О чём поют соловьи. Часть первая

О ЧЁМ ПОЮТ СОЛОВЬИ

О чём поют соловьи?
«О любви»,  – ответят многие
и, отчасти, они будут правы.
Но вслушайтесь в пение соловья.
За разнообразием
ласкающей слух трели,
вы услышите песнь о  радости,
сменяющейся печалью,
о горе, побеждённом счастьем,
о взлётах и падениях,
об удачах и потерях,
и, конечно, о любви.
О чём поют соловьи?
«О жизни…»  – Отвечу я.



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


Чтобы видеть Мир в Песчинке,
Небеса – в Диком Цветке,
Сожми Бесконечность в ладони
и Вечность – в часе.
Оскар Уайльд


СНЯТИЕ ОСАДЫ
(Смоленск, лето 1404 года от Р.Х.)

Правительство и правители обладают
лишь той властью, какую за ними признают,
ибо власть не даётся, она заслуживается.
О.Кератри

  Смоленск, переживший двухмесячную осаду, восстанавливал оборонительные валы и крепостные стены, защитившие город от многочисленного литовского войска князя Витовта. Роман пробирался по узким разрушенным улочкам к торговой площади, где была заранее оговорена встреча с Матфеем, отпрыском боярина Вошкина, одного из приверженцев союза с великим князем Московским Василием Дмитриевичем. Матфей обещал провести Романа к Юрию Святославичу, вернувшему три года назад смоленское княжение. Тогда ему помог тесть, великий князь Рязанский Олег Иванович. Спустя год Олег Иванович умер, и помощи ждать было неоткуда. Одна надежда на великого князя Василия Дмитриевича, но Василий Дмитриевич, женатый на единственной дочери Витовта, выжидал и не спешил на помощь смолянам.
  Роман ускорил шаг. Идти было трудно. Не перестававший две недели моросящий дождь размочил почву, и ноги увязали в грязи. Если попадались сохранившиеся от пушечных ядер участки деревянной мостовой, то они, измазанные мокрой глиной, скользили. Роман пару раз чуть не упал, чудом сохранив равновесие. Он хотел во что бы то ни стало предупредить Юрия Святославича не покидать Смоленск, не уезжать в Москву к Василию Дмитриевичу. Всё равно тот не поможет, но в отсутствие князя верные литовцам бояре откроют городские ворота Витовту, и Смоленск навсегда потеряет независимость и на целое столетие окажется под властью литовских князей.
  Мирная жизнь города налаживалась. Горожане, несмотря на непогоду, не отсиживались в домах. То там, то тут слышался весёлый говор, перемешивающийся с криками и руганью. Сапожных дел мастера постукивали своими молоточками, пекари из оставшихся запасов муки пекли булки, аппетитный запах которых распространялся по городу, ювелирных дел мастера, настежь открыв двери мастерских, приглашали зажиточных горожан заказать и прикупить украшения для своих жён и дочерей, портные расхваливали привозные ткани и предлагали новые кафтаны и сарафаны.
  Смоленское боярство, разделённое на две партии, – одна из которых тяготела к союзу с Москвой и радовалась уходу литовцев, а другая, прельщённая вольностями Литвы, не оставляла надежд на скорое возвращение Витовта, – подсчитывало убытки, нанесённые осадой города.
  На рыночной площади, Роман остановился в условленном месте и ждал Матфея. Ещё при первой встрече он представился тверским боярином, якобы присланным с тайным посланием от великого тверского князя Ивана Михайловича к Юрию Святославичу. Дабы не раскрыться преждевременно перед противниками союза с Московией Роман действовал осторожно через знакомство с той частью бояр, которая отвергала союз с Литвой, но тяготела к союзу с московским князем Василием Дмитриевичем.
  Роман ждал недолго, когда увидел приближающегося к нему Матфея в окружении верных ему людей.
  – Опоздал ты, боярин, – сходу начал Матфей, – великий князь в ночь убыл в Москву…


АНАСТАСИЯ
(Припять. 1982 год от Р.Х.)

Любовь юная, прелестная, поэтическая,
уносящая в мир грёз, – на земле только она одна
может дать счастье!
А.П.Чехов

