Голуби Бескова

               


   Если любого мальчишку шестидесятых спросить о самом памятном и интересном событии тех лет, то он с нескрываемым восторгом расскажет о полёте Гагарина в космос и последующей череде запусков ракет с покорителями небес в космическое пространство. Одни имена героев вызывали гордость за нашу великую Родину. Их портреты, равно как и портреты руководителей советского государства демонстранты несли по Красной площади в Первомай и 7-го ноября. Это сближало людей, подчёркивало общность интересов, а бытовые проблемы и небогатое в общем-то житьё отодвигалось на задний план. Люди общались друг с другом, вместе отмечали праздники, веселились. Московские дворы жили одной семьёй, соседи в торжественные дни выносили во двор патефон или ставили на подоконник радиолу и счастливый народ под голос Вадима Козина, Петра  Лещенко и Георгия Виноградова плавно двигался парами в ритме танго.


        Двор моих бабки с дедом по отцу находился за Рогожской заставой, рядом с двухэтажным деревянным домом на небольшой улице с неказистым названием Курская канава, что проходила вдоль шоссе Энтузиастов, слева, метрах в двухстах от трассы. Явно в противовес названию этой маленькой улицы являлась её чистота и ухоженность - дворы утопали в цветах и разноцветных кустарниках, а фасады двухэтажных деревянных домов, обращённые на саму улицу,  огорожены были палисадниками из штакетника, где буйствовали своим цветением по весне жёлтая акация и золотые шары летом. Примечательна эта тихая красивая улица была приёмным пунктом стеклотары в самом её начале  и пивнушкой в её конце, на пересечении с Проломной улицей,открытой чуть ли не с шести утра и функционировавшей до самого позднего вечера. Командовал этим питейным заведением, что представляло собой крытый деревянный ларёк, покрашенный голубой дешёвой краской, дородный мужичок лет чуть более сорока  по фамилии Черняк. Каждое утро около восьми часов утра по дороге в 416-ю школу   я примечал постоянно живую очередь из болезных мужичков, с благоговением потреблявшими райский напиток. Иногда и мой отец неожиданно вызывался проводить меня до школы, и, дойдя до пивной Мекки, без очереди получая пол-литра живительной влаги за двадцать две копейки, покупал мне солёные сушки по копейке за штуку, или хрустящие хлебцы по две копейки. Мне интересно иногда было наблюдать, как Черняк в холодную погоду разбавлял студёный хмельной напиток  горячим пивком из засаленного металлического чайника, который постоянно стоял на спиралевидной электроплитке. Что удивительно, я ни разу не наблюдал пьяных скандалов возле пивного ларька – все потребители янтарного напитка чинно отглатывали душистое пиво, зачастую прося необходимого долива оного после отстоя пены, не забывая порой добавить в ёмкость грамм пятьдесят "Московской особой", и Черняк при этом успевал и собирать пустые кружки с прилавка палатки, и перебрасываться необходимыми для настоящего момента фразами с завсегдатаями его заведения, и, естественно, разливать по кружкам  божественный напиток. Возможно, что неестественное спокойствие вокруг пивного места непроизвольно обеспечивало  соседство медвытрезвителя, который располагался  в трёх сотнях метров от палатки. Мыть же посуду Черняку помогала, как я позже узнал, его жена, в последствии заменившая хозяина на его нелёгком, но благородном поприще, когда его году в 66-м  посадили, как мне сказал отец, за валютные махинации. Статья эта предполагала суровое наказание, учитывая недавний приговор к расстрелу золотовалютчика  Рокотова и его компаньона за сумму около ста тысяч долларов по тогда копеечному курсу в начале шестидесятых.


