1.
Под копытами коня чавкает напитанный влагой чернозем. Справа плывет черная, развороченная плугами крестьян земля, слева – темный с редкими желтыми вкраплениями лес поздней осени.
Влажная мгла укрывает дорогу – видно метров на двести, дальше колеи от телег, следы от копыт лошадей и коров теряются в серой пелене.
Граф Игорь Бежин сидит на коне, завернувшись в плащ, и хмуро поглядывая на унылый пейзаж из-под низко загнутых полей зеленой фетровой шляпы. Сейчас бы сидеть у камина с бокалом вина, обнимать Ольгу, и чтобы под ногами растянулся лохматый пес Дюк.
Проклятый Богдан! Все из-за него. Это чавкающее, хмурое, промозглое… Из-за никчемного шурина.
Лес кончился. Вспаханные поля потянулись с двух сторон. Дорога окончательно превратилась в черно-коричневое месиво. Хорошо не пешком… Бррр… Но коня жалко – ноги погружаются в грязь сантиметров на пятнадцать, с трудом выдирает.
По левую сторону дороги сквозь мглу проступило что-то черное и большое. Игорь передернул плечами. Но уже через мгновение испытал облегчение. Дом. Наконец деревушка. Ночлег, еда, но главное – сухость и тепло.
- Давай, Красавчик! Скоро отдохнем.
Конь не торопился. Даже будто замедлил шаг.
Черная развалина крестьянской халупы. Плетень покосился, а кое-где опрокинулся. Перед дверью сухие кусты репья. Впереди еще несколько строений. Ни души.
- Да где же все? – пробормотал Игорь.
Понятно, сельский люд трудится с ранней весны до поздней осени. Поля убраны, вспаханы, дрова заготовлены. Теперь отдыхает. Но хоть бы гусь гакнул или чего там гуси делают, или корова замычала.
Впереди мелькнул свет. Граф пригляделся – не показалось. Из мглы выполз большой бревенчатый дом. Крепкий. Не в пример тем, что остались позади. Над входной дверью висит светильник – стеклянный в железной оправе, внутри широкая свеча. Не каждый купец в городе позволит себе такой.
Игорь привязал коня к столбу плетня – плетень добротный, выдержит, даже если Красавчика что-то напугает. Постучал в дверь. Звук глухой, будто в стену постучал.
Выждал, собрался постучать еще, но дверь распахнулась. Седой мужчина некоторое время смотрел, сонно моргая.
- Ааа.. Кто… - проговорил наконец.
- Граф Игорь Бежин. Через вашу деревню проездом. Ищу кров, - представился Игорь.
Седой отступил в сторону, неловко поклонился:
- Проходите, проходите, граф.
Игорь вошел. В комнате полумрак. Единственная свеча горит на широком прямоугольном столе. По краям стола лавки, во главе – массивный стул со спинкой.
- Присаживайтесь, ваше сиятельство.
Хозяин суетится, выставляет на стол блюда с едой, тарелки. Перед Игорем оказался железный кубок, опоясанный гравировкой – лоза винограда с обильными гроздями. Неплохо живут крестьяне.
Седой плеснул в кубок вина. Игорь понюхал. Недурственное! Ох, неплохо живут! Осушил залпом. Поставил на стол так, что хозяин вздрогнул.
Седой налил еще. Дальше Игорь пил медленно – негоже напиваться в гостях. А вот ел жадно – холодное мясо, гречневая каша, хлеб, лук, еще какие-то травы и корнеплоды.
- Простите, что не погрел, благородный граф, - пролепетал хозяин.
- Все хорошо. Благодарю. Что за деревня?
- Подлесная. Да и не деревня. А так, деревенька – несколько дворов осталось.
- А ты, стало быть, - Игорь повертел в руке полупустой кубок, - староста?
- Он и есть! Он и есть! Я, то есть, он. И есть.
- Неплохо живешь, староста.
- Да я чего, - замялся седой, - так, немного скопил. Живу долго, работаю много.
- Успокойся, - улыбнулся Игорь. – Твое дело. Слушай, староста, тут недели две назад не проезжал парень – высокий, на гнедом коне. Одет так, что сразу понято – благородный.
- Как же не проезжал? Проезжал! Вроде бы Богдан зовут. А что такое?
Староста схватил бутылку и наполнил кубок Игоря. Перестарался – пролилось на стол.
- Ищу его, - ответил Игорь.
- А вы, граф, спросите Евдокию! Езжайте дальше по дороге, ее дом последний. На отшибе стоит. Богдан у нее остановился. У нее все путники останавливаются, она и накормит и напоит! Вы же, граф, тоже можете у нее остановиться! А что? Все останавливаются! И вы остановитесь. Она хорошая, будет о вас заботиться…
Игорь вскинул руку, словесный поток иссяк.
