Существовала

Кристина Фалелеева
 Она сидела на полу посреди комнаты. Ей некуда было идти, некому было рассказать о чем-то, поплакаться в плечо, нежно обнимая за шею своими холодными руками. Она была одна. Абсолютно одна. Руки дрожали, были холоднее, чем обычно. Пустая бутылка испитого бренди валялась рядом с ней. Комната была почти пуста: кровать, которая по иронии судьбы, оказалась слишком большой для одного человека, один стол и стул,  маленький шкаф для вещей, больше напоминающий комод, проигрыватель для пластинок, как и сами виниловые пластинки, комод с книгами и зеркало во весь рост, из которого смотрелось её мокрое от слез лицо.
  Она часто плакала. Каждый день, приходя с учёбы, потом, работы. Плакала и не верила в счастливый конец. Эта вера была давно потеряна с теми, кто отнял это чувство. Стимул для многих — боль для неё. И эта боль впивала с каждым днём все глубже, оставаясь внутри. Острые осколки не разъедались, они оставались <i>там</i> и, при каждом движении, причиняли мучения, которые так было сложно выносить.
  В безмолвной тишине, отчетливо слышался звук тикающих настенных часов, которые подходили к четырём часам утра. А на улице ещё было темно. Как и в душе, как и в глазах, не видя света в жизни. Она каждый день вспоминала, почему стала такой. Почему её жизнь превратилась постоянную рутину из одиночества и работы. Ведь она работала над собой, совершенствовалась, менялась, как велит её сердце и душа. Она жила следующим днем, верила в счастье, которое можно добиться стараниями и шагами лишь вперед. Была рада, что у неё есть люди, которые ей рады, всегда поддержав и поговорив, раскрывая свои секреты и переживания.
  Её предали. От неё отреклись. Ушли, бросив одну, выставив виноватой и ненормальной. А ведь она менялась. Она хотела быть лучше. Но эти изменения другие не восприняли должным образом. Больше не из кого вить веревки. Она стала личностью, которую снова сломили и не восстановили. Что ей оставалось делать? Как  ей надо было жить?

— Как? Как? Как? Как? Как?..

Это слово. Шепотом, при полной тишине, было произнесено очень много раз. И ответа никто ей не давал. Она смирилась с тем, что его не было. Непроницаемая стена, которая защищала остатки чувств, была быстро выстроена из боли и недоверия к людям. Теперь всё стало понятно. Она зареклась не доверять людям, не говорить им о том, что так беспокоит её, не поддаваясь искушению быть с кем-то. Ведь она знала, что снова могут предать, сделать больно, уничтожив те крупицы самообладания и веры, что одной будет легче и безопаснее. Она признавала, что стала трусихой. Она не отрицала своего страха быть снова поверженной и разбитой. Но разве люди не заслуживают защиты от других? Разве они не заслуживают оставаться невредимыми от предательства или злого умысла человека?
  Она хотела покоя. Хотела нормально жить и радоваться тому, что у неё уже есть. Что она сможет обрести, покорив свои страхи и сомнения. Но ей не удалось этого сделать. Стоило появиться какой-то живой душе в её жизни, она закрывалась в своём мирке, отгоняя их от себя с помощью злобы, безразличия, негативных эмоций. Люди уходили. Они говорили о её ненормальности, насмехаясь и парируя, что так далеко ей не уйти. А ей стало безразлично. Голоса превратились в неразборчивые помехи, отдаленный шум, который всё утихал по своей громкости, даря долгожданную тишину. Лишь часы играли свою мелодию — тикали и передвигали стрелки дальше, водя их по бесконечному кругу.
  Она не жила — она существовала. Когда все люди покинули её, когда счастье прошло стороной, вера упорхнула, а силы иссякли — жизнь изменила курс. Теперь, она лишь существовала. Каждый день и каждую ночь. Смирившись с тем, что осталось, что не успели уничтожить в ней. Дрожащими руками, она обхватила свои плечи, покачиваясь со стороны в сторону. Она не могла вспомнить, когда кто-то брал её за руку, похлопывал по плечу, поглаживал волосы... Страх уничтожил в ней  тягу к прикосновениям и желанию, чтобы прикоснулись к ней. Дрожь не отступала. На полу всегда было холодно. Она поковыляла в постель. В эту большую постель, чтобы закутаться в тёплое одеяло и прижать его к себе, будто он живое существо, которое никогда в жизни не причинит ей боли и вреда. И она верила в это. И снова полились слёзы. Горло сжимала невидимая рука, которая душила её с каждым вздохом. Тупая боль, расстилавшаяся по всему телу, приковала её, просочилась в каждую клеточку, чтобы поселиться там навсегда. И это удавалось.



   Существовать — не значит жить... Она не такая, как все. Она сама по себе. Одинокая, страдающая от того, что не смогла преодолеть страх очередного предательства, который принесет лишь мучения в её ненормальную жизнь. Для неё это стало нормой. Она по-настоящему забыла, каково это жить и чувствовать такие эмоции, как радость, любовь и умиротворение. Она разучилась наслаждаться жизнью, поглотив лишь один негатив. Осознав свою вину, ей не оставалось ничего, кроме как жить с ней, вспоминая, что существовать — не значит жить...

 Существовать — значит быть мёртвой всей своей душой и сердцем.
  И она давно была мертва.