            Население домов, которые строил ещё фабрикант Гужон, а позже и Советская власть для рабочих сталеплавильного производства, а ныне завода "Серп и молот," каждое лето заготавливало дрова на зиму, так как отопление было в квартирах печное, вода - на улице в колонках, да и остальные удобства находились тоже не в тепле. Власти для хранения дров разрешали обитателям крохотных комнатушек возводить сараи, где можно было жить самому, держать и разводить живность (кур, кроликов). Ну а народ помоложе и посмелее из сараев обустраивал голубятни и начинал гонять голубей. Вот и мы с моим другом Толиком Алексеевым из соседнего подъезда смастерили нагул с хлопушкой на крыше его сарая, обустроили места для птичьих пар внутри деревянного строения и принесли голубей - благо Калитниковский птичий рынок был километрах в трёх от нас. Купили простеньких чеграшей и пегарьков по полтиннику с обнадёживающей верой в то, что через неделю будем своих голубей "обганивать", положив начало зарождению хорошей, стабильной, летающей стае птиц.


          Через два дня голубей украли - стоящее крайним в ряду сараев деревянное строение моего товарища вскрыли сбоку, отодрав несколько досок от стены. Соседние голубеводы не потерпели такой наглости - в ста метрах от их голубятен, которые и так конкурировали меж собой за пространство в небе для своих питомцев, двое юных наглецов взяли да и решили своими дешёвыми птицами помешать мирному течению орнитологической жизни соседних дворов. Закон голубятников суров - в небе не должно быть помех и преград для полёта твоих птиц, разве что этому могут служить чужие одиночные голуби, которые примкнут к твоей стае и окажутся в итоге в твоём нагуле. За пойманным голубем может прийти его хозяин и выкупить его, если голубятня по соседству, или ты продашь  его в ближайший выходной на птичьем рынке за те деньги, что соответствуют данной породе птиц.


      -Завтра утром пойдём искать голубей. -сказал мне Толик. Я даже не задумался, как это можно искать летающую птицу, настолько я был расстроен случившимся. Толик был старше меня года на три, а в мальчишеском возрасте эта разница была существенна. В свои неполные шестнадцать он уже успел отбыть в икшанской колонии для малолеток около трёх лет по 206-й статье за хулиганство и считался негласным авторитетом для мальчишек не только нашего двора, но и всей улицы. Нравилось мне в нём то, что Толик много читал. Читал даже во время еды. Эту привычку он вынес из исправительного учреждения, где, по его словам, была хорошая библиотека. Там же, в Икше, он закончил восьмилетку, и теперь мог быть совершенно самостоятельным  - пойти работать и зарабатывать деньги, ибо в стране существовал закон о восьмилетнем обязательном образовании, и юноша или девушка, получившие его, имели возможность с этого момента помогать своей семье материально, тем самым взрослея раньше своих сверстников, продолжающих обучение в средней школе.


        С первой зарплаты он купил виниловый диск американца Дина Рида, и песня "Элизабет" через месяц опротивела всему населению нашего двора, так как окно комнаты Толика выходило прямо на то место, где стоял стол для игры в лото, и бабки при расставлении деревянных бочат на пронумерованные клетки картонных табличек осеняли себя крестным знамением, защищаясь тем самым от чужеродных слов заокеанского исполнителя.


         Утром мы пошли на поиски пропавших, а вернее украденных голубей. Начали с ближайшего соседа Юрися, у которого была приличная стая примерно в тридцать птиц  - монахов, шпанцирей, белых и чистых. А голубятня его стояла метрах в ста от нашей, впритык к заводскому забору, вдоль которого по производственной территории шла узкоколейка, и паровозы своими частыми гудками приучили не только людей не обращать внимание на внезапный свист "кукушек", но и голуби были равнодушны к резкому звуковому сигналу. К слову, удивительно - стоило негромко свистнуть, и красивая стая птиц поднималась в небо. Из уважения к хозяину, видимо, при этом игнорируя посторонние громкие звуки.


         Юрись, серьёзный дядька лет сорока пяти, живший прямо здесь, в своей голубятне, и постоянно восседавший за деревянным столиком возле сарая , где в компании крепких мужичков часто метал банк в "очко", и при хорошем куше всегда дававший мальчишкам полтинник на карамель, выказал  своё полное безразличие к нашим бедам, а равно и интересу воровать у нас голубей. Толик, когда мы уходили от Юрися, сказал мне, что не будет человек, вышедший в 53-м из лагеря по бериевской амнистии и имеющий на теле правильные наколки, опускаться до воровства наших чеграшей. Мы пошли к следующему обладателю соседской голубятни по имени Соломон, неприятному типу лет тридцати пяти, с постоянным простудным прононсом и нередко выпившим.


