Виктор Матюк
Сбылась давнишняя мечта
Сбылась давнишняя мечта
Сбылась моя давнишняя мечта, позади остались тлен и суета,
Я изгнан из родимого гнезда, не знаю навсегда ли? Не хочу вникать в детали,
Обулся на лёгкую руку в сандалии, купленные по случаю в солнечной Италии,
И покинул родные места, за городом - не жизнь, а красота, ночь светла, тихо блещет Луна,
Но мне не до романтического сна! Компания у меня одна: я и мечта, больше нет никого,
Я ушёл из дому инкогнито налегке, то есть в одном пиджаке, взял в руки старое дырявое пальто,
Постоял на коленях в святом уголке, написал пару слов на стене, авось, кто-то вспомнит обо мне,
Ветер ловил моё лёгкое дыханье, наконец, сбылось предсказание знакомой ворожеи,
Пришлось намылить шею, оставить сокровенные идеи в стороне, зато здесь легко дышится мне!
Я счастлив беспредельно, живу без семьи и жены отдельно и тружусь самозабвенно
Среди сосен и берёз и свою жизнь не воспринимаю всерьёз! Всемилостивый бог
Дал мне приличный срок, чтоб я не забыл его урок, я сам теперь ищу на небесах свою звезду,
Чужие домыслы мне ни к чему! Вот возьму и уеду на поезде или на велосипеде к дяде Пете
В дальнюю деревню, невдалеке стоит город древний, там люди не кричат и очень тихо говорят!
Я же готов голову сломать, только бы в омут страсти заживо не упасть,
Там же сущий Ад, там можно голову легко пробить, но нечем страсть заменить!
Облака нависают низко, есть степень риска остаться ни с чем, а зачем
Путаница невыносимая в голове? Неприятно и холодно мне оставаться от высоких дел в стороне!
В голову ударило вино, сознание заторможено и не безупречно оно, был выход на пенсию,
После разгара болезни пришла реконвалесценция, сижу как атаман,
Подо мной старый кожаный диван, кружится публика в вихре лент,
Плачет только бедный студент, у него денег на пропитание нет!
Прошлое вползло в дверной проём, не захотело остаться в былом, я же простираю к небу руки,
На пол падают модные брюки, любовь пылка, но я пьян слегка, и валяю дурака,
Дабы затмить облака! Дрожат губы в последней муке, я же сегодня щедро подарки раздавал,
Всех баб перецеловал, но танцевал мало, иное время настало, всё меняется в чреде времён,
Тусклым стал небосклон! Едва блестит тихий речной затон, вокруг марево безлюдных пустынь,
Нет знакомых святынь, над головою только синь небес, душу вот-вот обуяет стресс!
Бог нас, в этот мир приведший, не ждал, что свет сумасшедший положит конец всему,
И не будет покоя на земле никому! Встаю чуть свет, чуть заря,
Чтобы первым встать у святого алтаря без гроша в кармане,
А во вражеском стане молодые люди водят романы, прислонившись у дверей старый еврей
С седой бородкой допил стакан палёной водки, ему бы в ноги богу пасть, велика его власть,
Однако он шумит как столетний дуб, издаёт шипящий змеиный звук, его баба отбилась от рук,
Одна жуть вокруг! Старимся мы, старятся дома, вокруг тьма одна, старятся алтари,
Но простые бездари, зарывшись по пояс в грязи, подают свой голос из недр земли,
В голосе том мольба, истина свята, но нет ни решки, ни орла, одна беда свой голос подаёт,
А дождь идёт, а дождь идёт, никто грешника в своих молитвах добрым словом не помянет,
Пока гром над его головой не грянет! Сирень увянет, из головы исчезнет сущий бред,
Погаснет свет в окне, и только тлен будет порхать между старых стен и ничего взамен!
Грех правит балом на этой земле, ты же стоишь навеселе, не дурак и не грамотей,
Хотя в душе твоей нет ни ума, ни святости, только много наглости, время течёт,
А смышленый народ святую воду из криницы робко пьёт, быть может, кому-то повезёт,
Прилетит огромный звездолёт и на борт возьмёт, но твой затрапезный вид каждому грозит
Бедою новой, такой вывод всех расстроит и своим вниманием никого не удостоит!
Мир залит светом кругом, жизнь пошла кувырком, лучше жить за бугром,
Но здесь мой дом, здесь моя деревня, здесь родные кусты и деревья,
А так же лица смуглянок, таких же, как и беглянок от произвола бытия,
Смогу ли я больше не мыкать горе и тоску? Я плохо помню дивные мгновения,
Не всегда хватало мне терпения: перегибать своё искушение через колени!