  Вы же знаете, какие тесные школьные спортивные залы. Для зрителей совсем мало места. Они ютятся на свободных узких местах между площадкой и стеной, кто, стоя, а кто, сидя на скамеечках, если повезёт. Больше свободного места у входа в зал. Оттуда за игрой наблюдала самая большая группа зрителей, среди которых был молодой офицер, выделявшийся среди всех наверно потому, что был в форме. Почему Настя обратила внимание на молодого офицера, сама не могла объяснить.
  В тот день, согласно расписанию чемпионата по волейболу, состоялась игра с командой из соседней школы.
  Рост Насти недостаточно высок для волейболистки, но зато Настя обладает хорошей координацией, прыгучестью, и правильно поставленным ударом. И ещё, она незаменимый защитник шестой зоны. Кто знаком с волейболом, тот знает, что каждый игрок команды специализируется по одной-двум зонам. Перед подачей, по правилам, игроки меняются зонами. Сначала игрок занимает первую зону, при следующей подаче, он перемещается в шестую, потом в пятую, четвёртую и так далее, по кругу. Когда подающий игрок коснётся мяча, игроки команды быстро перемещаются в свои зоны, в те, в которых они лучше себя проявляют. Настина зона была шестая, как раз та, которая располагалась у входа в спортивный зал.
  Благодаря спокойному и уравновешенному характеру, рассудительности и природной тяги к справедливости, Настя, по праву, большинством команды была избрана капитаном, а не потому, как могут подумать многие, что её мама, Алина Петровна учительница по физкультуре и руководит командой.
  Перед очередной подачей Настя заметила, что взгляд молодого офицера направлен в противоположную сторону площадки. «Наверно, он пришёл к своей девушке, – подумала Настя. – И то, правда. Что ему делать в школе?». – И Настя, то ли из ревности, то ли из спортивного интереса, решила обратить внимание молодого офицера на себя. Однажды ей это удалось. Правда, его взгляд ничего не выражал, и он тут же перевёл его на противоположную половину игровой площадки.
  В перерыве Алина Петровна сделала замечание Насте за то, что та расслабилась, и потребовала собраться, хотя, в общем, игра Насти была не хуже, чем всегда. Алина Петровна поняла, что с Настей творится неладное, и догадалась о причине. Перед началом новой партии, она подошла к офицеру и что-то сказала ему. Офицер покраснел, улыбнулся, кивнул головой и вышел из зала.
  Он стоял в вестибюле, у большого окна. Настя сразу увидела его. Она не удержалась и подошла.
  – Не обижайтесь на мою маму. Ей почему-то показалось, что вы мешаете игре. Но вы, правда, не при чём…
  – Я не обижаюсь, – ответил офицер и поинтересовался: – кто выиграл?
  – Мы, – ответила Настя. – Наша команда. Послезавтра, в этом же спортзале, мы будем играть с другой командой за выход в полуфинал.
  – Поздравляю.
  Мгновение они молчали, стоя друг перед другом, но офицер прервал молчание:
  – Как тебя зовут?
  – Настя.
  – Красивое имя. Такое же красивое, как и его владелица. А меня зовут Романом.
  – Очень приятно.
  Молодые люди улыбнулись друг другу.
  – Рома, извините, но у меня срочные дела. – Сказала Настя.
  Они попрощались. Настя, гордая сама за себя, удалялась, когда услышала голос Романа:
  – Настя!
  Она обернулась.
  – У тебя обворожительные глазки…
  «Как приятны комплименты! – думала Настя. – Если он послезавтра придёт, то у нас что-то получится».
  Но на этом день не закончился. Когда Настя вышла из здания школы, увидела Романа, стоявшего рядом с УАЗиком. Заметив Настю, Роман быстро подошёл к ней.
  – Настя, – обратился он к девушке, – ты не будешь против, если вечер мы проведём вместе?
  Разве могла она отказаться от свидания? Конечно, нет! Но рядом с ними вдруг оказалась девушка из команды соперников. Высокая, стройная Светлана играла в нападении, и её удары часто были результативными. Настина мама ещё до начала игры обратила внимание своей команды на Свету и выставила против неё лучших блокирующих.
  Уже на свидании Роман рассказал, что командир полка, в котором он служил, дал ему машину, чтобы по служебным делам съездить в банк, а на обратном пути забрать его дочь, ту самую Светлану.
  Город, в котором жила Настя, расположен на реке Припять. Население его не больше пятидесяти тысяч жителей, и хотя город небольшой, но уютный и красивый. В четырёх километрах от черты города была расквартирована десантная бригада, в которой служил Роман. Военнослужащие со своими семьями жили в четырёхэтажных домах, специально построенных рядом с воинской частью. Там же были свои магазины, ателье, парикмахерская, клуб и школа, в которой учились дети военных. Но некоторые дети военнослужащих учились в школах города.
  Каждый год, на праздник Победы, военные организовывали парад на центральной площади города. На парад собирались почти все жители, которым нравилось смотреть, как военные под звуки оркестра маршируют стройными рядами, чеканя шаг. Очень красиво. Залюбуешься. С центральной площади военные строем под музыку оркестра проходили по главной улице города, что вызывало всеобщее ликование горожан.
  На свидании Настя спросила Романа, участвует ли он в параде, но, оказалось, что нет.
  – Почему? – с сожалением спросила Настя.
  – Не хочу, – ответил Роман.
  – Странно, – удивилась Настя. – Разве военные участвуют в параде по желанию? Даже нас, учеников школ, заставляют идти на демонстрацию. Попробуй не прийти! А у вас, оказывается, можно и не ходить. Странно…
  – У нас тоже в параде участвуют в обязательном порядке. Для этого есть строевые офицеры. А у меня штабная служба, связанная с финансами. Финансисты в армии, как это сказать, вроде элиты. Их мало привлекают на всякие мероприятия. Так заведено.
  – В армии даже финансисты есть? – ещё больше удивилась Настя. – Мне казалось, что военные только стреляют, маршируют и воюют. При чём тут финансы?
  Роман рассмеялся.
  – Настенька, солдаты и офицеры так же, как и гражданские, получают зарплату. Значит, нужен человек, который её выдаёт. Солдат надо кормить, одевать. Значит, есть службы, которые обеспечивают их всем необходимым. Армия – это целый организм. Есть люди, которые идут в бой, а есть те, кто обеспечивает их оружием, боеприпасами, кормит, одевает и деньги выплачивает.
  Настя не стала заморачиваться армией. Её интересовал Роман. Во время свидания, она убедилась в том, что её первые чувства к нему оказались безошибочными. Он умный, эрудированный парень. Увлекательно рассказывал всякие истории из своей жизни и из жизни своих товарищей. Был предупредителен и внимателен. При встрече Роман подарил Насте цветок герберы. Она обрадовалась, что это была не роза. «Розы – размышляла Настя, - красивые цветы, но их дарят многие и многим. Получается, как дежурный подарок. Подарил парень девушке розы, вроде как отметился. А герберы – это необычно. Значит, Рома думал обо мне и хотел удивить. Хороший признак».
  День был жарким, а вечер душным, поэтому молодые, чтобы утолить жажду, пили много соков. Разумеется, когда много пьёшь воды, то через некоторое время их результат проявляется не только в том, что становится легче от жары. Роман, продолжая увлекать Настю беседой, свернул с главной улицы. «Куда он ведёт меня? – подумала Настя, – и зачем?» Оказалось всё очень просто. Когда они подошли, Роман указал пальцем вниз на место, на котором они остановились, и сказал:
  – Встречаемся здесь, – и скрылся за дверью с буквой «М».
  Вроде мелочь. Даже смешная мелочь. Но она говорила о его внимательности и такте.
  Когда они вышли к реке, им захотелось отдохнуть, но скамеек не было. Роман постелил на траву китель.
  – Но, испачкается ведь, – возразила Настя.
  – Почищу, сдам в химчистку…
  Роман на девять лет старше Насти. Для шестнадцатилетних девчонок, двадцатилетние парни казались большими дядьками. Но Настю всегда привлекали взрослые парни. Наверно, это в природе женщины. Им хочется, чтобы мужчина был умным, внимательным, добрым и верным, которому можно доверить свою судьбу.
  Как-то мама сказала Насте: «Мужчина ведёт по жизни, а женщина направляет его». Настя тогда была ещё слишком молода и не понимала, о чём говорила мама. Повзрослев, Настя поняла смысл этих слов: женщина желает многого, но мужчина выбирает то, что необходимо, а для этого нужен жизненный опыт, который приобретается с возрастом.
  Стемнело. Роман проводил Настю домой.    
  – Как ты доберёшься? – Беспокоилась она, но Роман попросил не волноваться.
  – На такси. – Ответил он…
  Через день состоялась полуфинальная игра. Накануне директоры школ, чьи команды должны были встречаться, договорились провести игру в спортивном зале соперниц Настиной команды. В то время не было ни компьютеров, ни сотовых телефонов, и при всём желании Настя не могла предупредить Романа.
  Настроение Насти было не на высоте, но она сумела собраться и сосредоточиться на игре. Первую партию выиграла Настина команда, вторую она проиграла, третью снова выиграла, а четвёртую – сдала. Игра перешла в тай-брейк. И тут, Настя увидела Романа. «Какая же он умница! – подумала она. – Нашёл меня!».
  Играла Настя с воодушевлением, которое передалось её подружкам, и команда легко довела игру до победы и вышла в финал.
  Роман потом рассказал, как нашёл Настю.
  – Я опоздал. Раньше не мог. Узнал у учителей, где проходит игра и примчался.
  Насте было приятно, что Роман не растерялся, проявил находчивость и, пусть только к тай-брейку, пришёл поболеть за её команду.
  – Я очень благодарна тебе, – сказала Настя.
  В этот день они первый раз поцеловались.
  Роман проводил Настю домой. Они прощались. Настя прильнула к Роману и поцеловала его в губы. Поцелуй был короткий, но чувственный. Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Роман, задержав Настю, лёгким движением притянул к себе. Настя не сопротивлялась. Ей самой хотелось, чтобы он поцеловал её. Роман прижал к себе девушку, и Настя почувствовала его напряжение. Роман, тут же, оттолкнул её. Настя видела его красное от смущения лицо, а его глаза были стыдливо опущены вниз. Девушка прильнула своей щекой к его и шепнула на ухо: «Ты мне очень нравишься». Подарив ему третий короткий поцелуй, Настя скрылась за дверью квартиры, заверив, что с нетерпением будет ждать день нового свидания.
  Закончился учебный год. Наступило лето – пора каникул и свободы от уроков.
  Макар Николаевич, Настин папа, был заядлым рыбаком и часто брал дочь с собой на рыбалку. Насте нравилось быть с отцом, добрым, спокойным и рассудительным человеком. Рано утром, как только первые лучи прорезали тьму ночного неба, они выходили из дому и на машине уезжали к реке за город. У Макара Николаевича было своё место, где он любил рыбачить. Там он встречался с друзьями, и они рассредоточивались по берегу и до полудня ловили рыбу. Настя тоже находила своё место на берегу, подкармливала рыбу, забрасывала крючок с наживкой и, по примеру отца и его друзей, ждала, когда начнётся клёв.
  Иногда они уезжали на два дня. Днём Макар Николаевич и его друзья разводили костёр и готовили уху. Друзья открывали бутылочку водки, выпивали, закусывали ухой и вели свои неспешные разговоры, а Настя слушала и наслаждалась приятным обществом и природой.
  Как-то Настя предложила Роману поехать на рыбалку, но Роман категорически отказался, не объяснив причину.
  В последний месяц лета Роман взял отпуск и уехал навестить своих родителей. Они жили в небольшом подмосковном городе. Это было первое их продолжительное расставание. Настя проводила его на поезд. Прощаясь с Романом, она попросила не забывать о ней и написать письмо, которое она ждала с нетерпением, каждый день проверяла почтовый ящик по нескольку раз и отчаивалась, когда не обнаруживала там послание. Прошла неделя, и Настя немного привыкла, что Романа нет рядом, успокоилась и уже не так часто заглядывала в почтовый ящик.
  Однажды Настя с подружками пошла на пляж. Там они провели весь день: загорали, купались, играли в волейбол. К ним присоединились парни из их класса, тоже решившие провести день у реки. Ребятам было весело. Забыв обо всём на свете, парни и девушки радовались тёплому летнему дню, реке, молодости и осознанием того, что у них вся жизнь впереди. Один из парней проявлял к Насте повышенное внимание. Настя не отказывала ему во внимании, но держала его на расстоянии. Константин нравился ей ещё до встречи с Романом. Они встречались, ходили в кино, гуляли под ручку в городском парке и даже целовались, но с появлением Романа, Настя потеряла интерес к однокласснику. Костя не понимал причину охлаждения к нему, но, когда узнал, что у Насти появился парень, быстро упокоился и вскоре подружился с девочкой из параллельного класса. Поначалу Настю задевало такое быстрое изменение Костиного отношения к ней. Она не хотела вернуть его дружбу, но то, что он быстро нашёл себе другую подружку, Насте было неприятно. Если бы он страдал, проявлял настойчивость вернуть Настю, она была бы удовлетворена. А так получается он не очень-то её дружбой.
  Вечером ребята, насладившись купанием, подгоревшие на солнце, покинули пляж. Костя проводил Настю домой. Он долго не уходил, пытался задержать её, но Насте он был уже безразличен, и она не позволила перейти грань, разделявшую дружбу одноклассников от более близких отношений. Расстроенный Костя, наконец-то, попрощался с Настей, и девушка, уставшая от отдыха и от Кости, вошла в свою квартиру. Алина Петровна готовила ужин, а Макар Николаевич смотрел какой-то фильм по телевизору.
  – Тебе пришло письмо, – сказал Макар Николаевич дочери. – Оно лежит на столе в твоей комнате.
  Настя стремглав вбежала в комнату. Письмо было от Романа. Её сердце бешено колотилось от волнения. Письмо было коротким, но чувственным. Настя до сих пор хранит его и иногда перечитывает, вспоминая свою молодость и чувства, которые она испытывала в то время.
  Роман писал:

  «Милая Настенька!
  Я очень, очень скучаю по тебе. Не думал, что расставание будет таким утомительным. Каждую минутку, каждую секунду думаю о тебе. Вспоминаю твои глаза, твою улыбку, наши встречи и прогулки в городском саду. Нет тебя рядом, и мир кажется блёклым, безрадостным и не интересным. Не думал, что расставание настолько обострит мои чувства, я понял, что влюблён в тебя, и не представляю без тебя свою жизнь. Считаю дни и с нетерпением жду возвращения к тебе. Осталось всего пять дней, наверно, самых длинных из всех, которых я прожил.
  Милая Настенька! Я люблю тебя!
  До встречи, моё Облачко. Крепко обнимаю, целую твои обворожительные глазки и сочные губки.
  Роман. 28 августа … г.»

