ГЛАВА II. НАЧАЛО БОЛЬШОЙ ИГРЫ
ПЕТРОГРАД. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 8 (21) марта 1917 года.
- Проследите за тем, чтобы все директивы в Париже и Лондоне были выполнены неукоснительно и точно в оговоренные сроки.
- Все будет исполнено в точности, Ваше Императорское Величество.
- Теперь касаемо собственно самого послания в Лондон и Париж. Нота нашего правительства, - я взглянул на стоящего рядом со Свербеевым Нечволодова, - правительствам Великобритании и Франции должна отражать следующие тезисы. Первое. Мы выражаем решительный протест, требуем объяснений и официальных извинений за действия сотрудников дипломатических миссий этих государств, выразившихся в подстрекательстве к свержению законной власти в России, а также в участии в заговорах, ставивших целью совершение государственного переворота в Российской Империи. Такие действия плохо сочетаются с сердечными отношениями между нашими странами, а также с существующими союзническими обязательствами. Наше правительство не хотело бы верить в возможное участие официального Лондона и официального Парижа в этих событиях, однако данное дело требует самого тщательного расследования. Высочайший Следственный Комитет готов оказать союзникам всю возможную помощь в расследовании вероятного прогерманского заговора, который мог быть организован агентами германской разведки, внедренных на высокие государственные и военные посты в страны Сердечного Согласия. Правительство Российской Империи с пониманием отнесется к оглашению возможных сведений об участии в заговорах не только подданных союзных держав, но и подданных российского Императора. Мы настаиваем на скорейшем расследовании и публичном оглашении результатов такого разбирательства, поскольку сведения о раскрытии этих заговоров оставили тяжелейшее впечатление в русском общественном мнении, что грозит резким усилением антивоенных и антисоюзнических настроений в России. Так, Александр Дмитриевич?
Премьер Нечволодов поклонился.
- Точно так, Государь.
- Так, теперь второе. Правительство Российской Империи благосклонно воспримет известие о решении правительства Великобритании лишить консула Локхарта дипломатического иммунитета, для возможности вынесения ему обвинительного приговора наряду с другими подданными Соединенного Королевства, которые будут осуждены по окончанию расследования их участия в заговорах против законной власти Российской Империи. Этот вопрос желательно решить самым срочным образом, поскольку суд состоится в самое ближайшее время и казнь действующего дипломата омрачит и без того осложнившиеся отношения между нашими державами. Корректность формулировок я оставляю на ваше усмотрение, Сергей Николаевич.
Министр иностранных дел кивнул.
- Да, Государь.
- Третье. Действия подданных Великобритании и Франции, и их роль в Февральских событиях и Мартовском заговоре, нанесли Российской Империи колоссальный военный, экономический, политический и моральный ущерб. Общество взбудоражено, армия и флот дезорганизованы, финансовые потери от потрясений колоссальны. В таких условиях Россия вынуждена пересмотреть согласованный с союзниками план военной кампании на 1917 год. В настоящее время, вследствие событий февраля-марта, русская армия имеет ограниченную боеспособность, и наступать не может. Меры по восстановлению управляемости в войсках и в тылу принимаются, но и правительству и Верховному Главнокомандованию требуется время для наведения порядка в Империи и на ее фронтах. Однако восстановление порядка осложняется последствиями заговоров и мятежей, растет пацифизм в обществе, все шире распространяется практика братаний на фронте, лозунги о мире находят все больший отклик. Игнорирование данных фактов и тенденций приведет Россию к революции и, как следствие, к полному хаосу. Будет излишним указывать на то, кто больше всех выиграет от такого развития событий. Тем более, что в случае дезорганизации и хаоса на русском фронте, Центральные державы смогут высвободить все те силы, которые сейчас удерживаются на Восточном фронте. Правительство Российской Империи старается делать все возможное для недопущения катастрофического для дела союзников развития событий, однако, в данном вопросе России требуется содействие и действенная помощь союзников по Антанте.
Я замолчал, глядя на Дворцовую площадь. Через нее одна за другой ехали телеги со строительными материалами для ремонта Зимнего. Устало потерев переносицу, продолжил.
- Для преодоления кризиса в управлении и восстановления боеспособности, считаем необходимым настаивать на следующем. Во-первых, союзники должны официально отмежевываться от враждебных России действий своих подданных. Во-вторых, между Россией и союзными державами подписывается соглашение, в которым Великобритания и Франция официально признают исключительные права Российской Империи на европейскую часть Османской Империи и стокилометровую зону в азиатской части страны на всем протяжении Проливов от Босфора до Дарданелл, а также на все территории в Малой Азии, которые будут находиться под контролем русской армии на момент заключения мира. Все эти территории должны войти в состав Российской Империи по итогам мирного договора. Данная договоренность должна быть оглашена публично, и, безусловно, не должна подлежать пересмотру по итогам войны. Это официальное соглашение позволит резко поднять уровень патриотических настроений в России и, в особенности, в русской армии и на флоте.
- Они никогда на это не согласятся. – Нечволодов усмехнулся в усы.
- И это еще не все. Для успешного продолжения войны и победоносного ее завершения, нам необходима пауза в наступательных действиях, вызванная необходимостью перегруппировки сил, устранения с линии фронта неустойчивых частей и подтягивания резервов. Посему представляется невозможным участие русских войск в любых наступательных операциях на всех фронтах мировой войны в ближайшие два-три месяца, включая части Русского экспедиционного корпуса во Франции и на Салоникском фронте. Правительство Российской Империи надеется на понимание со стороны союзных держав необходимости подобных действий и деклараций со стороны России. Российская держава остается верной союзническим обязательствам, и полна решимости довести войну до победного конца. Однако, последствия Февральских событий и Мартовского заговора не оставляют нам других вариантов, кроме действий, означенных выше.
