтобы поделиться наблюдениями, предложить кандидатуру для казни. Цель «красных» игроков – казнить мафию. Шериф ищет Дона, чтобы указать гражданам злодея. Дон ищет Шерифа. Ведущий отвечает «ночью» кивком или покачиванием головы, верны ли их подозрения.
Первый раунд проводит Ната. Десять игроков по очереди тащат карты. Васе, Иде, Толе, Лёше и мне достаются роли мирных граждан. Туся – Шериф, Митя – Дон. Остальные мафиози и ещё один «красный» – ребята со Стёпиной яхты. Они играют впервые. Промахиваются, стреляя «ночью», не знают, что говорить днём. Митя с непривычки путается в показаниях. Объявив себя Шерифом, он не учитывает, что в первую «ночь» Шериф никого не проверяет. Митю губит нечёткое знание правил. Победа «красных» не за горами, одна лишь проблема: пока не перебита вся мафия, добрые граждане «день» за «днём» казнят подозреваемых. Толя выставляет на голосование мою кандидатуру.
– О, нет. Только не это. Проверьте мои документы. Обыщите квартиру. Я – обычная горожанка. Путь Шериф придёт ко мне ночью, я докажу свою лояльность обществу.
Мне дают шанс. Следующей под удар попадает Ида. Для неё это так неожиданно, что она не находит, что сказать в свою защиту. Толя давит на игроков, выдавая себя за Шерифа. Я ему не верю, он ведёт себя как хитрый, изворотливый мафиози. Однако Иду решено казнить. По правилам клубной Мафии убитый игрок имеет право на «посмертное слово».
– Вы неправы. Вы очень неправы. Вы сейчас убили честного человека. Я – не мафия, – говорит Ида. Слёзы стоят у неё в глазах. Она не плачет, нет. Но ей обидно, больно. Она встаёт и уходит. Как будто уходит из жизни.
Мы ошиблись. У неё на руках была карта положительного персонажа. Тем не менее, добрые граждане побеждают. С чем Ната нас и поздравляет. Толя с жаром объясняет, у кого и где были просчёты, на своём примере учит новичков хитростям:
– Я был обычным «красным» игроком, но представился Шерифом, чтобы сделать прикрытие настоящему Шерифу – Тусе. Так у неё было время найти Дона.
Повернувшись ко мне, поясняет:
– Я – Лушчий Шериф Клуба.
Улыбаюсь в ответ.
Перед самым началом за стол возвращается Ида. Она не хочет играть: слишком острые эмоции. Ещё не зная, какая карта меня ждёт, я обещаю ей:
– Больше мы тебя не убьём. Садись с нами, пожалуйста.

Второй раунд проводит Толя. Мне достаётся роль начальника мафиози. Мои подельники – те же новички с другой лодки. Везёт же им. Однако на этот раз они стреляют слаженно. Убиты трое, в том числе Лёша, который был Шерифом. «Днём» я не выхожу из образа напуганной мирной гражданки. Но есть проблема: кого казнить? Иду дала слово не трогать. Кандидатуру Наты не выставляю, чтобы не выглядело, будто я свожу личные счёты (многие в курсе, что мы «на ножах»). Приходится жертвовать одной из своих шестёрок. Вторая, оставшаяся в живых, с перепугу «ночью» промахивается. Наутро Ната неожиданно объявляет «шерифский день». День, когда мирные жители не понесли потерь.
– Только мафиози будет голосовать за казнь в «шерифский день», – заявляет она.
Мне весьма неудобен такой расклад, но я не хочу терять ложную репутацию «красного» игрока. «День» проходит без жертв. Зато «ночью» я с чистой совестью убиваю Нату. Граждане негодуют и казнят моего второго подельника. Остаются трое мирных против одного дона. Наступает решающая «ночь». Иду защищает моё честное слово. Вася – неискушённый игрок. Митя потенциально опасен. Застрелив мужа, просыпаюсь, уверенная в своей победе.
– Смотрите, не постеснялась укокошить собственного мужа, – ахает Ида и тут же получает замечание от ведущего. Нельзя говорить не в свою очередь.
– Ида – циничный, расчётливый игрок, – открываю обсуждение я. – Застрелив Митю, она разыграла праведный гнев, чтобы перевести стрелки на меня. Надеюсь, Вася, ты выставишь её кандидатуру на голосование. Спасибо.
– Что? Ты не предложила меня повесить? – удивляется Вася.
– Нет.
– И напрасно. Потому что я голосую против тебя.
– Игра окончилась победой «красных», – тут же подводит итог Толя.
Я ошарашена.
– Разве не помнишь? – говорит Вася с мягкой улыбкой. – Шериф, умирая, назвал тебя «безусловно чёрным игроком».
Нет, я даже не обратила внимание на слова мёртвого Шерифа. Надо же, как я просчиталась. Мите я заморочила бы голову. Как изощрённый игрок, он поверил бы в то, что посмертная речь Шерифа – блеф мафии. А Вася, новичок, действовал прямолинейно. И преуспел.
– Самую большую ошибку в этой игре допустила Ната, – Толя приступает к любимому занятию. К разбору чужих ошибок. – Объявила «шерифский» день, зная, что последне слово – за «чёрным» игроком. Если бы мафия выставила кого-нибудь на голосование, вы бы проиграли.
– Но ведь она купилась!!! – торжествуя, выкрикивает Ната, забывая о том, что я сижу рядом.
– Если игрок не знает всех правил и тонкостей, это не повод вести себя беспечно. Плохая ошибка для Лучшего Дона Клуба.
Народ поднимается с мест, чтобы идти на ужин. Ко мне подходят ребята, с которыми мы менялись местами в первый день. Их переполняет восторг.
– Спасибо за игру. Мы наслаждались зрелищем. Тебя невозможно было раскусить.
Благодарю и сразу сматываю удочки. Не хочу, чтобы они видели эту улыбку, полную ликования. Зрительские симпатии – на моей стороне! Выходит, игру-то я выиграла, что бы там ни выходило по подсчётам ведущего.

