Из книги "Дикий маг в своей тарелке"
Ко мне друг Серёга пришёл. Он, знаете, периодически заходит, как только его шестое чувство говорит ему, что моё семейство уехало на дачу или там к бабушке. Через неделю обычно уезжаю и я, но пока-то дома. Даже завидно – какое у Серёги безошибочное шестое чувство. Вообще ни разу его не подвело.
– Привет, Сань! Ты как насчёт того, чтобы взбодрить организм?
– Как пионер! Всегда готов, в смысле.
– Вот согласись, было что-то хорошее в пионерах-то. Основополагающее что-то. Да много хорошего было! Скажи?
– Скажу. Я ж в пионерах от звонка до звонка.
– Я тоже. Но не о том сегодня речь.
– А о чём?
– А вот о чём! – Серёга эффектным жестом фокусника извлекает из-за спины полиэтиленовый пакет с эмблемой ближайшего супермаркета. Пакет набит плотно. Так плотно, что, кажется, сейчас лопнет. Следом появляется другой пакет. Который при извлечении недвусмысленно звякает.
Думаете, этот разговор в дверях моей квартиры нов? Вообще нет. Это как пароль-отзыв. Слово в слово. Каждый раз. Ритуал у нас такой своеобразный с Серёгой сложился. Постепенно...
Опять-таки по установившейся традиции, за столом мы оказываемся очень быстро. Всё принесённое уже ловко открыто, развёрнуто, напластано, умело разложено по тарелкам. И даже, следует отметить, красиво, разложено. И в рюмки уже, как говорит Серёга, нОлито.
– Чистый ресторан! – плотоядно потирая руки, восхищается он. – Ну что, будем!
– Будем!
Звяк! Бульк! Хорошо пошла, зараза! Теперь стожок квашеной капустки на вилочку подцепить. Хрусть-хрусть-хрусть… Песня! А теперь сальца чесночного шматочек на чёрный хлебушек.
– Согласись, Санёк, ну классно же!
– Не то слово!
– Ну чё, братан? Между первой и второй, как говорится?
– Давай!
– Ну, будем!
Звяк! Бульк! Теперь на чёрный хлебушек тоненький-тоненький кружочек лимона положить, сверху шпротину, а на неё веточку базилика. М-м-м-м-м-м… Симфония! А вдогон дольку солёного помидора с кисточкой укропа.
Кстати, рюмки у меня большие, гранёные. Высокие такие, зелёного стекла. От прабабушки в наследство достались. Умели предки радоваться жизни! Каждая рюмка вмещает 75 граммов благородного напитка. Белого хлебного вина. Водки, проще говоря.
– Чё, перекурим это дело?
– Перекурим.
И это отдельное и очень большое удовольствие – курить на кухне, а не тащиться на балкон, под язвительные комментарии жены, развязавшей против меня оголтелую антиникотиновую кампанию. А тут… Форточку открывай и дыми, сколько хочешь. А попутно в микроволновку котлеты запихни. Жена ж перед отъездом расстаралась. Не сиди, говорит, голодом, не ленись, разогревай. Вот тебе в холодильнике борщ, вот котлеты, вот голубцы, вот картошка варёная, вот колбаса, вот яйца «в мешочек»… А! Чуть не забыл. Вот тебе пирожки. Ласточка моя заботливая…
Курим молча. Переживаем счастливый текущий момент. Как же хорошо, братцы! Когда время от времени ты сам себе хозяин, когда друг напротив сидит, когда два сапога – пара. И они, сапоги, в дыму табачном уютно плавают. О! Уже котлетами запахло. Разогрелись.
– Серый, ты ж котлеты будешь с картошкой? А то я чё-то забыл тебя спросить.
– Я чё, похож на того, кто от домашних котлет отказывается?
– Ваще не похож.
– Ну! А чё ты тогда?
– Ну, мало ли…
– Мало ли, много ли – наливай!
Дружно тушим окурки в принесённой с балкона шикарной синей пепельнице. (Ласточка подарила, когда ещё не вела кампанию). И наливаем.