  «Облачко! – думала Настя. – Какое красивое сравнение!»
  Настя несколько раз перечитала письмо. Её усталость как рукой сняло. «Он меня любит! – радовалась Настя. – Рома, ты – чудо! Какое счастье, быть любимой!».
  В течение всего вечера Настя по нескольку раз перечитывала письмо. И снова его прочла уже перед сном. Засыпая, она мысленно признавалась Роману в любви.
  Их отношения переросли в новое качество. Они не скрывали своих чувств и из друзей превратились в любящих друг друга людей. Настя познакомила Романа с родителями и сестрой. К её радости, он понравился отцу и сестре, только Алина Петровна была обеспокоена большой разницей в возрасте между ними. Но, в целом, была не против их отношений, и Роман был желанным гостем. Иногда, он ночевал у Насти, когда свидания слишком задерживались, а ночью добираться за город было очень трудно. Роман не злоупотреблял гостеприимством, но и Настя не могла позволить уйти ему в ночь.
  Как-то в один из октябрьских дней Настина подруга пригласила ребят на вечеринку, организованную в честь её дня рождения. После вечеринки Роман и Настя долго гуляли по ночному городу, пока начавшийся дождь не заставил их покинуть улицу. Роман проводил девушку. Настя увлекла Романа за собой. Ни Алины Петровны, ни Макара Николаевича, ни Тани, Настиной сестры, – никого не было дома, все находились на даче за городом. Эту ночь Настя и Роман провели вместе, а утром Роман сделал Насте предложение стать его женой. Через месяц состоялась помолвка. Настя и Роман обменялись кольцами, а свадьбу решили сыграть в июне, когда Насте исполнится семнадцать лет. На Украине девушкам разрешалось выходить замуж за год до достижения совершеннолетия. Южные широты: девчата созревают быстрее, чем на северных.


ГАЛИНА
(Одесса, 1984 год от Р.Х.)

Сердце матери – неиссякаемый источник чудес.
П. Беранже

  – Поздравляю, Анастасия Макаровна, – сказал Родион Викторович, – Вы будете мамой. – И врач жестом дал понять, что осмотр закончился.
  Родион Викторович уселся за свой рабочий стол, открыл Настину медицинскую книжку и начал её заполнять. Настя привела себя в порядок и подсела рядом с врачом на свободный стул.
  – Вы молодая женщина, – говорил врач, – здоровья вам не занимать, беспокоиться не о чем. Соблюдайте режим, не перегружайте себя, следите за своим здоровьем и не забывайте посещать врачей…
  Настя была удивлена произошедшими с ней переменами. Она шла по улицам города. Ярко светило солнце. Стоявшие вдоль тротуара редкие деревья казались пышнее, а ведь только вчера, они выглядели измученными, с тусклой листвой, а сегодня листва помолодела, каждый листочек, колыхаемый лёгким дуновением ветра, будто радовался вместе с Настей. Хотелось кричать на весь мир: «Я буду мамой!».
  Навстречу шли люди, ещё угрюмые утром, куда-то нервно спешащие, а сейчас они выглядели милыми и добрыми. Хотелось остановить каждого и сказать: «Я жду маленького! Я буду мамой!».
  Настя шла домой. Как жаль, что Рома на работе. Так хотелось позвонить ему, но Настя сдерживала себя. «Нет, дождусь Рому», – думала она. Хотелось сообщить новость ему с глазу на глаз, видеть его радостное выражение лица и услышать слова благодарности.
  По пути из магазина домой Настя встретила свою соседку по лестничной площадке Галину. Они дружили семьями, часто проводили вечера вместе. Галина была старше Насти на добрый десяток лет, но разница в возрасте не мешала их дружбе. Галина была ярко выраженным холериком, в своей жизни она больше руководствовалась чувствами и эмоциями, чем разумом. Часто, принимая то или иное решение, Галина не задумывалась о последствиях, но упорно шла к своей цели. Натолкнувшись на непреодолимые препятствия, она готова была обвинить кого угодно, но не себя. Чаще доставалось её мужу Григорию, к счастью которого, подолгу отсутствующему в плавании. Григорий был лучшим коком на пароходстве. Каждый капитан и экипаж корабля желал видеть его на своём судне.
  Вместе с тем, добрый характер и обаяние Галины привлекали к ней людей, но её словоохотливость и чрезмерно подробное описание событий нередко утомляли собеседника. Так и на это раз, Галина, начав говорить о работе, надолго задержала Настю на лестничной площадке. Уставшая от радостных волнений и похода в магазин, Настя прервала соседку:
  – Галя, а чего мы стоим под дверями? Приходи ко мне. Пока я буду готовить ужин, поболтаем, попьём чайку…
  – И то правда, – согласилась Галина. – Я принесу вкусные эклеры, свежие, только что купила…
  Настя поставила кастрюлю с водой на плиту, побросала в неё нарезанный картофель и, пока закипала вода, нарезала овощи. Очередь дошла до лука. Когда Роман бывал дома, она просила резать лук его, так как с трудом выносила воздействие выделяемого этим овощем лакриматора, от которого глаза обильно слезились, краснели, а веки опухали. Но муж был на работе, и Настя достаточно наплакалась, пока лук был готов для обжарки.
  Когда последний из ингредиентов был заложен в будущий суп, Настя уменьшила мощность плиты и приступила к уборке квартиры. Ей хотелось по-праздничному встретить мужа. Для этого случая она купила бутылку виноградного вина и пару декоративных свеч.
  Работала Настя с воодушевлением. Все дела связывались в единую цепочку под названием семья: мой муж, мой ребёнок и я. Счастье переполняло душу, радость – сердце. «Родные мои, дорогие, – думала Настя, – счастье, что у меня есть ты, Ромочка, счастье, что у нас будет маленький!».
  Её мысли прервал звонок в дверь – пришла Галина, неся в вытянутой руке эклеры.
  Пока заваривался чай, Галя без умолку щебетала, не забывая при этом уплетать поданный на стол салат:
  – Знаешь, что учудил вчера мой младший? Пацану всего четыре года! А ведь увидел, как я купила спички и убрала их на холодильник. Ну, ты видела мой холодильник – я, сама, не достаю до верха! Взяла, да бросила упаковку наверх. А Никитка увидел и, когда я ушла по делам, подвинул стол, каким-то непостижимым образом затащил на него стул, встал на него и достал спички. Прихожу домой и вижу: в прихожей и на кухне по полу рассыпаны спички. Представляешь моё состояние? Чего я только не передумала! И принюхиваться стала – дымом не пахнет ли. Забегаю на кухню, Никитки нет. Бегу в гостиную, и там его нет, и в детской нет. А он, бесёнок, сидит на балконе и жуёт серу. Весь в ней перепачкан: и губы, и язык, и зубы. Я ему кричу: «Что же ты делаешь, такой-сякой! Это же отрава!» А он отвечает: «Мама, попробуй, как вкусно!». Сегодня встретила нашего детского врача и спросила её, в чём причина такой тяги ребёнка к спичечной сере. И знаешь, что она мне ответила: «Нехватка фосфора в организме». Вот оно как? Ну, ничего. Теперь он на даче у бабушки и у дедушки, наловят рыбы, и пусть пополняет организм фосфором.
  – Да, и мел едят, и угли, и золу дети кушают. Всё от нехватки минералов и витаминов, – вставила Настя.
  – Для роста им надо. И что интересно! Даёшь им обед – не хотят. Уж и не знаю, что приготовить. Как угодить, чтобы жрали, бесы? Нет, не хотят. А вот спички едят.
  – А старший твой, Сашенька, как? – спросила Настя Галю. – Такой мальчишка хороший, умненьким растёт.
  – Да, он – моя гордость! На пятёрки учится, учителя им не нахвалятся. А книжки читает!.. Запоем. Уж, сколько их у него! Куплю. Пару дней прошло – прочёл. Говорит, купи ещё. Ползарплаты уходит на книги. Но мне не жалко. Пусть читает. А недавно, – продолжала Галя, – спрашивает: «Мама, почему дядя Рома всегда дома, а наш папа всегда в командировке?» Объяснила ему, почему. Скучает по папке-то. А твоего уважает. Дни считает до выходных, когда Рома твой дома. С утра его караулит. Да, нужен сыну рядом мужчина. Папки нет, так он к твоему тянется. Надоедает, наверно? – спросила соседка.
  – Что ты, Галя! Роме нравится с ним водиться. Он сказал мне как-то, что интересно с Сашкой. Умный парень растёт, любознательный. И всё на лету схватывает, – успокоила Настя соседку.
  – Ты думаешь, только дети по Гришуньке скучают? Если бы деньги не нужны были, я бы ни за что его не отпускала в плавание. Как уйдёт на полгода, а я тут тоскую одна с детьми. А ведь я ещё молодая… – пожаловалась Галя.
  – Ой, Галочка, ты женщина хоть куда! И молодая, и красивая!
  – Спасибо, Настя! Слушай, что я тебе расскажу, по секрету. Никому, никогда не говори. Заклинаю тебя.
  – Чтоб мне провалиться на месте. Рассказывай. – Не скрывала Настя своего любопытства.
  – Недавно, недели три назад, я задержалась на работе – надо было к утру подготовить некоторые документы. Работаю уже час сверхурочно, как открывается дверь, и заходит Борис Александрович – начальник смежного отдела. Интересный мужчина, представительный, симпатичный. Ему лет за сорок, с лёгкой сединой на висках. В общем, на таких мужчин женщины обращают внимание. И что ты думаешь? Приносит мне чай и пирожное. Покушайте, говорит, Галина Архиповна, а то вы так до утра не доживёте. И улыбается мило. Я поблагодарила его, мне уже самой хотелось заварить себе чай, но чтобы ещё и с пирожным!.. Оно было для меня, как вознаграждение за мои труды.
  Я пью чай, а Борис Александрович присел напротив и спрашивает: «Галина Архиповна, вы не желаете перейти ко мне в отдел? У нас освободилось место, и нужен грамотный работник, такой, как вы». А сам смотрит на меня загадочным взглядом. Но я же не дурочка. Правда?
  – Нет, конечно… – поддержала Настя.
  – Понимаю, что предложение перейти в его отдел – это предлог, – продолжала Галя. – Вижу, что он не только хотел заполнить свободное место грамотным, как я, работником, а чтобы этим работником была именно я.
  Настя! Скажу тебе, по секрету, – мне было приятно, что на меня обратил, как на женщину, внимание чужой мужчина. Сама не понимаю, почему. Но тепло прокатилось по телу. Такая мной гордость за себя охватила! Понимаешь, я нравлюсь не только мужу. Я привлекаю мужчин! В тот вечер я на крыльях летела домой. Вот так я себя чувствовала.   
  – Я рада за тебя! Ты приняла предложение перейти в его отдел? – Настя не могла впрямую спросить у подруги о развитии её отношений с Борисом Александровичем, а потому замаскировала своё любопытство вопросом о службе.
  Но Галя, видимо, сама желала поделиться своими переживаниями, а потому, или не заметила подвоха, или не обратила на него внимание.
  – А я ещё не решила. Если бы Гриша был дома, я бы с ним посоветовалась, – продолжала своё повествование подруга. – А сама не могу решиться. Понимаешь, если бы к этому переводу не было замешано другое, то я бы может и согласилась.
  – Я тебя понимаю. Но, может, тебе всё-таки показалось?
  – Настюха! За кого ты меня принимаешь? Неужели ты думаешь, что я себе сама всё нафантазировала? – обиженно заявила Галя. – Вот, послушай, – продолжала Галя, – не далее, как вчера, Борис пригласил меня в кафе для знакомства со мной в неформальной обстановке. Знаю я эти неформальные встречи! Что ты думаешь? Я сначала отказывалась, но робко, не так, чтобы он прекратил настаивать, а так, чтобы ещё помучился, пока я соглашусь. А что? Когда меня Гришка последний раз приглашал в кафе? Сто лет прошло. Как-то я ему сказала: «Гришенька, ну, что мы всё время дома, да на даче? Давай куда-нибудь сходим вместе, хотя бы в кафе что ли?» – а он мне отвечает: «Зачем тебе кафе? Я сам во сто крат вкуснее приготовлю». Что правда, то правда. Готовить он умеет. Когда дома, балует нас – пальчики оближешь. Но не понимает, что не в еде дело.
  Так вот. Помучила я немного Бориса, да и согласилась. Сбегала в парикмахерскую, поправила причёску, нарядилась в своё выходное платье и на свиданку. Ха-ха. Это в мои-то годы!!!
  – Галочка, что ты говоришь? Какие твои годы? Ты ещё совсем молодая…
  Подбодрённая, Галя продолжала свой рассказ:
  – Пришла я, разумеется, с опозданием. Ненамного, наверно на полчаса. Но я же женщина! Могу себе позволить такую вольность? Не буду рассказывать подробности, только скажу, что он за вечер столько мне комплиментов надарил, что это трудно связать только со служебными отношениями. И проводил, а напоследок признался, что давно мной очарован.
  Вот так, Настенька! Я ещё хоть куда…
  Галя рассмеялась, а потом добавила:
  – Только знаешь, у меня такое чувство, что я мужу своему изменила. Тревожно у меня на душе.
  – Не думаю, Галя, что ты изменила мужу. Ты интересно провела вечер. И что из того, что с мужчиной. И какой он мужчина – он твой коллега.
  И женщины дружно рассмеялись. Смеялись долго, до слёз, пока их смех не прервал телефонный звонок Романа.
  Галя, вскочила со стула, поблагодарив за приятный вечер, направилась к выходу и вдруг сказала:
  – Настя, не поверишь! Иногда так хочется изменить!..
  Обменявшись улыбками, подружки попрощались, и Настя осталась одна ждать мужа.