- Хорошо. Спасибо за гостеприимство.
Граф Бежин встал и направился к двери. Староста бросился провожать.
- Ну что вы, что вы, граф. Мы всегда рады. Но Евдокия… Евдокия о вас позаботится.
2.
Под копытами вновь зачавкало.
Дом Евдокии действительно стоял на отшибе – строения соседей с трудом различались сквозь серую хмарь.
Игорь завел коня во двор. Рядом с входной дверью корыто с зерном, лохань с водой, в нижнее бревно дома вбит крюк. Видно, что хозяйка часто привечает гостей. Подготовилась.
Граф привязал Красавчика, но постучать не успел – дверь открылась, из мрака избы выплыла полная женщина, улыбается, лицо глуповатое, над верхней губой большая бородавка. Волосы растрепаны, серое видавшее виды платье кое-где перепачкано грязью.
Женщина всплеснула руками:
- Благородный помещик! Какая радость! Я вас сразу узнаю, глаз наметан, - похвасталась она. - Проходите, Евдокия о вас позаботится.
- Граф Игорь Бежин, - сказал Игорь и вошел в помещение.
Тьма густая, пахнущая кислятиной.
- Сейчас зажгу лучину, благородный граф!
Даже голос какой-то глупый. Не всех Господь наградил умом. Свет лучины выхватил из темноты пухлое, рыхлое лицо Евдокии. Игра света подчеркнула бородавку. Игорь снял плащ.
- Просушить бы…
Евдокия схватила плащ и шляпу, скрылась где-то в темном закоулке халупы. Быстро вернулась, блаженно улыбается.
- Евдокия о вас позаботится! Присаживайтесь благородный граф.
Игорь опустился на узкую скамейку рядом со столом, усыпанным крошками, зерном. Попытался стряхнуть, но мусор прилип к темным пятнам, которые покрывали столешницу.
- Сейчас зажгу еще свет.
Евдокия металась по комнате с лучиной. Бубнила: «Хозяйка позаботится. Хозяйка позаботится». Стало светлее.
Женщина поставила на стол кубок с узором. Копия того, что у старосты. Нагнулась, копошась на нижних полках шкафа, уродливо огромный зад заслонил половину комнаты. Игорь отвернулся, оглядывая темные закоулки помещения. Ничего необычного. В крестьянских избах он гость редкий, Но, наверное, они все выглядят так: темно, неуютно, кислый, тошнотворный запах нечистот. Хотя у старосты так не воняло…
- Вот, - взвизгнула Евдокия и поставила на стол початую бутылку вина.
- Какая роскошь, - пробурчал граф.
Евдокия все так же глупо лыбится, но щека нервно дернулась.
- Это так другой граф отблагодарил. Я же забочусь, - пояснила женщина.
- У тебя был не так давно постоялец. Зовут Богдан.
- Был такой. Красивый, статный, - ответила Евдокия. – Я о нем очень забочусь…
- Что? Заботишься? – спросил Игорь и привстал.
- Ой, опять слова перепутала! Глупая Евдокия. Заботилась. А сейчас забочусь о вас.
Евдокия откупорила бутылку и наполнила кубок.
- Выпейте. С дороги полезно выпить.
Игорь взял кубок. Действительно, выпить не помешает. Отчего-то трясет... Сделал глоток.
- Называй меня хозяйкой, благородный граф. Теперь я о тебе буду заботиться. Поросеночек, - проговорила Евдокия.
- Что? – спросил Игорь.
Но больше ничего сказать не смог. В голове зашумело, в комнате стало совсем темно, он почувствовал, что падает….
3.
Больно глотать. Холодно, аж трясет. Простудился. Как неудобно в постели… И что это колит… Солома? Откуда?
Игорь просыпается. Мучительно. Сознание будто завязло в грязной жиже, через которую весь день продирался на коне.
Горло. Рукой, будто деревянной, потянулся к шее. Пальцы скользнули по твердой прохладе металла. Откуда… Страх накатил бурно, словно прорвало запруду. Железный ошейник!
Игорь приподнялся на локте. В полумраке смутно различил перед собой деревянное ограждение, под ним – небольшое корыто.
Он со стоном сел. Зазвенели цепи.
… Когда-то давно Игорь видел, как вели на казнь убийцу. На шее, руках и ногах обреченного висели кандалы, и каждый шаг отдавался тихим позвякиванием, хорошо слышным в толпе притихших зевак…
Игорь дрожащими руками ощупал кольцо на шее. Цепь крепится к кольцу сзади ошейника, широкого, с навесным замком.
- Эй! – просипел граф.
Горло будто гвоздем поцарапало. Он поморщился. Вновь попытался погладить шею, но отдернул руку от болезненно холодного металла. Прошептал:
- Есть кто?
- Тшшшшш, - зашипели справа.
- Где я? – спросил Игорь.