В ресторане нас заждались. Эно с каким-то крепким напитком в бокале ходит из стороны в сторону. Никак не прогорят в нём эмоции. Завидев меня, разводит руками.
– Вот она. Которая трос закрепила. И лодка нахлебалась воды.
Эно заглядывает мне в глаза, мол, не совестно? Да. Стыдно, конечно.
Экипаж Marigold рассаживается за столом. Я устраиваюсь подальше от шкипера. А то опять начнёт распекать. Не пришла ещё Лида, но Ида не решается поднимать панику. К Эно подсаживаются Младен и Сержант.
– Вы в курсе, что у вас – самый лучший шкипер? – со строгой улыбкой спрашивает нас Сержант. Дружно отвечаем: «Да-а-а-а». Эно тут же начинает описывать приятелям сегодняшние злоключения. Говорит по-хорватски. Мы не в состоянии оценить лестные эпитеты, которыми он нас кроет. Но интонация не оставляет надежды. Чтобы не остаться в долгу, начинаем обсуждать, сколько ему лет.
– Под сорок! – говорит Туся. Ната с ней согласна.
– Да вы что?! Лет двадцать пять, не больше, – возмущается Гена.
– Тогда тридцать семь, – предлагаю я.
– Согласен, – кивает Толя.
Митя не любит гадать.
– Эно, сколько тебе лет? – спрашивает он напрямую.
– Тридцать один.
– А бабы, прикинь, думали, что тебе сорок лет!
Всеобщий ступор накрывает и нас, и шкиперов. Понятно, что опытность и глубокое знание дела добавляют солидности. Но судя по обескураженному лицу Эно, он совсем не рад услышать подобное. Мне хочется исправить впечатление.
– Не переживай. Зато ты – симпатяга.
Эно со смущённой улыбкой бормочет что-то типа «Дык! Ёлы-палы...»
– Я говорил? У меня – самая лучшая команда, – поворачивается он к Сержанту.
– Правда, неумелая и криворукая, – добавляет со смехом Туся.
– Зато вы учитесь. Сами делаете ошибки и сами исправляете. Поставили спинакер, уронили спинакер... – смеётся Эно. – Я ни одной верёвки не трогаю.
– Как раз хотела сказать: нам не хватает практики, – развиваю мысль я. – Давайте завтра не поедем на экскурсию, а будем тренироваться?
– Отличная мысль, – поднимается со своего места Сержант. – Завтра все поедут смотреть заповедник. А ты останешься с ним, – хлопает Эно по плечу. – И будешь тренироваться.
– Ну, нет. Для индивидуальных тренировок у меня муж есть, – отшучиваюсь я. За шумом моя реплика не слышна. Шкиперы рассаживаются по своим местам. На большом переносном экране мелькают фотографии регаты и вечернего купания. За столом появляется Лида. Успела к подаче горячего.
Судейская бригада хвалит Эно за то, что он собрал больше всего спаржи. За победу команда награждается памятным призом. Лида наклоняется к моему уху:
– Из скромности не хотела говорить, но... Пока вы играли в мафию, я не поленилась и собрала этот ваш аспарагус. Передала Эно, а он – судейской бригаде. Так что приз за спаржу – моя заслуга.
Пусть так. Главное, хоть в чём-то вышли на первое место. Толя предлагает кричать перед стартом: «Мы – Банда Аспарагус». Идея всем нравится.
Возвращаемся в марину по каменистой тропинке вдоль берега. Издалека светят окна домов. Гена делится со мной наблюдением:
– На прошлой регате шкипер расставил членов экипажа так, как счёл нужным. Каждому диктовал, что делать. Мы двигались слаженно, но бездумно. На этой яхте и с этим шкипером пришло понимание. Стало ясно, что делать и как.
Митя ведёт под руку девицу с другой яхты. Она покачивается на высоченных каблуках. Без Мити давно бы подвернула ногу или упала в воду. Укрытый темнотой, остров Жут по-прежнему очарователен. В небе хорошо видны звёзды. Я не ревную.

Четвёртое мая

Сегодня я проспала лекцию. Перед выходом в море экипаж дружно мажется кремом от загара. Замечаю на обветренном носу шкипера следы крема. Всем известно, что загар старит кожу. Неужели вчерашняя шутка задела нашего героя? Вряд ли. Просто раньше я на подобные детали не обращала внимания. С другой стороны, Эно в первый же день загорел так сильно, что лицо стало темнее глаз. Светло-карих, блестящих, весёлых глазок, вечно спрятанных за тёмными очками.
Эно больше не ругается. Просто рассказывает мне:
– Я вчера две тонны воды слил. Нахлебались. Кто окна открытыми оставил? Вы знаете, что бывает, когда переворачивается яхта? Она стоит мачтой вниз. Потом переворачивается вниз килем. И будет вертеться до тех пор, пока не встанет мачтой вверх. Команде надо только держаться за что-нибудь. Но если окна будут открыты – всё, конец яхте... Ещё на бок можно лечь, если грот вовремя не ослабить. Сам видел, как укладывали яхту. А если трос мейн-сейла на винч не намотаешь, то в море улетишь. Меня как-то раз снесло в море. Ветер сильный был, а я хорошо-о за трос держался... Думайте. Я хочу, чтобы вы научились думать. Тогда мы будем выходить в море, и мне ничего не надо будет говорить. Команда работает, шкипер рулит.
Мы идём «на моторе» к заповеднику. Экскурсия к архипелагу Корнати меня разочаровывает. Вместо пешей прогулки – круг почёта по воде, так как ведь большая часть островов национального парка в чьём-либо владении. Правда, земля пустует. Раньше здесь пасли скот –  невысокие каменные ограды сохранились до сих пор. На одном из склонов лежат прямоугольные плиты. Здесь погибли пятеро молодых пожарных. Плиты – мемориал.
Мы долго плывём в молчании. Каждый сидит, где хочет. Синее небо бледное, многослойное. Ложусь лицом в облака. Ближний к земле, перистый, кругло-узорчатый пласт кажется неподвижным. В его зазорах виден верхний, стремительно несущийся рой таких же перистых, но с другим узором облачков. Я словно вросла в поверхность яхты. Осталось лишь блюдце лица. Окошко тесной каюты, в которой я живу.
Со стороны Адриатического моря вид островов изменяется. Округлые, словно покрытые палетками холмы сменяются отвесными и наклонными скалами. За спиной слышно жужжание. Судейский катер подбирается к наше яхте. На носу катера стоит банка пива. Эно поясняет:
– Это такая шутка.
Катер догоняет яхту, пристраивается позади. Тихонько сокращая дистанцию, подходит вплотную. Шкипер протягивает руку и берёт банку. Эксклюзивная доставка холодного пива мореплавателю.

Нас ждёт вторая навигационная регата. От острова Жут до залива Првч. Толя протягивает руку ладонью вверх. Собрав вокруг себя народ, он кричит:
– Мы обречены на победу, потому что мы...
– Банда Аспарагус!
До старта несколько минут, и он чуть не сорван: у питмена выскальзывает из рук хальярд, на конце которого почему-то нет узла. Толя привычным притопом останавливает трос. Гена по своим командирским часам отсчитывает секунды до старта. Гладко, безупречно выходим к старту и открываем сегодняшнюю гонку. Солнце палит вовсю. У нас – первое место и большой отрыв. Капитан уверенно ведёт яхту. Нам верится, что сегодня нас ждёт удача. В воде мелькают спины дельфинов. Ветер попутный. Пора ставить спинакер.
Боумен и мастмен лихо справляются с задачей. Когда парус начинает распускаться за генуей, я бросаюсь к шкотам. Помню, как мы сворачивали геную в первый день, когда втроём работали на носу. Руки опережают мысль. Мне удивительно легко удаётся убрать геную. Спинакер свободно раздувается на ветру. Эно кричит:
– Браво, нос!
Наша троица сделала то, чего он так долго добивался: действовала без указки.
– Приготовиться к джайбу.
Туся и Гена споро меняют положение тангуна. Снова радостное «Браво, нос!» от нашего шкипера. Мимо проносится судейский катер, фотографируя вереницу яхт с нашей во главе. Бодро подпрыгиваем на крупных бортовых волнах, оставленных катером. Толя не может сдержать эмоции:
– Мы в зените славы, – делится он радостью с Митей. Тот мрачнеет и не отвечает. Московские пробки отучили его говорить «почти приехали».
Митя по-прежнему управляет спинакером, держа попеременно зелёный и красный шкоты. К нижним углам спинакера крепятся также два белых троса. Один из них всегда свободен, другой – закреплён и натянут. Во время джайба Толя с Митей заняты сменой натяжения белых тросов. Цветные шкоты Митя поручает мне. На втором джайбе Толя решает, что без него на носу не справятся. Мите сложно контролировать два противоположных винча. Он зовёт Толю на помощь. Тот не слышит. Я не могу оставить мужа без подмоги. Выпустив шкоты из рук, бросаюсь затягивать белый трос на лебёдке. Спинакер тут же раздувается, грозя утащить нас в сторону.
– Держи зелёный! – вопит шкипер. Еле успеваю поймать и втянуть обратно на кокпит сбежавшую снасть. Спинакер укрощён, джайб завершён. Шкоты снова в Митиных надёжных руках. Сажусь на скамейку, убитая собственной неосмотрительностью. На моё плечо ложится широкая, тяжёлая, тёплая ладонь.
– Никогда не бросай шкоты, понятно?
Киваю, не оборачиваясь. Шкипер, естественно, не в восторге от моего промаха. Но хоть не ругается, и то хорошо. Позже Эно спокойно и обстоятельно выговаривает мне за то, что рванулась помогать, забыв про спинакер.
Митя больше не перепоручает свои обязанности. Чтобы справиться со всем одному, закрепляет зелёный шкот на винче. Тут же мощный порыв ветра бьёт в круглое брюхо паруса. Шкипер велит ослабить, вытравить шкот. Да не тут-то было! Снять трос мешает ручка лебёдки. В спешке её особенно трудно отцепить. Яхта трещит, словно раскалывается на части. Кренится так круто, что волны оставляют солёные следы на комбинезоне шкипера. Эно стоит параллельно палубе, ругаясь себе под нос. Я повисаю на винче мейн-сейла. В ужасе гляжу, как муж раскручивает и ослабляет шкот. Снова выпутались. Даже на воду не легли.
– Убрать спинакер! – велит Эно. Питмен Ната в ажиотаже вытравливает хальярд, но внезапно пустая пластиковая бутылка попадает в такелаж. Её намертво перетягивает ап-холлом. Толя бежит на помощь жене. Под окрики шкипера они выколупывают бутылку из верёвочных объятий. Пока эта проблема не решена, нечего и думать о том, чтобы поставить геную. Спинакер достаётся Иде мокрым.
– Вы всё знаете. Просто надо включить голову, – говорит нам Эно. Он очень расстроен.
Мы – раздолбаи, каких свет не видывал. Marigold стоит на месте. Впреди видны четыре кормы наших соперников. Эно вытягивает руку ладонью вперёд:
– Ну-ка, давайте все сюда.
Экипаж собирается вокруг капитана. Дружно гаркнув:
– Банда Аспарагус! – воодушивляемся и ставим геную.
Под занавес яхта набирает скорость, но финишируем мы пятыми.