Страсть манит к себе, как магнит, в одном ухе всю ночь сильно звенит, но судьба молчит,
В две дырки едва слышно сопит, все мосты она за собой всякий час сжигает
И о былых утехах тут же грешникам громким голосом напоминает!
В диком поле по-иному распределены сценические роли, рядом плещется степной родник,
Развязан смущённый язык, он изредка переходит на гортанный крик,
Никто не забыт, ничто не забыто! Ох, уж эти мне кредиты! По хозяйству хлопоча,
Пришлось мне обосноваться у ручья, у холодного ключа целебная вода, он наперекор обидам
Не подаёт вида, что обижен на всех, у каждого из нас есть собственный грех,
Его отнимет только смерть! Надо раньше было в оба смотреть, а теперь лютый зверь
Вторгся в душу и прожужжал всю ночь больные уши, он строит догадки и тут же рушит,
Стреляет с рогатки метко, но очень редко! Когда-нибудь он осознает всю суть,
Всплывёт муть наверх, кажись, это сбудется в чистый четверг,
Вот если бы злющий бес все нераскаянные грехи наземь поверг!
В рубахе не по росту, читаю статью за новую продразвёрстку, навострив уши,
Околачиваю членом груши, испугавшись ночи насмерть, дёрнул впопыхах за скатерть,
Опрокинулась горячая еда, ужинать придётся допоздна! Моё дело - сторона, есть жена
И она всё обустроит, новую скатерть на обеденный стол накроет, сгорая от зависти мужской,
Исчезает во мне житель городской, отворачиваю очи от проблемы любой,
Хотел бы вернуться домой, но на мостовой висит огромный кирпич,
Какой-то старый хрыч намедни бросил клич: «Помогите втянуться в русский быт,
Пока совесть спит!» Есть одна звезда среди ночных светил, которую я больше всех любил,
Но в свои тайны её до сих пор ещё не посвятил! Небось, забыл?
Разум повержен в прах, если говорить в двух словах,
То ночь темна, а на небе лампадка зажжена, и до утра будет гореть она!
На небо не глядя, сижу в полумраке, солнечные лучи не видны в ночи,
А в дряхлой голове, как в пожухлой листве, ветер шумит, полевая мышь визжит,
Я же только на свету хорошо узнаю свою полночную звезду, уснул бы сладким сном,
Но я пошёл иным путем, покинул дом на пустыре, теперь живу в маленькой норе
На большой горе! Делаю бессонницы глоток, а над головой сияет огромный лунный рог,
Он смотрит с непостижимой высоты, как разлетаются вдребезги давнишние мечты,
Словно мартовские коты при приближении конкурента, у которого выше дивиденды,
Вот в такие моменты наглеют импотенты, а что же мы? По воле рока и судьбы строим одно,
Рушим другое, во времена всеобщего застоя у нас были великие герои, как в древней Трое!
Им бы не угаснуть навсегда, и пусть хотя бы сыновья поживут для зависти врага,
Авось, метель и пурга стороной обойдут те края, где жил когда-то я и бедствовали мои друзья!
Сплю, но спится мне, ничего не снится мне, только Луна унылая, торжественная и постылая,
Забирает волю и силы, лежу в постели холодной, немощный и голодный, к небу протянуты руки,
То ли от боли, то ли от скуки! Неистребованное виденье родит новое воображение,
Камень преткновения не убран с повседневного пути, что-то должно произойти!
Избитый и ободранный лик о многом говорит, он душу грешнику не веселит,
Везде сквозит, ветер свистит, пришло время топор вражды в землю зарыть!
Швырнуть бы судьбу отъявленную в стекло оконное, чтобы естество бездомное
Задумалось о самом себе, хватит с опаскою зубами лязгать и всю ночь ими скрежетать!
Как свой рейтинг поднять? Никому ты не нужен, сам погружен во тьму, нет дела никому к тебе,
Ты спишь среди древовидной бузины, её корни между собою сращены, как лучи холодной Луны!
Мы были рождены, чтоб сказку сделать былью, но обожгли белоснежные крылья о пламя дорог,
Прошло время тревог и даже бог и тот мается, чем-то печалится, вот-вот оскалится на всех и вся,
По законам земного бытия немало бледных лиц видел я в ночи и среди белого дня,
У каждого лица своя доля и своя судьба! Чудище огромное, злое и неугомонное
Черпает влагу тёмную из грешной души, вдали тихо шуршат прошлогодние камыши,
Мысль лихорадочно работает, изредка привносит бред в истоки бытия,
Вот так и мечется душа моя – то туда, то сюда, закусив железные удила,
У неё нет надёжного поводыря! Что ей печалиться? Она без дела мается,
Ингода совсем от рук отбивается, и тогда зябь и холода нас ждут в чужих местах всегда!
