Ночью из леса вышла жуткая жуть. Она орала, визжала, шипела, гудела. Шепталась и грозилась. Шастала повсюду и готова была наброситься. Жуть ужасна на вид. Она стара, коса и горбата, притом скособочена. Вонюча и грязна. Ободрана и обдолбана. Пьяна вуматень и расхистрана в полный раскирдос.
Дело случая
Несколько дней назад мне позвонила девушка на предмет уроков английского. Я сразу почувствовал по её голосу какой-то неадекват. Приезжаю в Сикилёвку, где обитает эта Оля, вхожу в квартиру – девушка пьяная в жопу. С порога спрашивает: вы коньяк пьёте? Красную икру едите? Сели на кухне. В комнате Олина мамка лежала на диване в неглиже и полном отрубоне. Только стонала и порой дико орала. Иногда протяжно выла. На улице метель, кстати, пурга сильная тоже завывала.
- Вы не обращайте внимания, - говорит Оля. – У нас поминки были.
И начала мутно объяснять, что повесилась какая-то Юля, потому что ей поставили четыре а не пять по физике.
После третьей рюмки Оля заплакала, потом малость повеселела и сообщила, что её муж, мент, уехал на Чукотку. Мы выпивали, закусывали. Коньяк был хороший, Трофейный. За окном метелило, мамка стонала, Оля то плакала, то смеялась
ГРИБЫ
В начале осени они поехали за грибами. Сергей такой маленький, худенький бывший повар. ****абол. Одет в триковину и футболку. Николай – высокий, солидный, усатый, бывший мент. На нём камуфляж. Николай рулит, Сергей болтает. В багажнике болтается связанная девка.
- В нашей деревне Нетрезвище, - болтает Серёга, - жил один дед. До войны он был председатель колхоза, в войну стал придателем, после войны опять руководил хозяйством. Так вот он знал как привадить к себе баб. У него было тайное оружие – рогатка.
Николай улыбается в усы.
- Мы вот тоже, - говорит он басом, - когда в ментуре работал, долбили в троём одну тёлку из медучилища. В итоге двое подхватили трипак, а я нихуя. Русская рулетка хули.
Они подъезжают к лесу.
- Теперь, - говорит Николай басом, - выпускаем девку. Берём след и она выводит нас на грибное место.
- Тебе виднее, ты же легавый улыбается Серёга.
Вечером они ели грибы и смеялись как идиоты. Горел костёр. Возле него валялась связанная девка.
Ещё раз про грибы
У Паши Рыжего тоже было весело. Он када обкурится или перепьёт сэма, начинал охуевать. Рубил мебель и книжки ( у него их было очень много), ****ил жену свою Машку Батискаф, приводил домой всяких левых уродов, которые и замочили его однажды прямо на хате. Отдыхали от него только когда он уезжал куданить ночью на своём велосипеде. Мог *** знает где оказаться, за много километров от города. А возвращался обычно с весёлыми грибами, которыми от души угощал всех подряд.
Грибы опять
Весь следующий день собирали грибы. Разошлись по лесу. Девку тоже развязали и пустили на сбор голую. В лесу никто её не увидит всё-равно, разве что леший какой да нахуй ёна ему нужна беззубая. К вечеру собрались у костра. Девку связали и положили поодаль. Стали жрать. Жрали-жрали, после Николай заговорил:
В Афгане когда были, там мирных жителей нет вообще. Все воюют. И Женщины и дети. Мы всех мочили. Женщины они у них ещё хужей мужиков. Злые как черти. А дети рождаются с автоматом в руках. Все воюют всю жизнь и уже много-много лет. И живут только на маке. Караваны верблюдов с чистым героином расходятся по всему свету. Кроме мака у них ничего не растёт. Но под землёй полно всякого новейшего оборудования и полная связь со всем миром. А они сидят, пьют чай и курят гашиш. Спиртное то им запрещено.
Серёга молчал и думал о своём. Об Ираке, где шииты ****ятся с сунитами, о Сирии, где валит густой чёрный дым и всё покрыто мраком, о Миссопотамии… Иногда он вдруг совершенно беспричинно орал что-то невнятное или громко на весь лес смеялся. И вдруг вопрошал у Лешего, что прятался гдейто рядом: не русофоб ли я?