Звяк! Бульк! Теперь вилочкой отделить от исходящей паром ароматной сочной котлетки хор-роший такой кусочек, подуть на него и – в рот. А следом кружок хрусткого солёного огурчика. Первый концерт Чайковского! Божественно! И душа общения требует. Серёгина тоже. И она шустрее моей.
– Вот скажи, Сашок, – говорит Серёга. – Какая твоя генеральная тоска?
О как! Вот умеет же колупнуть по интеллекту. И всегда он так. Всегг-да! То есть, каждый раз в тупик меня ставит своими нестандартными вопросами. Откуда только он их берёт? И что я теперь отвечать должен? Нет, есть, конечно, кое-какие домашние заготовочки.
– В смысле?
– Ну-у… Главная тоска. Ну вот что тебе мешает жить? Главное такое. Самое главное. Ну вот что?
– Погоди, тут думать надо. Давай закурим.
– Давай. Но ты думай.
– Я думаю.
Кольца табачного дыма паровозиком уплывают под потолок. Но тут их догоняет Серёгин паровозик. Столкнулись. Чёрт те что! Дым как дым теперь. Неэстетично! М-да… Генеральная, значит…
– Ну так чё?
– Да чё? Если генеральная, то это… Ну… что помру… Жить бы хотя бы лет триста!
– Это да, это генерально, – соглашается Серёга, и мы снова вдавливаем бычки в пепельницу. – Давай, Санёк, за жизнь выпьем!
– Давай!
Звяк! Бульк! Стожок капустки, шпротину, пару перьев зелёного лука, шматочек сала… А! И хлебушка чёрного… И котлеткой полирнуть… Оркестр Поля Мориа! Славно-то как! Это ж мы, получается, уже по триста граммов на грудь приняли. В голове дивное кружение. А на душе обвальное человеколюбие и благость…
Щас главное не перебрать. А то уже подразвезло как-то.
– А вот скажи, Сашок, – опять опережает меня Серёга, – ты бы хо… к-хм! … хотел бы… ну вот чтоб Хоттабыч на самом деле… того… сссссущствовал?
Ну же ведь «убицца ап стол»! Поворот темы, а?! В этом весь Серёга. Философ и мечтатель, исследователь и экспериментатор, антиреалист и альтруист. Понятно, что все эти слова я бы сейчас ни за что не выговорил. Но мысленно могу. Мысленно я вполне себе ещё соображаю.
Но про Хоттабыча…А согласитесь, есть всё же в этом что-то. Исконное что-то, родное, непреходящее.
– Очень. Оч-чень хтел бы! – искренне отвечаю я. – Т-ты даж не пре… став-вляешь.
Серёга прямо в яблочко попал. Вот сколько живу, столько же и хочу, чтоб Хоттабыч… вот это вот… был!
– И чё б ты тада?
– В смысс-ли…
– Н-ну чё загадал бы? Ну попр…сил…
– Смеяться… нне буишь, Серёг?
– Нни за што! З-зуб на мясо!
– Я б… штоб у америкосов… ффффсё… вот прям фффсё-прифффсё оружие сделалось… пласссс-ти-линовым… И штоб у НАТО этого тож пласссстилиновое…
– Чё-о-о?!
– Ну штоб… хренак! – и у них прям ффсе самолёты там… ррр-кеты… бомбы ат-томные… корабли фсякие… лодки под… водные, танки там, пуш-шки, снар-ряды… ну ваще фсё – хрррренннак!!! – и пласти… лин! Нно тока… штоб экипажи… нне пс… традали. Они б – хрен-нак! – и фффсе по домам сидят! А корабли…
– Ну ты… эта! Кла-а-ассс! Хрен-нак – и пластилин! Приколюха была б, как мой младшой выр-ражается. Эта… Щас давай закусим! А то чё-та меня того…
– И м-меня…
Какое-то время мы молча и энергично жуём. Производим тотальную зачистку стола. Ну... не тотальную на самом деле. Тут ещё на троих таких, как мы, хватит. Вроде чуток отпускает. Хху-ух…
– Слышь, Серёг… Пшли всё-тки… на балкон… Подышим…
– Тоись, покурим?