Я на несколько мгновений замолчал, формируя мысль, а затем, продолжил надиктовывать Свербееву тезисы.
- Итак, пятое. Для скорейшего преодоления кризиса и восстановления боеспособности правительство России поднимает перед союзниками вопрос расширения поставок вооружений и боеприпасов для русской армии, а также вопрос оказания нашей Империи всемерной технической помощи. Правительство Российской Империи рассчитывает на понимание со стороны союзников и на положительную реакцию на данные инициативы. Просим правительства союзных держав оперативно отреагировать на наши предложения и дать ответ не позднее, чем через пять дней.
- По существу, это ультиматум. – Нечволодов переглянулся со Свербеевым. Тот кивнул.
- По существу, это так и есть. – согласился я. – Если нет вопросов, то все свободны, господа. Александр Дмитриевич, я жду вас вечером.
Они поклонились и направились к выходу. Уже в дверях Свербеев повернулся и, кашлянув, спросил:
- Прошу простить мою дерзость, Ваше Императорское Величество, можно задать вопрос?
- Задавайте ваш вопрос, Сергей Николаевич.
Тот помялся пару мгновений, но все же спросил:
- Мой предшественник на этом посту… Простите, правда, что господин Милюков арестован?
Я смерил его долгим взглядом и, наконец, ответил:
- Да, это так. Господин Милюков арестован по обвинению в государственной измене и участию в заговоре против Императора. Его вина подтверждена показаниями участников заговора, в том числе и англичанами.
Свербеев поклонился.
- Благодарю за ответ, Ваше Императорское Величество!
- И вот еще, что, Сергей Николаевич. Даже если бы господин Милюков в заговоре не участвовал, то я бы все равно отправил бы его в отставку. Хотите знать почему?
Министр вновь поклонился.
- Да, Ваше Императорское Величество.
- Все очень просто. Мне не нужен на этом посту человек с явными англофильскими взглядами. – я сделал паузу и с нажимом уточнил. - Вы меня понимаете?
Тот вновь поклонился и, получив мое дозволение, покинул кабинет. А я еще несколько минут, размышлял, глядя на дверь, которая закрылась за министром иностранных дел Российской Империи тайным советником Свербеевым Сергеем Николаевичем, последним послом России в Германии…
* * *
ПЕТРОГРАД. НАБЕРЕЖНАЯ НЕВЫ. 8 (21) марта 1917 года.
- Господин полковник!
Идущий по набережной военный резко обернулся на знакомый голос и удивленно воскликнул:
- Саша! Как ты здесь?
Они тепло обнялись. Затем старший отнял от себя младшего и всмотрелся в его лицо.
- Все в порядке? Ты не по ранению здесь? Почему писем не пишешь, паршивец ты эдакий?
Младший покачал головой:
- Нет, по служебной надобности здесь. А ты-то как? Что дома? Все ли здоровы?
- Дома был вот, ездил в отпуск по случаю ранения. – заметив готовый сорваться вопрос, полковник поспешил добавить, - Да нет, не волнуйся, так, ерунда, царапина. А потом, вот, в Питер заехал, наших из полка в госпиталях попроведать.
Затем старший обратил внимание на одежду брата и присвистнул:
- А почему ты в штатском, Александр? Тебя разжаловали? Или что случилось?
- Имею честь быть прикомандированным в распоряжение Министра иностранных дел. Так что нам, дипломатам, фрак более к лицу. – попытался отшутиться Мостовский-младший.
- Ты сейчас откуда и куда?
Александр Петрович посерьезнел.
- На самом деле, Николай, я уезжаю сегодня. За границу. Куда и зачем – не имею права сказать.
- Так, хранитель секретов, ты мне одно скажи – это опасно?
- Нет, что ты, это просто рядовая поездка. На воды, так сказать.
- Понятно. – помрачнел старший Мостовский. – Значит, опасно.
- Можно подумать, - пожал плечами младший, - что в окопах безопасно было.
- Кстати, об окопах, - спохватился Николай, - а как так получилось, что фронтовой штабс-капитан оказался в роли дипломата, да еще и идет со стороны Зимнего? Только не говори, что ты просто шел мимо!
- Так вот, не поверишь, - рассмеялся Александр, - но действительно шел мимо. Точнее – прогуливался. Просто я жду одного человека. Так что я просто шел на мост, посмотреть виды столицы, а, заодно, видеть набережную, чтобы не пропустить его ненароком.
Николай Петрович покачал головой.
- Его? Эх, а я уж думал, что у тебя свидание с дамой.
- Увы, брат, увы. Это просто служебная встреча.
Они дошли до середины моста и оперлись на парапет. Зима уходила из Петрограда. Снег почернел, а Нева явно начинала набухать, готовясь к ледоходу.
- Да, Господь явно на стороне нашего Государя. – покачал головой Александр Петрович. – Видишь, брат, реку? Вот по этому льду, третьего дня, наш Государь, во время мятежа, ночью перешел вместе с генералами Кутеповым и Климовичем с того берега вон туда, к казармам Преображенского полка. Если бы шли сегодня, могли бы и не дойти. Впрочем, ночью вообще нельзя ходить здесь по льду, то трещина, то полынья, то, еще какое, невидимое в темноте непотребство. И как они не провалились? Нет, точно Император наш родился под счастливой звездой!
- М-да… - протянул полковник, заглядывая вниз с моста. – Тут и днем ходить страшно уже. А чем мост знаменит?