- Прошу, молчи.
- Да поче…
- Тшшшшш!
Игорь замолчал. Его от трусливого собеседника отделяли деревянные перекладины. Такие же доски были с левой стороны. Спереди – доски и дверь в половину человеческого роста. Сзади – земляная стена, в которую вмурован камень. К камню прибито последнее звено цепи, на которую его посадили. Подергал. Кол не шевелится, а цепь слишком прочная, чтобы порвать. Нужно отдохнуть, прийти в себя – сейчас шевелиться тяжело, не то, что вытаскивать железку из камня.
Глаза привыкли к полумраку. В соседней клетке на соломе сидит мужчина в рубахе навыпуск. Лохматый, небритый. Настороженный, будто прислушивается. Сверху что-то хлопнуло, будто с силой закрыли дверь. Мужчина повернулся к Игорю, звякнула цепь. Напряженно всматривается.
- Игорь? – прошептал он.
- Откуда… Богдан! – просипел Игорь. – Нашелся! Ольга…
- Игорь, тише. Прошу! Иногда она специально…
- Кто специально?
- Хозяйка, - ответил Богдан.
Наверху вновь хлопнуло.
- Что здесь проис…
- Вернулась. Тшшшшш…
Похоже, это подвал. Могильную тьму разбавляет жиденький свет, источник которого где-то слева. Игорь подполз на четвереньках к краю клетки, просунул голову между досок. Метрах в десяти большой деревянный стол, над ним висит масляный светильник. К столу ведет проход между двумя рядами таких же клеток. Граф насчитал не меньше шести с каждой стороны. Справа была только одна клетка, в которой сидит Богдан, а дальше крутая лестница.
Вверху затопали, застучали. Крышка в потолке отворилась, ударилась о пол с той стороны. Света это не добавило – наверху темно. На лестницу ступила жирная нога, ступени заскрипели. Евдокия спускается в погреб, кряхтя, бормоча что-то невнятное. Одной рукой схватила доски пола-потолка, в другой держит большое ведро литров на пятнадцать.
Спустилась, поставила ведро на пол. В свете масляной лампы Игорь разглядел улыбку на полном, обвисшем лице.
- Ну как вы, мои поросятки? - ласково спросила хозяйка.
4.
Евдокия подняла ведро, в корыто в клетке Богдана полилась вязкая жижа.
- Кушай, хрюша, кушай.
Богдан на четвереньках подполз к корыту, погрузил в него лицо и начал есть, чавкая, похрюкивая. Игоря передернуло. Евдокия подошла к его клетке.
- А вот и новый поросеночек. Смотри, какую вкуснятину принесла хозяйка, - сказал она, и плеснула в корыто.
Пахнуло кислятиной.
- Ешь, поросеночек, ешь.
Игорь услышал, как Богдан усиленно зачавкал.
- Ты, тварь сумасшедшая, - прохрипел граф Бежин, вставая на ноги. – Ты чего здесь устроила?
Улыбка исчезла с лица Евдокии, Игорь увидел жуткую гримасу в полумраке подвала. Ему вдруг подумалось, что лицо человека не может быть таким отвратительно страшным. Это будто гротескная скульптура, олицетворяющая все злобное и мерзкое в человеке.
В груди похолодело. Захотелось сорваться с цепи и бежать, далеко, в другие страны, и там спрятаться за стенами высокого замка, окружить себя стражей. А потом новый порыв – Игорь схватился за вбитый в камень кол и начал дергать. Выдернуть и ударить в уродливое лицо. Казалось, обезобразить изувеченное злобой лицо Евдокии сильнее невозможно. Но в этом было бы упоение…
Подвал наполнился визгом. Визжат люди в клетках слева, визжит Богдан. А Игорь дергает и дергает кол.
Евдокия плавно повернулась и пошла дальше между клетками. Наливает помои в корыта и бормочет:
- Тише, тише, поросятки. Тише.
Игорь перестал дергать кол и наблюдает дикую кормежку. Пленники успокоились. Только чавкают и похрюкивают. Евдокия опустошила ведро и медленно прошла к лестнице. На Игоря не глянула.
- Завтра, хозяйкин день, поросятки, - бросила женщина, и лестница вновь заскрипела под ее тушей.
Люди опять завизжали. Пронзительно, истерично.
5.
- Что ты наделал? Что ты наделал? – зашептал Богдан, когда крышка подвала захлопнулась.
Визг постепенно затихал. Игорь сидит на соломе, опершись спиной о камень в стене. Гнев отступил, а страх уходить не собирался – свил гнездо в груди, смяв легкие, желудок, и временами пробегает по телу мурашками размером с майских жуков.
Игорь пытается осознать, что происходит, но не получается. Не только тело отказывается слушаться, но и разум.
- А что я наделал? – спросил он.
- Завтра, - прошептал Богдан.
