Загадки рельсовой войны 1998 года

Георгий Томберг
…В середине июля 1998 года наша партийная организация поручила мне связаться с председателем Координационного совета городов Кузбасса Владимиром Ильичом Фокиным, а также привезти в столицу шахтёрского бунта Анжеро-Судженск красную прессу. К тому же следовало договориться с шахтёрами о пропуске поездов, грузы которых могут стать причиной техногенной, экологической или социальной катастрофы. Прежде всего, это эшелоны цистерн с метанолом для газопроводов.
Тут всегда возникает вопрос о цене революций и мятежей. Всеобщая стачка поставит хозяйство всей страны и каждого отдельного уголка в ней в критическое положение. Долго такая ситуация с замороженным транспортом длиться не может. Кроме того, с неподвижных поездов начнут красть грузы – как ни охраняй. И масштабы мародёрства будут нарастать с каждым днём простоя. И всегда есть вероятность того, что цена, заплаченная за смену власти или курса политики окажется чрезмерной.
Хорошо, если руководители стачки имеют чёткую и жёсткую программу, а также планы действий в случае угрозы катастроф. А если нет? Если рельсы захлестнёт просто бунтующая голодная стихия? Тогда протест перспектив не имеет – власть либо договорится с отдельными группами сепаратно, либо разгонит их поодиночке.
Однако, ещё поганее ситуация, когда за реальным протестом, за справедливым бунтом угнетённых и ограбленных, за вывеской организации, руководящей борьбой людей, честно поднявшихся против власти стоят кукловоды из части этой же самой власти.
Как это было летом 1998 года в Кузбассе.
Но это стало понятно позднее, гораздо позднее…

15 июля, сев в электричку я отправился в Анжерку. В сумке лежала толстая, тяжёлая пачка партийной литературы, в кармане – номер телефона Фокина и немного денег на поездку.
Из Тайги, простояв с час на пыльном и скучном перроне, на попутной электричке добрался до Анжерки.
Город был мрачен. Всюду – следы разрухи: застывшие заводы, откровенно нищие окраины, ржавчина давно некрашеного железа, облупившиеся фасады домов. Даже офисы частных компаний смотрели невесело. Веселился лишь один Жириновский на баннере «Голосуйте за ЛДПР!».
Природа, как всегда, равнодушная к людским хлопотам, сонно и размеренно ткала свою живую зелёную плоть из света, воды и воздуха. Деревья такие же, к каким я привык в детстве в Новосибирске – берёзы, тополя… Акация зелёной стеной по обочинам дорог. Ностальгия…
В Кузбассе тогда телефоны-автоматы были бесплатные. Вот только найти работающий оказалась проблема. Самый единственный нашёлся на почтамте. Снял трубку, набрал номер. Щелчок соединения и тут же повторный щелчок – прослушка. Ну и ладно, я же не с тайной миссией, ничего противозаконного для этой незаконной власти у меня нет и помыслы мои чисты, как мой кошелёк. Кстати, и кошелька у меня нет, только карманы.
Договорились о встрече на почте.
Вышел на крыльцо почтамта – от площадки марши в обе стороны вниз вдоль фасада, толстый наклонный низкий парапет – самое то, чтобы присесть. Наверху присел, закурил.
Почтамт в Анжерке находится на улице Ломоносова, перпендикулярно выходящую на главную улицу города – конечно же, Ленина. И вот, с улицы Ленина на Ломоносова выезжает тонированная белая «волга» и останавливается у соседнего с почтамтом здания местного музея. И нахально, демонстративно торчит. Я тоже демонстративно торчу на парапете. Когда работал в оперотряде, устаивал слежку за жульём более грамотно. Впрочем, тут обычный тупой нажим на психику, не более. Или даже просто отработка интереса к связям пасомого лица.
Владимир Ильич, как и договаривались, приехал на зелёном вазе, не помню уж какой модификации. Совершенно открыто я вобрался в салон, сунул сумку на заднее сиденье.
- У Вас прослушка на телефоне.
- Знаю.
- А сейчас вон из той «волги» следят.
- Они всегда следят за мной, даже ночью.
- Странно, почему так непрофессионально?
- Так это же МВД. Гэбэшники тут не участвуют.
Как говорится, информация к размышлению. Либо спецы умыли ручки, либо две силовые разместились по разные стороны фронта.
Пока ехали на вокзал, договорились о контактах, о сотрудничестве… Фокин ошарашил меня тем, что местные капэрэфисты перешли на сторону губернатора.
- Тулеев хочет нас разогнать, а мы хотим работать и жить. Значит, мы против Тулеева, как и против этой власти. А зюгановцы вертят хвостом – кто больше даст!
Я промолчал. Ситуации вокруг местных коммунистических организаций я не знал, Фокин тоже человек посторонний – о чём говорить?
На вокзале попрощались и я вышел.