- А, на мосту этом, вот как раз, где мы с тобой стоим сейчас, стоял в ночь мятежа наш Государь Михаил Александрович. Стоял, не прячась и не хоронясь ни от кого. А мятежники, искавшие его, прошли колонной в нескольких шагах от него и никто, никто, брат, не заметил его! Две полновесные роты прошли, и никто не увидел!
- Да уж, - покачал головой Николай Петрович, а затем показал на изувеченный Зимний дворец. – Так это Государя пытались взорвать?
- Его. – кивнул капитан. – Но опять мимо.
Братья помолчали. Стояли и смотрели на почерневшие от пожара стены Зимнего дворца. Александр задумчиво проговорил.
- Вот так, вероятно, выглядит сейчас вся Россия – пострадавшая, местами обгоревшая, местами даже разрушенная, но все равно восстанавливающаяся и возрождающаяся. Ты знаешь, я никогда не был монархистом, и мы с тобой частенько ругались на сей счет. Но хочу тебе сказать, что боюсь даже предположить, как бы повернулась история России, если бы Император не дошел до того берега.
Он замолчал, глядя на Императорский штандарт над Зимним дворцом. Флигель-адъютант Мостовский сегодня впервые увидел Государя, после его восхождения на Престол. Идя на Высочайшую аудиенцию, Александр Петрович гадал, как изменился Император за прошедшее время? Ведь, хоть и прошло совсем мало дней с тех пор, но столько всего случилось в его жизни – и принятие короны, к которой, а в этом Мостовский был почему-то уверен, нынешний Государь совершенно не стремился, и подавление двух мятежей, и покушения, и гибель жены от рук каких-то мерзавцев из взбунтовавшегося Волынского полка. Ведь еще десять дней назад в жизни нынешнего Императора ничего этого не было. Каков он теперь, новый Государь Всероссийский? Как изменился за это время? К добру ли?
Михаил Второй встретил его тепло, справлялся о делах в Ставке, о настроениях, о прочих текущих вопросах, а флигель-адъютант Мостовский вглядывался в бледное и осунувшееся лицо Императора, искал и боялся найти тот слом, который мог произойти в этом, решительном и стремительном человеке. Во всяком случае, десять дней назад, тогда еще штабс-капитан Мостовский, запомнил его именно таким.
И к своему облегчению, Мостовский не находил в глазах безразличия, апатии или отчаяния. Взгляд был, хоть и уставший, но живой и заинтересованный.
- Ладно, расскажи хоть, как ты очутился в Петрограде? – спросил Николай Петрович брата, когда молчание затянулось. – Как ты встрял во всю эту историю?
Александр Петрович пожал плечами.
- Знаешь, я сам пока не до конца понимаю, как я здесь очутился. Бывают в жизни такие ситуации, когда ты словно попадаешь в бурную реку, и тебя начинает нести стремительный поток. Несет он тебя очень быстро, ты пытаешься что-то предпринимать, но тебя от этого начинает нести еще быстрее, а ты, чтобы не захлебнуться, начинаешь активнее махать руками, пытаться уцепиться за что-то, и ты, вдруг оказываешься в этом потоке не один, и спасти себя можешь, только спасая кого-то, и этот кто-то очень важен для тебя, и ты готов спасти его даже ценой своей жизни…
Мостовский-старший понимающе усмехнулся:
- А потом, выползаешь на берег и видишь, что ты уже во фраке и прогуливаешься по столичным паркетам?
Младший кивнул.
- Да, примерно, так и было.
- Ясно. – полковник Мостовский внимательно посмотрел на младшего брата. – И куда теперь?
- За границу.
- На воды, значит? – усмехнулся Николай Петрович.
- Да-с. Пришло время съездить на отдых, сменить, так сказать, климат.
- Понятненько. – хитро подмигнул полковник, а затем, сразу посерьезнел. – Когда едешь?
- Сегодня. Так что пора мне. Что-то не идет мой человек. Ждать уже невозможно.
- Понимаю, здоровье, оно, прежде всего, и оно требует соблюдения плана лечения. Что ж, младший, я горжусь тобой – отдых на водах за рубежом, да еще и в разгар Великой войны! Ведь это именно то, что ты сможешь рассказать внукам! Так что, подлечись там, как следует и как подобает. И пусть результаты твоего лечения не разочаруют Государя!
И иронично улыбаясь, старший брат, тем не менее, искренне и крепко обнял младшего, напутствуя его на дальнюю дорогу.
* * *
ПЕТРОГРАД. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 8 (21) марта 1917 года.
- Итак, Александр Павлович, вам надлежит сдать должность главнокомандующего войсками Петроградского военного округа и передать дела вновь назначенному на эту должность генералу Корнилову.
Кутепов склонил голову.
- Слушаюсь, Государь.
Едва заметная тень промелькнула на лице генерала. Он явно разочарован, явно видел себя на этом посту. Обойдется. У меня на него совсем иные виды. А Корнилов… Что ж, посмотрим на Лавра Корнилова в этом варианте истории и узнаем, что было большей правдой – то, что он прожженный карьерист, готовый идти наверх по головам (чужим), или он и вправду такой, типа, республиканец с наполеоновскими замашками. Впрочем, для моих целей подходят оба варианта.
- А с этого места слушайте меня очень внимательно. Сегодня я подписываю Повеление о назначении вас помощником командующего Императорской Главной Квартирой. По факту, в виду отсутствия командующего, вы будете исполнять эту должность. Как вы знаете, для назначения на эту должность генерал должен быть в чине генерал-лейтенанта или полного генерала. Поэтому пока будете помощником без командующего. А там, даст Бог, если все будет нормально, и вы справитесь, то и за новым чином дело не встанет. Вы меня понимаете?