- Ты ****ь, Серёга ****абол, - иногда лениво отвечал из ближайших кустов Леший.
- Но ведь кругом столько русофобии и ****ского либерализма. Ажнуть страх берёт.
- Ничего нихуя не боись, паря, - усмехался Леший. – С нами крёстная сила.
И уже не в силах сдерживать себя хохотал на весь притихший лес.
А Серёга продолжал со стоном про глобализм, арабов и гейропу.
Связанная девушка ни о чём не думала. Она молча смеялась над прикольными мужиками, ей всё было до ****ы. Звали её Юля. Смуглая. Похожа немного на татарку. Переднии зубы почти все выбиты. Она немного шепелявит. Небольшого роста. Лет двадцати пяти. Деревенская. Она часто повторяет вслух :
- Я девка деревенская, не какая-нибудь интеллигентка вам.
А потом:
- Вспод замлёй полноух, а мытакие едем-едем и вдруг на повороте – ***к и ****ец.
Из чащи леса доносилось:
- ***к, ****ык, ку-ку.
Это теперь Юля плохо говорит, ходит только на четвереньках и ****ся только раком. А ведь раньше…
Но надо в конце рассказа замолвить пару слов о Лешем. На самом деле он никто иной как наш друг Лёша-иконописец.
Лёха такой длинный, худой, нескладный. В первый день в Заре всё рассказывал нам как он расписывает храмы, делает богоугодное. На второй день прилично напился и заявил что бога нет, что он воевал в Чечне убивал людей. Потом как-то раз пришёл уже почти готовый, добавил и начал на всех наезжать. В итоге упал под стол. После этого его никто не видел. И вот вишь оказался Лешим в этом глухом лесу.
- Поди сюда, Серёга, - услышал Серёга ночью призывный голос. Во тьме свитились два красных глаза. Сергей пошёл на свет.
- Расскажу я тебе одну историю, - говорил Леший где-то совсем рядом.
Серёга присел и приготовился слушать.
- Расписывал я одну церковь в провинции. Целый день трудился. Устал и пошёл спать в сарай на сено. Сразу заснул как убитый. Ночью мне приснилось, что кто-то делает мне минет. Открываю глаза – отец Анатолий.
- ****ь! – заорал Серёга и кинулся прочь. «Заманивают, соблазняют, суки глоболисты!», - стучало у него в голове.
У догоравшего костра слышалось женское бормотание:
- Грибы, грибы, грибы, гробы, гробы, гробы…грибы, грибы…гробы, гробы…
Связанная девка Юля когда-то была ничего себе такая, но в последнее время сильно опустилась. Речь её всё больше становится несвязной, передвигается только на четвереньках, жрёт руками, ****ся исключительно раком.
Когда-то у Юли были длинные крассивын волосы, каскадом спадавшие на плечи. Она любила попрошайничать. Например, читала на улице монологи Гамлета на английском за стакан вина. Некоторые интелы, которые тогда ещё были живы, подавали девушке. Когда менты забирали Юлю за чтение Шекспира на английском, она сразу начинала кричать что ****ся только раком, и её отпускали.
И аот теперь она вся высохла в былиночку, а вместо роскошных волос у неё голый череп.
Грибы в ту пору удались. Им не было конца. Они жрали их каждый вечер. Наконец Николай как-то ночью впал в депресиию. Ему казалось, что они никогда не выйдут из этого ужасного леса. Да и давление ****о не по децки, а он забыл взять с собой нужные таблетки.
- На ***, - говорил он раздражённо полуспящему Серёге, - надо забанить усю русскую литературу. Помнишь Екатерина говорила Радищеву, что ён бунтавщик хужей Пугача. А Пушкин, сукин сын, что писал про царя, типо, самовластительный ты злодей, тебя, твой трон я ненавижу, подонок ****ь. А Чернышевский вабще звал Русь к топору. Горький, козёл, открыто призывал к революции. Помнишь эту шнягу про Буревесника?
