Времена года

Анатолий Марасов
ВРЕМЕНА ГОДА

Умещаются наши заботы в этот повторяющийся цикл, когда опадает листва и распускаются почки для будущих листьев, когда ветер шумит в деревьях то в темнеющихся скоплениях тонких и голых ветвей, то в нежных и беззащитных листьях, когда в бесшумно сером и прозрачном воздухе падает вниз такой долгожданный и белый снег, и когда он, слежавшийся на земле, тяжелый, наконец, не исчезнет, и появляется не менее долгожданная темная, даже черная земля...
Когда вокруг открытое тепло, даже изнуряющий зной, и когда острые и все более сжимающиеся иглы мороза...
Где наше время? Ждем дней каких? И не прошли ли они для нас когда-то? а мы, спохватившись, никак не можем их вспомнить, перебирая в памяти разные дни, и живем по инерции, по течению?
Нужно остановиться — осмотреться, пережить естественно день, время года... с тем, чтобы в дальнейшем вновь куда-то падать, почти не имея возможности задержаться, осознать «падение».
...тяжелые, в хрустальных кристаллах, ветви деревьев оттягивались книзу, и деревья стояли неподвижно и сказочно. Пасмурная и морозная зима между белым нетронутым снегом и белым неопределенным небом растворяла едва проступающую синеву, и вокруг было тихо, торжественно.
Здоровая зима стояла долго-долго и странно, что люди сейчас ее только терпели.
Долгая зимняя дорога, через поле, лес, непременно захватывала сумерки и вообще пасмурное время, — сколько мыслей тогда пробуждалось? как в памяти все оценивалось — прожитое, увиденное?
Зима музыкальна, поэтична, зима — великое время.
Вечером... или когда? наступает весна. Снимается напряжение в воздухе, сам воздух словно пронизывает предметы — дома, изгороди, деревья, воздух становится тонким, темнеющим или голубым...
И солнце весной — все равно! Снег голубеет, даже темнеет, блестит капельками воды, а деревья все теплые и теплые, и требовательны крики больших птиц.
Весна совершается прежде всего — в небе: оно разбухает, становится в каждой своей «точке» больше, тяжелее. Весною больше солнечных дней, и солнце — греет, и дни кажутся просторнее — пространственно, и дольше — по времени.
Незаметно в свои права вступает лето. Зеленая трава и зеленые листья на деревьях, и — тончайший шелк воздуха перед тобой, перед подробной землей. Воздух — течет с неба, у неба нет границ, а есть свет, тепло и — свобода.
Лето устает быть; желтеет, выцветает зелень; прохлада все настойчивее охватывает светлый день, безоблачное небо уже пахнет землей и чем-то спелым, становится синим... Время завершает свой проверенный ритм одним неохватываемым нашим воображением циклом, на огромной, также неохватываемой воображением местности...
И вот уже глубокой осенью туман: голоса людей эхом возвращаются от рыхлых стен белесого и холодного пара. Необычно — тесно и весело, уютно и тревожно:
мы все — вместе. И застигнутые туманом и — временем.
Время уже в нас самих.

