Солнца луч любопытно пробился сквозь разноцветное витражное стекло, уютно улегся на пыльный мозаичный пол, на котором каменными картинами раскинулось кем-то выдуманное сражение. Слегка касаясь позолоченного края старинного кресла, устремился к патефону. Оттуда, неспешно лилась сюита Моцарта, в исполнении немецкого хора и камерного оркестра. Улегшись на винил, луч подрагивал в такт кружевного танца пластинки. Сейчас весь зал озарился разноцветными красками, делая ярче расписные стены и такой же потолок.
Сделав глоток довольно старого бренди, она закрыла глаза и улыбнулась, на миг обнажив белые жемчужные зубы, обрамленные тонкими губами, на которые точно и ровно нанесен слой ярко красной помады. И в тот же самый миг на беленном тонкокожем лице вспыхнуло множество паутинок глубоких морщин. Сейчас, она подняла свободную от бокала руку и плавно, словно дирижер невидимой палочкой, управляла тем самым оркестром, этим самым Моцартом, этой самой жизнью.
- Вам пора, мадам – сквозь музыку пробился чей-то голос.
Она резко открыла глаза и вздохнула. Вытащив наушники из ушей, она все еще могла слышать ноты своей сказки. Всего лишь пару часов и она снова вернется в свой мир. Где она – это всё, а всё – это она. Зал, оркестр, Моцарт, жизнь и она. Наедине.
Идя по серому больничному коридору, она все еще несла в себе музыку и, словно дирижер невидимой палочкой, управляла ею. На миг она улыбнулась, обнажив пожелтевшую эмаль зубов, обрамленную посиневшими тонкими губами…
- Лечение не дало результатов…Мне очень жаль – дежурно сказал врач – Вам осталось….
Но.. Она уже была в позолоченном кресле, напротив старого патефона, откуда неспешно лилась сюита Моцарта, в исполнении немецкого хора и камерного оркестра. Она улыбнулась, обнажив жемчужные зубы, обрамленные тонкими губами , на которые точно и ровно нанесен слой ярко красной помады. Она взмахнула крыльями и закружила в танце в такт музыке. Теперь она – это всё, а всё – это она. Мир, Музыка и Жизнь. Настоящая Жизнь.