- Что завтра?
- Тшшшш.
Визг умолк. Никто не чавкает, не хрюкает. Тишина и запах помоев. Игорь ждет, когда наверху хлопнет дверь. Раньше Богдан говорить не начнет – уже понятно.
Мысли липнут к тягучему времени, оно тащит их с собой. Разум родит новые, но их ждет такая же участь.
- Ушла, - прошептал Богдан.
- Что? А. Я не услышал, - промямлил Игорь.
- Тебе надо было есть, - сказал Богдан.
- Почему?
- Когда отказываются есть, Хозяйка наказывает. Она называет это Хозяйкин день, - объяснил Богдан.
Страх добавил еще несколько веточек в гнездо.
- И как наказывает?
Шурин молчал.
- Богдан…
- Режет, - прошептали из клетки напротив слева.
- Как? В смысле?
- Завтра увидишь, - ответили из клетки.
Игорь помолчал.
- А ты кто?
- Поросенок, - ответил незнакомец.
- А серьезно, - сказал Игорь.
- Завтра поймешь, что я серьезно.
Зазвенела цепь. Игорь понял, что незнакомец отполз от края клетки – продолжать разговор не намерен.
- Богдан, о чем это он?
Богдан молчит.
- Ну?
- Игорь… Я здесь давно.
- Ты уехал две недели назад. Должен был вернуться позавчера. Ольга попросила найти тебя.
- Сестренка…
- Ты когда сюда угодил? – спросил Игорь.
- Выходит две недели назад. Я почти сразу, как выехал. Остановился на ночлег… Как будто годы здесь…
- Богдан, что значит «режет»?
- Она… она… Хозяйкин день – это когда Хозяйка берет одного из нас и что-нибудь…
- Богдан…
- Ты ведь понял. Не могу…
Страх приделал к гнезду крышу. И в его уютном домике поселилась временная сожительница – паника.
6.
Игорь бьет ладонью по колышку, которым к стене прибита цепь. Удары слабые, но каждый отдается в запястье тупой болью. Сколько он так вот стучит? Час? Два? Пять? Время как тухлое болото.
Зазвенел цепью Богдан. Ополз в дальний от Игоря угол, испражнился. Игорь осмотрел клетку. Выбраться прямо сейчас не получится – колышек не сдвинулся ни на сантиметр, нужно тоже присмотреть место…
Открылась крышка в потолке. Заскрипела лестница. Евдокия поставила на землю два небольших ведерка с помоями.
- Та-а-ак поросятки, - протянула она, - сейчас хозяйка каждому нальет в корыто вкусной похлебки. Но жрать начинайте, когда хозяйка скажет. Раньше ни-ни!
Евдокия плеснула из одного ведерка в корыто Богдана, из другого – Игоря. Потом поднялась, не закрывая крышку. Через минуту принесла еще два ведерка, вылила в корыта в клетках слева. Вновь сходила за «похлебкой», на этот раз вернулась с одним ведеркам, и отнесла его к дальней клетке.
Пять ведерок – значит, в подвале пять пленников, если тварь налила помои в корыто каждого узника.
В подвале зазвенели цепи – пленники ползут к корытам. Игорь решил сделать вид, что тоже ест помои, чтобы не злить сумасшедшую. На четвереньках подошел к корыту и опустил лицо. Пахнуло кислым: кажется там разваренное зерно, редька или еще какие-то корнеплоды.
- Жрем! – заорала Евдокия, и люди зачавкали.
Игорь делает вид, что ест, но пока даже не прикоснулся к помоям.
- А ты почему не ешь, поросеночек? – сказала Евдокия.
Игорь поднял голову, женщина стоит над ним, и без того уродливое лицо обезображено улыбкой. Он вновь опустил голову и глотнул похлебку. Мерзко, но желудок заурчал – в последний раз ел в доме старосты.
- Хороший поросеночек.
Евдокия подошла к той клетке, где сидел незнакомец, рассказавший про день хозяйки.
- Уснул поросенок, - сказала она.
Справа хрюкнул Богдан.
Евдокия залезла в клетку. Зазвенела цепь. Игорь слышит, как женщина кряхтит, что-то бормочет. Наконец выползла задом и потащила пленника, держа за ноги.
Вытащила в коридор, отдышалась, поволокла к столу у дальней стены. Мужчина тощий, лохматый, длинная борода топорщится.
Чавканье затихло. Игорь понял, все наблюдают за Евдокией. Только они знают, что будет дальше, а Игорь нет.
Евдокия со стонами, охая, положила пленника на стол. Игорь увидел металлические кольца, которыми она приковала руки и ноги несчастного.
Женщина прошла между клеток и у лестницы бросила:
- Радуйтесь, поросятки – сегодня у хозяйки на ужин будет мясо.
7.