Серёга сонно кивал. Только под самое утро он слегка ожил и пробормотал:
- Топор это хорошо. Как же в наше время без топора ходить. Вот в нашей деревне Нетрезвище жил один мужик, который зимой ходил в нагольном тулупе и мог выпить зараз бутылку водки. А уж потом занимался делами. Помер конечно потому что перешёл на самогон, который гнала у нас одна уёбишная баба с добавлением куриного помёта и димидрола. Сколько мужиков от этого сэма тады помёрло. Вот я и хотел её топориком по черепушке
Немного о ***не
Вабще я пошлее Франции и французского языка ничего не знаю. Это просто апофеоз банальности. И эта мещанская поебень продолжает повторять: увидеть Париж и умереть. Поезжайте бля и умрите.
Америка тоже большое говно. Особенно сейчас когда этот придурок трамп повторяет кажный день America first" Это звучит в вольном переводе типа Дойчланд убералис. Нахуй и в****у.
Германия
Германия тоже довольно пошлинькая страна. Лучше всего её банальный дух выразил, конечно, её фюрер, А. Шекельгрубер. По пошлости и силе воздействия на тёмные массы он сравним разве что с группой Битлс. Отчасти обеляют Г. в моих глазах только некоторые заводные немки, которые пьют по нашему, шалеют и не жалеют денег. Никогда в этом смысле не забудк Гетрун Стеге, блонд, Кристиану, чёрненькую, (фамилия утрачена), и рыженькую такую крепенькую с большим клитором, которая в разгар пьянки вдруг бросила на стол бумажник с криком:
- Я тебя люблю и хочу пропить все деньги!
Веселуха
Когда строили крепость, одна башня всё время рушилась. Строители пришли в отчаяние и обратились к местному колдуну. Тот поразмыслил и сказал, что надо замуровать в башню самую красивую девушку в городе. Нашли красавицу и замуровали. Штука в том, что девица не плакала и не кричала, а смеялась каку сумасшедшая. И долго ещё громкий смех раздавался из башни, которую назвали Веселуха.
****ец
Один герой советского союза поехал на своей Волге в гости к другу и однополчанину, который работал председателем колхоза. Они хорошо выпили и закусили. Стали вспоминать как били немцев. Ближе к вечеру герой отправился домой по пустынной сельской дороге. Вдруг из-за поворота на него выскочил немецкий танк. «****ец» - подумал герой и не ошибся.
Виноград
В центре все знали Винограда. Он работал врачом гинекологом и понятно имел большие алкогольные подарки от разных дам, которые хранил в своём рабочем кабинете. Мы на крайняк, когда совсем подыхаешь с бадуна, всегда имели в виду Винограда.Там у него к тому же не простые напитки держались, а коньяк, виски и текилла. Мы же сидели в основном на сэме и для нас зайти к другу было просто за счастье.
Виноград и сам постепенно пристрастился к выпивке, но пока в пределах нормы. Держал статус. Пил только хороший дорогой алкоголь.
А потом случилась одна ***ня. Как-то солнечным летним днём он познакомился в центре с классной тёлкой, сразу на неё сильно запал, купил ей букет роз и повёл в бар. Они пили шэмп и мило беседовали. Виноград расслабился и прям заторчал от счастья и высоченного кайфа. Но тут в баре нарисовались два бондоса и стали фаловать девчонку. Ребята были молодые и крутые. Чувиха повелась. Они вскоре свалили, оставивив Винограда нажираться с горя в жало.
Через пару дней Виноград узнал через знакомого мента, что бандосы вывезли эту девку куда-то за город, оттрахали, сняли с неё все брюлики и зверски избили. Виноград очень переживал и с горя забухал по-чёрному. Он выпил весь элитный алкоголь, который держал в своём кабинете, а потом пошёл в центр и стал пить в нашей компании сэм, который мы покупали у Огурца, который жил и торговал в бывшей конюшне графьёв Энгельгардов, где жил также Витька художник, которого убили ночью какие-то негодяи.