Зима

Снег и холод, снег и мороз, метель, снегопад, темные, серые и коричневые стволы деревьев, укрытая белым земля...
Зима — разная. И наступает по-разному; иногда — чуть ли не с конца сентября необычный белый снегопад, густой, и холод, даже мороз, и уже укрыта земля, и быстро вокруг (!), белым-бело, скоро и пруд затянет лучисто-гулким льдом, да так и остается зима.
И напротив, до декабря неоднократные попытки мороза и снега «схватить» мокрую и мягкую землю, резко обновить белым поверхность земли, — оканчиваются неудачно.
А мы ждем и ждем зиму. Ждем традиций зимних — игр, какого-то здоровья, ждем просто нового. И хотя мы знаем наперед, как проходит зима, мы ждем и ее начала, ждем ее течения.
Зимой необычен снег падающий медленными или быстрыми хлопьями, отдельными невесомыми снежинками... А ветреными и сухими морозными днями, со снежной поземкой, снег белесой и мокрой пылью струится понизу, и музыкально тихо вокруг, и ты забываешься в этом пасмурном неуютном дне, который непостижимым образом словно выстраивает необратимость сладкого и сурового одновременно времени, сравнимого разве что лишь с грезами.
И вот уже и снегопад подхватывается ветром, и уже не видно в нескольких шагах от себя: все вокруг летящий и сдувающийся понизу снег, и уже сугробы, и сугробы, и белая, белесая мгла...
И тебе, наконец, становится уютно. Метель «отнимала» любовь, ибо перед глазами — движение, теснота — непосредственность, и ты «физически» как-то пересиливал все это явление, ты старался осознать. Осознавал ли?
Наступал крепкий мороз: обычно становилось тихо; воздух пустел, но в нем невидимо и все сильнее обозначались острия холодного, преодолевающие любые одежды и стены... Иногда мороз становился столь крепок, что не «выдерживал» воздух — становился звонким, даже вязким — медленным.
Предметы тогда вокруг обрастали пушистыми кристаллами инея, матово-белый иней покрывал даже бело-голубой снег.
Но проходило время; ветер разгонял мороз, осыпал с деревьев иней; наступало время мягкой зимы: чернели на фоне грязно-белого горизонта силуэты деревьев, и с сумерками они становились ближе, с сумерками вырастал словно ниоткуда шум, ровный, круговой, появлялась синева, и она стягивалась в небо: наступала ночь.
Наступала ночь, долгая, темная, холодная, темная даже со звездами. Наступали и лунные ночи: пробиралась луна, за небом, за редкими черными облаками, и показывала свое равнодушие ко всему светлеющему земному миру. В мире вне нас ничто ничему не было необходимо, нам же казалось — наоборот: все стянуто единым смыслом. Правы мы?
Люди и все живое приспособились к зиме; только в последнее время, когда возникли кругом «фронты», например, фронт уборки с/х культур, зима не в состоянии отдать нам все свои достоинства, так же, как и мы не могли отдать ей свою естественную радость жизни...
Так какого цвета снег?
Поверхность снега словно исчезала, она была «ближе» или «дальше» фокуса зрения; холодная и ослепительная белизна оттенялась голубым и рыхлым, а в глубине белоснежного цвета (света) пряталась темнота...

Весна

Наверное, более ни в каком времени года нет столько ожидания, даже нетерпения, радости, света, и неба.
Холод, держащий неправдоподобно большую громаду неба, всю разлетевшуюся до необозримых краев земли, лишается напряжения: повсюду в разорванных его связях — иное, тонкое и нежно-голубое поднимающееся тепло. Оно еще контрастно, и недолгое, и с заходом солнца перекрывается кристаллами морозца, и синеющее, даже лиловое пространство клубится над холодными полянами снега, но следующий солнечный день и далее теснит контраст света и холода.
И тает снег: он слеживается, сквозь него просвечивает голубое и темное, а сверху снег покрывается круглыми алмазами капелек воды. Снежный холод, укутанный давлением света, все еще чувствуется, а вот уже в оврагах остаются языки слежавшегося снега, а вокруг зеленеет трава, а этот холод, низкий, пахнущий холодной сырой землей и льдинистым тающим снегом, напоминает что-то ушедшее, и совсем-совсем непонятное.
Ибо от зимы остается только объяснение Начала — начала открытого тепла, открытой ранее зелени, уязвимой и бесшумной — темной, мягкой.
В лесу после снега коричневые пласты листьев, уже редки цветущие подснежники, разбросанные по оврагам родники. В лесу деревья уже вот-вот распустят почки: запах прелых листьев, коры, чистоты; особенно чистоты.
Решетчатый запах слежавшихся на земле листьев и веток все незаметнее, — с распускающимися листьями и травами запах становится выше, нежнее, начинает пахнуть глубинной землей, скорее сухой; светлый лес незаметно днем превращается в темный...
Ожидание всей природой — явное: все трогается в рост, все деловито, все работает, спешит, строит, пробивается; потому — шум жизни весной, вплоть до брачных концертов, до «охранительного» пения.
И радость, радость у тебя, — внутренняя, неосознаваемая из-за своей силы, из-за того, что вокруг — тепло и свет, вокруг — какое-то расширение (чего?), какие-то возможности, и они волнуют, они непонятны...
Весна — это взрывающееся в каждой точке пространство (что «взрывается»?), которое то ли влечет, то ли отталкивает... И рано или поздно мы это чувствуем, мы не находим себе места...
Когда весна «переходит» в лето? С запахом сухой и пыльной земли? с началом теплых ночей?
...цветут сады. Белое и бело-розовое марево скрывает вишни, яблони, скрывает другие деревья и кустарники, и плывет опьяняющая воздушная чистота... куда? Стекает ли она на улицы или уносит ее слабый ветерок, поднимается ли она в залитое солнцем и пением жаворонков и скворцов небо? Невиданная нежность, впрочем, предлагается миру. И — тепло, и ждущая работы земля, и зелень, зелень.
Свет весной расширяет, расталкивает небо, видимый со всех сторон (!), разного (светлого) цвета, он словно живой, он заметен пробуждением; да и ночи весной — контрастны, в них какая-то невысказанная тревога, ожидание, что-то скрытое.
И, наконец, само небо, — зовущее, увлекающее вечно неоткрытыми далями, глубиной, свежестью.
Вечностью...