- Нет, нет… - прошептал несчастный на столе.
Игорь услышал тихие рыдания.
Громко завизжали в дальней клетке, той, что у стола.
- Что будет? – спросил Игорь у Богдана.
Тот сидит на соломе, обхватив руками колени.
- Богдан!
Богдан молчит.
- Что будет, Богдан?
- Сейчас придет, Хозяйка, - сказал Богдан. – Боров предупредил.
- Боров?
- Ублюдок в дальней клетке.
Поднялась крышка, ударилась о пол. Хозяйка спускается, в руках держит металлическую кастрюлю, в которой что-то гремит. Игорь не шевелится. Страх уютно свернулся в гнезде.
Евдокия подошла к столу, поставила кастрюлю между ног пленника.
- И чем Хозяйка сегодня полакомится? – спросила Евдокия.
Пленник молчит.
Евдокия повозилась, стянула с бородатого штаны до колен. В свете масляной лампы тускло блеснул нож – обыкновенный, кухонный. Евдокия достала его из кастрюли. Потом извлекла вилку.
- Хочу кусочек окорока, - сказала сумасшедшая и резко опустила вилку.
Истошный визг ударил в уши. В клетках зазвенели цепи. Игорь не двигается. Он смотрит, как дергаются локти Евдокии. Эта тварь режет человека. Живого, визжащего человека.
Евдокия вздернула левую руку, на вилку нанизан кусок мяса.
- Ну вот и все, поросеночек, а лапа заживет. Хозяйка позаботится.
Она небрежно бросила вилку с мясом и нож в кастрюлю, достала деревянную плашку, зачерпнула из нее мазь и еще немного повозилась с пленником. Несчастный жалобно похрюкивал, потом затих.
- Спи поросеночек, - пробормотала Евдокия, стащила жертву со стола и оттащила в клетку, где, судя по звяканью, на его шее сомкнулся металлический браслет.
Евдокия ненадолго задержалась у калитки Борова, протянула руку – до Игоря донеслось довольное похрюкивание. Потом взяла кастрюлю с человечиной и, покряхтывая, выбралась из подвала. Крышка захлопнулась.
8.
- Такое уже было?
Богдан помолчал, сказал тихо:
- Да.
- А с тобой?
Богдан задышал тяжело.
- Два пальца… на ногах, - ответил он.
- Тварь.
Проснулся и заскулил Бородач. Игорь продолжил:
- За что?
- Хряк что-то сказал. Или ей показалось так.
- Что за хряк? – спросил Игорь.
- Мужик в клетке напротив Борова.
- Но пальцы отрезала…
- Да, - перебил Богдан. – Она никогда не наказывает того, кто провинился. Игорь, мне кажется, она даже не думает, что наказывает. Просто ей в голову приходит, что завтра день Хозяйки.
- А почему вы едите эту дрянь?
- Ты не стал есть и…
- Я не о том. Почему вы все не откажетесь есть. Тогда никто не нахлебается яда, и она никого не утащит на стол.
- Боров все равно будет есть, - сказал Богдан.
- Почему?
- Я не уверен, что там человек. Ни разу не слышал, чтобы он говорил. Мы иногда шепчем друг другу. По-человечески. А он только хрюкает, - объяснил Богдан.
- Черт с этим Боровом. Пусть жрет! – процедил Игорь. – Я эту мерзость есть не буду. Лучше с голода умру. Ты со мной?
Бородач стонет. Хрюкнул Боров. Богдан молчит.
- Богдан, ты со мной?
- Я с тобой, - прохрипел Бородач. – Хряк, давай заканчивать. Тебе ведь уже ногу отрезала. Давай сдохнем с голоду.
- Да, - проскрипел Хряк.
Игорь еще не слышал его голоса. Похоже, это был старый, или просто сильно измученный человек.
- Это плохо кончится, Игорь, - сказал Богдан.
- Все уже плохо.
Богдан помолчал и сказал:
- Я согласен.
Боров завизжал. Громко, истерично, захлебываясь. Наверху хлопнула дверь, глухо простучали тяжелые шаги, крышку люка будто выбило напором ветра.
Евдокия спустилась в подвал и быстро проковыляла к клетке Борова. Он визжит, стучит руками или лапами по доскам. Чего-то не хватает в этой какофонии… Не звенит цепь! Боров не прикован.
- Тише, тише, поросенок, - сказала Евдокия и просунула руку в клетку.
Боров умолк. Тяжелая туша Евдокии, переваливаясь, поползла к выходу из подвала.
- Хороший поросенок, - бормотала она. – Хозяйка поняла. Хозяйка позаботится о глупых поросятках.
9.
Евдокия не захлопнула люк. Возится наверху, стучит железом и деревом, что-то приговаривает.
Спустилась с двумя маленькими ведрами, предупредила:
- Не ешьте, пока хозяйка не разрешит!
