Забыли

Владимир Тунгусов
   Мой отец был интеллигентным человеком, даже не имея достаточного образования, таким сделала его жизнь. Он по роду своей деятельности, всегда работал с людьми, а это ко многому обязывает. Правда, он не читал книг и любил выражаться нецензурно, но я считаю, что этому факту не надо придавать большого значения. Он умел себя вести в любом обществе, не заискивая ни перед кем и не унижая человека. Всегда считал себя равным, разговаривая хоть с бандитом, хоть с академиком. Именно за это его уважали все бандиты, и лишь некоторые академики.


      Его отношение к культурным ценностям всегда поражали меня. Будучи членом коммунистической партии, он с уважением относился к православной вере, лишь только поэтому, я крещён в младенчестве. С молодых лет он играл на трубе в полковом оркестре, поэтому, о его отношении к музыке можно умолчать. Достаточно сказать, что он прекрасно насвистывал как популярные, так и классические известные ему мелодии. Его отец, а мой дедушка, водил меня в картинную галерею, а ему самому нравилось моё увлечение рисованием.


   Моя мама водила меня на всякие утренники и спектакли кукольного театра. Однажды мы всей семьёй пошли на детский спектакль драматического театра. Вся семья это: отец, мама, сестра Таня, на три года старше меня, и я. Было это в середине марта месяца, снег уже начал таять, поэтому на мои валенки одели калоши. Валенки с калошами сдавали в гардероб, а нас обували в сандалии из свиной кожи. Туда сдавали и штаны с начёсом, и цигейковую шубку, с такой же шапкой, покрывающей всю голову, кроме лица. Мне, одетому в эту шапку, было плохо слышно, а голова походила, на ещё не облетевший шар цветка одуванчика.


     Театр тогда казался для меня, огромным, фойе - большой зал, по которому расхаживали родители со своими детьми. Дети были разные, хулиганистые мальчики, убегающие от своих родителей. Красивые нарядные пай девочки, не выпускающие рук сопровождающих их лиц. Маленький буфет не мог вместить всех желающих, обслужить их тем более, я не любил театральные буфеты. Большие очереди и дорогие угощения, не любил до тех пор, пока ни стал интересоваться коньяки в театральных буфетах, а их цена перестала меня волновать.


   Меня поражало убранство театра, названия: фойе, партер, бельэтаж, балкон, ложа. Я не помню, какое представление мы тогда смотрели, потому, что то, что произошло потом, запомнилось мне на всю жизнь, полностью стерев предыдущие события. После того как меня одели полностью, для того чтобы я не вспотел, отец вывел из театра и поставил возле парапета у кассы театра и приказал никуда не уходить.


    Сам вернулся в театр, навстречу ему выходило множество людей, он еле пробрался внутрь, за моей мамой и сестрой. Одетые люди плотной толпой выходили из театра. Потом выходя на улицу, шли мимо больших окон – витрин этого театра, в которые светило яркое солнце. Вместе с людьми прошла и моя мама с сестрой, а следом и отец, но я не видел их, потому, что  яркое солнце ослепляло мои глаза. Проходящих людей становилось всё меньше и меньше, а вскоре и вообще перестали проходить, а я всё стоял и стоял, около парапета кассы.


   Рассматривал, как облазит никелированное покрытие трубы парапета, как эта труба закреплена в кафельном полу и к стене возле окошечка кассы. Я снял варежки, они стали болтаться на верёвочках. Я пытался дотянуться до тубы парапета, чтобы узнать тёплая она или холодная. Проще это было сделать с той частью трубы, которая уходила в пол, не надо было тянуться и подпрыгивать. Я отошёл всего на два шага от того места куда меня поставил отец и у меня сразу начались проблемы.


   Из театра вышла женщина и стала спрашивать меня: где мои родители, как меня зовут, и где я живу??? Только тут я понял, - меня забыли!!! Из моих глаз потекли крупные слёзы, а не ревел, не ныл и не всхлипывал, а они всё катились и катились. Ни на один вопрос я не хотел отвечать, я был обижен на всех, это же надо забыли именно меня, а не какого-то мальчика – хулигана. Тот, наверное, был бы рад своей полной свободе, при полном отсутствии сдерживающих его родителей. Пай девочка, наверное, стала бы кричать и стучать ногами, так, что её родители услышали бы её за две трамвайных остановки. Хорошо, что у моих родителей осталась моя сестра, им втроём будет веселее, конечно не так, как было вчетвером.


   Крупные слёзы покатились ещё сильнее, они остановились только тогда, когда подошедший худой высокий мужчина в очках, и стал называть меня подкидышем. Плакать я перестал, но какой-то ком застрял у меня в горле и не давал мне сказать что, несмотря, на свои размеры, этот мужчина больше походил на подкидыша. У него не было валенок с калошами и штанов с начёсом. Не было у него и наглаженных брюк со стрелками и фетровой шляпы, как у моего отца. Его очкастую голову покрывала толстая кепка «шестиклинка» из-под которой, торчали большие уши, а яркое солнце просвечивало их насквозь. Этот противный мужчина, не дал мне, как следует пожалеть себя, я только начал представлять как будут плакать мои родители, когда поймут, кого они потеряли. Этот, тип в очках, прервал мою трагедию, которая бушевала у меня внутри.


  Почти влетевшие во входные двери, мои родные: отец, мать, и сестра, совсем не собирались плакать, они радовались, что нашли меня. Мне уже с высохшими слезами так и хотелось сказать: «А вот не надо было меня забывать»! Но я молчал, просто крепко вцепился в руку матери. Молчал и не подал руки отцу, это он меня забыл. Молчал, когда мне купили мороженое, а я не стал, его есть. Молчал весь путь домой и даже дома не хотел с ними разговаривать.


    Только когда все разошлись по своим делам, а я остался один с дедушкой, я ему всё рассказал. Как они меня забыли, как меня называли «подкидышем», как хотели купить меня своим мороженным. Дедушка слушал меня, посадив на колени, у него тоже катились слёзы, сначала по щекам, потом по усам и бороде, капали даже на мою макушку, а он их слизывал своим шершавым языком.


   Я спросил его: «Дедушка, а у тебя тоже солёные слёзы как у меня»? «Да, внучек тоже солёные» - отвечал дед- «У всех людей слёзы солёные». «А зачем у людей слёзы солёные»? - не унимался я. «Чтобы они не испортились» - отвечал мой дедушка. «Слёзы»? – пытался уточнить я. «Нет, люди. Ну это, как огурцы на зиму солят, они от того и не портятся». Как просто и точно, объяснил мне мой мудрый дед.