ГРИГОРИЙ И ВАЛЕНТИНА
(Кейптаун, 1985 год от Р.Х.)

Женщины устроили из себя такое
орудие воздействия на чувственность,
что мужчина не может спокойно
обращаться с женщиной. Как только
 подошёл к ней, так и попал под
её дурман и ошалел.
Л.Н.Толстой

  – Настенька, привет! Как наша малышка? Ой, какая красавица!
  – Здравствуй, Галя! Ты в отпуске!
  – Нет. Мужа провожала в плавание. Побыл дома, порадовал нас своим присутствием и снова на полгода бороздить океаны. Да, если б капитаном был, можно было бы гордиться. А то – повар. Ха-ха.
  – Что же ты так о своём муже, Галя? Не всем же быть капитанами. А Гриша твой – хороший повар. Такие вкусные блюда готовит, пальчики оближешь. Гордись им.
  – Горжусь, горжусь, – согласилась Галина. – Вот проводила его, на работу идти уже поздно. А тут, смотрю, ты с Ладушкой гуляешь, на скамеечке сидишь. Думаю, дай-ка с Настей поболтаю.
  – Правильно сделала, мы давно уже с тобой не встречались и по душам не говорили. Я уж и соскучилась по тебе.
  – Я тоже по тебе соскучилась. А ты знаешь? Кажется, не говорила тебе. Я ведь всё-таки перешла в отдел к Борису Александровичу. Уже три недели у него работаю.
  – Не жалеешь, что перешла в его отдел?
  – А что жалеть? Работа та же самая, зарплата – тоже. Уж очень Борис Александрович настаивал. Вот и согласилась. Он даже с моим бывшим начальником договорился. А если учесть, что он влюблён в меня, то и лучше, что перешла. Бывший начальник меня не отпустил бы проводить Гришу, а Борис сразу разрешил.
  – Ты его по имени называешь?
  – Что ты!? На работе, как положено – Борисом Александровичем. А Борисом – так короче, у него отчество слишком длинное, – засмеялась Галина.
  – А Гриша как отнёсся к твоему переходу в другой отдел?
  – А ему всё равно. Я спросила его совета, а он сказал, чтобы я поступала, как мне лучше. Так что, Настенька, Гриша сам виноват, что разрешил мне перейти в отдел к Борису Александровичу. – И Галя заразилась весёлым смехом.
  Шёл первый месяц лета. День был не жарким, но солнечным. Настя, как всегда, собрала дочь, уложила её в коляску и отправилась на прогулку в парк, где густые кроны деревьев своей тенью спасали от летнего солнца, а интенсивно выделяемый их листвой кислород освежал городской воздух, проникающий в парковую зону. Голуби назойливо выпрашивали у посетителей подаяние. Вороны, вдруг всполошившись, своим карканьем напоминали о себе и, успокоившись, бродили по зелёной траве, искоса высматривая, что можно стащить. Исхудавшие за зиму белки шныряли, в поисках пищи, спускались на землю, вызывая умилённые взгляды отдыхающих. Какой-то пожилой мужчина достал из кармана пиджака кусочек хлеба и протянул одной из белок. Белка смело подскочила, схватила подаяние  и, тут же, стремглав вскочила на ближайшее дерево.
  Сохранённый островок природы манил своей тишиной, спокойствием и свежестью. Если бы не разбросанные то тут, то там бумага, остатки пищи после пикников и пустые бутылки, можно было бы сказать, что попал в Эдем. Но городской житель, не избалованный девственной природой, старался не обращать внимания на издержки цивилизации, а наслаждался, прогуливаясь по асфальтированным дорожкам, осколком первозданности планеты, уходя от забот, быта и проблем.
  – Ой, Настя, не знаю, что делать, – продолжала беседу Галя.
  Настя вопросительно посмотрела на подругу.
  – Да, с этим, Борисом, Александровичем… Он настолько внимателен ко мне, что меня это уже не забавляет, а увлекает. А недавно сон видела… Только никому не говори! Ладно? Не выдай меня…
  – Никому, – успокоила подругу Настя.
  – Приснилось мне, что я изменила своему мужу, и изменила с Борисом. Представляешь? И сон был красочный, всё было будто наяву. От испуга я проснулась, а сердце бешено колотится в груди, вся дрожу. Луна смотрит в окно, а рядом муж храпит. Боже, думаю, вдруг я что-то во сне сказала, а Гриша слышал. Но он спал, слава Богу! Повернулась на бок к стене, пытаюсь уснуть, а не могу – вся в волнении. И страшно было, и приятно. Только к утру уснула. К чему такой сон?
  – Успокойся, Галя. Это только сон. А сниться нам может всё, что угодно. Это не измена.
  – Я сама всё понимаю. Но, чувствую, Борис отпустил меня сегодня на проводы мужа, потому что надеется на мою временную свободу. Ты бы видела, какой радостью были наполнены его глаза!.. Я же всё вижу. Начнутся ухаживания, проводы домой, приглашать начнёт в кино, или куда-нибудь ещё… Я могу не выдержать, – засмеялась Галя, – мы ведь, женщины, такие падкие на ухаживания! А тут ещё мужа не будет полгода, за это время я сто раз успею соскучиться. Попробуй удержаться!
  – Да, нелегко, – подтвердила Настя.
  – Вот и я про то же, – обрадовалась Галя.
  Ладу пора было кормить, и женщины, встав со скамеек, отправились домой. По пути они ещё поделились своими новостями, на лестничной площадке попрощались, и каждая скрылись за дверью своей квартиры.
  Настя накормила дочурку и уложила её в кроватку. Скоро должен вернуться Роман, и Настя приступила к приготовлению ужина. Выбрала из холодильника блюда, расставила на плиту для разогрева и услышала скрип ключа в замке. Вернулся муж.
  После разговора с Галиной Настя чувствовала себя угнетённо. Её не покидало понимание того, что она, фактически, поддержала подругу в её стремлении встретиться со своим начальником. Но она понимала и то, что вмешиваться в любовные дела Галины, а, тем более, убеждать в моральных истинах, не лучший способ поддерживать дружеские отношения, особенно, в таких щепетильных вопросах, как взаимоотношения между мужчинами и женщинами.
  «А что я могла сказать? – думала Настя, – Сказать, что она поступает опрометчиво? Что нельзя изменять мужу? Она и сама это знает. Скажи я ей так, она обидится. Галя – хорошая подруга, хорошая хозяйка, хорошая мама. У каждого из нас могут быть такие ситуации. Но каждый сам выбирает свою дорогу. И никто не имеет права настаивать на своём видении жизни. Галя хотела моей поддержки, и она её получила, хотя я старалась отвечать дипломатично, но последняя моя фраза: «Да, нелегко», – это моя поддержка измены Гали своему мужу. И Гришу жалко. Да ну их. И что я так переживаю?».
  – Настенька, о чём ты задумалась? – Прервал её размышления Роман.
  Настя взглянула на мужа, улыбнулась ему и ответила: «Рома, я тебя люблю».
 