В марине острова Првич Толя опять покупает два мешка морских гадов.
– Осьминога не было? – спрашиваю я. Вопрос остаётся без ответа. Толя с энтузиазмом ставит на огонь мидии. Митя с Геной чистят устрицы на пирсе. Женская часть команды готовит закуски. Шкипер, который не жалует морепродукты, уходит на берег пить кофе.
Душевая кабинка в марине одна. Но есть отель в ста метрах от причала. Муж настаивает на том, чтобы ночевать непременно на суше. Хотя бы ради того, чтобы с комфортом помыться. Поужинав на лодке, мы направляемся в гостиницу. Выясняется, что все члены экипажа Marigold сняли здесь по комнате.
До ресторана ещё час. Бросив вещи в гостинице, гуляем по городу. Обнаруживаем, что место встречи хитро расположено в глубине города. Сразу не найти. Времени хватит на маленькое доброе дело: возвращаемся к яхтам, встречным участникам регаты объясняем, как добраться до ресторана. Доходим до марины. Там на судейском катере собрались шкиперы. Они уверяют нас, что знают дорогу. В сгущающейся темноте поворачиваем обратно. Отойдя метров восемьсот, слышим громогласную ругань. Звучит голос нашего шкипера. Ни одного плохого слова о нас. Зато о нашей ловкости и сообразительности – да-а-а. Но прислушиваться бесполезно. Всё равно кроме хорватского мата ничего не разобрать.
В ресторане я сажусь в центре стола. Сдвигаюсь, уступая место Иде и Лиде, потом – Мите. Сместившись на угол, понимаю, что оказалась рядом с единственным свободным стулом. Тут сядет шкипер. Он не упустит случая попенять мне на нерасторопность и тупость. Не хочу, чтобы он ругался. Едва Эно появляется за столом, засыпаю его вопросами. Что положить? Салат? Не хочет. Пршут? Да, немного. Ризотто? Ризотто – любимое блюдо.
Две порции ризотто съедены, а Эно всё не выходит из-за стола. Пристально глядя мне в глаза, он перечисляет огрехи в сегодняшней гонке. И мои и чужие. Ждёт, что на моём лице отразятся правильные выводы. Я опускаю взгляд. Тогда он начинает по-новой. Шкоты спинакера нельзя закреплять, блокираторы – бросать открытыми и прочее, прочее. В заключение говорит:
– Неудачный был день. Зато теперь я уверен, что ты ничего не перепутаешь. Не отпустишь спинакер, не закрепишь трос, который в работе. В конце-концов, важно не выиграть, а научиться. У вас же туристическая регата. Спокойно плаваем, создаём себе проблемы и справляемся с ними.
Что ж, теперь понятно. Для Эно наша регата не представляет профессионального интереса. Поэтому он равнодушен к проигрышам. В противоположность ему, Толя и Ната расценивают регату как вызов судьбе. Они хотят победить и доказать себе... что-то. Мне, закоренелой пофигистке, не важен результат. Но сам процесс волнует и захватывает, что весьма непривычно. У Гены, Туси и Мити другие приоритеты: отдых и обучение. Для Иды с Лидой яхтенный спорт, похоже, не станет даже хобби. Жаль, что у команды нет общей цели. Так что тянем шкоты, как лебедь, рак и щука. Занимаем последние места.

Звучат рок-н-роллы пятидесятых годов. Организаторы пригласили для нас бэнд. Живая музыка! Народ заполняет проходы между столами. Все с энтузиазмом танцуют. Семейные пары целуются. Эно вдали от дома уже четыре дня. Ему тоже хочется нежности. Глядя на меня, он приобнимает Нату за плечи.
– Ты знаешь, что у нас на яхте есть ниндзя? – спрашивает он её.
Вот это открытие: не одну Барби-долл наградили прозвищем. Ната не хочет обсуждать мою персону. Но ей приятно, что Эно тянется поцеловать её в ушко. Он красивый, наш шкипер. С правильными чертами лица. С атлетическим типом сложения. С чувством собственного достоинства, сквозящем в каждом жесте. Когда он доволен, его внимание лестно. А я, похоже, ревную. Не ожидала от себя такого. Ната счастливо улыбается и больше не смотрит на меня букой. Если у неё был счёт ко мне, то теперь он закрыт.
Незнакомые девушки с другой яхты зовут меня танцевать. Уж и не помню, когда последний раз отплясывала на дискотеке. Совсем разучилась это делать. Остаётся импровизировать, что радует зрительниц, забавляет официантов и умиляет Митю. Он глядит на меня теперешнюю, но видит прежней, какой я с ним познакомилась. Неумелой, романтичной. Энергичной. Сексуальной.
Митя обнимает меня. Танцуем медляк и убегаем из ресторана, не дождавшись горячих блюд. Эта ночь – единственная, проведённая не на воде.

Пятое мая

Утро свежо и солнечно. Мы возвращаемся в ресторан, где веселились вчера. Там нас ждут десерты и последняя лекция по мореплаванию. Из-за заборов на улицу свешиваются ветки цветущих деревьев. Я останавливаюсь возле пышных розовых кустов. Хозяин сада узнаёт в нас русских. Он когда-то служил на Чёрном море. Помнит Новороссийск, Туапсе. Старый моряк срезает для меня розу. Так трогательно!
В ресторане нам рассказывают, что после полуночи Марко забрал микрофон у музыкантов и пел. Эно играл на бас-гитаре, Сержант – на барабанах.
Последняя лекция проходит скомкано. Стёпу почти никто не слушает. По рядам курсируют чашки с кофе и тарелки со сладким. Люди заняты едой больше, чем тонкостями в правилах проведения регаты. Я стараюсь не опрокинуть на себя что-нибудь. В руках – чашка кофе, стаканчик с водой и розой, блюдце с пирожным. Посреди лекции в ресторан входит Эно. Направляется прямо ко мне. Улыбается. Очень доволен. Протягивает пакет, завязнный узелком. Что-то тяжёлое, запотевшее. Серое, с жёлтым глазом.
– Это – осьминог. Ты заказывала.
Соседи тут же забирают у меня из рук всё лишние. С благодарностью принимаю ледяной кулёк. Туся просит дать осьминога ей. Не могу, мой! Поделюсь, когда будет приготовлен. Кто-то советует обратиться за рецептом к Марко. Он – холостяк и любитель вкусно поесть.
Стёпа сворачивает лекцию на середине. Желающим узнать больше обещает выслать окончание по почте. Радостные, мы выходим на свежий воздух. На набережной встречаем Марко, показываем ему осьминога. Марко сразу выдаёт пару рецептов: запечь осьминога с картошкой в духовке, порезать осминожьи щупальца в салат. Я приготовлю и то и другое. Но сначала надо разморозить животное.