Лето

Живая природа как целое ждет его; во всех временах года я больше всего любил именно условия жизни, условия для своей жизни, чем, может быть, саму жизнь.
Лето — это такое время, когда ты открыто переживаешь и день, и ночь; их богатства проходят через твои чувства, удовлетворяют всем твоим фантазиям, отвечают на все твои претензии.
...утром, когда солнце еще низко, когда застывший, иногда с туманом, воздух еще неподвижен в огромном овраге за деревней, — слышишь как твой голос, любой звук оттягивается — и возвращается: эхо. Таинственно и возвышенно вокруг.
Я думаю, что сохраненные тайны во взрослое время возвышают нас.
... а в заброшенных садах короткую ночь пронзали соловьи сочным и отрывистым пением; это пение, эту густую и короткую ночь ты вспоминаешь спустя годы, вспоминаешь с подробностями, от которых у тебя сильнее бьется сердце: ночь — пламень, обжигающий зелено-синим силуэтную громаду кустов и деревьев, домов и заборов...
А позже, в июле, низкая большая луна тянет за собой след легенд; звуки и шум деревни гулко тонут над землей, а небо волшебно-вязкое. И от самой земли — скрипичный стрекот
кузнечиков: если прислушаешься — громкий – громкий. И ты пьешь прохладу ночи; утром на траве будет роса, ее испарит день теплыми солнечными лучами...
Впереди долгое-долгое время света.
Лето богато не только сменой дня и ночи, но и пространством земли — открытым, с панорамой подробностей и событий, или разбросанными всюду укромными местами, неожиданными, — под деревьями, вдоль ручьев, на поверхности почвы, даже в тени пространство читается иначе.
Лето, конечно, ассоциируется с зеленью, беззащитной, многообразной по оттенкам зеленого и форме листьев, стеб¬лей, деревьев, цветов.
Вдруг — цветов. Невообразимо горящих белым, красным, голубым, горящих всеми красками и оттенками, цветов невообразимых по форме и размерам, неожиданных — на горных перевалах, в чистом поле, в глухом лесу, в жилищах человека.
Летом жизнь защищается, но не только; она захватывает что-то новое и проигрывает уже освоенное; защиты будет более в ином времени. Летом живое для природы было своим, внутренним (?).
А какие сюжеты разворачиваются в небесах во время грозовых дождей! Самые лучшие слова, самый тонкий стиль языка — этого всего будет недостаточно для описания огромных живительных картин.
Вода с неба, разве не чудо?
Летом круговорот всего природного достигал пика: и жизнь развертывалась максимально согласно сезону благоприятствования.
В этом времени года были спрятаны тайны жизни, ибо другие времена — лишь прерывали ее развитие, заставляя приспосабливаться к себе. И «человеческие» тайны восходи¬ли в глубине души к лету, хотя лето и не исчерпывало их.
От лета мы отталкивались, от тепла, от теплой воды, от теплого воздуха, мы отталкивались от всего невраждебного;
чтобы спокойно и с удивлением воспринимать новые краски, новый объем, новое тепло...