- Да, Государь. – Кутепов вновь склонил голову. – Что от меня будет требоваться?
- Много чего. Я собираюсь полностью реорганизовать работу этого ведомства, наполнив его декорации реальными функциями. Не будем плодить сущности, будем максимально выжимать из того, что есть.
Я взял со стола папку и просмотрел записи.
- Итак, Александр Павлович, как вы, вероятно, осведомлены, Императорская Главная Квартира – это орган Императорского оперативного управления, подчиненный лично мне, выполняющий только мои поручения, отчитывающейся и отвечающий исключительно передо мной. Фактически речь идет о моем личном аппарате управления государством и армией. Мои глаза и уши, мой голос, мои длинные руки и, если потребуется, мой карающий меч. Этот орган должен обеспечить меня возможностью получать независимую информацию, обеспечивать меня независимым анализом событий, готовить рекомендации по решению проблем, обеспечивать возможность доведения моих повелений до исполнителей любого уровня, и, возможность прямого вмешательства в события вне зависимости от любых министерств, ведомств, структур и органов власти. События последних недель продемонстрировали, что Император должен иметь возможность преодолевать любую злую волю, любую информационную или физическую блокаду, любой заговор и должен иметь возможность отдавать непосредственные приказы верным людям и верным войскам. И если в нормальной ситуации вмешательство в события со стороны Императорской Главной Квартиры будет номинальным и демонстративно канцелярским, то в случае возникновения кризиса, именно от ее работы будет зависеть судьба государства.
Я посмотрел в глаза Кутепову. Тот твердо выдержал мой взгляд и лишь коротко кивнул.
- Да, Государь.
- Ваши непосредственные обязанности. Первое – доводить до лиц, входящих в состав Императорской Главной Квартиры Высочайшие повеления. В состав Императорской Главной Квартиры входят все генерал-адъютанты, генерал-майоры и контр-адмиралы Свиты, генералы при Высочайшей Особе, флигель-адъютанты, штаб-офицеры и прочие чины Императорской Главной Квартиры, а также Собственный мой Конвой, Собственный железнодорожный и Собственный сводный пехотный полки. Второе – отдавать все необходимые распоряжения, касаемые Высочайшего путешествия, включая мое пребывание в загородных резиденциях и местах отдыха. Третье – объявлять по моему поручению Высочайшие повеления всем лицам, коих эти повеления касаются, включая министров, главноуправляющих, главнокомандующих, а так же, при необходимости, всем прочим лицам и органам. Четвертое – представлять мне во время путешествия всех лиц, прибывающих с Высочайшим докладом. Пятое – если не поступает иного повеления, исполнять обязанности дежурного генерала при моей Особе. Шестое – в вашем распоряжении будут все секретные шифры для сношений с министерствами, ведомствами и военными инстанциями. Седьмое – осуществлять непосредственное руководство отделами и канцеляриями Императорской Главной Квартиры. Полный перечень ваших обязанностей и прав изложен в этой папке, благоволите получить.
Кутепов принял папку, но открывать не стал, продолжая стоять по стойке смирно.
- Дозволите ознакомиться, Государь?
- Дозволяю. Пока вы изучаете ее содержимое, я вкратце продолжу. В составе Главной Квартиры будут такие отделы. Первый отдел – полевая государственная канцелярия, обеспечивающая мою связь с правительством, министерствами и ведомствами, а также связь с губернаторами. Второй отдел - военно-полевая канцелярия, обеспечивающая мою связь с Военным министерством, Морским министерством, Генеральным Штабом, Ставкой, главнокомандующими фронтами и флотами, командующими армиями, флотилиями и корпусами, главнокомандующими военными округами, а также Министерством вооружений и Министерством путей сообщений. Третий отдел – связь с лицами, входящими в состав Императорской Главной Квартиры, включая вопросы организации Высочайших докладов, подорожных и охранных грамот и прочих необходимых мероприятий. Четвертый отдел - ситуационный центр, в который стекается вся оперативная информация из первых трех отделов, а также из других структур, таких, к примеру, как РОСТА и вырабатывающий рекомендации про принятие мной оперативных решений в складывающейся ситуации. Пятый отдел – центр стратегических исследований, вырабатывающий стратегию и делающий долгосрочные прогнозы. Шестой отдел – отдел кадровой работы, включающий в себя вопросы согласования назначений на военные и административные должности лиц, входящих в Императорскую Главную Квартиру, а также задачу обеспечения меня информацией об основных личностях, на которые завязано принятие решений на уровне Империя-губерния, включая государственный аппарат, земства, политические и общественные фигуры, крупный капитал и прочее. Седьмой отдел – Императорский Комиссариат, обладающий чрезвычайными полномочиями. Императорские Комиссары действуют от моего имени. Их задача, по моему поручению, прибыть на место любого кризиса и разрешить этот кризис любыми эффективными способами, фактически имея неограниченные полномочия принимать и отменять любые решения, казнить и миловать, поощрять и наказывать. Императорские Комиссары получают неограниченную власть, но и несут неограниченную ответственность передо мной лично. За успех буду щедро награждать, а за глупости – жестоко и с выдумкой карать. Подчеркиваю – не за ошибки, от которых никто не застрахован, не за неудачи, которые так же могут случаться, а именно за глупость, самодурство и прочие побочные эффекты неограниченной власти. Вы меня понимаете, Александр Павлович?
- Да, Государь.
- Прекрасно. Тогда по персоналиям и по структуре вообще я жду вас с докладом послезавтра в Москве. Да, Александр Павлович, завтра мы выезжаем в Первопрестольную. Место в Императорском поезде вам зарезервировано.