Толя приносит на яхту ведро и драит палубу. Намывает удачу. Закончив с уборкой, он зовёт народ прокричать «Банда Аспарагус». Так и подмывает сказать ему, что «спаржа» – не самое лучшее название для яхтсменов. Быть овощем и успешно ходить под парусом невозможно. Но я молчу. Толя не унимается. Объявляет, что в интересах команды нужно сделать перестановку. Лиду вернуть на лебёдку главного паруса, меня сместить на нос. Сам Толя переходит с носа на кокпит. Не могу избавиться от ощущения, что этот славный, деятельный парень – ходячий генератор обломов. Сейчас он проверяет шкоты спинакера, раскладывая их по своему усмотрению, и у меня возникает недоброе предчувствие...
Туся с Геной проговаривают каждый шаг при постановке парусов. Сообщают мне, где нужна помощь, а где следует отойти за мачту. Толя видит, что я сматываю концы. Садится передо мной на корточки, собираясь провести краткий инструктаж. Доброжелательно и убедительно начинает:
– Смирись с тем, что есть люди, которые знают больше, чем ты.
Не по адресу. Уж я-то в курсе, что у любого профессора университета спектр знаний шире. Опытных яхтсменов вокруг достаточно много. Но «боцман» не в их числе.
– А ты, – отвечаю, – Смирись с тем, что не все будут безоговорочно слушаться тебя. Пожалуйста, иди на кокпит.
У Толи в глазах – искреннее удивление. Мол, как она смеет перечить? Спокойно жду, когда он уйдёт. Толя возвращается на кокпит, мимоходом приказывая:
– Не складывай эти верёвки, брось.
Я киваю, ага, сейчас-сейчас. Укладываю бухты тросов в ряды. Чтобы не запутались. Ида комментирует:
– Видишь, что ты делаешь? За это тебя и ругал вчера шкипер.
Я не согласна. Шкипер ругал меня за легкомыслие. Хотя, возможно, и за своеволие тоже...

Яхты снова в море, каждая рвётся пересечь линию первой. В итоге – три фальш-старта. После чего регата начинается. Ловим попутный ветер, ставим спинакер. И вдруг у «пузыря» отцепляется карабин с красным и белым тросами! Без видимых причин. Как раз перед джайбом. Толя заверяет, что сам проверил и закрепил замки. Туся и Гена стягивают спинакер за белую шкаторину, нижний кант полотнища. Шкоты перекручиваются так, что сам чорт ногу сломит.
– Непостижимо, – говорит Эно. – Как верёвки могли спутаться?!
– В британском фольклоре есть маленькие существа, хобгоблины, – пытаюсь найти разумное объяснение я. – Они сыплют крошки на пол. Разбрасывают вещи. Наводят беспорядок.
– Точно. Это они с утра путают верёвки, – соглашается шкипер.
Он внимательно следит за тем, как Гена и Митя застёгивают карабин на кольце паруса. Делаем джайб. Толя, растерянный и сбитый с толку, стоит на кокпите. Спинакер благополучно перекинут со стороны на сторону. И тут снова срывается и отлетает в сторону карабин. Теперь уже с зелёным шкотом.
Эно разводит руками:
– Ну... это – море. Всякое случается.
Пока мы боремся с непостижимым, Марко подрезает Младена и Сержанта. Заставляет их лавировать и терять скорость. Подбирается к Стёпиной корме, крадёт ветер. Стёпа уводит яхту подальше от задиры, почти к самом берегу. Там он находит другой ветер, залог успеха. А Марко цепляется к нашей яхте. Marigold идёт первой. Эно не желает пропускать соперника, поэтому не поворачивает. Марко не хватает скорости, чтобы нас обойти. И великодушия, чтобы отпустить с выигрышем. Яхты петляют, всё больше отклоняясь от курса. Внешне спокойный Эно, которому, казалось бы, наплевать на результат, никак не сдаётся. Марко не отстаёт от него в упрямстве. Стёпа давно пересёк финишную черту. За ним – Младен и Сержант. Когда наши шкиперы, наконец, возвращаются к гонке, их места из второго и первого превращаются в четвёртое и пятое. Наше – пятое место.

Высадившись в марине Сегета, многие участники регаты берут такси и едут в Трогир. Шкиперы оседают в креслах прибрежной кафешки. На яхте остаёмся мы втроём с Митей и Геной. Готовлю кушанья по рецептам Марко. Закончив, иду на берег, зову Эно ужинать. Он неохотно отвечает:
– Сейчас, допью кофе и прийду.
Шагая по пирсу, понимаю: интонация была слишком требовательной. Ещё около кафе у меня возникло ощущение: шкипер сказал «сейчас... приду», а сам встанет и убежит. Грабли! Я вас нашла! Вот она, пресловутая ситуация: «всё было хорошо, но внезапно кончилось». Довольно одной фразы «с претензией» на тиранию и – всё, только пятки сверкают. Даже если на самом деле притязаний нет, собеседник-то об этом не знает! Тысячи женских ножек наступали на эти грабли и наступят ещё. Но уже без меня.
Проходит минут десять. Замечаю, что у кормы Marigold стоят Эно и Младен. Приглашаю обоих к столу. Садимся ужинать. Младен от души хвалит мою стряпню. Хвалят Гена и Митя. Вежливые! На мой вкус, запечённому в фольге осьминогу чего-то не хватает. А вот салат удался.
Перекусив, шкиперы уходят. Из кают-компании соседней яхты высовывается Марко. Зову его оценить блюда из осьминога. Марко озирается: боится ненароком попасть в лапы к Эно. Убедившись, что на пирсе – никого, взбирается к нам на палубу. Пробует горячее, ехидно щурит голубые глазки:
– Забыл предупредить: картошечку надо слегка отваривать перед запеканием.
После еды он желает беседовать.
– Все нас теперь подкалывают. Мол, до Италии хотели дойти. Говорят, признайтесь, вам захотелось спагетти. Да я не мог обойти вашу яхту без потерь! Эно меня не пропускал. Я не хотел ему уступать, а он – мне. Мы ж давно друг друга знаем. Он у меня на лодке – мейн-сейл-триммер. А я, конечно, капитан.
Тяга подрезать на повороте, подкузьмить конкурентам у Марко в крови. Полагаю, он и приврать мастер. Думается мне, наш капитан не станет ходить под его началом. После того, как Эно упомянул яхт-клуб Зларина, Митя умудрился поймать вай-фай и зашёл на сайт клуба. Обнаружилось, что шкипер поскромничал, умолчав о своей руководящей должности в клубе.
– Мы и в профессиональных регатах участвуем. И в таких, как ваша, – разливается соловьём Марко. – Я с мая по сентябрь шкипером работаю. Меня спрашивают, зачем тебе такая жизнь? А мне нравится свобода. Когда то, что ты любишь, приносит ещё и неплохие деньги. Средний офисный работник у нас получает шестьсот евро в месяц. Сидит в офисе от звонка до звонка. Шкиперу платят тысячу двести евро в неделю. И он – сам себе хозяин. Кроме того, мне в удовольствие работать инструктором. Зимой учу детишек на лыжах кататься. Мы собираем несколько автобусов и везём школьников во французские Альпы. В Валь д'Изер. Конечно, во второй половине дня я даю платные уроки. Но в основном занимаюсь с нашими детьми. А вы чем зарабатываете? Я слышал, вы – доктора.
– Не путай physician и physicist, – отвечаю. – Митя – физик. Я пишу стихи.
«Поэзия – тоже своего рода свобода. Правда, стихами много денег не заработаешь», – добавляю мысленно. Все разговоры на яхте врезаются в память дословно. Такое бывает. Самые ничтожные детали кажутся важными. Обычная, проходная любезность или шутка наполняются смыслом. Может оттого, что обстановка исключительная. Может, причина в другом.