На следующей неделе мы в Томске были ошарашены двумя новостями: шахтёры организованно ушли с рельсов и Фокин перешёл на сторону Тулеева. Кто-то в горячке назвал его предателем. Может быть…

Поздней зимой 1999 года (февраль или март) делегация нашей партийной организации приехала в Новосибирск на очередной «всесибирский съезд советов». Тогда подобных громких инициатив было множество, порою они дублировались разными людьми, но это было течение, бурное и пенное, но мелкое.
В зале собралось несколько десятков человек из разных городов Сибири. С трибуны плакались о наболевшем, призывали к сопротивлению, озвучивали лозунги и стращали крахом страны при «нынешнем режиме». Всё как всегда. Много слов, мало реального действия.
Любая организованная оппозиция властям требует денег. Серьёзная оппозиция – серьёзных денег. Деньги – кровь политики, человеческая кровь – её смазка. Печальная истина.
А у простых сибирских мужиков откуда деньги на политику? Значит, кто-то выложил деньги, чтобы собрать этих простых мужиков в одном зале.
Ну мы-то приехали сюда на своём «уазике», за свой счёт, благо от Томска до Новосибирска трёхсот вёрст не будет. Но аренда зала… Подготовка… Кто же этот благостный куратор красных мятежников?
Вот интересное выступление. Крепыш среднего роста, кажется с бритой головой, рассуждает о засилье евреев.
- Россия стала мачехой для русских! Все другие живут за счёт нас, особенно евреи. Банки их, заводы, всё украли отобрали! Нам надо подниматься  на национальный протест. Россия для русских!
И всё в таком роде, даже круче – пошёл разговор про голос крови…
И моя кровь закипела! Это меня, сына латышки, внука эстонца, отдалённого потомка эвенков смеют называть нерусским? Да кто ты такой, хрен недорезанный?!
Пошёл на освободившуюся трибуну. Ведущий: «А вам голоса не давали».
- А я и не прошу. Я беру его.
Ведущий растерянно развёл руками.
Уж не помню, что и как я говорил о фашиствующих националистах, но после меня на трибуну лезли в очередь с давкой и клеймили бедолагу нацика. Особенно яростно выступил якут громадного роста – «Это что, не моя Россия, что ли? Россия и моя тоже! Никто не имеет права лепить мне второй сорт. Это вы, на крови чокнутые, помешались. Россия для всех, в ней живущих!»
Любопытно, а нацик спонсором тоже был предусмотрен? Да-а, кем бы спонсор ни был, яйца в одну корзину он не кладёт, нет… Тем более, что русонацист был не один – целая группка. Выступал лидер.
Дальше с трибуны с болью говорил делегат от Юргинского машзавода.
- Товарищи, с распадом Союза нашему заводу стало хуже некуда. Ведь мы делали и ставили пушки на танки, а с 1992 года госзаказов не было. Решили перепрофилироваться, начали выпуск сельхозмашин для села. Однако, машины надо не только собрать, но и доставить. Но часто наши командированные для доставки машин на место погибали в пути – мафия требовала своей доли, причём такой, что производство становилось убыточным. Нас убивали за попытку войти в «свободный рынок»! И власти не могли – не хотели! – остановить произвол уголовников. Только с большой вооружённой командой можно было доставить машины покупателям. Но тут же начались убийства покупателей-селян. Кто мог купить наши машины, те боялись расправы. И вот, глядя на братьев-шахтёров, мы тоже вышли на рельсы. Всё организовали чётко, по-пролетарски: одна смена работает в цехах, другая стоит на рельсах, третья отдыхает. И вот в один «прекрасный» день из Москвы прилетает отряд ОМОНа и группируется рядом с нашими товарищами, сидящими на рельсах. И недвусмысленная угроза: будем бить! Вот только из Новосибирска, где располагается танковая часть, которую мы ремонтировали и вооружали, пришло предупреждение: «Если прольётся кровь рабочих, если хоть одного юргинца ударят палкой, наша танковая часть в стороне не останется». Это надо было видеть, как сматывались москвичи! Но тут же, через день шахтёры ушли с рельсов… Ушли и мы – нам пообещали госзаказы и выплату задержанных зарплат.
«Ну да, - подумал я – на следующий день, как танкисты прогнали омоновцев, указом Ельцина были удвоены жалованья всем силовикам, видать, в награду за подвиг. Теперь офицеры не один раз подумают, надо ли вступаться за избиваемый народ».
И вдруг я широко раскрыл глаза. Прекрасно одетый молодой человек адвокатской внешности повествовал с трибуны о юридической защите задержанных милицией шахтёров и юргинских рабочих.
- Наша компания МИКОМ поддерживала шахтёров на рельсах, поможет им и в СИЗО, и на суде. За счёт компании наняты квалифицированные адвокаты…
У меня в голове щёлкнуло и всё стало на свои места. Картина закулисья рельсовой войны обрисовалась нестерпимо ярко и… больно.
Конечно, революции правящий класс устраивает за свой счёт и в своих интересах. Редко удаётся выйти за планируемые господами рамки и их самих отправить по нужному адресу на помойку. Вот только гораздо чаще мужики разбивают друг дружке морды в кровь, а дивиденды – власть, деньги, почёт – получают лакированные господа, усмехающиеся от слова «революция».