* * *
ПЕТРОГРАД. ТАВРИЧЕСКИЙ ДВОРЕЦ. 8 (21) марта 1917 года.
Екатерининский зал вновь был полон и вновь штыки черным ежом вносили свою тональность в общее восприятие исторического момента. Был ли этот момент историческим? Хотелось бы в это верить, иначе я не вижу перспектив.
Да, мне было, что еще им сказать во второй день работы учредительного собрания Фронтового Братства. И я теперь куда более ясно понимаю, на кого мне нужно опереться в моей борьбе, кто станет моим мечом, разрубающим российский Гордиев узел.
Глядя на этот ощетинившийся штыками зал, слушая с каким настроением солдаты поют «Боже, Царя храни!», я кивнул самому себе – да, я – Император. Но этого мало, критически мало для спасения России! Я должен быть одновременно и Императором, и Вождем революции, который ведет за собой десятки, сотни миллионов людей. И, главное, знает, куда ведет, во имя чего он ведет и на что готов ради этого. И имеет значение лишь конечное благо МОЕГО НАРОДА, даже если придется пройти через силу и через кровь, даже если придется идти по головам, ломать через колено, казнить и миловать. Что ж, я не гуманист и никогда им не был. Я не общественный деятель и не политик. Я – ИМПЕРАТОР. Я – ГОСУДАРЬ РЕВОЛЮЦИИ.
Отзвучали последние слова Гимна и в наступившей тишине я начал говорить.
- Еще совсем недавно Император Всероссийский появлялся на публике лишь по официальным поводам, говоря лишь протокольные вещи. Император был лишь символом государства, лишь портретом на стенах, таким же молчаливым, каким является имперский флаг, реющий над государственным учреждением или орел на Императорском штандарте. Но, наступает новая эпоха и Император должен не просто быть символом и главой государства, а стать настоящим вождем своего народа. Вождем, который поведет за собой многие миллионы единомышленников по пути к новой России. К той России, в которой каждый из нас мечтал бы жить и к той России, которую нам с вами вместе предстоит построить.
Обвожу взглядом замерший и ощетинившийся штыками зал. Назначенный шефом моей личной охраны генерал Климович решительно предостерегал меня против выступления сегодня. Ссылаясь на данные МВД, он предупреждал о возможных покушениях на мою жизнь. Но внять голосу разума и генерала Климовича я не мог. Я должен был сказать сегодня то, что собираюсь. Это нельзя сделать завтра, это нельзя доверить страницам газет, этого нельзя было сказать и вчера. Равно как не мог я позволить разоружить это военное полчище. Фронтовики, как сказал бы кто-нибудь из классиков, суровые люди с тонкой душевной организацией и расшатанными нервами, и они прекрасно чувствуют суету, фальшь, дрожание в коленках и панические нотки в голосе. Меня слушают, в том числе и потому, что я не только их Император, но и потому, что я из того же фронтового теста, что и они сами. Возможно, именно этого и не хватило Николаю в конечном итоге, когда он, во время катастрофы, не решился опереться на армию, на простых солдат. Они были чужими для него, а он, соответственно, был чужаком для них. Он мог повелеть идти на войну, мог им приказать умереть, но истинную душу своей армии он никогда не понимал, принимая за чистую монету все эти парады и построения, весь этот пафос приветственных речей и стройность марширующих колон, весь официоз докладов и показную демонстративную верноподданность генералов, будучи при этом несказанно далеко от своих солдат, как, впрочем, и от своего народа. И когда генералы сказали ему, что все кончено, он и трепыхаться не стал, сразу сдулся. А ведь мог, мог учудить! Мог скрутить всех в бараний рог, если бы не стал прятаться за обстоятельствами, а встретил кризис с ясной головой и бесшабашной решительностью, обратившись к своим солдатам с ясным и близким для них посылом, скажи, пообещай то, что они хотят от тебя услышать. Ведь людям многого не надо. Относись к ним как к живым людям, понимай их стремления и переживания, ешь с ними кашу из солдатского котелка, да так ешь, чтобы не во время Высочайшего показательного визита в часть, а так, как делают это обычно солдаты на войне, спеша ухватить момент между артобстрелами. Покури с ними, ценя каждую затяжку в ожидании приказа самим подниматься в атаку. На пулеметы. Без дураков.
Курить и знать, что этот перекур может стать последним.
И надо отдать должное моему прадеду – невзирая на происхождение и положение, он не прятался по тылам, не чурался простых солдат и в атаку их не посылал, а водил. Лично. И белеющий Святой Георгий на моей черкеске вовсе не за Высочайшее присутствие в прифронтовом районе во время пролета вражеского аэроплана-разведчика в пределах видимости. Может быть, потому меня и слушают сейчас, что мой орден не стал пощечиной всем тем, кто кровью заслужил его.
- Я вчера вам многое обещал. – начал я с горечью в голосе. - Обещал землю, вольности, привилегии и лучшую жизнь. Но скажите мне, откуда возьмется эта самая лучшая жизнь, если мы ничего не делаем для этого?
Зал замер. Такого они не ждали. Я помолчал, а затем заговорил совсем другим тоном:
- На фронте, вечерами после боя, я часто делал то, что делают все солдаты на войне. Я мечтал о той жизни, которая наступит после войны. Когда ты в действующей армии, когда ты на передовой, война здорово прочищает мозги и заставляет взглянуть на прошлую жизнь и на окружающий мир совсем иначе. И тогда приходит понимание того, что важно на самом деле, а что лишь суета сует, пошлость, мишура и фальшь.
Я продолжил после долгой паузы.