Из Трогира возвращаются наши экскурсанты. Им оставили больше половины блюда с осьминогом. Пока они ужинают, небо темнеет. Яхты наполняются людьми. Подходит время ночной навигационной регаты. Эно трижды спрашивает, все ли хотят выйти в море? Надевает непромокаемый комбинезон, шерстяную шапку, тёплую куртку. Заверяет: будет очень холодно. Но команда полна решимости участвовать в плаванье.
Луна – тончайший серп. Однако она видна целиком. Её освещают звёзды. Поэтому перед нами зрелище редкой красы. В чёрном небе – чёрная, серебрящаяся по краю луна.
Яхты выходят из марины. Дан старт. Дует встречный ветер. Мы на удивление ловко ставим паруса. Скорость небольшая. Эно рассказывает о ночных огнях. Яхта плавно огибает бухту. Команда садится откренивать. Я сторожу мейн-сейл, сидя у винча с лебёдкой в руках. Начинаем закладывать галсы. В работу включаются триммеры. Брызги не дают забыть о том, что уютная темень вокруг – коварное море. Однако солёные капельки не долетают до тех, кто откренивает. Они ещё в Трогире выпили вина, им всё нипочём.
Скорость в темноте кажется огромной. Пока крутишь лебёдку, не видишь ничего вокруг. Несёшься в чёрном пространстве, словно Фауст на хребте Мефистофеля. А как разогнёшь сипну, фантастическое ощущение пропадает. Близко лежат холмы с жёлтыми приветливыми окнами домов. На каждом островке мигает маяк. Звёзды – едва проснувшиеся детские глазки – моргают в небе.
Яхта то одним, то другим бортом наклоняется к воде. Волны рвутся лизнуть наши ноги. Эно с беспокойством оглядывает сидящих на рейле. Слышны взрывы хохота. Видны фигуры, качающиеся от смеха из стороны в сторону. Никто не держится за стальной трос.
– Тэк! – командует Эно.
Митя с Толей на предельной скорости перенатягивают шкоты. Но сидящие на рейле не торопятся перебраться на другой борт. Сквозь смех они передразнивают шкипера: «Тэк! Тэк!» Яхта накреняется.
– Митя! Боюсь, они стали опоссумами, – кричу я мужу.
Митя кивает. Когда наши дети расшалятся, это всегда плохо заканчивается. Здесь тем более опасен бесшабашный, расслабленный смех.
– У нас есть поговорка, – громко говорит Эно. – Кто много смеётся, потом горько заплачет. Я волнуюсь, как бы волной не смыло кого-нибудь. Ночью в море человека не найти.
Толя протягивает шкоты от генуи Мите, но у того обе руки заняты. Шкоты достаются мне.
– Ну-ка, опоссумы, спускайтесь вниз, – велит Толя с родительской заботой в голосе.
С борта раздаётся новый взрыв хохота. И всё же народ потихоньку начинает спускаться в кают-компанию. Идут, крючась от смеха. Такие потешные. Глядя на них, Митя начинает хихикать.
– Митя, я тебя умоляю, не становись опоссумом! – я и шучу, и переживаю за мужа.
– А что остаётся, если ты в стае?! – отвечает мне Ида.
Это – правда. Давно пора признать: мы попали в стаю лидеров. Которая при новой луне мутировала в стаю опоссумов. К счастью, четверо по-прежнему готовы работать. Остальные радостно вскрывают бутылки в кают-компании.
Ещё некоторое время яхта носится по волнам. Потом поворачивает вниз по ветру.
– Спинакер ставить будем? – стараюсь, чтобы голос звучал серьёзно.
– Конечно, – отвечает Эно. – Ставь. Подойдём поближе к марине, я сойду на берег. И – ставь.
Митя и Толя улыбаются. У шкипера звонит телефон: условия регаты изменились. С этого момента выигравшей считается та лодка, которая последней придёт в марину. Эно оглядывается: в море три лодки, считая нашу.
– Покатаемся ещё? – спрашивает шкипер.
Мы с готовностью киваем.
– Тогда включайте музыку и несите вино.
Спускаюсь в кают-компанию. Толя просит поднять на палубу четыре стакана вина. Вообще-то я не пью, но из страха простудится делаю исключение. Эно выслушивает мою оправдательную речь по этому поводу.
Стоим вокруг штурвала, пьём хорватское красное вино, высматривая другие лодки. Одна из них зашла в марину. Значит, будем бороться за победу со Стёпой, чья команда стабильно занимает первые места в нашей «туристических» регате.
Можно не сомневаться: соперник просто так не сдастся.
– Хотите экскурсию к Трогиру? – предлагает Эно. – Исторический центр. Взят под охрану ЮНЕСКО. Очень красивый город. У вас редкий шанс увидеть его с воды.
Не могу поверить: мы поедем в Трогир ночью?! Грот ослаблен. Толя приносит ещё бутылку красного. На этот раз вино итальянское. Яхта проходит мимо верфи к крепости Камерленго. Башня верфи окружена иллюминированными кранами. Словно оживший замок некромантов. Камерленго – его противоположность, в которой века, неподдельность, история дремлют в ожидании посетителей.
Marigold с романтичной медлительностью входит в узкий канал, забитый яхтами. Для манёвров мало места: всего две с половиной длины нашего судна. Эно то и дело командует: «Тэк!» Митя с Толей действуют слаженно. Яхта движется легко и вольно. Мы плывём «ёлочкой» между сонными рядами яхт. Толя уверяет, что теперь тэк занимает всего пятнадцать секунд. Мне кажется, и того меньше.
Набережная пуста. Нарядные фасады зданий ярко освещены. Они кажутся горами взбитых сливок, приготовленных к торжеству. Пальмы букетами оттеняют выстроившиеся в линию церковь св. Доминика, отель, дворец, церковь св. Николая, южные городские ворота.
Тишина. Едва уловимый плеск волн. Иногда – скрип лебёдки, натягивающей геную. Митя вспоминает про опоссумов. Надо их позвать, раз уж мы забрались так далеко. В кают-компании не могут поверить, что с палубы виден Трогир. Выйдя наружу, народ изумлённо ахает.
– А можно пройти под мостом? – спрашивает Туся, указывая на низенький мостик.
– Конечно, у нас же телескопическая мачта! – шутит Эно.
Яхта вальяжным полукругом разворачивается у моста. Лида, встрепенувшись, предлагает:
– Ребята, вы, наверное, устали. Давайте, я вас заменю?
Дружный смех.
– Хочешь вместо них делать тэк? – спрашивает капитан. – Тогда будет не тэк-тэк-тэк, а «тык-тык-тык».
Он изображает, как яхта протыкает судна на приколе. Лида спускается вместе с остальными в кают-компанию.
Раскрываем паруса «бабочкой». С попутным ветром Marigold плавно выходит из канала.
– Обязательно берите такси и погуляйте по Трогиру, – советует Эно нам с Митей. – Вам должно хватить времени. Отчалим попозже.
– Кстати, в запасе было четыре бутылки красного и три белого, – сообщает Гена. – Скоро совсем ничего не останется.
Втроём с Толей и Митей они спускаются вниз. А мне становится очевидно, какую хитрость провернул Эно. Пока яхты плавали по чёрным водам, Стёпа следил за нами так же, как мы за ним. Но теперь у соперника должна была сложиться добротная иллюзия одиночества. Огонёк нашей яхты потерялся в блеске города-музея. И ведь условия регаты не нарушены: мы идём под парусами, мотор не включаем.
– Э-э, – говорю я шкиперу. – Да ты не так-то прост!
Эно довольно кривит губы, подтверждая мою правоту. Очень кстати показалась яхта Стёпы. Как только она равняется с судейский катером, Эно поднимает вверх сигнальный «гудок» и обнаруживает своё присутствие в море. Первое место – наше! Мы чокаемся остатками вина, пьём за победу.
– Хороший ты человек, – говорит мне Эно. – Как думаешь, у них остался ром?
Заглядываю в кают-компанию. Увы, ничего крепче колы на борту не осталось.