  – Гришенька, я никогда не была в Кейптауне. Можно я сойду на берег? – попросила Валя.
  – А кто будет готовить обед и ужин? – поинтересовался Григорий.
  – Гришенька, дорогой, я всё подготовлю. Тебе останется только на плиту поставить. Ну, правда! Я очень хочу посмотреть город. И потом, я же ненадолго, часика два прошвырнусь по магазинам и прибегу.
  – Магазины в Кейптауне ничем не отличаются от других.
  – Гришенька, миленький!.. – умоляла Валентина.
  – Ладно. Всё равно уговоришь, чертовка. Только подготовь сначала все продукты и можешь идти. Скажешь капитану, что я разрешил. – Сдался Григорий.
  Валентина, обрадованная, бросилась на шею Григорию, чмокнула его в щёку и побежала к помощнику капитана, чтобы он внёс её в список увольняемых на берег членов экипажа.
  – Гриша, – на бегу проговорила Валентина, – я всё сделаю, не подведу. Ведь ты меня знаешь.
  Валентина неоднократно выходила в плавание. Она исполняла обязанности помощника кока на сухогрузе, а также и обязанности официантки. Была весёлой молодой женщиной, не дурна собой, с лёгким характером, за что команда любила её и уважала. Она была единственной женщиной на сухогрузе, потому отношение к ней со стороны мужчин было ласковым и предупредительным. Обладая природной женской хитростью, Валентина ладила со всеми членами команды и всегда добивалась того, чего желала.
  Её начальником был Григорий, который будучи профессиональным поваром, отвечал за камбуз. Его обеды всегда были вкусными и сытными. В пароходстве ценили Григория, и каждый капитан считал за удачу, если к нему приписывали коком Григория. Хороший кок на судне – это половина команды. Сытый и довольный моряк сделает любую работу, не будет роптать и легче перенесёт продолжительное плавание.
  Впервые Григорий с Валентиной отправились в совместное плавание два года назад. В то плавание и сложился их дуэт. Григорию приглянулась помощница, трудолюбивая и чётко выполнявшая свои обязанности, она облегчала ему его работу. Душевность и лёгкость натуры Валентины импонировали Григорию, а, когда измученный долгим плаванием без женской ласки Григорий дал понять Валентине, чтобы она заменила ему близкую подругу, то, к своему восторгу, не получил отказ, а был вознаграждён сполна ласками Валентины.
  С тех пор они всегда вместе уходили в море, и каждый капитан, желавший заполучить Григория на своё судно, знал, что с ним пойдёт и Валентина. Это нисколько не смущало их, потому что профессионализм кока им был дороже, да и проблем дуэт никогда не создавал. Работа была на первом месте, а личные взаимоотношения кока и его помощницы мало кого волновали.
  К вечеру Валентина вернулась на борт и, переодевшись, сразу приступила к своим обязанностям. Она вошла в камбуз, обняла кока, сказав ему: «Спасибо, Гришенька», – поцеловала и взялась за работу.
  Наступила ночь, вся команда разошлась по своим каютам, Григорий и Валентина заканчивали работу, и, подготовив продукты на завтрак, ушли в каюту Валентины.
  Пока Григорий принимал душ, женщина накрыла столик, поставив на средину бутылочку «Старого Тильзита» в подарок своему начальнику.
  Она знала, что Григорий любил эту марку коньяка, а потому, посещая магазины Кейптауна, не забыла и про коньяк.
  Григорий ещё принимал душ, когда Валентина закончила приготовления. Чтобы не терять время, она разделась и вошла в душевую комнату. Тесная душевая не помешала им смыть с себя накопившийся пот от жара кухни и от жары южных широт.
  Выпив по стопочке коньяка, закусив лёгким ужином из овощей и сыра, они улеглись на приготовленную Валентиной постель…
  Уставшие за рабочий день, они больше времени оставили для отдыха  и разговоров.
  Валентина сидела рядом с Григорием, подала ему стопку с коньяком, и они вместе выпили.
   – Гриша, – спросила Валя, – скажи, ты любишь меня?
   – Валя, мы же договорились. У меня семья, дети. Что может изменить моя любовь к тебе?
   – Гриша, мы с тобой уже два года, как вместе уходим в плавание. Всё пароходство знает о наших отношениях. Мне, как женщине, хотелось бы ясности. Годы идут, а у нас ничего не сдвигается с места. Знаешь, как я жду нового плавания, и как не хочу, чтобы оно заканчивалось?
  – Я понимаю тебя, Валя. Но дать тебе надежду на то, что мы станем мужем и женой, я не могу, не имею такого права. Не хочу тебя обманывать.
  – А ты уверен, что твоя Галя не изменяет тебе? – Валентина попыталась использовать этот рискованный шанс.
  – Уверенным можно быть, когда каша подгорит.
  – А если она узнает, что ты ей изменяешь со мной? Простит тебя?
  – А куда ей деваться? Двое детей все-таки. С таким хвостом, кому она нужна?
  – Ты так думаешь? Думаешь, на свете нет мужчин, которые, любя женщину, любят в ней всё, и её детей тоже?
  – Если узнаю, что изменяет, голову ей оторву, – заявил вдруг Григорий.
  – Какие же вы, мужики! Самим изменять можно, а женщине, значит, нельзя! Что за домостроевские взгляды?
  – Хм, – ухмыльнулся Григорий. – Глупая ты. Пойми, разница огромная. Когда изменяю я – это мы имеем, когда изменяет жена – это имеют нас. 
  – Фу! Знаешь что, иди-ка ты в свою каюту. А я хочу выспаться. Завтра работы много…

  А в это время, на другом конце планеты Борис Александрович с Галиной заканчивали ужин в ресторане. Борис Александрович предложил провести ночь в его квартире. Галина согласилась…

  И в то же время, Роман укачивал Ладу, Настя вышла из ванной, и, хотя она была освежённой после душа, но в её глазах читалась усталость, накопившаяся за многие дни и ночи ухаживания за дочерью.
  – Лада уснула?
  – Да, спит.
  – Рома, я так устала!
  – Тебе надо выспаться. Завтра у меня выходной, я помогу тебе, чтобы ты могла хоть немного отдохнуть.
  – Ромочка, если бы ты знал, как я тебя люблю!
  – Спасибо, родная! Я тоже очень люблю тебя!


МИХАИЛ
(Вагон-ресторан, Одесса-Москва, осень 1985 года от Р.Х.)

     Для человека, который не знает,
к какой гавани он направляется,
ни один ветер не будет попутным.
Луций Анней Сенека

  – Я – везучий, – заявил Михаил, опрокинул стопку водки и отправил вслед кусок шницеля.
  За окном мелькали заснеженные поля, голые покрытые инеем деревья, мосты и дома небольших деревень. Колёса через равные промежутки времени характерным стуком отмечали стыки железнодорожного полотна, вагон размеренно качался, пытаясь выплеснуть из стаканов и рюмок содержимое.
  – Я – везучий, – сказал Михаил. – В какие только истории не попадал? Часто моя жизнь висела на волоске. Но мой ангел хранитель отводил беду. Однажды, автобус, в котором я ехал на работу, сорвался с моста в реку. Не поверишь, из семи пассажиров и водителя, я, единственный, остался в живых. Не помню, каким чудом я выбрался из автобуса и выплыл…
  Роман, сидя напротив, слушал своего попутчика.
  Ему повезло. Михаил оказался общительным, приятным человеком. Своими рассказами он скрашивал путь. Дорога не казалась долгой и утомительной. Слушая Михаила, Роман мыслями возвращался к Насте и Ладе. И, хотя командировка предстояла недолгая, Настя позволила себе немного покапризничать, давая понять, что ей не хочется расставаться с мужем, даже на непродолжительное время.
  – Каждая минута без тебя – это вечность. – Заявила Настя.
  Ещё в начале их знакомства, когда они не были ещё женаты, а их отношения бурно развивались, Роман уехал в командировку. Настя, прощаясь с ним, подарила тетрадный лист с картинкой девушки и со стихами Кочеткова из «Баллады о прокуренном вагоне»:


С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
                Когда уходите на миг!