Один из Энгельгардов, кстати, во время войны двенадцатого года организовал партизанский отряд, но был пойман французами и приговорен к расстрелу. Его повели убивать в овраг недалеко от его дома, дав в волю напиться шампанским. Пьяный Энгельгард перед смертью крыл французов матом на их родном языке. За что ему конечно уважуха.
Виноград быстро спивался. Если мы начинали с утра пить сэм по пол стакана, чтоб не гнать лошадей, то он уже просил наливать ему сразу полный. В итоге он вылетел с работы и большую часть времени проводил в центре, где мы тусили и сооброжали на огрурцовский ядрёный сэм с колёсами.
Однажды Винограду стало очень ***во, и он решил лечь под капельницу. В больнице у него ещё оставались какие-то друзья, к которым он и обратьился за помощью. И вот лежит он под капельницей, рассказывал он нам потом, и ему так классно стало, что он отключился от неё, сбегал к Огурцу, въебал сэма, а потом опять нырнул под капельницу.
Постепенно Виноград стал доходить. Уже не мог добираться до центра и бухал в какой-то мурлычке у себя с Секилёвке. Пока однажды не склеил кеды.
Возвращение Твардовского
Однажды я выпивал в ресторане Днепр с поэтом Марком Соболем. Он автор культовой песни из кинофильма Последний дюйм. Песня стала гимном битников тех времён. «Но пуля дура прошла меж глаз ему на закате дня, успел сказать он в последний раз: какое мне дело до всех до вас, а вам до меня». Как-то так вроде.
Соболь рассказал мне пару баек про поэта Твардовского, которого называл Трифонычом.
Как-то на первомайской демонстрации литераторы, авторы Нового мира, никак не могли похмелиться. Все винные закрыты. Сплошной облом. Подыхали просто. Но тут идёт такой Трифоныч, расстёгивает пальто-реглан, а там две бутылки водки. Говорит: пейте, алкоголики. Вот мне после смерти памятник поставят, придёте и скажете: а он нас с бадуна выручал.
Второй эпизод произошёл в ресторане Пекин. Пьяный Трифоныч вдруг вскочил с места и заорал: официантка, целуй меня, я первый поэт России. На следующий день Твардовский спрашивает у Соболя в редакции: что там было. Соболь ему всё рассказал. Трифоныч говорит: это ерунда, вот если бы я кричал, что я первый редактор Нового мира…
После того как Твардовского выгнали из главных редакторов за публикацию повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича». А заодно погнали из Союза писателей, он уже не мог платить за московскую квартиру, и переехал в Смоленск. Стал жить на улице Твардовского в барачного типа доме, построенным пленными немцами. Все удобства понятно во дворе. Трифыноч сильно запил. Вскоре он уже не в силах был дойти до ближайшего винного Девятка и просил соседских алкашей приносить ему бухло. Выпивая с алкашами во дворе, Твардовский читал им отрывки из Тёркина и поднимал боевой дух спившихся мужиков. Общение с простым народом как-то успокаивало поэта и даже давало темы для новых стихов. Но он уже не мог ничего писать.
Мутное время
(Закос под Зощенку)
Не люблю я, граждане, баб, которые неверные.
Вот тожа была у меня некоторое время одна гражданочка. И довольно плотная. Даже при работе, что странно в наше мутное время. Я как тогда бывши уволенным по статье за прогулы и пьянство, так мне эта блондиночка очень даже пригодилась. К тому ж деньги она в дом всё-таки приносила иногда. Хотя мы их конешна сразу все пропивали за два дня. А потома соси ***. Чем эта дамочка и занималась на стороне, а я об етим не догадывался.
Только тут случилось одно происшествие. Вот живём мы с ней месяц, потом другой, и она вдруг говорит:
- А не сходить ли нам в баню? Мы давно уже не мывшись.
Дело хорошее. Кто спорит. Я согласный. Мне как раз и выпить сильно захотелось, а тама рядом шалман хороший Баргузин.
Пошли мы с ей значится в баню. Моёмся. Всё путём. Только рядом в кабинке какая-то пара снашается уж больно громко. И голоса такие низкие. Похоже два мужика там ебутся. Я говорю своей:
- Давай заканчивай. Обдавайся и пойдём отседа. Сил нет терпеть такой разврат.