Вид, как обычно, тошнотворно благодушный.
Вылила похлебку в корыта Игоря и Богдана. Принесла еще два ведра для Бородача и Хряка. За порцией для Борова не пошла, сказала:
- Ешьте, поросятки!
Несколько секунд стояла тишина. Потом захрюкал Боров.
- Я сказала, жрите! – закричала Евдокия.
И без того темное в подвале лицо сумасшедшей стало совсем черным. Боров завизжал.
- Так вы благодарите хозяйку? – бросила Евдокия и ринулась к лестнице.
Ступени заскрипели, она чуть было не сорвалась. Сердце Игоря трепыхнулась – вдруг сорвется и сломает шею? Нет, выбралась из подвала. Наверху что-то загремело, упало.
Евдокия спустилась в подвал. Стоит, ссутулившись, ее трясет. В руках держит палку в свой рост. На конце – штырь. В гнездо страха ворвалась званая гостья – паника.
Евдокия ринулась к клетке Богдана, выставив палку. Шест проскользнул между досок и ударил в грудь парня. Богдан охнул, застонал и медленно завалился на бок. Женщина с рыком вытащила шест, отбросила, открыла клетку. Достала их кармана на платье ключ и отстегнула ошейник Богдана. За ноги вытащила юношу из клетки и, не останавливаясь, потащила к столу. Со злобным рычанием уложила на столешницу, на запястьях и ногах парня сомкнулись оковы.
Евдокия вылезла из подвала, сжимая в руке шест. В слабом свете лучины Игорь разглядел на дереве и металле темные пятна. Хлопнула крышка люка.
10.
- Господи, спаси… Господи, спаси, – бормочет Богдан.
Голосит Боров, призывая хозяйку.
Игорь тупо дергает кол в стене. Тот не двигается и ясно, что не сдвинется.
Загремела кастрюля – за визгом Борова Игорь не услышал стука открывшегося люка. Евдокия проковыляла мимо, подошла к столу и, как уже было, поставила кастрюлю с инструментами между ног жертвы.
Богдан молчал. Его положение было отчаянным, но могло стать еще хуже, если безумная услышит человеческую речь. Игорь, просунув голову между досок клетки, видел, как Евдокия достала нож, а теперь любуется им в свете лампы. Игорь ждал, что женщина сдернет с Богдана штаны. Мысль вызывала зуд в яйцах. Он инстинктивно сжал ноги. Но грязные, изодранные шерстяные панталоны остались на парне.
- Сегодня вновь хозяйкин день! – провозгласила Евдокия. – Хозяйка поест мясную похлебку.
Она поднесла нож к правой руке Богдана. Дергается ее локоть, трясется Богдан – молча, сжав зубы.
- Ух! – выдохнула Евдокия и бросила большой палец юноши в кастрюлю.
- И Борову гостинчик, - сказал она, перегнулась через стол и стала увечить левую руку Богдана.
Юноша повернул голову. Его лицо укрывает тень, но Игорь видит влажный блеск на глазах, губы корежат безмолвные вопли. Игорь застонал, но тут же осекся. Как бы его скулеж не услышала Хозяйка. Но Евдокия слишком увлечена пальцами Богдана. Хотя Боров, мразь, взвизгнул.
- Вот и все, поросеночек, - сказала Хозяйка Богдану, который теперь смотрит на нее, по щекам текут слезы.
Евдокия бросила палец Борову:
- Жри!
Боров завозился, захрюкал.
Хозяйка смазала раны Богдана той же мазью, что Бородачу. Парень вырубился. Она освободила его ноги и истерзанные руки от оков и стащила юношу на землю, чуть не опрокинув кастрюлю.
Когда поволокла по полу, Игорь отполз от края клетки и забился в угол. Хозяйка затащила Богдана в клетку, положила на солому. Щелкнул замок ошейника.
11.
Игорь ел белесую, вонючую бурду, чавкая, похрюкивая.
- Хороший поросенок, - ударил по затылку голос Хозяйки.
Игорь поперхнулся, закашлялся, маскируя кашель по хрюканье. Потом начал повизгивать. Он жрал и хрюкал до тех пор, пока не хлопнула крышка люка в потолке.
Дни Игорь мерил кормежкой. Если считать, что Хозяйка кормит их раз в день, с экзекуции над Богданом прошла неделя. Юноша почти пришел в себя, хотя часто граф в бессилье сжимал кулаки, слыша его стоны.
Игорь улегся на солому, рассчитывая вздремнуть – до следующей кормежки еще долго. Но только начал погружаться в дремоту, как крышка погреба распахнулась. Он метнулся к корыту.
Лестница заскрипела как-то непривычно тяжело, будто вот-вот треснет. Игорь искоса глянул и не сразу в полумраке подвала осознал, что видит. По лестнице сползало пышное платье. Это… Это женщина!