Осень

Лето единственное из времен года, которое устает быть; его тепло, его дожди или засуха в осень переходят незаметно.
В осени мы оказываемся, — осознаем ее тогда, когда она уже наступила.
Побуревшая трава и желтые листья на земле словно приподнимают  землю, «делают» ее светлее — быстрее; обнаженные деревья — землю — легче. Но воздух, настоянный на запахах дали, воды, растений, — тяжелее и неподвижнее даже во время ветра.
Голубое небо становится почти синим и глубоким, — вот-вот лопнет от бесконечности.
Ты сам для себя — больше, сложнее (!) — значительнее? И сама осень, наполненная тяжелой прохладой и светлой легкостью, и в солнечные дни и в пасмурные, не вмещалась в наши представленья, в наши схемы, но упрямо оставалась собою, выше по смыслу... Она «доверялась» нам, все здесь на земле доверялось нам, но знание наше постоянно натыкалось на повторение внешнего, на какую-то его автономность, на завершенность — в линиях, красках, размерах, и мы опускали руки, но также упрямо вновь и вновь пытаясь подчинить внешнее своему представлению.
Природа осени — это природа завершения естественного цикла того уровня, из которого вышел сам человек, то есть, моменты зрелости, завершенности, прощания читаем мы в осени однозначно, но читаем в связях обратных (в себе самих) — прежде всего в своих чувствах по отношению к природе неживой.
К осени обретается биологический смысл в природе живой; вымученно и неоправданно я искал смысл человеческой жизни не просто в природе, но природе осенней: его Начало (?). И осень — это взгляд назад, осознание утраты, ушедшего, ностальгия (только непонятно по чему). Ибо чисто человеческое, без природы, неполное, отрывочное во сто крат, чисто человеческое вело к тупику. Собственному. А осень — это простор прохладного воздуха, прохладного даже под пронизывающими до земли лучами солнца. Осень — это простор, уходящий в недосягаемые дали; но это (осень) и работа на отдаленную перспективу, твоя собственная работа — на земле, в жилище.
И течет голубой воздух с необъятного неба вниз к тебе, соединяются дали все отхлынувшей мгновенно от тебя тяжестью чистого воздуха, и где ты сам? И запах убранного поля, запах огорода, запах земли, запах работы также растекается вокруг...
Пестреет лес,  пестрой становится сама земля,  «пустеет» воздух, а тепло превращается в плоскости-пятнышки, рождающиеся и умирающие вместе с солнцем.
А знакомый всегда дождь в воздушной прохладе был или оставался теплым; но, конечно же, не было той стихийной веселости и того бесстрашия на небесах, что летом, но — замкнутость, разорванность цвета...
Время золотой осени наступало также незаметно, как бы вдруг. Это время чистого неба или почти чистого, где-то в своей глубине от горизонта до зенита — синего, это время безветренных дней: листья горели на деревьях прозрачно-желтым, темно-красным и всевозможными коричневыми оттенками, но более — светлыми; листья падали и покрывали землю. И от этого светлого листопада до чистого неба — легко преодолеваемая прохлада.
Все имеет конец: и вот уже природа ждет зимы, то неожиданно для себя, чуть ли не в одну ночь осень уступает место зиме, то — терпеливо, затаившись, с низким солнцем, или бесконечными слякотными днями неотвратимо приближаясь к тому времени, когда грязная земля схватится морозом, когда лучистый лед скроет темного цвета водоем, когда белые сугробы спрячут землю всю, крыши строений, и начнется время новое.
Начнется новый его круг.