вот уже третью неделю подряд герман анатольевич исправно посещает этот старый полуразвалившийся деревянный дом, садится у окна с разбитыми стёклами и слушает тихое поскрипывание ставней, задумчиво глядя вдаль. никто толком не знает, почему он приходит сюда снова и снова.
вот уже двадцать дней подряд сценарий повторяется снова и снова: слышится гул мотора, скрип тормозов, тихое "спасибо, сочтёмся" германа анатольевича, произнесённое звучным басом. после чего он стремительным шагом идёт к дому, здоровается со сторожем, теребит за загривок притихшего ральфа и виновато улыбается.
-что, не надоел вам ещё? отвлекаю от дел вас, наверно.
-нет, что вы! какие у нас тут могут быть дела в такой глуши. скука у нас тут, герман анатольич. скука смертная. вы хоть какое-то оживление вносите в наши края.
-ну смотрите. не хотелось бы доставлять вам лишние хлопоты.
-да какие ж с вами хлопоты, герман анатольич. приходите, сидите себе тихонечко. ни звука, ни шороха. никаких хлопот с вами не бывает.
герман анатольевич улыбается, запахивает поплотнее плащ и, кивнув сторожу, быстрым размашистым шагом направляется к дому под моросящим дождём. в руке он держит газетный свёрток.
ступеньки на стареньком крыльце послушно проседают под его шагами. в доме холодно, его насквозь продувает ветром. здесь давно никто не живёт. мужчина прикрывает дверь и устало опускается на стул. в доме привычно пахнет сыростью. он разворачивает свёрток и большими неуклюжими пальцами аккуратно, чтобы не сломать, достаёт веточку герани и ставит её в стакан на подоконнике, после чего минут пять сидит совершенно неподвижно, глядя на отражение цветка в осколках стекла. затем он встаёт, выходит из дома, задумчиво обводит взглядом старую обшарпанную дверь, медлит немного и идёт прочь, к ожидающему его такси.
как только шум мотора затихает где-то вдалеке, из соседского дома высовывается марья петровна:
-чай, опять герман приезжал? ну, чего молчишь?
-угу, приезжал, - нехотя отзывается сторож.
-и чего ему тут надобно-то?
-да откуда ж я знаю. приходит, сидит, смотрит. уходит.
-говорил он тебе, почему ездит сюда аль нет?
-говорил...
-ну?
-говорил, что жила тут лариса геннадьевна, говорил, что приезжает по старой памяти сюда. цветы вон каждый день оставляет. герань. почему герань - не знаю.
-а что за лариса? впервые слышу.
-ну так и я тоже. не было тут такой никогда.
пауза.
-да только помню я, как приехал он сюда впервые. взъерошенный весь, все дома в округе уже обежал, только этот остался. меня всё расспрашивал, документы какие-то показывал. а я смотрю на него - лица на нём не видать, весь в мыле, а в глазах такая тоска... давно, видать, искал дом, где лариса эта жила. жалко мне его стало. ну я возьми и скажи, что это тот самый дом. он так повеселел сразу, ральфа на руки подхватил и давай с ним кружиться по комнате. одурел от счастья буквально. давай мне руки жать, благодарить. конфорку вот мне новую в подарок привёз, вот, смотри, петровна...
-тьфу на тебя, иваныч! да разве ж так делают?
-ну а что мне было ему сказать? я понял, он с десяток сёл в округе уже обыскал. молодой, здоровый парняга, а всё ищет чего-то в нашей глуши.
-может, ему есть чего искать, иваныч. а всё-таки зря ты с ним так.
-и чего это? смотри, какой спокойный он сейчас. а если б не я, может, так бы и бегал до сих пор.
-эх, иваныч, иваныч...
-да ну тебя, марья. не трави душу.
-покажи конфорку лучше, да давай чайник ставить. нам с тобой, иваныч, искать уже нечего. а с германом... может, и правильно ты сделал. поездит сюда, перебесится и забудет. им, молодым, можно.
-он-то? не перебесится, вот увидишь.
-время покажет. а нам с тобой только смотреть и остаётся.
-эт верно.
-заварник-то где?
-щас принесу, погодь.
иваныч скрывается за простенком. марья петровна поправляет скатерть на столе, приговаривая "ишь, учудили тут". ральф, зевая, сворачивается клубком у дверей. в доме воцаряется тишина, слышится лишь шум усиливающегося дождя за окном.
до очередного визита странного гостя остаются ещё ровно сутки.