Роман со стихиями. Продолжение

Наталия Ланковская 2
=============
      Первое моё геологическое поле было на Урале.
      Дружный, хороший у нас подобрался отряд. Начальником отряда был Юрий Сергеевич Ляхницкий, потомственный геолог. Он начал ездить в поля ещё в младшем школьном возрасте. Так часто бывает в "геологических династиях". Ребёнок лет с восьми-девяти отправляется в поле с родителями, и поначалу дела ему доверяются самые простые:кашу варить, за костром следить. Понемногу учится камералить - когда калечку переснимет, когда график поможет выстроить; образцы заворачивает, пакует. А там и до маршрутов дорастёт... Вот и Юра наш, Юрий Сергеевич, из таких ребятишек вырос.
     Шофёра нашего Сашу на самом деле не Сашей звали, а Шамилем: он татарин, и настоящее имя его было татарское. Но и дома, и в школе его называли Сашей, и он так больше привык. Было ему двадцать шесть лет, но шофёр он был исключительно талантливый. Местные только ахали, когда узнавали, по каким дорогам он проводил наш старенький "газик": по таким дорогам, говорили, только на вездеходе ездить...
Жаль, недолгий век нашему Саше выпал: через два года он утонул в Днестре...
     Третьим был рабочий Валера Смирнов, девятнадцати лет отроду и почти двух метров росту. Немного балованный был он, очень домашний мальчик; но это в самом начале. А потом оказался отличным товарищем, и все его полюбили.
     Я сначала была единственной женщиной в отряде; но потом, уже на Урале, к нам присоединилась Люба Орлова, красавица и умница, и тоже прекрасный товарищ. Мы её у археологов сманили.
      Повстречали мы её в Каповой пещере. Археологи там работали у самого почти входа; а нам надо было вниз, в глубину - по работе. И вот Люба с нами вниз и попросилась.
     И вот мы впятером пошли. Ползли по глине, если свод нависал слишком низко; несколько "шкуродёров" прошли (Юра знал, как это делается, он был спелеолог со стажем); спустились с верёвкой по стеночке (Юра на страховке); вышли к подземной реке - и дальше, дальше...Сначала попадались нам кусочки того, что мы привычно называем "жизнью" - корешки какие-то... А потом - только глина, да камень, да сталактиты, похожие на кораллы; и кое-где вода. При свете фонариков всё это мёртвым казалось, так что на сердце тоска какая-то была; хотя всё равно интересно и по-своему красиво.
     Но вот в одном гроте Юра сказал нам погасить фонарики, а Саше - щёлкнуть фотовспышкой (у нас был фотоаппарат со вспышкой, Саша его нёс). И вот мы фонарики погасили, а Саша фотовспышкой щёлкнул. "А теперь смотрите!" - сказал Юра. и мы увидели, как глина и камень стали понемногу вбирать в себя свет от нашей фотовспышки. Как будто медленно и с наслаждением вдыхали этот свет, смакуя его и мерцая от избытка впечатлений. "Камни дышат!" - ахнул Валерка. Юра говорит: "Конечно, дышат. А ты разве раньше не знал?"...
     Ну, я не буду всё подробно рассказывать про эту пещеру. Я, может быть, когда-нибудь потом про неё расскажу. Только отмечу, что после этой пещеры, после встречи с  ж и в ы м  камнем и уговорили мы зачарованную Любу бросить своих археологов и присоединиться к нам...
     Я только не могу не рассказать, как мы выбрались из пещеры прямо на берег реки Белой (по-башкирски её зовут Агидель). Ночь уже была, тёплая летняя ночь, пахнущая травами, со звёздным небом, и река вся в звёздах; а вода такая тё-оплая, мягкая. Мы купались, плавали среди звёзд, смывали с себя глину, отогревались в тёплой воде от холода и сырости пещеры; и свету от неба казалось так много-много... И всё не выходило из памяти, как смаковали капли света от вспышки те камни под землёй...

=============

     А потом нам Юра ещё одну интересную вещь показал.
     Мы обычно на выходах работали, пробы брали и описывали под Юрину диктовку. Камни на выходах выглядят совершенно естественно и очень красиво, а в солнечную погоду - просто празднично. Особенно красив был под солнцем песчаник. В нём ведь много мелких блестящих крупинок. Я не знаю, как их зовут, я ведь не геолог; но могу только сказать, что когда на них солнечный свет падает, они сверкают, как какие-нибудь драгоценности. Даже самый обыкновенный серый доломит на выходах в хорошую погоду так сияет, будто радуется. И у человека от этого настроение поднимается.
     Так вот, вернулись мы как-то из маршрута, и стали с Любой вспоминать и удивляться, как красивы обыкновенные камни; и непонятно, почему из них ювелиры ничего не делают, а только из драгоценных камней. А Юра и говорит: "Это они только на своём месте так красивы,  п р и  ж и з н и." - "Что значит при жизни?" - то есть, мы, конечно, знали, что камни не вечны, что они понемногу разрушаются под всякими там воздействиями - ну, дождь, ветер... "Да я не о том, - говорит Юра. - Когда камень с родного места забираешь, он как бы умирает. Вот посмотрите сами на наши пробы".
     Посмотрели мы на эти куски песчаника, доломита - а они уже в простые булыганы превратились! Некрасивые совсем, не радостные -  н е ж и в ы е... Мы их и под солнцем смотрели, и в тени - нет, не сияют они больше,  н е  д ы ш а т...
    Юра говорит: " Я, - говорит, - давно к этому явлению пригляделся, и всегда могу отличить  с о б а к и т  от камня, который на своём природном месте лежит. Вид у него всегда какой-то... ну,  б о л ь н о й , что ли. Хотя, если долго лежит на одном месте, то всё-таки -  б о л ь н о й , но не  м ё р т в ы й  . Как      будто он там освоился, на новом месте, и начал  п р и ж и в а т ь с я ".
     И это совершенная правда.
     Можете проверить. Вот возьмите нарочно и положите какой-нибудь обычный камень у себя дома на полку. И сначала он её совсем не украсит, а будет выглядеть нелепо, даже неряшливо. Но дайте ему освоиться с  л а н д ш а ф т о м вашей квартиры, и он понемногу приживётся и похорошеет. Конечно, так, как у себя дома, на родном месте, ему уж никогда не сиять; а всё-таки жизнь к нему вернётся: камни живучи.

          (продолжение следует)