       Соломона у голубятни своей не оказалось, однако жена его была на месте и сказала нам, что не в курсе кражи голубей из нашего сарая. Мы с Толиком ей почему-то не поверили, и решили проверить ближайшие мусорные бачки на тот случай, если Соломон голубей наших убил, а тушки их выбросил на помойку. У некоторых голубятников так было заведено – шальным птицам отрывать головы. Мне пришлось как-то, будучи мальчишкой, в пятидесятые годы, когда мы с матерью жили на улице Воровского, видеть, как убивали голубей. Мне не забыть этой жестокой, бессмысленной расправы над беззащитной птицей. И в моей практике общения с голубями бывали моменты, когда ты злился на них. Был даже эпизод, когда я, перемахнув через высокий заводской забор, прячась от охраны, по металлической лестнице взбирался на крышу высокого здания ремонтно-механического цеха, чтобы шугануть оттуда своих голубей, которые  садились там вместо того, чтобы  быть в постоянном  полёте. При этом у меня в руках было старое кровельное ведро, по которому я дубасил палкой, создавая грохот для того, чтобы птицы пугались этого места и не садились на крышу цеха. В ведре находились две-три голубки, которые своим дурным примером сажали на крышу здания остальных голубей.


           Соломона я невзлюбил за то, что он порезал наш с ребятами футбольный кожаный мяч, когда он попал ему  по нагулу и напугал голубей, которые от неожиданности взлетели. А Соломон в это время как раз заманивал чужого монаха под хлопушку. Чужой голубь из-за нас улетел. Как голубятника, я его понимал. Но когда опять с ребятами гоняли мяч на земляной пыльной площадке, примыкающей к его сараю, всегда помнили, что бить мимо ворот чревато потерей мяча в буквальном смысле.


        Мы отошли от голубятни  Соломона и Толик в сердцах сказал. - Ему бы с таким именем на скрипке играть, а не голубей гонять.  Сегодня зайдём ещё к Лёве Коровкину и к Бескову, может они поймали  наших птиц, если воры их просто выпустили. Толик продолжал. – Надежды, что птицы вернутся к нашей голубятне, у нас нет – за полтора дня, что они жили у нас , голуби не запомнили место, но к чужим стаям они могли пристать.


         У Лёвы Коровкина на голубятне я никогда не был, но знал его по птичьему рынку – по воскресеньям он стоял в торговом ряду с садками и продавал голубей, которые поймали за неделю  его отец и дед. И сейчас, по прошествии многих лет, да и много раньше я понимал, что в коллективном бизнесе лучше семейного подряда ничего нет – за огрехи в коммерции приятней разбираться среди родственных душ, а не искать виноватых на стороне, выискивая причины своего непрофессионализма. У Лёвы деньги водились всегда, что непроизвольно притягивало к нему друзей. А нас с ним где-то через год после описываемых событий сблизил общий интерес – голуби. Он предложил мне как-то поехать с ним в поселок Бутово, взять там птиц, продать их и при этом заработать немного денег, что для тринадцатилетнего мальчишки было не только романтичным, но и материально заманчивым.


            Выехали мы на последней электричке с платформы «Москва товарная», до которой от нашей улицы ходу минут семь, на станцию Бутово. Там, при выходе из поезда, пешком садами, при помощи китайского фонарика, сквозь кромешную тьму пробирались чуть более получаса. Выходили на открытое место, окруженное плодоносящими яблонями, на котором стояло несколько двух-трехэтажных домов послевоенной постройки, что возводили пленные немцы. В каждом из домов на чердаках жили и гнездились  дикие голуби – сизари, но не все типовой, так сказать, окраски. А очень часто встречались красные и белые птицы, которых нам и нужно было забрать. Мы с Лёвой набивали дерматиновые сумки с молниевыми застежками дикими голубями, и возвращались обратной дорогой к платформе, успевая на первую электричку. А в воскресенье мы продавали птиц из Бутово вперемешку с благородными породами  в основном начинающим голубеводам столицы. Красная цена этих голубей была тридцать копеек за штуку, за которые и уходил товар. А тридцать копеек в ту пору – это десять поездок на трамвае, или два мороженного «крем-брюле». С десяток птиц за один рабочий день птичьего рынка продавался, оставшиеся голуби приносились домой, и Лёвины отец с дедом поначалу не понимали, зачем им надо кормить сизарей целых шесть дней вплоть до следующего рабочего дня птички, как называли в ту пору рынок. А чечевица в бакалее стоила двадцать шесть копеек за килограмм. Так начиналось коммерческое просвещение всех тех ребят, кто прикоснулся к жизни птичьего рынка – через голубей, аквариумных рыбок, декоративных птиц, разведение кактусов и прочее,а босяцкое увлечение играми по мелочёвке в "пристеночек" и "расшибалочку" отходило на задний план.