Шестое мая

За завтраком настроение экипажа расслабленное. Никто больше не рвётся выигрывать гонку. Одни соскучились по дому. Другие – по работе. Ната шутит:
– Небось, Эно ждёт, не дождётся, когда наша лошапедская команда уедет.
Эно не согласен:
– Нет, с новичками всегда хуже. Их приходится учить с нуля. Вы-то знаете, что делать, – он поворачивается к Толе. – Приезжайте в следующем году. Будем ходить под дженакером. Это спинакер на месте паруса-генуи.
Толя обеими руками «за». Туся интересуется, зачем шкиперу серьги в ушах.
– В одном ухе – дань старой морской традиции, – не торопясь, объясняет Эно. – Раньше, когда моряк погибал во время плаванья, серьга шла в уплату доставки тела на родной берег. Вторую я повесил для себя. Для души. У меня ещё и кольцо есть. Видишь?
Он растопыривает пятерню, на которой нет и следа украшений. Смотреть надо на безымянный палец левой руки. Там вытатуирован якорёк.
– Знак того, что я женат. Кольца мешают работать на лодке. И незачем кому-то, кроме меня, знать. А мне достаточно отвести палец, посмотреть. И какая бы красавица ни проходила мимо – мне всё равно. У меня есть моя женщина. Жена.
Мужчины с уважением смотрят на Эно. Ната с недоброй полуулыбкой добавляет: «Так, посчитаем: есть женщина, жена... Удачи вам в личной и семейной жизни!» Она хохочет, толкая Иду и Лиду. Через секунду они – опоссумы, которым лишь бы поржать. Эно хмурится. Не может скрыть досаду от того, что его мысль переврали.
– Ты не поняла, но это – неважно, – говорит он, наконец, с вежливой улыбкой.
– В России не принято называть жену “моя женщина”. Поэтому она тебя не поняла, – я пытаюсь исправить ситуацию. Хоть и понимаю: не в этом дело. Шкипер говорит о верности. Осознанная верность не так-то легко даётся. Можно спокойно не есть устрицы, если они тебе не нравятся. Можно не изменять жене, если некому тебя заинтересовать. Но когда внутри страсти ходят девятыми валами, верность приравнивается к подвигу. Есть чем гордиться.

Завтрак окончен. Вдвоём с Митей едем на такси в Трогир. Пешком проходим вдоль высоких стен, сложенных из светлого грубого камня. Вдоль фасадов, украшенных барельефами. Задираем головы, глядя на готические окна, разделённые тонкими колоннами. Узкие улицы не позволяют выбрать ракурс для фотографии. Но с колокольни виден весь город. Мы забираемся на собор, который называют «жемчужиной архитектуры средневековья». По площади муравьями пробегают Толя, Ната, Гена, Туся. Мы кричим и машем руками, но они не слышат. Под обширным тентом на площади сидят итальянцы – шумливый народ.
Спустившись, покупаем сувениры. Таксист ждёт нас у моста. Молодой разговорчивый парень интересуется, нравится ли нам в Хорватии. Ещё бы! Нравится. Тем более, что Трогир, Водице, Шибеник ухожены, благоустроены.
– Это потому что побережье не затронула война, – поясняет таксист. – Но у нас нет хорошей сферы обслуживания. Ни дискотеки, ни клуба в городе. Некуда пойти после полуночи. Мы же туристическая страна! В Италии – грязнющее море, а люди туда едут. Потому что налажена работа курортов.
– Не расстраивайтесь. И у вас наладится туристический бизнес. В Австрии, например, магазины вообще закрываются в пять вечера. Кстати, в магазин зайти не мешало бы.
Я задумала купить ром. Таксист любезно указывает, в каком направлении идти. В магазине мы видим стайку знакомых. Спрашиваю, как грамотно выбрать хорошую выпивку? Девушка, которую Митя выручил, ведя под руку из ресторана по каменистому берегу острова Жут, готова помочь. Она вглядывается в ряды бутылок. Подходит Лида.
– Вот отличное красное вино, – говорит девушка. – А в сортах рома я не разбираюсь.
Указанная ею бутылка одна. Её сразу же берёт Лида. Со словами «привезу своим» идёт к кассе. Я продолжаю искать ром. Разглядываю секцию крепких напитков. Есть плоская бутылка со шхуной на этикетке и много других, круглобоких.
– Действуй по аналогии, – подсказывает Митя. Я беру ту, единственную, на которой нарисована шхуна.

Лида снова готова работать мейн-сейл-триммером. Лежу на рейле, рассматриваю море. Яркое солнце окрашивает его в цвет тёмного асфальта. Рябь морщит морскую гладь. Создаётся впечатление, что ближе к горизонту два течения расползаются по поверхности в разные стороны. Перекатываюсь на другой борт яхты. В тени глубокие морские воды мерцают сапфиром, на отмелях завлекают бирюзой. Вдоль берегов, почти касаясь мелких волн, пролетают маленькие чёрные утки.
Яхты прибывают на старт. Судейского катера не видно. По телефону нам сообщают, что катер сломался. Шкиперы принимают решение начать регату без судейской бригады. Так сразу и начать, не распыляясь на отсчёты и гудки. Нашей команде это на руку: Marigold впереди. Паруса поставлены. Ветер есть, скорость есть. Эно кивает Стёпе, что-то кричит Младену. Соревнование можно считать открытым. Замечаю, что спинки скамеек – в мелких красных точках. Брызги красного вина. Беру салфетки и стакан тёплой воды. Мне ведь больше нечем заняться: на носу Туся с Геной отлично справляются без меня. Потихоньку отмываю борта яхты. Без всякого умысла. Просто для порядка.
Нас обгоняет починенный судейский катер с флажком «следуй за мной». Так и поступаем. Шустрое судёнышко уходит далеко вперёд, устанавливает красный буёк. Точку отсчёта. Когда пять яхт приближаются к старту, судьи объявляют минутную готовность. Остаётся лишь пересечь воображаемую линию, и – гонка началась.
Шкипер командует натянуть мэйн-сейл. Лида с непривычки распускает трос. Грот обвисает, яхта теряет скорость. Мимо проходят лодки Стёпы и Младена. Эно воздевает руки к небу – он всегда так делает, видя очередную оплошность. Триммеры закручивают лебёдки, ветер надувает паруса. Яхта разгоняется. Митя и Толя шутя выполняют тэки. Регата, от которой никто ничего не ждёт проходит легко и быстро. Поворачиваем за остров, видим финишный буёк. Гена спрашивает, будем ли поднимать спинакер. Смысла нет. Мы в нескольких сотнях метров от цели. Гена заметно разочарован.
– Хорошо, – соглашается Эно. – Приготовиться к поднятию спинакера.
Боумен и мастмен с энтузиазмом ставят тангун. Яхта проходит мимо буйка. Мы финишируем третьими. Ура! Тангун снимают, пристёгивают к левому борту.
Питмен сматывает шкоты. Команда спускается в кают-компанию. На кокпите – никого, кроме меня и Эно. Думаю, самое время спросить, сколько стоил осьминог. Я ведь заказывала осьминога – хочу расплатиться. Эно сухо отвечает:
– Нисколько.
Он смотрит на линию горизонта. Больше не отвлекаю его.
Яхта заходит на заправку. По причалу бегает Стёпа. Он истратил почти две тысячи литров дизеля. Другие – тысячу, тысячу двести. У нас вышло и того меньше, всего девятьсот. Ната тут же начинает развивать мысль о том, что стёпины выигранные гонки – заслуга мотора.
Мы возвращаемся в Шибеник. Шкипер с выверенной точностью заводит лодку кормой к пирсу. Пристраивает между двух яхт. Мы высыпаем на дощатый настил, радостно-взбудораженно общаемся с победителями. Поздравляем и принимаем поздравления. В сумереках в марину заходит яхта Марко. Эно окликает его. Только Марко поворачивается, Эно шустро разворачивается, спускает комбинезон до колен и крутит попой в ярко-красных шортах.
– Эно, разве возможно, чтобы яхты отставали больше, чем на час? – интересуется Митя.
– Обычное дело. В прошлой регате, профессиональной, разница была в двое суток. Гонка длилась семь дней. Плыли до Мальты, огибали её и – обратно. На плите не готовили, спать не ложились. Дремали на рейле, пока откренивали.
– И какое же вы место заняли?
– Мы не дошли до финиша. Порвался парус. Мейн-сейл. Запасного не было. Зато на позапрошлой регате, в которой участвовало семьдесят восемь лодок, мы пришли пятыми.