Холодно зимою, зябко весною, страсть за грудиной шевелится, но мне даже не верится,
Что душа с плотью своей радостью не поделится, она замерла от страха,
Холодным потом промокла льняная рубаха, она горя боится, беда рядом таится!
Здесь небо такое, что к нему не грешно обратиться с мольбою такою: «Слава героям,
Они умирали стоя на фронте и в глубоком шахтёрском забое, не откажите мне
В просьбе малой, мне бы вернуться домой и забрать все свои причиндалы: баян и гитару!
Я без них как без рук, одна жуть вокруг!» Затих птичий щебет, тихо проехала барская карета,
Ночь, нет света, душа наголо раздета, мужская честь задета пороком одним,
Он крылом своим коснулся старого чела и тут же убрался восвояси со двора,
А ночь была черна и к тому же ещё и холодна! Судьба с брезгливою отвагою взглянула на бродягу,
Хотела выписать ему бумагу для предъявления, если вдруг случится правонарушение,
Но ничего так просто в жизни не даётся, так что ему остаётся только одно: смотреть в чужое окно,
Если до половины хотя бы открыто оно! Мысль, ниспосланная свыше, вот-вот память вышибет,
А опосля переломает хребет, и вот не ожидая зова, на орбиту снова вышло авторское слово,
Не сдержать его, оно исходит из естества моего, оно летит как птица и не может остановиться!
Оно приветствует толпу поклоном и говорит тихим баритом, я же взором восхищённым
Слежу за подвигом высоким, меняются сроки, но мужик одинокий отвергает старые пороки!
В краю степном он игрался всю жизнь с огнём, стал стариком, но молодости вечный зов
Исходил из спящих сёл и полусонных городов! Ночной покров упал на барские экипажи,
Укрыл от воров богатую поклажу, те сообразили, но не сразу,
Что на исходе у вороной тройки мощь и силы, но поздно было,
Возникшее желание вконец остыло! Бедный разбойник, считает, что он уже покойник,
Но он не хнычет, в мирских делах он ничего не бычит, что-то в своей каморке тихо химичит,
Не стонет и не скулит на семейный быт! Всё дело в том,
Что в минуты напряжения он заливается несдержанным хохотом,
Он не дорожит своим барахлом, ему не нужен этот металлолом, стужа за окном,
Тропы разорённые, но души не покорённые слушают речи тронные,
Их тащит судьба в места не столь отдалённые! «Не уезжайте, повода врагам не давайте,
Нам надоело жить в узде, в суете да не в обиде, такой поворот событий
Надо было предвидеть, а не галдеть на всю округу, что болезни и недуги
Вот-вот разорвут конские подпруги!» Слова старика вызвали удивление,
Их не восприняла толпа, там все худы, живут бедно из-за беспросветной нужды, мысли черны,
Зато на всех новые голенища и на столе есть хоть какая-то пища! Дик их внешний лик,
На всё воля творца, но слова безумца до конца не приемлет творческая голова,
Она в полночь просит прийти ей на помощь любого, кто ищет крова посреди степи,
И с кем ей будет по пути продолжить дальнейший путь, пусть студёный ветер дует в грудь,
Но не меняется суть земного бытия, на землю снизошла чужая анафема, она слепит очи,
Особенно ночью, но не видит воочию свою узкую и едва заметную стезю! Я же иду по мосту,
Спотыкаясь, с тремя стихиями соприкасаясь, за каждый куст, цепляясь, едва ли не кусаясь,
Отвечая проклятьем на чужую зависть, вдруг слышу крик: «Цыц! Здесь нет смиренных девиц!
У них чуть ниже ягодиц что-то и вправду торчит! Что за вид? Что за дивная картина?
Господа, в чём причина? Моя душевная трагедия в том, что я всё откладывал на потом,
Не хватался за отцовское наследие, и не превращал трагедию в обычную комедию!»
Хочется в кадык судьбе двумя руками вцепиться, или в открытом поле с ней сразиться,
Стоит раз взбелениться, как скандал в семье разразится! Иной раз хочется принять яд,
Но я же не Сократ, был рад стараться, но не могу до земли в три погибели прогибаться!
Кто подаст нам чашу с ядом? Только тот, кто рядом! В его душе пустота, ему чужда высота,
Старец и худ и тощ, его грешную плоть поливает промозглый дождь, что посеешь, то пожнёшь,
Урожай сам с поля уберёшь! Старится человек, у него недолгий век, он утешает калек,
Но сам находится у своих иллюзий в плену, трудно ему положить на обе лопатки Сатану!
Он склоняет всех к греху, зло по его стопам идёт, вот-вот рухнет наземь огромный небосвод,
А потом придёт и мой черёд смотреть по сторонам, ведь, в самом деле, призрачно веселье,
Всё, что происходит там, где строится новый православный храм, недоступно людским глазам!
