Ранним воскресным утром на крашеном известью бордюре готовилась к кончине, балансировала внушительная такая черепаха, и мусолила в своей черепашьей голове, коротенькую фразу, которую произнес первый космонавт при взлете. Чтоб улететь, но не просто так. Мотивированно как-нибудь, со смыслом. Сразу за бордюром шумело, выло, бибикало шоссе Гагарина.
Черепаха следила за несущимися железными коробами, рассчитывала- под какую. Скорость, объем двигателя. Чтоб без мучений и наверняка.
А я ее за панцирь. Поднял. Она дрягнула ногой и сикнула в меня длинной струей. Но не попала.
Мимо семенила бабка. С посохом. Вдалеке еще звонили колокола.
- Ты ее в яму отнеси, - сказала она. - Вон туда, к яблоне. И кинь. Там мягко. Теперь у нее там дом.
- А раньше где был? Ну, дом?
- Раньше в избе жила,- пересказывала бабка черепашью биографию. - От избы теперь яма одна и осталась. Хозяевам квартиру дали, избу порушили, ее не взяли. Я иной раз в церкву иду, бананом ее подкармливаю.
Черепаха сикнула в бабку, но послабее. Бабка не заметила.
Понес я животину к ямке, где стоял когда-то дом. Рядом валялись алюминиевые ложки, обломки комода, остатки ушедшей навсегда чьей-то жизни.
Черепаха посмотрела на меня: отпускай уже, гад. Помереть спокойно не дадут.
«Не, не оставлю», подумал я. Выхожу на тротуар, ее за спину держу. А из-за яблони опять бабка. Следила за мной. Но сделала вид, что грибы ищет.
- Детям, -говорю,- отнесу.
- А то чай, - витиевато сказала она.
- А потом объявление дам. А то сдохнет тут в дождях и грязи. Или аварию устроит. Жалко. Хоть и черепаха, но душа-то живая.
- А то чай. Не сдохнет, привыкнет. Мы ж привыкли, - намекнула бабка на что-то свое. – И потом она водоплавающая. Я ее палкой в лужу пихнула, она как катер.
- Все равно возьму,- настоял я.
До дома моего был добрый километр. Черепаха, как луноход, медленно перебирала когтистыми лапами. И над тротуаром летела.
Редкие прохожие косились на нас. А бабка мне под шум машин и свою биографию поведала. Труженица тыла, токарь шестого разряда, крепкая такая. Я ей одуванчик подарил.
Поднимаюсь на этаж, сосед спускается:
- Красноглазая?
- Почему это? Нормальная, - говорю. Черепаха прицелилась и сикнула в него. Но сосед каратэ в школе ведет, увернулся.
- Урра! – закричала младшая. – Ты волшебник! Ты все время мне что-нибудь из леса, с пробежки приносишь.
- Ага, - говорю. – Люди из леса лосей и оленей, а я черепах, богомолов, жуков- носорогов.
- Ты че, это же круче. Да лось у нас тут и не поместится.
Жена налила в пластиковый таз воды. Пустили туда живность. Сами встали полукругом. Даже кошка подбежала взглянуть на чудо –юдо. Я хотел пойти в душ, но от таза как завизжат в три голоса. Кошка ловко (причем задом) взлетела на обувной шкаф. Черепаха подпрыгнула, зацепилась за стенки таза своими когтищами и стала угрожающе вылезать.
- Она не хочет плавать, - сказала жена.
- Просто отвыкла, - говорю. Ткнул ее обратно в воду.
- Откуда ты знаешь, что она водоплавающая?
- Из компетентных источников.
Опять визг, плеск.
Черепаха оказалась упертой.
- Я назову ее Ниндзя. Или Флаттершай, сказала мелкая.
- Это ж не пони?
- Ну и что. Она немного похожа на лошадь.
Черепаха опять зацепилась когтями и балансировала уже на краю таза. Кошка сидела на шкафчике и смотрела на нее как на полную дуру.
- Возьми ее с собой в ванну. А то пока ты там, мы ее не удержим, -говорит жена.
Пересадил страдалицу в ящик, отнес на балкон. Мелкая стала совать ей в лицо капустный лист.
- На. Ешь, ешь, вкусно,- откусывала сама.
Черепаха была категорически против.
Я вышел из душа, жена уже нагуглила, что это за вид. Сказала, что никакая она не водоплавающая. Она вообще в пустыне живет. В Каракуме. И что ей нужен домик литров на двести –триста. И нора. И прогулки.
Черепаха вылезла из ящика и слушала заявления о своих конституционных правах удивленно.
- В контакте я уже написала, - сказала жена. - Давай теперь звонить в зоомагазины.
В одном нам ответили, что сухопутных не берут. В другом попросили измерить панцирь. И услышав цифру 30 сантиметров, отказались. В третьем тоже кочевряжились.
- А вот интересно, живы ли еще сейчас такие учреждения, как станции юннатов? – говорю.
Жена позвонила.
- Она нормально себя ведет? Ну, голова не запрокинута? Шею убирает в панцирь?
- Да все в порядке у нее. Упертая такая. Только сикается струей и довольно прицельно.
- Привозите, - сказали там. – Адрес знаете? У нас ворота зеленые.
Черепаха тем временем заползла на балконе в часы, с которых я снял дверцу, чтоб проклеить.
- О,- сказала мелкая. – Она может быть кукушкой.
Когда мы засобирались, та закручинилась.
- Ну, вот. А я уже всем объявила, что у меня теперь есть черепаха. Я хотела ей крылья приделать.
- Хорошо, что мы нашли ей дом, - сказала на это жена.
Потом мы попали в ливень, вдобавок свернули не туда. Черепаха сидела в ящике, что стоял у меня на коленях, и поднимала повыше подбородок, будто старалась запомнить дорогу.
Мы принесли ее в помещение, где время как будто остановилось, и там еще 85-й или 86-й год. Мебель советская, даже занавески. Но животные все чистые и бодрые. В больших клетках шептались кролики, шиншиллы умывали лапами морды, бобры дремали, ястребы суетились, орлы надменно взирали с веток, а куропатки читали Пушкина наизусть.
- Черепашка моя, черепашка, - гладила по панцирю мелкая.
Тетенька на станции сразу определила новой питомице жилище. И сказала.
- А ты можешь приходить сюда и смотреть, как она живет. В любое время.
Мы еще поглазели на желтых лягушек в аквариуме. Одна вынырнула и напророчила на весь июнь погоду-дрянь.
Пока шли до машины, жена сказала:
- Блин, все равно как-то грустно. Но с другой стороны, дом нашли ей. А может, в яме было бы лучше? Как узнаешь? Во всем этом гордыня какая-то. Типа спасли. Львы, орлы, куропатки...
- А я вот, -сказала мелкая, - когда вырасту, построю себе огромный дом для зверей. И там будут жить все. Лошади, цапли, аисты, пони. И белка. Обязательно живая белка.
- А лось? – говорю.
- Ну, ладно. Лось тоже.