Пошли конечно в этот шалман Баргузин. Тама народа припёрлось ни вздохнуть, ни пёрнуть. И все портвейн Три топора пьют. Решили и мы по этой отраве пройтись. Не дорого всё-таки в наше мутное время – всего двадцать девять рублей, а недавно ещё было двадцать шесть. Дорожает всё хуле.
Выпили мы по три стакана, моя говорит:
- Пойду покурить стрельну, а ты потома подходи.
Это мы с ей завсегда так делаем. Женскому полу одной сподручней у мужиков куриво просить. Подождал я трохи и вышел вон. Глядь. Нет моей нигде. Ни видать. Нету и всё тут. Нечего делать побрёл домой расстроенный.
Только к вечеру приковыляла баба вся побитая, грязная и аж морда синяя. Оказалось что пошла за пачку сигарет с каким то мужиком, который только что освободился. Он женщин давно не видел, поэтому держал мою у себя довольно долго. Выгнал я её конешна. Нет, граждане, не люблю я баб, которые неверные.
Прогулка с Зуем
На днях встретил музыканта Зуя на улице Крупской.Года два его не видел. Идёт такой весь в щетине с бутылкой пива. Издали даже принял его за Клюва, так у него нос раздался. Он в вязанной шапке, чтоб свежебритая голова не замёрзла. Его теперь за бандита люди принимают и остерегаются.
Зуй предложил прогуляться. Сказал что жена послала за продукатами. Заодно покажет мне магазины, где можно купить всё подешевле. Он этот район хорошо знает.
Идём с ним. Он меня дворами ведёт. Сначала в один магазин зашли – там всё очень дорого, помидоры больше двухсот рублей, старая картошка по сорок, молодая за семьдесят. Потом Зуй мне ещё один продовольственный показал – там такая же ***ня. Цены не приемлимые.
Дальше Зуй пошёл по мурлычком. Заходит и сразу кричит: Ленка там или Анька, наливай. Тётки уже знают какое пойло ему надо. Портвешок Три топора само собой. Пока из продуктов ничего не купил, а деньги тают. Жена через каждые две минуты звонит, беспокоится. Она довольно нервная у него. В дурке недавно полежала.
В итоге Зуй подвёл меня к симпатичному особнячку и говорит:
- Пошли выпьем. Тут спирт хороший продают.
Я отказался. Он говорит, ладно мол, тогда подожди, только у калитки не стой, а то здесь менты ходят.
Я отошёл подальше.
Сначала из особнячка вышел тип с почерневшей от бухла мордой, потом появились два чистеньких полицая. Тут и Зуй нарисовался. Ну, они к нему и прицепились. В чём смысл задержания я не понял, но ждать товарища не стал. Ушёл по делам.
Бандэры
(навеяно фб ****абольством с музыкантом Макаровым)
Однажды меня тормознули на румынской границе. Типа как в своё время Осю Бендера. Только меня задержали бандеры. Искали доллЯры. Устроили жёсткий допрос и личный досмотр. Ничего конешна не нашли. Штука в том, что со мной была девчонка, которая спрятала валюту в свою ****ёнку. Тоже сильная была деваха, даже тяжметалл одолела. Я б назвал её пуССианаркой. Собрать бы батальон таких пусССианарок и заппуССить их в Бандэры. Зараз заССуть и прекратять произвол.
Лётчик
Он брёл пошатываясь и мило улыбаясь. На нём кожаная куртка, штучные брюки, узконосые туфли. Хотел поссать возле второго корпуса гостиницы. Но тут к нему подошли и спросили, нет, попросили пройти туда, где его никто не увидит.
- Идите на ***! – ответил он. Милая улыбка исчезла. Но тотчас появилась вновь. Он увидел перед собой симпотную гражданку и хотел ей что-то предложить, но не знал что конкретно. Он забыл где находится, откуда прибыл и зачем вообще здесь.
- Может, вызвать вам такси? – спросила женщина.
Он отрицательно покачал головой.