Собака лает, снег медленно тает, но дальше идёт караван, и сколько твоя жизнь продлится?
Застынет или загорится? Чем она завершится? Не стоит торопиться и заглядывать вперёд,
Мир движется по воле звёзд, но очень хочется узнать всё дочиста, когда же догорит твоя звезда?
О да! У этой истины седая борода! Только свет небесный позволяет совершить ход крестный,
Летит мысль по лесам, долам и холмам, она перечит простым мужикам, с бабами лихо судачит,
Едва ли не плачет, курочка в палисаднике громко кудахчет,
Этот мир и вправду велик, он - для потомственных владык,
Куда бы отрок божий ни взглянул, куда бы он не наступил, ничтожные остатки жития
Тут же воскрешала благословенная земля! Барахло разбросано в беспорядке
По неубранным грядкам, на столе стоят свежие закатки, хозяйственные задатки
Не гибнут до конца, на всё воля творца! Здесь царит успокоение, и нет краше наслаждения,
Чем, когда ты и глух и нем и не общаешься ни с кем, а зачем? Один хрен пустая болтовня
В течение ночи и дня, от темна и до темна коробит меня! Ветер губит, он всю ночь не спит,
Его душа болит, и сердце плачет, вся степь судачит о засухе и зное, время нынче такое,
Что многие промышляют разбоем, нет места великим героям! Куда проляжет грядущий путь?
Возможно, вражеская пуля пронзит навылет болезненную грудь? Ветер стучится для бесед,
Не гасит в своём доме свет мой молодой сосед, у него сна давно уже нет!
Я своими мучениями обязан себе самому, и потому прилежно жду,
Когда в святые пенаты в одиночестве неспешно войду, и никто не предаст меня суду!
Душа тоскует ночью, она видит грех воочию, плоть сосредоточена, за грудиной червоточина!
Тоска к очередной годовщине бытия приурочена,
К конскому седлу она приторочена толстой бичевой,
Но может развязаться в момент любой, не надо стоять до утра на булыжной мостовой,
Льёт дождь проливной, хватит страдать и слёзы зазря проливать! Смотрю с высоты
На неосуществлённые свои мечты, и сравниваю их с полётом сломанной стрелы,
Увы, увы, что-то кричу им вдогонку, а сам гоню самогонку, что делать с душой ребёнка?
Разбивается о камни сердце, речь идёт о неудачном конце, не ожидая его зова,
Обращаю свой взор к небу седьмому, где много никеля и хрома,
Грохот цепей в душе моей сменяет трель молодого и озорного соловья,
Падает с неба полночная звезда, но куда? Она свой покой уже обрела,
Ей теперь плевать на наши многотрудные дела! Роса с травы ещё не сошла,
Понуро стоят дубы и клёны в роще зелёной, а царстве Посейдона в глубине тёмной
Сидит мужчина с виду скромный, тяжкой думой удручённый! Зачем живу я тут?
Сизифов труд выполняю, немыслимо страдаю, а потом всю ночь молюсь, не потому, что трус!
Вовсе нет, я же смертный человек, короток моей жизни век, время ускоряет собственный бег,
Голову посеребрил белый снег, покоя нет, муки велики, мне же не с руки снимать с баб чулки
На широкой завязке и до утра рассказывать им сказки! Ложусь костями, встретившись с властями,
Но в дикой степи нет ни одной живой души, здесь природы торжество и от греха моего
Не остаётся ничего! Проходит всё, пройдёт и это, тьму сменят проблески утреннего света,
Облака любви и страсти привнесут в душу мимолётное счастье, но тучи ненастья
Уберут минуты сладострастья, их нагроможденье исчезнет в одно мгновение!
Хочется прилично жить, животы снедью набить, свои недостатки не мешало бы скрыть,
А врагов стремглав истребить! Души прекрасные порывы нельзя забыть,
Карта бита нечем крыть! В мире тленным грозовые облака стоят как стены,
Бесы ещё не растерзали их, мы в молодости не видели таковых, наш быт апогея не достиг,
Земля парит, настало время любить, а уж потом на жизни ставить жирный крест,
Пока порох в пороховницах ещё есть, характер должен быть твёрже, чем жесть! Спесь уйдёт,
Никто её добрым словам никогда не помянёт, в торжестве былых побед их едва заметный след
Судьба окрасила в белый цвет, хватит хмелеть, и упрекать грядущую смерть в тоске и печали,
Нет жизни в идеале, ссоры, розни и скандалы вот-вот в молнию превратятся, и тут же испарятся,
Новые думы тут же родятся, как же они между собой рознятся!