             Лёвин двор встретил нас стуком костяшек в домино о гетенаксовое покрытие старого деревянного стола и льющейся итальянской песенкой «хали-гали» в исполнении Магомаева из радиолы на подоконнике комнаты Коровкиных. Лёва нам посочувствовал, предложил осмотреть голубятню на предмет наличия нашей пропажи, и сказал, что многие в округе уже знают о факте кражи птиц у нас. Мы полюбовались полетом голубей Лёвы и пошли по направлению к голубятне Бескова.  Пройти можно  было по Курской канаве мимо проходной «Серпа и Молота», далее дворами по направлению к железной дороге курского направления и, не доходя метров двести до шоссе Энтузиастов, выйти на двухэтажный деревянный дом, в котором, по словам Толика, проживала семья Бесковых.


        Ещё раньше я узнал от своего отца, который играл в футбол за один из цехов соседствующего с нами завода-гиганта, а позже и за сам завод, что К.И.Бесков до войны, будучи футболистом, выступал за заводскую команду «Металлург», в 45-м году выезжал в Англию в составе московского «Динамо» и забил в матчах с командами туманного Альбиона больше всех мячей, и на момент описываемых событий тренировал сборную СССР по футболу. Константин Иванович Бесков, великий футболист и великий тренер, которого в 64-м году сняли с поста главного тренера страны лишь за второе место в чемпионате Европы , и посчитали провалом игру футболистов по сравнению с завоеванием золота сборной в 60-м году, являлся кумиром для многих футбольных болельщиков нашей страны. Вообще, послевоенный футбол был религией для народа, восстанавливающего страну от последствий страшной войны. Я помню, мой отец по воскресеньям с раннего утра занимал очередь в газетный киоск, чтобы ему достался за пятачок свежий выпуск еженедельника «Футбол», не считая приобретения дефицитного в те годы «Советского спорта», экземпляр которого зачитывался до дыр и передавался после прочтения дальше из рук в руки. И в память об отце и многих послевоенных футболистах, которые отвоевали и сменили шинели с сапогами на футболки и бутсы, я разместил фотографию конца 40-х годов, где четвёртым справа стоппер Александр Миронов вместе с одноклубниками позирует фотографу явно для заводской многотиражки.


          Мы с другом подошли к дому Бесковых со стороны его двора, и слева я увидел солидную голубятню, стоящую  задней своей стеной вплотную к толстой кирпичной кладке, которая возвышалась над нагулом метра на два и являлась прекрасной площадкой для посадки птиц. Во дворе никого не было и грациозные птицы мирно гуляли по земле во дворе дома. При нашем приближении небольшая стая голубей вспорхнула и поднялась на крышу строения, смешавшись с большей частью отдыхающих от полёта птиц. В основном, у Бескова были голуби породы шпанцирей, но не простых, а львовских, гамбургских, венских, варшавских. Такого великолепия окраса я раньше не встречал, хотя почти каждое воскресенье бывал на птичке и знал, кажется, все породы птиц и всех постоянных продавцов голубиных рядов рынка, и узнавал в лицо некоторых барыг, скупавших подешевке ворованных голубей. На рынке таких птиц, как у Бескова, я не видел никогда. Во-первых, голуби Константина Ивановича были чистые, и сразу можно было определить, что в руки их не брали. А это верный признак того, что птицу в этом доме уважают и любят, и не ставят на первое место в их содержании только поимку чужих голубей ради наживы, беря в руки с насеста птаху  для ускорения посадки стаи, когда в полёте к ней примкнул чужой. Порода львовских  шпанцирей отличается стройностью, изяществом своих линий, особенностью высокой шеи, переходящей в миниатюрную головку птицы с  красивыми наростами ноздрей у клюва и, конечно, полётом. Работа крыльев львовских шпанцирей в воздухе лёгкая, помогающая без усилий набирать нужную высоту для широкого круга движения стаи, синхронность взмахов крыльев потрясает – стая птиц определяет направление своего полёта по какому-то волшебству, нет никакого разнобоя в соблюдении чёткого курса движения каждой птицей в отдельности. В воздухе эти птицы с явно вытянутыми шеями несколько напоминали мне гусей, а может, это просто мальчишеское воображение говорило во мне о прочитанных в детстве русских народных сказок, прекрасно иллюстрированных талантливыми советскими художниками.