Время ужина ещё не настало. На палубе появляются закуски, кола, ром. Приходят шкиперы и экипажи других лодок. Тесно усаживаются вокруг стола. Ната, Туся с мужем – напротив меня. За ними – Ида и Лида. К моей спине кто-то прижимается. Поворачиваюсь: Толя. Улыбается, подмигивает. До меня вдруг доходит: он очень любит свою жену, но постоянно провоцирует её. Видимо, сложно Лучшему Шерифу с Лучшим Доном. Толя флиртует на глазах у Наты, вызывая ревность. Глотает по двадцать устриц в день. Возможно, таков его способ чинить семейную лодку. Но пусть он это делает не за мой счёт.
Пересаживаюсь поближе к мужу. Митя, как и вся команда, пьёт ром. Я беру колу. Напротив – наш шкипер. Делает из рома и колы коктейль. «Ром и пепси-кола! Это – всё, что нужно звезде рок-н-ролла», – пою я. Эно смеётся. Вот так сюрприз: он понимает по-русски.
Звучат тосты. Запас колы быстро кончается. Эно шутливо журит меня, мол, переводишь ценный продукт, переходи на другой напиток. Я спускаюсь в кают-компанию. В холодильнике, откуда ни возьмись, лежит бутылка безалкогольного пива. С ней поднимаюсь на кокпит.
– Видишь, – показываю шкиперу бутылку, – Я послушалась тебя.
– Да уж, разница между этим и колой... колоссальна.
Туся обнимает за плечи Нату и Лиду, которой Гена уступил своё место на скамейке.
– Ой, девки, как же с вами хорошо!
Потрясающе хорошо! Мы тускнели, покрывались пылью, живя в городах. Ветер сдул эту пыль, море отмыло, солнце расцветило самые яркие стороны души. Каждый стал как драгоценность. Все здесь хорошие, славные.
– Поглядите, – наш шкипер обводит рукой марину. – Остальные лодки пустые, только у нас такая дружная компания. Вы – лучшая команда в Хорватии!
– Но потом у тебя будут другие туристы, другая команда, – негромко говорю я.
– Да, каждую неделю новая, – отвечает Эно задумчиво.

За ужином Толя упорно угощает меня вином. Его аргумент: раз уж начала пить на ночной регате, надо продолжить. Но наливать некуда. Я отказалась от бокала, который принёс официант. А мой бокал в руках у Наты (она, едва сев за стол, отломила ножку у своего, полного красной пьянящей жидкости). Ида перегибается ко мне через стол:
– Я хочу дать тебе совет, – зло щурясь, говорит она. – Если приносят бокал – бери, не выпендривайся. Пусть тебе нальют. Никто не следит за тем, пьёшь ты или нет. Никому ты не нужна.
– Спасибо, – отвечаю. – Приму на вооружение.
Однако мне проще не иметь бокала, чем позволить налить себе вина и весь вечер отвечать на вопросы «почему до сих пор не выпила?» По опыту знаю, спрашивать будут. Мне не понравился тон совета. Уж больно язвительный. Неужели я так сильно достала Иду? А может, её бесят во мне недостатки, от которых она уже избавилась? Я ведь постоянно рвусь делать всё по-своему. Иде тоже хотелось руководить. Помню, она вслух рассуждала о том, что станет делать, если останется одна на яхте. А пришлось расправлять спинакер. Сидеть в каюте как суфлёр в будке. Незавидная роль. Но – хватит искать в советах проблемы советчика. Пора заняться исправлением собственных недостатков. Перестать оттягивать внимание на себя и озвучивать каждую ассоциацию, к месту она или не к месту. Неблагодарное занятие – пытаться выделиться в стае лидеров.
Пока я сижу с задумчивой миной, народ обсуждает, кто из шкиперов заслуживает эпитет «морской волк». Гена считает, что так можно сказать про Эно. Я возражаю. Наш капитан не дотягивает до образа просоленного старого моряка: слишком легко воспламеняется. Толя со мной согласен. Младена он назвал бы «морским волчонком». Верно, похож.
Официант разносит блюда с морепродуктами. Осьминоги, мидии, устрица на половинке раковины. Эно сбрасывает свою устрицу Толе. Я помню, наш шкипер предпочитает ризотто. Заметив, что блюдо из осьминога я приготовила вкуснее, Толя предлагает тост. За мой вклад в командную работу – за вкусную стряпню. Я бы рада выпить за кулинарные успехи в регате. Только у меня бокала нет. Видно, посеяла. Эно приметил, где я его оставила, и несёт мне. Спасибо. Это особенно приятно после Идиной шпильки. Я снова задумываюсь: почему мелочи так сильно врезаются в память? Легко забываются анекдоты, содержание книг, исторические даты. Застревают в голове беседы с тем, кто вызвал эмоции. Чем ярче эмоции, тем весомее становятся самые пустячные фразы...
Судейская бригада раздаёт сертификаты: мы профпригодны как матросы! Я прошу Эно поставить автограф на своем сертификате. Тот морщится:
– Здесь указана фамилия Сержанта.
– Ты меня учил, ты и распишись.
Эно ставит подпись. В его движениях сквозит недовольство. Лида с Идой фыркают:
– Вот пристала...
– Ну, а вдруг он прославится на весь мир? А у меня уже есть его автограф!
Отходя в сторону, оглядываюсь. Капитан улыбается, расписываясь на дипломе Туси. В очередь выстроились Гена, Митя, Толя с Натой.
Звезда рок-н-ролла, что уж...

На часах одиннадцать вечера. Народ хочет танцевать. Едем в «Синюю лягушку».
Яхты едва колышутся в ста метрах от бара. Мы с Митей ненадолго разлучаемся. Он хочет проветриться, а я – подкрепиться. В баре заказываю большую чашку кофе. Бармен таращится на меня: «В четверть двенадцатого?!!» Качая головой, готовит напиток. Ко мне, смеясь, подходит Эно.
– Неужели взяла кофе?
– А у тебя, конечно, ром, – парирую я.
– Виски, – отвечает шкипер с еле заметной ухмылкой.
– Не интересовался, кстати, какова продолжительность жизни пьющих граждан Хорватии?
– Моей бабушке восемьдесят шесть, а она – бодрячком! Каждый день выпивает за обедом бокал домашнего красного вина.
По лицу Эно не разгадать, обиделся или нет. Он упоминает дороговизну жизни в Хорватии. Я фыркаю, мол, в Москве чашка кофе стоит пять евро. Вчетверо дороже здешнего. Эно тут же предлагает замутить бизнес с московскими ценами и хорватским качеством. Или наоборот, с хорватскими ценами и московскими потребителями. Из-за шума плохо слышно. Перескакиваем на тему «кому сдался этот яхтинг».
– Есть два типа людей, – рассказывает Эно. – Те, которые начинают ходить под парусом и понимают, что готовы делать это ещё и ещё. И те, кто при первом же крене говорит “спасибо, больше не надо”.
– Да, но ведь было действительно страшно, когда лодка почти лежала на боку и вода перехлёстывала через борт.
– Страх – нормальное чувство. Все испытывают страх. Он к вопросу не относится...
Сейчас Эно скажет что-то интересное, важное. Мимо ползёт «паровозик» танцующих. Шкипера хватают несколько пар рук, ставят во главе состава. Поезд уходит.
Я допиваю кофе. Появляется Митя со стаканом джина в руках. Потоптавшись под модный медляк, мы отправляемся на яхту. Надо выспаться перед дорогой.