– Покурим…
На балконе хорошо. Я раздвинул итальянские пластиковые окна на роликах, и звёздное небо приблизилось. Ну да, в моём спальном районе ещё можно видеть звёздное небо. И полную Луну. Я на самой окраине района живу. Нашим домом город практически заканчивается. Но уже что-то совсем рядом строят. Закроют звёзды, гады… Ветерок ночной налетает. Хороший ветерок, чистый. А, может, и не закроют звёзды. Этаж-то у меня двадцать пятый как-никак.
Мы уже по второй курим. И дышим одновременно. Докурили. Сунули окурки в дежурную жестяную банку из-под консервов.
– Пшли?
– Ага.
Опять сидим. В бутылке-то ещё почти пол-литра есть.
Доедаем котлетки. Ещё, что ли, по штуке разогреть? А! Потом. А то Серега уже наливает.
– Поехали?
– А куда деваться?
Дзынь! Бульк! Теперь на кружок солёного зелёного помидора листочек фиолетового базилика и две чёрных маслины. Ах ты ж! Музыка ночи! И маленький бутербродик с копчёной колбаской следом вдогон. У-ууххх… Гармония в организме. Только резкость в глазах не сразу наводится. И это ж притом, что мы на балконе проветривались. Дышали!
– А я-а-а… Я вот чё б луч-че загадал, – вдруг продолжает поднятую тему Серёга. – Нафиг пластилин, Сань. Луч-че штоб и… Колумба нафиг! И ффсех нафиг! А?! Штоб индейцы… Штоб сами по себе… А? А?!
– Сссогласен… Штоб индейцы… а ффффсех, которые… нафиг!
– Давай… за это…
– За это – давай!
Дзынь! Бульк! Капустка, колбаска копчёная, картошечка варёная под солёный огурец, дли-инное перо зелёного лука и чёрного хлебца кусочек. Н-ну! Оркестр народных инструментов! Ху-ухххх… Серёга за столом качается. А чё он качается-то? И лицо какое-то странное. Глаза вытаращил, мне за спину смотрит и пальцем куда-то показывает. Щас, если обернусь, не факт, что удержусь на стуле. Ик! Перебрал. Ну вот на кой надо было так надираться? А-а-а…ик!.. ш-што Серёга там всё-тки…
Поворачиваюсь и… не падаю! Вцепился намертво в спинку стула. От испуга, наверное. Потому что в дверном проёме мужик какой-то стоит. В длинном шёлковом халате зелёного цвета, белой чалме и в седой бороде. Тоже длинной… Не, не в бороде… С бородой… Да же? Так же ведь надо говорить? Ик! И это… откуда он взялся-то? Дверь на замок заперта. А этаж двадцать пятый… Так… Надо как-то формулировать претензию…
– Слышь… муж-жик… ты… ик!.. хто?
– А я, о высокочтимые светочи души моей, именно что Гассан Абдурахман ибн Хоттаб. Хоттабыч, если не вдаваться в подробности. Вы ведь желали бы меня видеть, о, достойнейшие?
– Жжжела… ли бы…
– Ж… ик!.. лали бы мы…
– Так возрадуйтесь, о, Серёга ибн Ванюша и Сашок ибн Алёша! И не удивляйтесь тому, что знаю я имена счастливейших отцов ваших, подаривших миру вас, о, благороднейшие мужи! Ибо Хоттабыч я, могущественный джинн. Многое мне ведомо и многое подвластно!
– Слы-ышь, Серый… Не мож-жет же ведь у нас быть… ик!.. один глюк на… двоих…
– Ваще… не можт… Да эт… наверно… не Хоттабыч ващщще!
– А хто?
– Дом-мушник к-кой-то…
– Я не обижаюсь на вас, о, бдительнейшие и хитроумные мужи! Ибо не со зла вы ведёте подобные речи, но по причине некоторого смущения рассудка, вызванного потреблением столь изрядного количества горячительного напитка, о, могучие Серёга ибн Ванюша и Сашок ибн Алёша!
– Не, Серёг… Ик! Не домушник он… Вишь, как-кие у него т… Ик! Тапки-то!