Господа, ничтожно малая доля труда уходит туда, где одежда и еда свои истоки берут,
Их суть в том, что, не смотря на погоду за окном, мы проливаем пот во время полевых работ,
Дело не доходит до семейных забот, жизнь своим чередом идёт, пожалуй, только люди отсталые
Стремятся к своему идеалу, это их законное право, но грех от лукавого, и от него исходит зло!
Чувств поток давит на высокий и покатый лоб, как шум весенних вод на каменный цветок!
Не в упрёк ему тихо скажу, что о жизни сужу по реалиям бытия, оно лишило меня одного крыла!
Кожа шелушится на лице, скрежет в дверном замке, в руке – одна пустота, моя сумка пуста,
Да и вокруг ни травинки, ни деревца, ни куста! Пролетают шляхом каменистым досужие мысли,
Они в воздухе повисли, словно пионерские горнисты, они быстры и мужества полны!
Месяц голубой за плуг, держась одной рукой, о чём-то спорит с бабой-Ягой костяной ногой,
В другую - меч берёт, не дай бог, чтоб никто из дикой степи не уволок ни один корешок,
Пожалуй, он не настолько малый, как кажется, мысли в одну канву не вяжутся,
Вот-вот они начнут с врагами на саблях биться, а потом за одним столом будут мириться!
Когда же эта земля угомонится? Города великой державы полны гордости и славы,
Но распри, исходящие от лукавого меняют жизни торжество, слёзы наших матерей
Видит седой брадобрей, влага капает с очей по стезе всей! Трудно в пороках земных разобраться,
Не стоит напрасно глупо кривляться и от своего имущества преждевременно избавляться,
Прислушавшись к шороху дождей, отрекаюсь от слов стареющих вождей!
Свежесть сменяет удушье, догорает невдалеке от рощи костёр пастуший,
Авось, завтра будет лучше, чем было вчера, закончится, в конце концов, классовая борьба,
И на поправку пойдут мирские дела! Ночь была холодна, воистину не знаю,
Как в этом крае прилично живу, а не выживаю? Мысли напрягаю до конца,
На всё воля Творца! Ищу для себя врага, слышу стук кованого сапога, дорога далека,
Однако везде докучает мошкара, даже у костра нет покоя, нынче время такое,
Что разбоем занимаются простые герои после долгого запоя с вечера и до утра!
Их двое или трое? Что за чудо земное ползёт по булыжной мостовой,
А земля обжигает его ступни горящей смолой? Он поседел, свой срок отсидел,
Осиротел, опомниться не успел, как пощелкивание плети прошлось по спине,
Кожа мигом лопнула на мне, а на голове кровоточит рана,
Восторженные крики доносятся из вражеского стана!
Вид земли печален, ничего не видно из зашторенных спален,
Старик стоит один среди старинных руин, бывший заключённый,
В прошлом известный учёный, вытер на лице слёзы! Пустые позы ему ни к чему,
Крик восторженный в его душу скромно проник, никто ему путь не преградит!
Сухопарый старик большую часть времени скромно молчит и зрит в небесную высь,
Он изучал всю жизнь древний иврит, но семейный быт мешал наукам,
По рукам и ногам нутро связали путы, не было ни одной свободной минуты,
Ибо боль людская о себе всякий час напоминала! Стражники грубы, как сторожевые псы,
Нет ни одной святой души даже в деревенской глуши, на речном затоне тихо шумят камыши,
А на его берегах развевается кумачовый стяг, там за чубы тягают друг друга уклонисты,
С ними ором спорят старые марксисты! В чужих грехах мы сходу сознавались,
А в своих - не признавались, за голову изредка хватались, когда повседневная жизнь
На ветру колебалась из последних сил, но мы не сдавались, и вот с ближайшей роднёй расстались,
Я тоже беспомощно бреду на высокую горную гряду, где очнусь - в раю или в аду? Точно не знаю,
Такова доля людская, что ты даже к концу жизни не можешь в бытие воплотить мысли свои!
В этой стране придётся отдать концы мне, где все привыкли к запретам и поклоняются портретам,
Приторговывают марафетом и зимой, и летом, отдавая предпочтение шоколадным конфетам!
Тут ни убавить, ни прибавить, можно только вождей восславить, но не хочу лукавить лишний раз,
Мне никто из них – не указ! Многих мы не узнаем имён,
Кто был от нас высокой заморской стеной ограждён,
Нам бы дожить до лучших времён, но осознание высокой веры
Не знало меньшей меры исстари, как черпать силы свои из матушки-земли!
Там зеленью пахнет, народ тихо чахнет, ему позволен обмен счастья на суету и тлен!
Беда уже в пути, мимо неё не проехать, ни пройти! Неисповедимы господние пути!