- Я лётчик, - проговорил довольно отчётливо. – Сейчас я вам покажу.
*****, как он сюда залетел и попал в такое пике?
Он снял куртку и бросил её на землю. Потом снял туфли. Потом…
Да ладно, заебло уже. А то вы подумаете что он выхватит откуда-нибудь, хоть из жопы, писталет и завалит бедную Раису. Да нихуя. Ну, выпил чел у себя на даче бутылку водки в одно лицо, продолжил в ресторане гостиницы и забыл всё на свете. Может и правда лётчик.
Танин день
Она стояла на обочине дороги. Слегка поддатая как я люблю. Обратилась ко мне с вопросом, как добраться до Монастырщины. Я предложил выпить, она тотчас согласилась. Длинное платье, сапоги со сломанным каблуком. Хотел повести её в Приют странника, но его закрыли, сообщил мне Димон, который живёт у ГАИ. Познакомились. Её зовут Таня. Имя хорошее. У меня бабушка была Татьяна. Димон после раздумий всё же вылез нам навстречу и согласился нас приютить, если мы будем себя хороршо вести. Взяли водки, пошли к нему. По дороге Таня попросила купить клей Момент каблук приклеить. Подходящший магазин попался походу. У Димона запущенная комната, на полу всякий хлам, над ним весит плазма. Видно что человеку всё до ****ы, кроме интернета. Выпили за мой День рожденья. Таня заторнула вареньем прямо из банки. Сало есть отказалась. Рассказала нам, что ушла от мужа, который пидарас, и забрала ключи от квартиры. Типа *** с ним, пусть на улице ночует. Димон достал гармошку заиграл русскую, Таня пошла танцевать. Позвонила её мать, обозвала Таню шлюхой.Таня заплакала, но не на долго. Опять развеселилась, стала рассказывать смешные истории. У неё золотистые волосы и большие сиськи, на которые заторчал Димон. По честному, мне нравятся деревенские девки. Они простые и искренние. Выкладывают о себе всё начистоту. Таня рассказала, что должна кому-то пять мильёнов, что у неё хотят отнять двухлетнюю дочь, что все мужики козлы. Что-то ещё говорила, но я уже пьяный был и плохо помню. Дальше рассказывать не буду, потому что отключился. Сами додумайте что там произошло.
Юденич
Намедни повстречал опять Юденича. На сей раз он сам ко мне кинулся и заорал на всю улицу нашего поэта Искаковского, что у них (при нём была девушка Оля) есть бутылка водки. Счастье неописуемое. Улица здесь, кстати, тоже довольно интересная. Идёшь так, вдруг встретишь прям из восьмидесятых Чарли с улицы Чаплина в модном по тем временами прикиде, а то зачотную девушку с каштановыми волосами в чёрных узких штанах и приталенной кожанке, или вдруг Антонину с почерневшем от левого спирта лицом, которая вежливо попросит добавить ей десятку.
От неожиданности увидеть Юденича с водкой я пригласил его и девушку Олю в гости. Девушка уже была сильно датая. Пока дошли до дома она раза три пыталась прилечь прям на тротуаре, но мы её поднимали и как-то волокли. Походу повстречали Мэна, который жил четыре года в Америке, откуда его выдворили за наркотики. Предложили ему выпить, но он такой трезвый аж противно смотреть, отказался решительно. Лицемер.
У меня сразу выпили. Оля моментально ожила и разделась наголо. Пошли танцевать. Потом Оля и Юденич долго ласкались и обнимались. Но водка неожиданно кончилась. Я дал Юденичу пятихатку и сказал что водка в этом же доме на первом этаже. Он убежал. Оля отрубилась. Я ждал Юденича. Потом потерял надежду и уснул.
Юродивые
Опять активизировались юродивые в общественном транспорте. Это давняя традиция. Раньше они больше в трамваях выступали с критикой нравов, теперь по маршруткам пошли. В них больше интима. Поносят насквозь коррумпированный режим, поминают добрым словом сталина. При нём орут цены снижались, его в стоптанных сапогах хоронили. Есть у наших юродивых идеалы всё-таки.