   
   – А как-то на стройке оборвался трос подъёмного крана, – продолжал Михаил, – железобетонная плита ребром приземлилась рядом со мной и начала крениться в мою сторону. Я, мгновенно, плашмя упал на землю. «Ну, – думаю, – будут меня соскабливать с плиты». А  плита возьми и упади одним краем на кирпичи, которые были сложены с другой стороны от меня. Так и остановилась: одним краем на земле, другим – на кирпичах. Я молнией выполз, весь бледный, от страха сердце выскакивает из груди. Но жив, ни царапины.
  Бог мой! В какие только истории не попадал. И тонул, и горел, даже в авиакатастрофе выжил. Про авиакатастрофу расскажу. Это особый случай…
  Михаил рассказывал, а Роман снова уходил мыслями к своим девчонкам. За день перед его отбытием в командировку Настя проявляла к нему повышенное внимание. Он видел, что ей очень не хотелось расставаться. Она понимала, что муж должен убыть в командировку – такова его служба. Но в душе противилась этому. Настя была особо нежна к мужу, взяла на себя его сборы, подготовила для него необходимые вещи, а также приготовила что-то из еды на дорогу и на первое время.
  –  Я буду скучать по тебе, родной мой!
  –  Я тоже буду по тебе скучать, – ответил Роман, обнимая и целуя жену. –  Но через четыре дня я вернусь. Потерпишь?
  –  Потерплю, милый…
  Уложив Ладу спать, супруги также отошли ко сну. Роман, лёжа на спине, обнял жену, примостившую свою голову на его грудь, погладил её руку от плеча до локтя и, прошептав: «Я люблю тебя!» –  поцеловал её волосы.
  – Хочу родить мальчика… – прошептала Настя.
  Роман отвлёкся от воспоминаний и услышал Михаила:
  – …Всё! Думаю, кончилась жизнь моя горемычная, через пару секунд самолёт ударится об землю, и ждите меня грешного небеса. Вдруг, самолёт стал резко набирать высоту, земля отдалялась, а с её отдалением, возвращалось осознание, что мне ещё жить и жить. Через полтора часа самолёт сел в аэропорту, пассажиры, в том числе и я, как можно скорее, покинули его. Уверяю, что больше никто из нас с тех пор не пользуется услугами воздушного транспорта…
  – Вот такой случай был со мной, – закончил Михаил.
  Роман наполнил рюмки водкой и предложил тост за то, что всё хорошо кончается. Михаил выпил, с минуту помолчал, а потом продолжил:
  – А недавно я жену выгнал…
  – Развёлся? – спросил Роман.
  – Да, развёлся. Сейчас я свободен. Вот, решил выехать на заработки. А что мне? Я один. Дом оставил жене – всё ж таки она с сыном. А сам поскитаюсь по свету, счастье поищу.
  – Что же произошло, почему ты решил бросить семью? – спросил Роман, понимавший, что Михаил ждал этого вопроса.
  – Уже пять лет, как мы были женаты. Была любовь, свидания, цветы и прочее, что подобает для этого случая. Потом свадьба. Мои и её родители помогли нам купить квартиру, двухкомнатную, но уютную. Жили счастливо. Потом родился сын. Андреем, кстати, назвали его. Всё шло хорошо. Я работал, зарабатывал на жизнь. Хотя, мы жили не роскошно, но нам хватало.
  В прошлом году нас пригласил на свой день рождения сосед. С соседями мы дружно жили. Марина и Трофим – приветливые люди. Мы часто встречались семьями, то у нас, то у них. А летом, нередко, вместе выезжали на природу и, даже, с ночёвкой. Хорошие люди, – заключил Михаил и продолжил: – Праздник подходил к концу, гости разошлись, ушла моя Танюха, Маринка спала, остались мы с Трофимом одни за большим столом – продолжали выпивать и обсуждать какие-то глобальные проблемы. Какие, сам понимаешь, не помню.
  Вдруг, скатерть поднимается, и из-за стола выползает Николай – один из задержавшихся гостей. Мы обрадовались. Усадили его за стол, продолжили выпивать за именинника и вести наши душевные беседы. Трофим первым не выдержал и плюхнулся лицом в тарелку без салата – салат-то съели. Мы уложили Трофима на диван, и с Николаем вышли на улицу покурить.
  Курим, значит, и Николай, вдруг, говорит мне:
  – Миш, конечно, не моё дело, но послушай меня.
  – Рассказывай, – сказал я, заинтригованный.
  – Я перебрал, – начал свой рассказ Николай, – и уснул. Как оказался под столом, не помню. Сколько спал, тоже не помню. Видимо, сон помог мне избавиться от лишнего алкоголя, и я проснулся. Открыл глаза и вижу две пары ног: одну – женскую, вторую – мужскую. Я сообразил, что женская пара ног принадлежала твоей Тане, а мужская – коллеге Трофима, Володе.
  Я хотел покинуть своё лежбище, но, прислушавшись к разговору, решил подождать. По возгласам и характерным звукам, я понял, что Володя не давал покоя своим рукам. Они шептались, о чём, не столь существенно. За столом никого больше не было. Наверно, в это время кто-то танцевал, кто-то курил, а кто-то… Не знаю, в общем, никого больше не было.
  Так вот, о чём они шептались – не важно. Важно то, о чём они договорились. А договорились они о встрече. В предстоящие выходные жена Володи с детьми должна уехать к маме, Володя останется один. Вот он и пригласил Таню. Таня сначала отказывалась, мотивируя тем, что боится – а вдруг муж узнает, то есть ты. Так и сказал: «А вдруг Миша узнает. Я боюсь».
  Володя уговорил Таню. Так что в предстоящее воскресенье в два часа дня он ждёт твою жену.
  Прости, если я вмешался в это дело, но мне показалось, что я обязан был тебе об этом сказать…   
  Эх, Роман, лучше бы он не говорил, а я бы ничего не знал. Понимаешь, что со мной происходило! Я был готов тут же подняться в квартиру и устроить грандиозный скандал.
  До рассвета я сидел на скамейке у подъезда, курил, переживал и думал. Немного успокоился и решил не устраивать разборки с женой. Ничего бы это не дало. Она бы мне ответила, что Колька-паразит всё напридумывал, а она чиста, как хрусталь. И всё! Мучился бы всю оставшуюся свою жизнь – было это или нет.
  Я решил дождаться воскресенья и посмотреть на поведение жены.
  Подошёл назначенный день. Я с утра внимательно следил за женой. Она, как ни в чём не бывало, переделала домашние дела и, за два часа до встречи с Володькой, пошла в ванную. Через час вернулась, вся такая чистенькая с уложенной причёской, с накрашенными глазами и губками. Из шкафа достала своё любимое платье и ушла в спальную.
  Я сидел в кресле в гостиной. Как только Танюха скрылась в спальной, я тихонько подскочил к двери и стал подсматривать в щёлку.
  Ох, ты бы знал, каково было моё состояние! Смотрю, Танюха сбрасывает халат и одевает чистенькие, ещё ни разу не одёванные трусики и бюстгальтер.
  Да, думаю, а Николай, пожалуй, прав.
  Я быстро шмыг в кресло. Выходит жена, вся такая свежая, щёчки горят, сама, что королева красоты.
  – Куда ты, Таня, собралась? – спрашиваю я, а сам слежу за ней.
  – Да, мы с подружкой решили встретиться, – не смутившись, отвечает мне Танюха.
  – Может, не пойдёшь? – прошу я.
  – Не могу, Мишенька, мы договорились. Она ждёт. Некрасиво будет с моей стороны.
  Я ещё поуговаривал. Жена ни в какую. Приводит мне разные доводы, что идти надо, и успокаивает меня, мол, она ненадолго, скоро вернётся.
  Вижу, уговоры не действуют. Я подзываю её к себе и прошу:
  – Милая, потрогай, вот, здесь мою голову.
  Она руками провела по моей голове и спрашивает:
  – И что? Ничего нет.
  – Как же ничего нет? А ты ещё раз потрогай.
  Потрогала – опять, говорит, ничего.
  – Не может быть, дорогая, по-моему, у меня рожки начинают расти. – Говорю я ей.
  Танюха не глупая баба, всё поняла. Ну, как водится, в слёзы, прости, бес попутал и прочее. Я сказал ей, что пока она моя жена, никуда не пойдёт. Завтра подадим на развод. Разбежимся – делай, что хочешь.
  Разумеется, были уговоры и просьбы не рубить сгоряча, опять же, слёзы, уговоры родителей. Но я, если что-то решил, то не отступлюсь. В общем, развелись мы.
  Мужчины долго сидели в вагоне-ресторане, молчали, смотрели в окно, а мимо пробегали поля, леса и деревни.
  Наконец, Роман взглянул Михаилу в глаза и задал вопрос:
  – А ты изменял Тане?
  Михаил ничего не ответил.