Эх, дороги, пыль да туман, холода, тревоги да степной бурьян! Заржавел водопроводный кран,
Опустел полевой стан, жизнь - превыше душевных сил, кто бы небо до небес не возносил,
Жизнь являла собой черты всеобщего горя и неправоты? Неужто об этом не знаешь ты?
Вид бытия печален, в один угол весь хлам скопом свален,
От картин унылых взгляд отвести никто уже не в силах,
Страна в путах и в цепях на свой риск и страх, прищурив правый глаз,
Медленно чахнет, свободомыслием там даже не пахнет, слов для пропаганды нет,
Набит людской болью местный лазарет! Омрачает взгляд всё, и даже обветшалое жильё
Так кто-то лязгает замками, не хочется к ним прикасаться руками, холодом сквозит ночами,
Нет воды в кране! На экране бывшие дворяне славят кремлёвских ходоков, не в глаз, а в бровь
Тирада из обычных слов встаёт на высоком пороге после дальней и многотрудной дороги,
И решает вопрос ребром, враг стоит за углом с оголённым ножом! Хочется выть и плакать,
Но душа ни в чём не виновата, ноги, как из ваты, орудийные стволы протирают до блеска солдаты!
Когда-то и они оторвут взгляд от родимой земли и начнут палить из всех стволов,
Убывать будут не только хохлов, но и кацапов под звон золотых колоколов! Слёз кот наплакал!
Уже давно так здесь на века заведено, несогласные по одному сходили или в тень или в тюрьму!
А на том берегу люди славят рок и судьбу, я же до конца никак не пойму:
Почему стоит качнуться влево или вправо, как недобрая слава бежит за тобой по пятам,
Лезет на рекламные тумбы, ходит по клумбам, ничего не объясняя, мысль свою развивая,
Вопросами досаждая, налетает как ветер каждый вечер и пинает ногами, коваными башмаками
В доме и в храме! Повсюду холод и мгла, холодная тьма, но зима ещё далеко, бог высоко,
Но никто рок жестокий не сдвинул в сторону востока, боги, бог весть что творят,
Кто в этом виноват уже много веков подряд? У кого нервы шалят? Надоело надеяться и ждать,
Простые люди когда-то выйдут в судьи, а раскалённые угли пятки дочерна обжигают,
Двери с петель срывают, и судьбу на куски кромсают, да так,
Что никак нельзя остановить всеобщий бардак! Не пишутся стихи,
Мешают нераскаянные грехи, стонут низы, плачут верхи, нет всеобщего единства,
Извини - подвинься, пусть присядет свинство!
Во всей доподлинной натуре зло испытано на собственной шкуре,
Оно предвестник бури! Неужто не так? Так, сумрак и мрак, а так же толпа зевак,
Зачем лукавить, тут ни убавить, ни прибавить, прошлое душу травит,
Оно всегда шло по земле - ни людям, ни себе, по своей доброте лично я
Пытался опровергнуть законы мирского бытия, да, эта мысль дика,
В тот же миг глаза прикрыла дрожащая рука! Честь и хвала тому,
Кто ещё не сел в тюрьму, и сам тащит на себе дырявую суму!
Жить по уму тяжело, со всех сторон на естество давит злополучное зло,
А добро далеко от этих мест ушло, пристанище в другом месте себе нашло,
И живёт припеваючи, держит в обеих руках массивные ключи от огромной двери!
Никто не ведал, что к обеду вломится в них с победой один из местных домоседов,
Он наметил курс грядущим дням, шёл по рытвинам и камням, предлагая нам свои идеи,
Его бес толкает в шею, а остальные брадобреи пудрят людям мозги, пытаясь сбить со стези!
Брожу по степи как одинокий волк, не в кого денег взять в долг,
Ищу предлог для общения, но везде один и тот же камень преткновения,
Лёд забвения покрыл снегом бесшумные звенья текущего времени,
Страдальческие мысли крепко спят, безумен их взгляд, вот-вот начнётся снегопад,
Люди между собой тихо говорят, некого на три буквы даже послать!
Голову посеребрил снег, здоровья нет, болит всю ночь хребет,
Во избежание грядущих бед пытаюсь запутать собственный след,
Закон природы презрев, на корточки слегка присев, пытаюсь обрушить весь гнев
На непреклонность чужой воли, но в диком поле законы свои, у них свои поводыри!
Куда не посмотри, везде одни бездари, вдруг что-то оборвалось внутри,
Расстроились прежние связи, и даже в миг экстаза безмолвно стоял на посту караул,
Промозглый ветер с севера порывисто подул, я едва не уснул,
Вдруг качнулся подо мною сломанный намедни стул,
Он упал на новый табурет, и никому до этого дела нет!
Опадает яблоневый цвет, в голову лезет разный бред, мне бы набраться малость сил,
А то я от бессилия завыл, как одинокий волк, потом рот закрыл на амбарный замок,
И улёгся спать в свежескошенный стог, между ног положил огромные вилы.