             Время посещения нами двора Бесковых было послеобеденное, и летнее солнце уже находилось в закате и слегка грело нам спины, но  прямые солнечные лучи ярко осветили окрас голубей, приведя меня в восхищение от того, как природа наградила  породу шпанцирей тончайшими нюансами отличий гамбургских и варшавских птиц друг от друга. Если гамбургский шпанцирь был по грудь сине-серым, немного смахивая на окрас сизаря, то у венского  окрас был бледно серо-голубым, подчёркивающим нежность, какую-то хрупкость и лёгкость этой породы, явно преображавшейся в полёте, где демонстрировались сила и выносливость.


               Из дома показался немолодой сухопарый мужчина. Толик обратился к нему как к дяде Мише с вопросом о наших птицах, но старик обстоятельно объяснил нам, что его голуби в полёте находятся продолжительностью до получаса и специально  он не сажает стаю, чтобы поймать чужого голубя, а птицы  летают до тех пор, пока сами не захотят домой. Естественно, при таких птицах, которые живут в данных условиях как голубиные короли,никакой хозяин не будет следить за небом.


              Толик сказал, что в дальнейшем мы будем строить голубятню в сарае моего деда, так как на развалинах не создашь нового – он любил афоризмы. Я согласился, хотя реакцию своего деда мне трудно было предугадать. Мы покинули двор Бесковых, но голуби его стояли у меня перед глазами. Я поинтересовался ценой их у своего друга, он ответил, что около червонца за штуку. Это большие деньги, хотя на птичьем рынке я встречал их и по пятёрке. Но именно таких птиц, как у Константина Ивановича, я не встречал никогда. Предполагаю, что он приобрёл их за границей, вывезя оттуда птенцами или взрослыми особями для разведения здесь. Даже и сейчас я не могу объяснить себе, почему именно шпанцири застряли у меня в памяти, ведь в стае Бескова я увидел прекрасных почтовых голубей – белых, сизых, галок. Летают ли сейчас, спустя десятилетия, далёкие потомки тех птиц, что я видел за Рогожской заставой в начале шестидесятых, своим прекрасным полётом воздавая должное памяти этого великого человека, посвятившего свою жизнь прославлению советского спорта и своей Родины? Наверное, да. Хотя при запросе в Яндексе наличие венских и гамбургских шпанцирей не значится – только львовские и варшавские.


       Примечательно, что сам К.Бесков, владелец этих роскошных птиц, уехал с Рогожской заставы со своей красавицей-женой в Центр в начале пятидесятых, однако регулярно приезжал сюда, на малую родину, в оазис душевного тепла и островок его детства, чтобы любоваться полётом своих питомцев. Возможно, что дядя Миша, постоянно находившийся в доме и ухаживавший за голубями, был дедом Константина Ивановича по матери, Анне Михайловне. В конце 60-х, когда завод "Серп и Молот" стал расширяться в территории, голубятню перенесли в район Рогожской заставы, на Рабочую улицу.
 

        Я бываю в Ваганьково на могиле своих деда с бабушкой по матери и всегда останавливаюсь на главной аллее около изображения Константина Бескова, наблюдая, как преданные ему голуби взлетают в небо, преодолевая притяжение могильного креста, созданного скульптором в память о знаменитом московском голубятнике.