- Там, на фронте, видя вокруг себя примеры мужества и доблести, видя, как идут люди на смерть во имя Отчизны, я спрашивал у себя – как так получается, что те, кто населяет нашу славную державу, те, кто являет миру примеры героизма и упорства на фронте и в тылу, живут в такой нищете, перебиваясь с черного хлеба на лебеду? Неужели Россия такая бедная страна? Неужели народ наш не может жить в достатке и процветании? Ленивы ли наши люди, спросил я себя. И однозначно ответил – нет, наши люди умны и трудолюбивы, обладают всеми добродетелями, включая упорство и терпение. Тогда почему же?
Меня слушали и слушали, затаив дыхание.
- Отчего бедствуют миллионы крестьян? Меня вчера тут вопрошали о земле, и я вам обещал земельную реформу. Знаю, многие волнуются, не забудет ли Царь-батюшка о своем обещании, дадут ли землицу? Отвечаю — я не забуду и землю дадут. Земельный передел состоится, как я вам и обещал и сегодня перед вами выступит фронтовик и мой доверенный Председатель Совета Министров генерал Нечволодов, который представит основные моменты земельной реформы. Но, давайте будем говорить откровенно, даже если мы поровну разделим между пахарями абсолютно всю распаханную землю в государстве, даже если этим разделом будут заниматься сами же крестьяне, то каждый пахарь все равно много не получит, потому что крестьян много, а распаханной земли в России мало. И будет мыкаться на своем участке крестьянин, пытаясь собрать свой скудный урожай, проклиная судьбу и тая в душе обиду на Государя, что, мол, обманули с земельным переделом, мало, мол, дали. А больше ведь распаханной годной земли и нет! Велика Россия, а земли мало! И ведь с каждым годом население в России растет, народу становится все больше, а земли на одного крестьянина становится все меньше. Что будем дальше делать? Вновь делить на количество едоков или работников? Так ведь и так уже делить нечего! Что же будем делить через десять лет? Через двадцать? Через пятьдесят? И вновь наступит в России голод и пойдут бунты по всей державе, и закончится все всеобщей гражданской войной, которая массово будет убивать лишних едоков. Такого мы хотим будущего? Впрочем, беда нас поджидает не только в будущем, ведь и сейчас с хлебом плохо, а уж после передела в России настанет совсем беда и дай Бог, чтобы большинство крестьян сумели прокормить хотя бы сами себя. Почему так, спросите вы? Я вам отвечу — урожайность с десятины упадет еще больше, потому как у большинства крестьян нет ни достаточного количества лошадей, плугов и прочего инвентаря. Землю обрабатывать просто нечем. И вновь будет крестьянин идти на поклон к богатым соседям и под грабительский процент будут занимать все необходимое, с тем, чтобы отдать крохобору большую часть своего урожая. Так ведь будет, а?
Народ бурно зашумел, соглашаясь.
- Бедствуют не только крестьяне. Бедствуют рабочие, бедствуют миллионы других людей, вдов, сирот, инвалидов. Огромная богатая держава полна бедами и бедствиями, а жизнь народа полна горестями и несправедливостями. Что же делать? Есть ли выход из замкнутого круга или Россия, словно на ней лежит какое-то проклятие, так и обречена на эти бедствия? А не в том ли наша беда, что каждый у нас сам за себя и лишь Господь один за всех? Но сказал Господь наш, всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит. Не оттого ли все беды наши, что лишь ходим мы на службу, а живем не по Божьему закону, только по собственному разумению, думая лишь о себе, о своем достатке, о своих удовольствиях, своих желаниях? Не оттого ли и беден наш народ, что многие пекутся исключительно о своем благополучии, исключительно о том, как бы половчее устроиться в этой жизни? Но еще и оттого живем мы плохо, что мало думаем о завтрашнем дне, довольствуясь днем сегодняшним и сегодняшним куском.
Развиваю тему.
- Наш народ угнетен, это правда. Но угнетен он не только какими-то угнетателями, коих и в самом деле хватает. Наш главный угнетатель — наш угнетенный дух, сковывающий наши действия, разъединяющий нас, заставляющий думать лишь о себе. Мы напрасно теряем деньги государства, бездумно расходуем ресурсы и безответственно тратим силы общества, вместо того, чтобы сделать так, чтобы каждый рубль, каждый пуд, каждый час и каждый человек служили только одной цели — благу всего общества и благосостоянию каждого человека в этом обществе.
Я развел руки в стороны, охватывая перспективу.
- Представьте себе государство всеобщего благосостояния! Вокруг золотые нивы, принадлежащие тем, кто их обрабатывает. В полях работают многочисленные тракторы и комбайны, освобождая крестьянина от тяжкого физического труда. Электрический свет в каждой деревне и в каждой избе. Заводы и фабрики, полные новой техники, станков и машин, а сами рабочие управляют этими механизмами, получая при этом очень достойную заработную плату. Огромные стройки, полные тракторов, бульдозеров, кранов и экскаваторов. Стройки, где больше не нужно будет тяжело трудиться в поте лица. Стройки, которые возведут всем людям новые жилые районы и каждый человек получит свой собственный дом или квартиру. Ярко освещенные электричеством города, по широким улицам и зеленым паркам которых ходят счастливые люди, которые не делятся на сословия и не разделяются бедностью, поскольку бедности больше нет. Взрослые и дети. Старики получающие заслуженную пенсию по старости. Всеобщая медицина. Всеобщее образование. Наука и техника работают на то, чтобы сделать жизнь легче и лучше, чтобы изобрести новые машины, которые облегчат труд людей. Огромные электростанции дадут энергию в самые дальние уголки Империи. Железные дороги дотянутся до самых удаленных мест, а автомобильные дороги наполнятся автомобилями, и каждый человек будет иметь свой собственный автомобиль или мотоцикл. Небо наполнится аэропланами и пассажирскими дирижаблями, которые несут в себе трудящихся на отдых к теплому морю. Мечта, скажет кто-то, и будет прав. Да, это моя мечта! Я назвал это мечту — мечтой об Освобождении. Освобождении от бедности, угнетения и отсталости. Освобождения от беспросветной жизни и тяжелого физического труда. Освобождение духа и будущего человечества. Но разве это плохая и не достойная всего государства мечта? Разве плохо, если все общество будет увлечено этой мечтой? Разве вы не хотели бы жить в таком обществе, которое объединило всех людей, все ресурсы и всю мощь государства во имя построения подобной мечты?