Когда молоды мы были, то верили в себя! Нынче изменилась суть бытия,
Горбачёвские приспешники доллары стригут, во бля, взятки напропалую берут,
Опять горестным плачем разразилась православная земля,
Не пустуют ни тюрьмы, ни лагеря, везде по ночам слышна мышиная возня!
У меня ни кола, ни двора, надо было думать головою, чтобы всё живое
Не скрылось за дальней горной грядою! Луна высоко, на душе одиноко,
Только прикорнул, как покой нарушил караул, шатнулся стул, книги свалились на пол,
Даже здесь чинится произвол, спать так сладко, но воздух пахнет свинчаткой,
Если рассказывать обо всём по порядку, надо утром делать физзарядку,
Чтобы хватило слов и сил, молю бога, чтобы мне немного помог Архангел Гавриил!
Нередко бьюсь как птица в клетке, раздалась вширь грудная клетка, перед глазами табуретка,
А на ней одна таблетка, полночи согнувшись калачиком, лежишь, нервно до утра дрожишь,
От себя никуда не сбежишь, вот-вот что-то родишь сквозь горести и творческие муки,
Но все науки не идут в толк, старый тамбовский волк на краткое время умолк,
Рот закрыл на замок, липким потом насквозь промок, ну и денек, такой же выдалась и ночь!
Какая-то сволочь пыталась помочь, но не сбылось, не свершилось, в голове помутилось,
Как бы ни пришлось на чужое подворье бросать обглоданную кость! Дерево у высокого обрыва
Торчит криво и косо, кровь с носа, но надо преодолеть все немыслимые преграды,
Чтобы оказаться рядом с женщиной той, что в молодые годы блистала умом и красотой!
Мы жили честно, ели хлеб пресный, сеяли и жали, но богаче не стали,
У нас жизнь брадобреи украли! Молчит старый телефон, он лозунгами умудрён,
И вот он издаёт треск похожий на стон, тот, кого он так умело и долго славил,
После себя недобрую память своим потомкам оставил!
Сам шёл с рваной котомкой по льду очень тонкому,
Не доверял никому, бесчестил рок и проказницу-судьбу,
Носил сапоги со шпорами, спорил с реками, лесами и горами,
Как оказалось зря, стала петлять его стезя: то туда, то сюда, боль людская не проходит никогда!
Горит полнеба за спиною, мысли мечутся между небом и землёю, синий небосвод вместо обоев,
Нынче время такое, что к стыду святому в покинутом доме нет ни никеля, ни хрома!
Когда досужие мысли вконец угомонятся, мне вновь начнет казаться, что добро придёт
И свободу приведёт на поводке, зажатом в правой руке, мы с ней когда-то были накоротке!
Слова вертятся на языке и пытаются затеряться в придорожном песке, ямщик сидит на облучке,
И смотрит в высоту, теряет время попусту, пытаясь поймать нужную рифму налету!
Пришло время - сходить к врачу, едва ноги волоку, пока пишу очередную строку,
Хоть плачь, хоть рыбачь, хоть несись вскачь, но всё равно не живи грешно!
Не играется, не читается, мне со всех причитается, не мил мне домашний уют,
Душа то там, то тут, но её нигде не ждут! Не в её честь звучит праздничный салют,
Жизнь браним мы, наши души ранимы, а людские пороки непобедимы!
В объятьях крепкой тьмы находимся все мы, выгляжу как тощий конь, но в очах горит огонь!
Дайте в руки мне гармонь, золотые планки, добрый молодец с Таганки потерялся после пьянки,
Ему не пишется натощак, мысль об украинском борще или о русских щах
Напоминает о себе всякий раз и отдаётся болью в правый пах! Приятен их вид,
Когда там плавает лавровый лист, стеблем вниз! Проснувшись днём, видишь за окном,
Душевный надлом, прошлое с грядущим сшито непробудным сном, мысль делает один рывок,
Мигом устремляется прямо в потолок, она летит во тьму оттуда, где в шкафах лежит посуда,
Но чуда не произошло, всё сикось-накось вновь пошло, пока до ручки не дошло! Не ты ли
Напрасно тратил свою мощь и силы? Я снова заимствую иглу у старого портного – еврея,
Бывшего брадобрея, он поверил мне на слово, выхода нет иного, как под покровом ночным
Раздать долги всем грешным и святым, мы же за ценой не постоим, всем грехи простим,
Если утреннюю службу не проспим! Всё равно зло не победим, смотрю на мир чужими глазами,
Бабы сходят с ума холодными ночами в объятьях с чужими мужьями,
А свои - молятся в храме за совместный семейный быт, бес рядом на страже стоит, но молчит,
Ему претит людская тупость, он готов простить им любую глупость,
Но коль в дому черёмухой не пахнет, значит твою жену сосед вот-вот трахнет,
Она без постельной любви зачахнет! Баба та уже стоит у открытого настежь окна
И от пыли отряхивается, а кто сейчас втихаря не трахается?