ОБИДЫ ГРИГОРИЯ
(Одесса, июнь 1986 года от Р.Х.)
   
Мужчины имеют столь же преувеличенное
представление о своих правах,
как женщины – о своём бесправии.
Эдгар Уотсон Хоу

  Роман услышал звонок в дверь. Подошёл, открыл и увидел соседа. 
  – Григорий! Привет! Заходи.
  Григорий вошёл и спросил:
  – Ром, ты один?
  – Да. Настя с дочкой на даче у родителей.
  – А ты почему не поехал? – поинтересовался сосед.
  – У меня завтра ещё рабочий день, а потом отпуск. Завтра же вечером и рвану к своим. Соскучился уже. Жду, не дождусь, когда встречусь со своими девочками, – ответил Павел. – Да, ты заходи, Гриш. Чего это мы у порога разговоры ведём?
  – Да, я, Ром, хотел посидеть, поговорить. У меня бутылочка «Старого Тильзита» есть, – предложил Григорий. – Ничего, что я так… без предупреждения?
  – Всё нормально. Не переживай. Правильно сделал. Заодно и моё одиночество скрасишь, – успокоил Роман соседа, провёл его в гостиную, усадил в кресло, а сам ушёл в кухню приготовить что-нибудь на закуску к коньяку.
  Выпив по стопочке, мужчины немного закусили. Роман понимал, что Григорий пришёл не просто так. Что-то произошло, и ему надо поговорить по душам, но с чего начать, Григорий не знал. Роман решил помочь:
  – Когда в следующее плавание отправляешься?
  – Как соберётся команда, – ответил Григорий. – Корабль уже готов. Думаю, что через неделю отправлюсь. Да, поскорей бы…
  – Отдых надоел?
  – Привычка. После очередного плавания, хочется по земной тверди походить. Пройдёт месяц, и скучать начинаешь – в море тянет.
  – Понимаю. Мне многие моряки об этом говорили.
  – Да. Вот жду, когда приказ поступит, и уйду на полгода, чтобы только подальше отсюда.
  – Что-то радости мало в твоих словах. Что случилось? – Спросил Роман.
  Григорий разлил коньяк по стаканам. Не закусывая, выпил. Ещё с минуту помолчал и промолвил:
  – Мне Галя изменяет…
  Романа новость ошеломила. Он знал эту семью давно, с тех пор, как они с Настей поселились в этом многоэтажном доме, на одну лестничную площадку с Григорием и Галиной. Дружная семья, двое замечательных мальчишек. Сколько раз в отсутствие Григория Галина приходила в гости и плакала от того, что скучала по своему мужу. А тут такое! Изменяет!
  – Ты уверен? – засомневался Роман.
  – Уверен. На все сто, – ответил Григорий. – Даже знаю с кем. Со своим начальником. Как то его, бишь? Ага, Борисом Александровичем.
  Григорий ещё раз наполнил стаканы «Старым Тильзитом», одним глотком опустошил свой и продолжил:
  – Я же ей доверял, как самому себе. Понимаешь, Ром? А теперь не знаю, как жить дальше… Знаешь, была у меня девчонка. Лизой зовут. Елизавета. Давно это было. Я ещё в кулинарном техникуме учился. На последнем курсе знал уже, что коком буду. Нам и практику определили, кто на каком корабле отправится в море. Тогда я и познакомился с Елизаветой. Понравилась она мне. Особенно её пепельного цвета волосы. Как водится, встречи, свидания, прогулки под луной, поцелуи.
   Однажды домой к себе пригласила. Лежим на кроватке в её комнате, целуемся, да так долго, что у меня, аж, в паху тупая боль появилась. Я протянул руку к её трусикам, но не тут-то было. Не даётся. А я уже ничего не соображаю. Стою на своём, и всё тут. Уже её трусики спустил, вижу её голые ножки, живот, сам весь дрожу от предвкушения, и тут, Лиза в слёзы. Разумеется, у меня всё желание пропало. Виноватым себя чувствую, девчонку до слёз довёл, так обидел! Стал что-то бормотать, прощения просить. Лиза выплакалась, а потом и рассказывает мне о своей первой любви, и как с каким-то Андреем свою невинность по глупости потеряла, а теперь вот мучается.
  Я ещё, сдуру, буркнул: «И сколько у тебя было мальчиков, которых ты любила?».
  Лиза снова в слёзы. Божилась, что только один раз такое в её жизни было. И что любит меня, и боится меня потерять.
  Я ничего не ответил. Собрался и ушёл. А она провожала меня до двери, а у самой на глазах слёзы.
  Я до утра не спал. Мучился. А утром решил, что мало ли у кого, как в жизни складывается. Всякое бывает. Девчонка-то красивая, да и прикипел я к ней.
  Вечером встретились, поговорили, успокоились. Она снова ведёт меня к себе домой. Ну, что произошло, ты и сам догадался.
  Потом мы не упускали ни одного случая. Она меня многому научила. Это я сейчас понимаю, что у неё я не вторым был. А тогда мальчишкой ещё ничего не знал. Ну да, ладно. Слушай, что дальше было.
  Моя учёба подходила к завершению. Осталась практика и госэкзамены. Практика была на корабле. На месяц меня в плавание отправили.
  Я – в плавание, а Лиза – на дачу, к родителям. Мы договорились, что, как я вернусь, приеду к ней на дачу.
  Мы уже о свадьбе думали. Понимаешь, Ром, меня её родители уже за своего сына принимали.
  Практика закончилась, я с подарками – не ахти с какими, а что ещё можно было купить на курсантское довольствие? – на дачу к моей невесте.
  Видел бы ты, как меня встретили. Лизавета на шею бросилась, и смеётся, и плачет, и визжит от радости. Её родители меня за стол сажают, всякими вкусностями угощают…
  В общем, королём был.
  Дня два проходит. Я от счастья на небесах. Но надо было и своих родителей проведать. А то я, ведь, с корабля – и к Лизе, а дома так и не был…
  Григорий выпил очередной стакан коньяка и продолжил:   
  – …Утром просыпаюсь, Лизы нет. Она всегда вставала раньше меня, а я поспать любил. Встал, побежал в туалет, который находился рядом с подгнившим сараем. Подбегаю и слышу:
  – Ты придёшь? – голос принадлежал соседу по даче – Андрею.
  – Ой, Андрюша, я не знаю, – это отвечала моя Лиза.
  Интересно, думаю, куда он её зовёт, и чего она не знает. Продолжаю слушать.
  – Я уж по тебе соскучился. Как приехал твой Гриша, ты совсем перестала на меня внимание обращать, – сказал Андрей.
  – Гриша – мой жених, – ответила Лиза. – Не могу же я при нём встречаться с тобой.
  – Но он сегодня уедет, а мы с тобой встретимся. Неужели, ты не соскучилась по мне?
  – Соскучилась, – подтвердила Лиза. – Подожди. Гриша уедет, и тогда я буду свободна. Ладно?
  – Встречаемся у нашего дерева.
  – Хорошо. Ну, я побежала, а то сейчас Гриша проснётся, да мои предки могут нас увидеть.
  И они разошлись.
  Не могу объяснить, что я чувствовал в тот момент. Мне было очень плохо. Настолько плохо, что даже писать расхотелось. Я молча собрал свои вещи и уехал.
  Лиза пыталась узнать, что произошло со мной. Но я ничего не сказал, а вот так взял и уехал. С тех пор мы не больше не встречались.
  Я долго переживал случившееся, но повстречал Галю. В ней и нашёл успокоение своей душе. Прожили с ней почти десять лет, двух пацанов родили, а тут такое!..
  Мужчины долго молчали, размышляя о превратностях судьбы. Затем Григорий разлил остатки коньяка, выпил, поблагодарил Романа за то, что выслушал его, и ушёл.
  Роман, оставшись один, включил телевизор, который помогал ему перенести одиночество. Он скучал по Насте и дочурке. Он даже задался вопросом, по ком он скучал больше, по жене или дочери. Недолго думая, решил, что всё же по Насте.
  Сидя в кресле, под звуки какой-то мелодии, раздававшейся от телевизора, Роман вспоминал день, предшествовавший отъезду Насти и дочери. Весь вечер он развлекал Ладу. Ей уже исполнился год и шесть месяцев, она смешно ходила, переставляя свои пухленькие ножки, задорно смеялась, увлечённая игрой с папой, иногда падала на попочку, готовая расплакаться, но видя весёлого папу, забывала о падении, вскакивала на ножки и, расставив ручки, бросалась к Роману.
    – Рома, – говорила Настя, – не так активно играйся с Ладой, а то она спать не будет.
    – Будет, – успокаивал жену Роман.
    – Это ты будешь спать без задних ног, а мне потом полночи успокаивать ребёнка.
    – Успокою её сам, Настенька.
    Лада очередной раз упала, сев на попочку, и расплакалась. Роман не сумел успокоить дочь, и Настя, взяв дочь на руки, ушла с ней в спальню.
    Через минут двадцать она вернулась.
    – Не шуми. Лада спит. – Сообщила Настя и уселась на диван рядом с мужем.
    – Как ты один неделю будешь? Я беспокоюсь за тебя, – сказала Настя.
    – Скучать буду, милая моя.
    – И я тоже без тебя скучать буду.
    – Ничего, солнышко, потерпим недельку. А там, у меня отпуск, и я сразу же уеду к вам…


ИСПОВЕДЬ ЮРИЯ СВЯТОСЛАВИЧА
(Веневский Никольский монастырь, сентябрь 1407 года от Р.Х.)