Евдокия держит безвольную жертву за руки, и, согнувшись, спускается в подвал. Когда ноги женщины достигли пола, Евдокия отпустила руки и та, как куль с бельем рухнула на землю.
Хозяйка тяжело ступила на атласное платье тапками с налипшими комьями высохшей грязи. Схватила пленницу за одну ногу, поволокла. Перед лицом Игоря остановились жирные ноги.
В похлебку посыпалась сухая, измельченная трава.
- Жри! – рявкнула Хозяйка.
Игорь зачавкал, стараясь не проглотить неизвестную приправу.
- Жри траву! – завизжала Евдокия.
Игорь зажмурился и втянул помои, на которых сверху плавала измельченная почти в порошок трава. Потом еще и еще.
Губы деревенеют, в голове плывет. Руки подломились, в лицо ударила кислая жижа, забилась в рот и нос. Потом сильно рвануло за волосы, и граф рухнул в бездну.
12.
Игорь подвигал бровями – будто коркой покрылись. Провел непослушной рукой по лицу, стирая засохшие помои. Сзади звякнуло. Игорь затих.
- Граф - прошептала женщина.
Голос тихий, робкий, будто вот-вот расплачется. Игорь почувствовал, как полыхнуло жаром лицо, глаза заслезились. Жгучий стыд разлился по телу. Только не женщина. Когда твои унижения – как ты жрешь помои, хрюкаешь и выполняешь приказы жирной безумной тетки – видят мужчины, это неприятно, это мерзко. Но когда его позор увидит женщина…
- Граф, - повторила незнакомка.
На плечо Игоря мягко легла рука. Он перевалился на спину и сел. На женщину не смотрел. Хозяйка посадила новую пленницу в его клетку, хотя были и другие, свободные. Зачем?
- Меня зовут Анастасия Анохина, - представилась соседка. – Ваш шурин Богдан рассказал, что мы в плену и нельзя говорить. Но… Как нам выбраться, граф?
Игорь повернул голову. На него смотрят большие испуганные глаза. Белые локоны спутались, кое-где испачканы грязью. На шее такое же, как у других узников, кольцо с цепью. Игорь глянул на камень – появился еще один кол.
- Так что, граф?
Наверху хлопнула дверь.
- Тшшшш – зашипел Игорь.
Женщина испуганно сжала губы.
Шаги и глухие удары наверху больно царапают нервы. Игорь стиснул зубы, уставился в корыто, словно пытается сдвинуть взглядом. Пришла нелепая мысль: а как теперь есть, там же эта трава…
Крышка в потолке дернулась, отлетела, ударилась о пол. Заскулили ступеньки. В густой полумрак подвала, будто в воду, погрузился деревянный шест, ударился о землю, Игорю показалось, что он услышал глухое «тук». Шест поплыл по подвалу. Гвоздь сантиметров пять в длину раскачивается из стороны в сторону. Остановился так внезапно, что Игорь дернулся. Хозяйка стояла перед ним.
- А ну, кабанчик, оприходуй свинку. Хозяйке нужны маленькие поросяточки, - сказала Евдокия с благодушной улыбкой. – Чего застыл? Прыгай на свинку!
Что-то раскаленное добела выжгло гнездо страха в груди, поднялось по горлу и выползло сквозь плотно сжатые зубы:
- Твааарррь!
Евдокия отпрянула. Ее безобразное лицо еще больше изуродовала слепая, свинячья злоба. Тварь просунула самодельное копье между досок и толкнула в сторону Игоря, навалившись всем телом. Но граф Бежин этого ждал: опрокинулся на бок, на атласное платье Анастасии, обеими руками схватил шест и с силой дернул на себя. Гвоздь ударился о камень в стене, заскользил. Раздался сочный треск – Евдокия дряхлой тушей упала на доски клетки, проломила и ударилась мордой о землю. Истошно завизжал Боров.
Игорь схватил Евдокию за сальные волосы и рывком погрузил в помои, которые она щедро сдобрила отравой. Тварь булькает, хрипит, пытается вырваться, но недолго – затихла, обмякла.
Игорь с ревом затащил ее в клетку, сунул руку в единственный карман на ее платье. Какой-то мусор, кажется шелуха от семечек. И… вот он! Прохладный и отчего-то бодрящий, будто глоток морозного воздуха, кусочек металла. Игорь вытащил ключ. С трудом – руки дрожат – расстегнул ошейник и сразу же нацепил на шею Евдокии. Замок сомкнулся с трудом, пришлось изрядно надавить, чтобы преодолеть сопротивление толстой кожи и жира.
Встал и сильно, насколько позволило ослабевшее в заточении тело, пнул Евдокию в бок.
- Просыпайся, свинья!
13.
Цепь со звоном упала на землю. Богдан ладонями без больших пальцев потер шею, бросился в объятия графа.