Движением резким возвращаюсь мысленно к временам библейским,
В делах житейских всяк, как хочет, так и рвёт всё, что господь ему даёт, дома дел невпроворот:
То кража, то ремонт! Да, каждый грешен, вывод не был поспешен, он просто безутешен, даже
Днём белым бабы торгуют собственным телом, в общем, и в целом их бог наказывает по делу!
Раскачиваются качели земного бытия всё выше и выше, поступь святости становится тише,
Я же зова небес почти не слышу! Дождь барабанит о двускатную крышу почти всю ночь,
Какая-то сволочь указывает перстом на тёмный небосвод, он жизнь на клочья бесшабашно рвёт,
Каждый языком ерунду мелет, что никто его участь в этой стране не разделит!
Не верь, не бойся, не проси! Свою честь брось на весы и душу от греха спаси!
Боже, что еси на небесе, мне надоело спать на шерстяном ковре, где нитки вылезли боком,
Не только этим пороком богато старое изделие, моя игла туда-сюда летает, она дыры зашивает,
Нет чувства глубокого удовлетворения даже после полового сношения! Нет прежнего горения,
Но пока не умер я, к истокам земного бытия мигом возвращает меня тонкий французский юмор!
Чтобы господь на небе не задумал, я загадку одну для себя второпях загадал,
Древние манускрипты ещё не расшифровал, слава богу, что не был убит наповал,
Такой эпилог всех соседей заинтриговал, взгляд теперь скользит по мокрым крышам,
Колокольный звон почти нигде не слышен, так и запишем в кондуитах своих,
Раздавить бы бутылку на троих, иначе останешься при бубновых интересах,
Что тогда о тебе напишет жёлтая пресса? Жил повеса, любил женщин из интереса,
Потолкуют так, и сяк, свет сменит беспроглядный мрак! Усни, себя не мучь,
Света яркий луч вынырнет из-за грозовых туч, высохнут на бумаге чернила,
И всё, что раньше было, жилось тяжело и тоскливо, пройдёт, оно в холодную прорубь нырнёт,
Отрезвится немного, наладится погода, что-то подскажет нам спьяну старая Европа,
Но не прогнутся колени у холопа! Никому ты не нужен, сидишь, словно боец контуженый
И ждёшь, когда заколосится в поле рожь, и ты мимо не пройдёшь, несколько семян возьмёшь
На обед и ужин, сам немощный, больной и простуженный!
Ну что ж ни за грош в диком поле пропадёшь,
Что посеешь, то пожнёшь! Догорает в шалаше свечка, на пол упало золотое колечко,
Шумит речка за бугром, внезапно грянул летний гром, в окне одном блеснула молния,
На миг освещена полевая стезя, что пролегла мимо полевого ручья, но не освежилась память моя!
Мне бы два былых ангельских крыла, чтобы совесть чистой вновь была,
Эти слова я тихо прошептал, мысль свою на корню искромсал,
Она пролетела над предместьями, поговорила с простыми людьми,
Теперь стоит на виду, неподсудная суду, холодно ей на промозглом ветру и к тому же зябко,
Жалкие остатки сна забрала вместе с собой темнота! Про себя сказал бы я: темнота мы, темнота!
Нет за душою ни креста, ни совести, в конце короткой повести мы их теряем,
Мечемся между адом и раем, а высь земная бежит заброшенными пустырями,
Остановившись на миг под красными фонарями, в душе – ледяная гора,
Много зла давно уже пережила родимая земля! Она парит, прекрасен её вид,
Заря горит, жить можно честно и бестревожно, но сложно, остаётся одно:
Выходить вечерами на колхозное гумно, там нет никого, везде темно,
Ни луча света от пролетающей на огромной высоте хвостатой кометы, ни серой тени
От местного божка, после тяжких трудов ужасно болит спина! Ночь темным темна,
Грех остался за спиной, здесь мирской покой, слившийся с первозданной тишиной!
Я здесь – не чужой, здесь был дом мой, он не блистал особой красотой, и вот я с ним расстался,
Без ничего остался, но не потерялся среди старинных руин, обычный гражданин ныне живёт один,
Уже дожил до седин, время не обгоняет и своё достоинство на пол никогда не роняет!
Он свыкся с судьбой, стал дружить с головою, ласкает неумолчное слово,
Но нет возврата к былому! Таковы законы бытия, ослушиваться бога нельзя!
Г. Мариуполь
6 июня 2017 г.
6:44