В зале загомонили. Но я не стал останавливаться, продолжая гнуть свою линию.
- Наступил двадцатый век — век научно-технического прогресса. Современной науке и технике подвластно все, а что пока не подвластно, будет возможно при соответствующем финансировании и поддержке как со стороны государства, так и всего общества. Все, что я назвал мечтой, на самом деле реально и достижимо. Нужно лишь захотеть. Захотеть всем нам. И когда все общество подчинит свои интересы цели всеобщего благосостояния и освобождения от угнетения, когда законы будут стимулировать частную инициативу и выгоду, регулируя их интересами всеобщего блага, когда сама наша Империя будет Империей всеобщего успеха и счастья, тогда и наступит наш Золотой век Освобождения. Сто тысяч школ, сто тысяч больниц, миллионы тракторов и машин по всей стране. Десять тысяч машинно-тракторных станций, к услугам которых может обратиться каждое крестьянское хозяйство. Государственные и кооперативные предприятия улучшенного семенного и племенного фонда, где можно будет приобрести самые урожайные сорта и самых производительных коров. Увеличение урожайности в пять раз вполне достижимо при достаточной механизации деревни и при правильном применении агрономической науки. Ученые, инженеры, механики создадут новые машины и трактора, обеспечив России стремительную всеобщую механизацию. Применение машин и электричества резко увеличит производство молока, шерсти, мяса, хлопка, льна и других видов сельскохозяйственной продукции. Мобилизация государством сил и средств позволит быстро распахать новые земли, освоить новые территории, расселив всех желающих в новые подготовленные места для проживания по всей Империи. Мы создадим новую жизнь и новую Россию, в которой будет сытно и интересно жить, в которой место найдется каждому и каждый получит то будущее, которое сам пожелает. Мы построим общество всеобщего освобождения, освобождения от голода, от нужды, от угнетения, от тяжелого физического труда и беспросветной жизни. Мы построим Империю Освобождения. Империю, которой будет дорог каждый ее гражданин. Сказав гражданин, я не оговорился и не ошибся. Каждый принесший присягу верности Императору Всероссийскому, имея на то желание, может стать полноправным гражданином Империи, гражданином, участвующим в управлении державой и в строительстве нового мира — Мира Освобождения. Освобождения народа России и всего мира.
Делаю короткую паузу, отделяя сказанное. Продолжаю все более воодушевляясь с каждым новым предложением.
- Мир Освобождения пока лишь красивая мечта. Как осуществить эту мечту? Что нужно сделать, чтобы победить бедность и построить государство всеобщего блага? На самом деле у нас все есть для этого! И у нас есть главное — державная воля избрать курс на Освобождение и сделать идею Освобождения официальной идеей Империи. Твердость Императора, подчинение всех государственных целей и проектов делу всеобщего блага и Освобождения, жесткость мер правительства по проведению реформ, привлечение всего общества к выработке стратегии развития Империи, широкое общественное обсуждение. Я выношу идею Освобождения на обсуждение всей России. Я приглашаю лучшие умы принять участие в выработке путей и подготовке программы действий правительства в деле построения нового общества всеобщего Освобождения. Я и имперское правительство открыты для любых идей и предложений, имеющих целью улучшение жизни народа, скорейшей механизации всех сфер жизни, повышения уровня медицины и всеобщего образования. Я инициирую создание самого широкого общественного фронта — Союза Освобождения, в который войдут наряду с Фронтовым Братством и другие организации, разделяющие цели Освобождения — крестьянские, рабочие, молодежные, женские, детские, общегражданские, промышленные, купеческие, профессиональные и прочие союзы. Я обещаю Союзу Освобождения полную и всемерную поддержку имперского правительства и мою лично. Вместе мы сила и вместе мы победим!
Зал взорвался восторженными криками и овацией. Переждав шум, я заговорил уже с большим практицизмом в голосе.
- Что же нужно сделать для начала? Сегодня нам предстоит избрать Исполнительный комитет Фронтового Братства. Я готов, если на то будет воля собравшихся, занять пост почетного председателя Фронтового Братства и даровать Братству право на почетное наименование Императорское Фронтовое Братство. Нет возражений?
Одобрительный шум позволил мне заключить, что «предложение» принимается. Но все же я решил соблюсти все нормы и поставил вопрос на голосование. После закономерного «одобрям-с», я продолжил:
- Предлагаю учредительному съезду избрать Исполнительный комитет Братства числом в десять человек, по пять человек от офицеров и солдат. В дальнейшем я бы еще рекомендовал дополнить Исполком еще пятью представителями от ветеранов-отставников. Председателем Исполкома я бы рекомендовал избрать нашего боевого товарища главу правительства генерала Нечволодова Александра Дмитриевича. Касаемо кандидатур остальных членов Исполкома, то тут я целиком полагаюсь на ваш выбор. Кто за избрание генерала Нечволодова председателем Исполкома Фронтового Братства?