– Как у… ффсякого ув-жающего сссебя Х-табыча…
– Нну! Как у ффсякого… Ик! Ф так-ких тапках и халате ф форр-тщку не ззалезьшь…
– О, наблюдательнейшие, о, мудрейшие мужи! Убеждаюсь я, что устремления ваши чисты и искренни. И даже смущённый градусом рассудок не сотворил из вас демонов кровожадных, о, миролюбивые мои. Да продлятся ваши благословенные дни! А наутро проснётесь вы, о, достойнейшие, в полном телесном благоденствии и благоухать будете, подобно розам.
И этот… в халате, с бородой и в тапках… вот прямо как стоял в дверях, так и перестал стоять. Ну исчез. Вот как не было его! Мы с Серёгой долго молчали, в размышлении того, што… мож-жт, кол-лективные глюки… им-меют место… б-быть. Потом Серёга сказал:
– А давай… за Х-табыча!
– О! Тощ-щно! За… ик!.. Х-табыча!
Дзынь! Бульк!
…А знаете что? Поутру (в 12.00 пополудни) мы с Серёгой чувствовали себя превосходно! Как никогда! Лёгкость в организме необыкновенная, как после хорошей баньки. Никакого бодуна, ничего не болит, настроение – распрекраснейшее. И это… розами почему-то сильно пахло. «Как хороши, как свежи были розы», блин…
– Слышь, Сашок, как будто вчера и не пили, – широко улыбается Серёга. – Даже странно. А я же помню, что мы вчера нарезались до изумления. Только это… деталей вообще не припоминаю.
– И я не припоминаю. Совсем. Никогда такого не было, – ещё шире улыбаюсь я в ответ. – А вот ощущение, что душевно посидели, это точно – есть.
– А главное, ни башка не трещит, ни вообще никаких последствий! – радостно ухмыляется сияющий друг.
– Ну! – лаконично подхватываю его радость. – Но лично я по этому поводу, честно говоря, не расстраиваюсь.
– И я. Ладно, пойду я, наверное, Сань. Погодка-то, а? – хохотнул Серёга. – Гуляй, понимаешь ты, не хочу!
– Да погоди. Давай хоть чаю попьём, потом и пойдёшь. Моя ж там ещё пирожков напекла!– жизнеутверждающий смешок. – Не знаю, правда, с чем. Но какая разница, если их под чаёк горячий? Не откажешься ведь?
– Я чё, похож на того, кто от домашних пирожков отказывается?
И после этой его фразы мы одновременно друг на друга озадаченно уставились. Что-то она нам смутно напомнила. Ускользающее что-то. Но просветления, увы, не произошло. И мы пошли на кухню, где – о, чудо! – ничего не напоминало о вчерашней пьянке.
– Надо телевизор включить, – беспечно сказал я.
– Вот это правильно. Хоть настроение маленько испортим себе. А то лыбимся, как дураки!
– Это точно, – по-доброму усмехнулся я и надавил кнопку на пульте.
… – Никто пока не может дать сколько-нибудь вразумительных комментариев по поводу произошедшего!
С голубого экрана в заметном возбуждении громко вёл репортаж какой-то из наших специальных корреспондентов в какой-то стране.
– Скрыть самое, пожалуй, невероятное событие за всю историю человечества у руководства Северо-Атлантического альянса с Соединёнными Штатами во главе уже никак не получится! Это самая сенсационная сенсация, извините за тавтологию! Первые сообщения начали поступать в наш берлинский офис ещё несколько часов назад. Но не было подтверждений. Их и сейчас фактически нет, однако нам удалось найти очевидца. Это господин Иоганн Бейкер, чей дом расположен недалеко от дороги, по которой нередко перемещаются колонны боевой техники с американской военной базы и обратно. Итак, слушаем господина Бейкера!