День без моря

Просыпаюсь, высовываю нос в иллюминатор как в форточку. На улице шпарит солнце. Умывшись, сгребаю вещи в сумку. Завтракаю последней. Народ обменивается телефонами и e-mail'ами. У нас до сих пор не разыграны призы за сбор аспарагуса и за победу в ночной регате. Рву на квадратики картонку от чая. Ната неожиданно предлагает: «Толь, у нас же есть за прошлую регату приз. Пусть этот ребята забирают». Лида с Идой поддерживают её великодушный жест. Мы с Тусей разыгрываем две статуэтки: с аспарагусом и с лодкой на фоне месяца и звёзд. Мне достаётся лодка. Как я и хотела!
Фотографирую всех на прощание. На пирсе встаём в кучку, зовём кого-нибудь «щёлкнуть» нас. Эно заранее притащил тележку. Отлично! Фотографируемся с Эно и тележкой, заваленной сумками. Шкипер обнимается с каждым из нас. Горечь запеклась в уголках его улыбающихся губ. До автобуса не провожает: надо убрать посуду со стола. Мы, поросята, оставили после себя бардак. Знаю, у европейцев так не принято. Но у русских есть примета: если оставил что-нибудь, обязательно вернёшься.

Автобус везёт нас в аэропорт. Я смотрю вперёд, на дорогу. Привычного безразличия нет. Сегодня всё по-другому. Я увожу с собой счастье. Оно спокойное, каким бывает море в солнечную погоду. Каким был Южный океан, когда Магеллан окрестил его Тихим. Моё счастье настолько ёмко, что поглощает все мелкие огорчения, выглаживает неровности, усыпляет неуютные мысли. В воспоминаниях – синее море, в нём – лодка, в ней – шкипер. И команда, которая старается изо всех сил: ставит спинакер. Лёгкий парус разворачивается жизнерадостным пузырём. Навстречу солнцу. Вниз по ветру.
Автобус слегка заносит на крутом повороте. «Открениваем!» – негромко говорю я. Народ улыбается. Мы едем домой.

Середина июля

До чего грязная вода. Город красивый, вода – дрянь. У нас – прозрачная, каждый камешек виден. Но город впечатляет. Как и двадцать лет назад.
Дети рады. Ну, хорошо. Отдохнём. Меня покатают, а я посижу. Хотя куда им, без паруса беспомощные. Сколько я уже не ходил под парусом? Полгода, наверное. Лучше об этом не думать. Она всё спрашивала: о чём ты думаешь? А вот ни о чём. Три года прошло, а я помню. Каждый раз, глядя на воду, вспоминаю. Уже свой бизнес есть, и на коммерческие регаты не хожу, а как окажусь у воды...
Люблю свою женщину, люблю детей, не вспоминаю и не думаю. Но вот сел в мягкое кресло, гляжу на воду – и начинается: она сказала, я ей сказал, она ответила. Этот момент, когда она сняла тёмные очки и смотрит на меня этими своими зелёными глазами, смотрит как наивный ребёнок. Хочет, чтоб я сочинил сказку, о чём думает моряк, сидя на рейле. Да ни о чём он не думает. Тупо спит или смотрит на воду.
Многие приезжают и воспринимают тебя, как диковинное животное. Будто ты не как все. Этот её удивлённый взгляд в ресторане, когда я взял нож с вилкой. А надо думать, шкиперы рвут стейк руками.
Их тысячи, туристов, имён не помню – человек не в состоянии запомнить столько имён и людей. Её помню. Особенно в сезон часто вспоминал. Так часто, что слов не нашёл, увидев её на следующий год. Сделал вид, будто не узнал. Но это смешно. Конечно, потом пили с её мужем в баре, и она была, и тут уж не изобразишь, будто не помню. Звал их с семьёй на наш остров отдыхать.
А та регата была них неудачной. Шкипер – хороший мужик, но ему автобус водить надо, а не лодку. Она ко мне каждый вечер бегала: что делать, как команде работать, чтобы не всякий раз на последнем месте? А я чем могу помочь? «Бери, – говорю, – мои паруса, хочешь, лодку возьми, я что угодно тебе дам». «Спасибо, Эно». И ушла.
Лодками-то поменялись, но они и на моей недалеко уплыли. Пили потом в баре – что за дурацкая привычка брать кофе, когда ночь-полночь?! – обнимались. Она такая расстроенная, замёрзшая, болтает всякие глупости. Что ж тогда-то не спросила, о чём я думаю?
В первую регату она раздражала меня. Но молчала и слушала. Только смотрела глазами своими зелёными, как эта вода под мостом. Разноцветно-зелёными. Серо-коричневые крапинки как у кошки.
Зимой жена злилась за то, что принёс домой кошку. А ей что ли одной в дом что попало таскать? Я мужчина, делаю, что считаю нужным. Кошка, правда, неласковая попалась. Не даёт себя гладить. Жене деваться некуда – смирилась. Как назовёшь, спрашивает. Ниндзя и назову. Тихо крадётся, царапается сильно. С характером.
Я в последний день сказал: «Не беда, что проиграли. Кто не доволен, пусть уходит, а ты оставайся, потанцуем». Я же знаю, она любит. Но не танцует. Тоже с характером. Яхтинг для неё – средство от скуки. Но и здесь не даёт себе воли. Не хочет, чтобы видели, какая она. Я так и сказал: «Ты боишься, что люди увидят, какая ты на самом деле». Смутилась, как ребёнок. Я говорю: «Выпей и будь самой собой. Можешь пить, можешь танцевать, если захочешь». Она сморщилась: «Я от рюмки спиртного свалюсь и буду спать на лавочке». «Ну и что?! Если устанешь, муж возьмёт на руки и отнесёт на лодку». Она покачала головой: «Сомневаюсь». «Я бы отнёс», – говорю.
Зачем только вспомнил?.. Кто увидит, подумает, что у меня стояк на гондолу. А хрен с ним, я тут с женой, отдыхаю. И ни разу ей не проговорился. Однажды только, когда ночью меня разбудила, аж похолодел. «Почему ты во сне бормочешь?» – «Что я такого сказал?» – «Ничего. Ты сказал "ничего"». – «Значит, ничего и не было». Потом пожалел, что так ответил. Мне снилось, что я открыл свою контору, и она пришла что-то заказать. Я тогда подумал, что идея-то хороша. А столько возни с этим бизнесом. Но я действительно её потом встретил. Случайно, на улице. Но ничего не сказал.
А что тут скажешь? Она трижды в год приезжает. Гоняется, на шкипера учится.
Здравко однажды звонит: тут на пирсе одна дамочка сюрикенами балуется, часом, не твоя? Взял велосипед, приехал. Она. Увидела меня, растерялась. Позвала мужа, перекинулись парой слов. Спрашиваю: «Чего к нам не приезжаете?» Муж про работу мямлит, она улыбается и смотрит своими зелёными глазами.
Не в этой жизни. Раз сам так решил, что уж... Зато могу чётко ответить, о чём думаю, когда смотрю на воду и нечего делать.

– Эно! – воскликнула женщина, обернувшись к мужу. – Смотри скорее, там на мосту стоит одна, перегнулась вниз и смотрит ну прям как наша кошка! Эно, ты меня слышишь?! Ну подними голову!
– Что я, туристок не видел? – под мостом его голос прозвучал непривычно глухо. – Попроси-ка лучше, чтобы гондольер нам спел. Что-нибудь грустное о не сбывшейся любви.

май 2011