Снова лес рук взлетел над лесом штыков в зале.
- Благодарю вас, мои боевые товарищи. Теперь, прежде чем передать слово для доклада генералу Нечволодову, я хотел бы сказать еще кое-что. Мы здесь все – фронтовики. Каждый из здесь присутствующих знает, что такое война. Перепаханная и выжженная взрывами земля, на которой давно уже никто не сеет и не пашет. Сгоревшие деревни. Сотни тысяч погибших. Пятнадцать миллионов русских солдат не заняты ничем кроме войны. Миллионы рублей ежегодно тратятся на войну, вместо того, чтобы улучшать жизнь в России. Война давно уже превратилась в позиционный тупик, из которого нет выхода. Ни одна из стран, вступивших в эту войну, не рассчитывала воевать так долго. Кровавая мельница войны с каждым днем перемалывает все больше ресурсов, денег и людей. Державы беднеют, простые люди нищают, Европа вот-вот погрузится в пучину братоубийственных войн, в которых никто уже не будет даже помнить о том, с чего все началось в августе 1914-го. Я не знаю, нравится ли воевать остальным, но я уверен, что русские воевать не хотят и не любят. Нам не нужна война ради войны. Я уверен, что почти все вопросы можно решить за столом переговоров. Одобряете ли вы предложение всем воюющим сторонам прекратить огонь на сто дней и сесть за стол мирных переговоров?
Зал одобрительно загудел. Послышались аплодисменты и какие-то выкрики, которые в общем шуме было трудно разобрать, хотя общая тональность была понятна.
- Одобряете? Тогда мы так и поступим! Мы предложим всем сторонам объявить на сто дней прекращение боевых действий и прислать свои делегации в Стокгольм для начала переговоров о перемирии. Всем странам нужно очнутся от кровавого угара войны, солдатам пора съездить в отпуск домой, дома ведь дел полно, жены опять же, не так ли?
Тут уж народ точно радостно зашумел, горячо поддерживая эту идею.
- Ну, а если они не согласятся, то, что ж, русские никогда не начинают войну, но всегда ее заканчивают! Заканчивают, даже если к миру придется принуждать силой! И нам это не впервой, верно?
Новый всплеск одобрения в зале.
- А теперь, я приглашаю выступить генерала Нечволодова с тезисами программы правительства в области реформ и земельной реформы в частности. Будут вопросы – задавайте после выступления. Уверен, что генерал ответит на все вопросы!
Нечволодова встретили горячо, сопровождая приветствия и ехидными шуточками. Очевидно, что идея задавать вопросы генералу, да еще и целому премьер-министру Империи, солдатам-ветеранам очень пришлась по душе. И вопросов будет много. Что ж, вот пусть Александр Дмитриевич и отдувается, ибо не царское это дело отвечать на всякие ехидные вопросы.
* * *
ПЕТРОГРАД. ФИНЛЯНДСКИЙ ВОКЗАЛ. 8 (21) марта 1917 года.
Если бы полковник Мостовский увидел родного брата в эту самую минуту, то, вероятно, он бы выяснил, что его собственные способности удивляться еще далеко не исчерпаны.
Да, он и так имел все поводы для удивления, встретив вместо одетого в привычную офицерскую форму брата, франтоватого молодого человека в очень приличном пальто и дорогом костюме.
Но еще больше Николай Петрович бы удивился, если бы ему сказали, что с сегодняшнего дня для его родного брата начинается совершенно новая, и, зачастую, неожиданная жизнь. И что с этого момента, для потомственного военного Александра Петровича Мостовского, знаки различия на погонах (равно как и отсутствие погон как таковых) будут играть условную роль, призванную лишь помочь выполнить поставленную перед ним ту или иную задачу. И что теперь все чины и должности для него лишь ширма, призванная прикрыть истинную должность – должность Имперского Комиссара.
Александр Петрович проводил взглядом проплывающие мимо вагона строения пока еще столицы и нервно усмехнулся своим мыслям. Он чувствовал себя словно герой «Трех мушкетеров», у которого в кармане ждала своего часа всемогущая бумага. Впрочем, бумага эта была не столь уж всемогуща. Что там в ней было-то?
«То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. 5 августа 1628 года. Ришелье».
У самого Мостовского в потайном кармане была совсем другая бумага, до которой вырванному Атосом у Миледи клочку бумаги было очень и очень далеко. Бумага Мостовского гласила:
«Сим удостоверяется, что флигель-адъютант Мостовский Александр Петрович, исполняет Высочайшее Повеление.
Для исполнения означенного Повеления флигель-адъютант Мостовский наделяется чрезвычайными полномочиями. Всем государственным, военным и дипломатическим чинам, всем верноподданным Российской Империи оказывать флигель-адъютанту Мостовскому всемерное и полное содействие».
И подпись. Скромная такая подпись под этой бумагой:
«МИХАИЛ».
И куда же едет флигель-адъютант Мостовский со столь красивой бумагой и дипломатическим паспортом в кармане? А едет он, как мы слышали, на воды, с целью поправить пошатнувшееся на ниве служения Отечеству здоровье. И поправлять он это свое здоровье будет не где-то еще, а именно во Франции.
(с) Владимир Марков-Бабкин. Авторская страница - https://author.today/u/babkin.
Бумажные книги - Издательство АСТ. Все права на оригинал-макет и дизайн обложки принадлежат издательству АСТ.
Электронные и аудиокниги автора на сайте ЛитРес - https://www.litres.ru/author/vladimir-markov-babkin/