В кадре толстый бюргер с выпученными испуганными глазами быстро залопотал по-немецки, жестикулируя, как итальянец. Пошёл корявый закадровый перевод:
– Я проснулся, когда на дороге… когда по дороге поехала техника… Когда танки по дороге поехали и бронемашины тоже… Я увидел, как техника ехала… И там ещё была грузовая техника… И там сидели солдаты… И вдруг они… и вдруг солдаты пропали… исчезли прямо в моих глазах… на моих глазах! И потом стало тихо… А танки и бронемашины… и грузовая техника остались… остановились… И никого не было… Я позвал своего брата, и мы пошли на дороге… к дороге… Мы хотели узнать, что случилось. И когда мы пришли, там не было солдат, а танки и бронемашины и грузовая техника… были сделаны из пластилина!
– То есть, вся колонна военной техники оказалась пластилиновой?!
– Это так… Мы с братом начали… мы с братом сначала не поняли ничего… было темно… но потом подошли близко и увидели, как отпало зеркало на кабине… И оно было не зеркало, а из пластилина… очень хорошо вылеплено, как настоящее… И у всех танков стали гнуться стволы… и бронемашины и грузовая техника стали плыть… таять… искривляться… делаться мягкими. Дитрих… мой брат первый сказал, что это пластилин… мы очень испуганные… испугались. Мы никогда не видели, как танки и бронемашины и…
– Спасибо, господин Бейкер, за информацию! Вы нам очень помогли!
И снова корреспондент:
– Если всё подтвердится, то даже трудно вообразить всю глубину грядущего мирового кризиса! Ведь в этом случае Америка и её сателлиты без своей военной дубинки, с помощью которой они так привыкли решать свои экономические и политические проблемы, из ведущих держав быстро превратятся в страны третьего мира. Их финансовые рычаги также перестанут быть таковыми. Доллар реально превратится в никому не нужные фантики, о евро пока ничего определённого сказать нельзя. Что будет происходить в вышеозначенных странах, учитывая проблему беженцев – страшно подумать. Как отреагирует мировая экономика – страшно представить. И не спровоцирует ли то, что произошло, новые войны за ресурсы и территории. Неужели нас ждёт новый передел мира? Мы будем следить за развитием ситуации.
Я выключил телевизор. Он свою миссию гарантированно выполнил: испортил настроение. И не маленько!
Мы всё вспомнили.
– Слышь, Серёг, надо Хоттабыча опять высвистывать.
– Да надо бы. Но как? Снова нажраться, что ли?
– Не надо нажираться, о, двуединый свет очей моих! – возник на кухне старичок с добрыми глазами и коричневым от многотысячелетнего загара лицом. – Я мигом всё поправлю.
– Точно?!
– Конечно, о, ответственнейшие из всех ныне живущих!
Мелькнул зелёный халат, и мы с Серёгой вновь остались вдвоём за кухонным столом.
– Врубай опять телевизор.
Я нажал кнопку. Чувство такое, будто она стартовая. От всех ядерных ракет сразу.
– В Москву с официальным двухдневным визитом прибыл Верховный Вождь Северо-Американского Союза индейских племён господин Инчучун Красное Перо – сын Виннету Орлиного Когтя. Встреча Верховного Вождя с Его Императорским Величеством Владимиром четвёртым состоится…
– Вырубай!
Я вырубил. Ну, Хоттабыч! Ну, джинн-юморист!
– Опять, не угодил, о, достойнейшие? – нет, ну запросто же своими эффектными появлениями-исчезновениями до инфаркта доведёт!
А мы с Серёгой промолчали. Что тут говорить-то? Посмотрел на нас джинн, вздохнул, покачал головой и – как не было.
ххх
…Ко мне друг Серёга пришёл. Он, знаете, периодически заходит, как только его шестое чувство говорит ему, что моё семейство уехало на дачу или там к бабушке. Через неделю обычно уезжаю и я, но пока-то дома…
– Слышь, Сань, у меня такое ощущение, что мы с тобой чуть ли не вчера виделись.
– Та же фигня. Я даже как-то по тебе ещё не соскучился.
– Так мне чё, уходить, что ли? – Серёга показательно тренькнул бутылками в пакете.
– Да не, какое там уходить? Ты же знаешь – я как пионер!
– Было в них всё-таки что-то хорошее. Скажи?