19 октября 1997 года 94,5% голосов губернатором Кемеровской области был избран Амангельды Молдагазыевич Тулеев, казах-башкир-татарин, сын погибшего на войне отца и воспитанный русским отчимом Иннокентием Ивановичем Власовым. Имена достойных людей следует приводить полностью.
Популярность Тулеева в Кузбассе понятна. Амангельды в душе самый, что ни на есть правоверный коммунист большевистского закала, волею судьбы и своими талантами попавший на крупные руководящие посты в преданной подлецами стране, в условиях дикого – без законов и обычаев – капитализма, где жизнь человека дешевле пистолетного патрона. Кузбасс же с самого начала буржуазного переворота готовили на заклание. Пришедшим к власти подонкам не нужен был непокорный, хотя не всегда умеющий думать вовремя, всегда готовый затеять бузу и стучать касками шахтёрский край. Шахтёры ведь не только по асфальту могут касками постучать, но и по конкретным головам. А это и страшнее, и эффективнее.
Приняв губернаторскую власть Тулеев стал проводить независимую от Москвы политику – наводить порядок, трогать интересы столичных кланов в регионе, портить хороший бизнес на невыплате зарплат и безработице… В такой борьбе одному Тулееву было бы не выжить в принципе – надо прислониться к какому-нибудь олигарху. Компаньоном большевика Тулеева стал энергичный, быстро поднимающийся Дерипаска, занявшийся металлургией.
Из-за металлургических гигантов Кузбасса и начался спор Тулеева с компанией братьев Живило МИКОМ. Спор, переросший в рельсовую войну, чуть было не свернувшей шею тогдашней поганой власти в Москве.
За братьями Живило стоял всесильный кардинал позднеельцинского времени – БАБ. Борис Абрамович Березовский. Он заказал рельсовую войну в Кузбассе, чтобы руками возмущённых шахтёров убрать Тулеева и вернуться к прежнему статус-кво умирающего региона. Юратья Живило организовали выход людей на рельсы и обеспечение протестующих питьём и питанием, гарантируя им ещё и юридическую защиту. Именно потому против шахтёров «работала» только региональная милиция, подчиняющаяся местным властям, а ФСБ и прочие «спецы» остались в стороне. Именно поэтому против юргинцев прилетел ОМОН – рабочие с заводов в планах прописаны не были. Как правило, заводские более грамотны в политике, нежели шахтёры, их труднее повернуть в нужном направлении, да и стоят они упорнее. Нет, нет, заводские – это уже неконтролируемое восстание.
Ну, а когда возникла угроза вмешательства в события военных, тут уже сразу была дана отмашка на прекращение операции по уборке Тулеева. Себе дороже могло выйти.
А братья Живило, естественно, оказались крайними и удалились в эмиграцию, теряя свою компанию, интересы, деньги… Впрочем, денег у них немного осталось, так, миллиардов несколько. Долларов, разумеется, рубли же не деньги.
Неисповедимы пути олигархов в «революции»…