- Спасибо, Игорь, - сказал он и всхлипнул.
Анастасия стояла в шаге от них, с беспокойством заглядывая в клетку, из которой только что выбралась. Там бесформенной серой грудой лежит Евдокия.
- Эй! Граф! Не забудь про нас, - крикнул Бородач.
Богдан с неохотой разжал объятия, Анастасия отступила, давая дорогу спасителю. Игорь освободил Бородача:
- Барон Олег Голенищев, - представился тот, протягивая руку, кивнул на клетку Хряка, - Вытащим Николая, он здесь старожил.
Игорь сбросил ошейник с Николая – изможденного седого мужчины. Сам тот идти не мог – Евдокия в один из хозяйкиных дней отрезала несчастному ногу. Барон Голенищев подхватил бывшего сокамерника, а Игорь подошел к клетке Борова. Масляная лампа совсем рядом, но часть клетки погружена во мрак. Игорь разглядел голое тело с лысым черепом. Двумя яркими пятнами в темноте светятся белки выпученных глаз. Мужчина, совсем молодой, прижался к стене, поджал ноги.
- На нем нет ошейника, - сказал сзади Голенищев.
- Парень, мы свободны, пошли отсюда, - позвал Игорь.
Боров хрюкнул.
- Парень…
- Оставьте его, граф, - сказал Николай. – Он не прикован. Захочет – уйдет.
- Она просыпается! – завопила Анастасия.
Игорь подошел к клетке, в которой провел много дней. Евдокия уже сидит на соломе. Пальцы, как огромные черви, ползают по ошейнику.
- Благородный граф! – прохрипела она – ошейник плотно охватил горло. – Отпустите меня! Я больше так не буду!
- Пойдем отсюда, Игорь, - Богдан потянул его за руку.
- Да, пожалуйста, - поддержала Анастасия.
Когда Игорь поднимался по скрипящей лестнице, истошно завизжал Боров. А потом он услышал сиплый голос Евдокии:
- Не плачь, сынок. Скоро придет папа, он нас освободит.
Богдан пинком открыл дверь. Пахнуло свежестью и прохладой. От яркого света Игорь зажмурился. Стоя на пороге, он бросил взгляд через плечо. Грязное мрачное помещение, усыпанный крошками стол, а на столе початая бутылка вина и стальной кубок с узорном.
Богдан упал на колени и жадно ел чистый, белый снег. Когда Игорь вошел в этот дом, двор покрывала грязь…
- Уходим отсюда, - сказал барон Голенищев.
- Только к старосте заглянем, - тихо сказал Игорь.
- К черту старосту! - крикнул Голенищев.
Но граф Бежин уже шагал к дому деревенского главы. Он подумал, что если у свободы есть звук, то это хруст снега под сапогами…
Богдан догнал, и теперь шел рядом. Следом Анастасия. Голенищев с Николаем тащатся позади. Барон цедит проклятия. Николай оглядывает пустую деревню, по лицу блуждает улыбка.
- Зачем тебе к старосте, Игорь? Давай доберемся до города и расскажем властям, - предложил Богдан.
- А может, не расскажем? Пусть там гниет! – предложил барон.
- Нет, сгниет она в тюрьме. Я позабочусь, – ответил Игорь, не обернувшись.
Анастасия тревожно озирается, чуть ли не прижимается к Игорю.
- Богдан прав. Мало ли их тут сколько.
- Еще один точно, - сказал Игорь, взглядом вцепился в дом старосты.
- Думаешь, он тоже? Но почему? – спросил Богдан.
- Ты пил вино из железного кубка с лозой винограда?
- Да.
- У кого? – продолжил Игорь.
- У этой… - ответил шурин.
- Я тоже. А еще у старосты.
Дом такой же крепкий, добротный, плетень не покосился. Хотя Игорю показалось, что прошло много лет с тех пор, как он пил вино в полумраке крестьянской избы. Граф Бежин без стука открыл дверь, под ногами заскрипела половица. Кулаки сжаты – предвкушает, как будет крошить зубы, с хрустом и чваканьем плющить нос... Осмотрелся, даже заглянул под стол. Пусто. Может, у этого тоже подвал? Никаких следов крышки.
На улице заржал конь. Игорь вышел, побежал за дом. Конюшня. Широкая дверь открыта, изнутри тянет теплом и запахом конского навоза. Игорь вошел, глаза быстро привыкли к полумраку. В клетках вдоль боковой стены стоят кони. Среди них Игорь узнал Красавчика. Но близкого друга обнимет позже. Сейчас он смотрел в глаза старосты, полные страха и мольбы.
Староста медленно встал на колени, стягивая зеленую фетровую шляпу.
- Ну что, поросеночек? - ухмыльнулся граф Бежин. – Пойдем в свинарник.