Хранить верность – это достоинство,
познать верность – это честь.
Мария фон Эбнер Эшенбах

  Сентябрь 1407 года от рождества Христова выдался сухим, солнечным и холодным. Земля, измученная летними дождями, не успев прогреться, к утру покрывалась кристалликами льда, издававшими характерный хруст, когда Роман шаг за шагом приближался к заброшенной землянке, случайно обнаруженной им при подходе к Никольскому мужскому монастырю. Старая, полуразрушенная землянка оказалась непригодной для жилья, но вполне могла служить укрытием в случае непогоды, поэтому Роман решил остановиться здесь и поджидать путника. При входе в землянку он разжёг костёр, удобно устроился рядом, достал из вещмешка консервную банку с гречневой кашей и мясом, вскрыл её ножом, разогрел на костре, тем же ножом выковыривал из банки куски и отправлял их в рот. Покончив с кашей, Роман достал алюминиевую кружку, отсыпал кофе, залил водой, довёл до кипения, и, наслаждаясь горячим бодрящим напитком, ждал.
  Прошло более часа, когда Роман услышал приближающиеся тяжёлые шаги. Уже по ним он определил, что путник болен. Его догадка оказалась верной, когда он увидел самого путника, появившегося из-за деревьев. Опущенные плечи, прерывистое со свистом дыхание, измождённое с нездоровым румянцем на щеках лицо и горящие с покрасневшими веками глаза выдавали признаки тяжёлого заболевания.
  – Христос посреди нас! – подкашливая, приветствовал путник Романа.
  – Есть и будет! – ответил Роман.
  – Позволь, добрый человек, погреться у твоего костра?
  – Прошу, – и Роман указал на рядом валявшееся бревно.
  Путник уселся, а Роман выплеснул из кружки остатки кофе, промыл её и вновь наполнил из фляжки водой. Сначала он согрел воду, затем размешал в ней порошок и подал путнику.
  – Что это? – поинтересовался путник, в болезненных глазах которого читалось недоверие.
  – Лекарство, – ответил Роман. – Выпей. Станет легче.
  – Отпей, – потребовал путник.
  Роман отпил пару глотков и протянул кружку гостю.
  Путник медленно маленькими глотками отхлёбывал из кружки приготовленное лекарство. С каждым глотком ему становилось легче, растворялся на щеках болезненный румянец, дыхание становилось ровным, утомлённый и настороженный взгляд преображался.
  – В Рязань держишь путь? – спросил Роман.
  – Откуда знаешь?
  – Куда ещё князю, лишённого княжества идти, как не к сыну своего тестя? Только не поможет тебе Фёдор. Злоба у него на тебя: ты его сестру не уберёг. Алёна Ольговна да сих пор в плену у Витовта.
  – На простолюдина ты не похож, – неожиданно изрёк путник. – Как величать тебя будут?
  – Романом.
  – Хм, странно. Имя твоё княжеское, а не князь ты. Больше на боярина смахиваешь.
  – Так я и есть боярин, – отвечал Роман.
  – Из каких будешь?
  – Из рязанских, – придумал Роман, чтобы успокоить путника.
  – Сам куда путь держишь? – спросил путник.
  – В Новогрудок.
  – К литвинам? Они же враги наши! – возмутился путник.
  – Успокойся, князь, – отвечал Роман, – не к врагам я иду, не служить им, а по поручению князя Фёдора Ольговича.
  – Все меня предали! – с негодованием воскликнул путник. – И бояре, и Дмитрий, и Фёдор…
  – Дело прошлое, не трави душу, – заключил Роман. – Ты серьёзно болен, князь. Тебе лечиться надо. Пойдём, провожу в Никольский монастырь, к игумену Петру. Он поможет. Недалеко иди, вёрст десять будет не больше.
  Роман затушил костёр, собрал вещи, накинул вещмешок на плечо, помог подняться князю, и они, не спеша, продолжили путь к Никольскому монастырю. Только к ночи они подошли к воротам монастыря. Роман постучал, приоткрылось окошечко, и мужской голос спросил:
  – Кого Бог принёс?
  – Я – Роман, боярин рязанский, – отвечал Роман, – а со мной князь Юрий Святославич. Болен он. Ему помощь нужна.
  – Обождите, – услышал Роман тот же голос, и окошечко захлопнулось.
  Ждать пришлось недолго. Вскоре открылись ворота, и Роман увидел игумена и четверых его помощников.
  – Христос посреди нас! – по обычаю того времени приветствовал Роман игумена, проталкивая вперёд ослабевшего от дороги и болезни Юрия Святославича. Помощники игумена подхватили князя, а игумен обратился к Роману:
  – Откуда и куда путь держите.
  – Бежим из татарского плена, Ваше Высокопреподобие, – отвечал Роман, – а путь держим в Рязань, к князю Фёдору Ольговичу.
  – Долго в дороге?
  – Долго, только вот, князь очень болен. Как бы не помер. Исповедать бы его надо, а то можно не успеть.
  Юрию отвели келью для больных. Она была более просторной, чем те, которые предназначались для монахов, послушников, трудников и прочих жителей монастыря, постоянных или временных. В келье было две деревянные лежанки для больных и одна для монаха, ухаживающим за больными, если возникала необходимость в круглосуточном наблюдении. В углу стоял шкаф, стол и два табурета.
  Князя помыли, накормили, уложили на топчан, напоили лекарственными отварами и предложили отдохнуть.
  – Вот что, – обратился он к монаху-врачевателю, – позови игумена. Исповедоваться ему хочу. Да, побыстрее!
  Монах удалился. У игумена он был через полчаса и доложил о просьбе Юрия Святославича:
  – Князь исповедоваться желает.
  – Видать, время пришло,– изрёк игумен. – На то воля Господа нашего. Как он?
  – Плох, Ваше Высокопреподобие. И недели не протянет.
  – Как боярин Роман устроился? – интересовался игумен по дороге в келью для больных.
  – Накормлен, – отвечал монах. – Выделили ему свободную келью, что рядом с больничной.
  – Просьбы имел?
  – Нет, Ваше Высокопреподобие.
  Роман лежал на топчане в выделенной для него одноместной келье. Он старался не двигаться, чтобы шумом не выдать себя. Дело в том, что, каким-то образом, прослушивалось всё, о чём говорили в келье для больных. По-видимому, решил Роман, когда-то эта келья предназначалась для монаха-врачевателя, но по неизвестной причине об этом забылось, а помещение отводилось для проживания. Роман лежал и слушал исповедь князя Юрия Святославича, пересказывавшего всю свою жизнь. Иногда князь останавливался, чтобы перевести дух. Слышались шаги игумена, звуки наполнявшейся в кружку воды, мелкие и редкие глотки князя и затем продолжение рассказа.
  – …Когда Витовт снял осаду, я решил ехать в Москву к великому князю Василию Дмитриевичу за помощью. Догадывался, что литвины вернутся, а второй осады Смоленск не выдержит. Я готов был на любых условиях договариваться с Василием, только, чтобы Литве княжество моё не досталось. Взял с собой князя Вяземского Симеона Мстиславича, лишившегося удела за год до этого по вине того же Витовта, нескольких верных бояр да небольшую дружину. Десять повозок погрузил разным добром и драгоценностями, чтобы ублажить Василия и его жёнушку Софью Витовтовну, единственную дочь князя Витовта, врага моего. Говорили состоятельные бояре, что напрасно ищу помощи в Москве. Не пойдёт Василий войной на тестя. Так оно и случилось, хотя великий князь встретил нас хорошо, приветлив был, с благодарностью подарки принял, и Софья не скрывала радости от подношений. А сколько великий князь пиров закатывал в нашу честь и охоту назначал, поначалу думал, что договорюсь с Василием Дмитриевичем. Но время шло, а Василий всякий раз уходил от переговоров. Я уж боярина Клима, самого обходительного с женским полом, попросил подход к Софье найти, чтоб она повлияла на супруга своего. Всё напрасно. Не прошло и месяца, как весть пришла, что Витовт в Смоленске. Воспользовался моим отсутствием, с помощью продажных бояр, что ворота открыли, без боя взял город, а супругу мою, Алёнушку, и сына Фёдора в плен увёл.
  Вновь послышались шаги, бульканье воды и глотки князя. Напившись, Юрий продолжал:
  – …Как весть о падении Смоленска до нас дошла, я вместе с Симеоном с великим князем встретился.
  – Что же это делается, Василий Дмитриевич? – вопрошал я. – Твоё промедление способствовало тому, что теперь Витовт в четырёхстах вёрстах от стен Москвы. Землю русскую на поруганье врагам отдаёшь!
  – Не горячись, Юрий Святославич, – отвечал Василий, – рад бы помочь, да у самого руки связаны. С юга и востока ордынцы набегами угрожают да своих удельных князей держать надо, так и норовят занять мой трон. Не могу я тебе войска дать.
  – Не отобьёшь Смоленск, свои владения под угрозу литвинам подставляешь. Неужто не понять простой истины! Моё княжение врагов сдерживало. А теперь у Витовта и поляков путь на Москву открыт.
  – Нет у меня войска для тебя, – отвечал Василий. – Не с руки мне сейчас ссориться с литвинами. Не время, Юрий Святославич. Обожди, перетерпи. Придёт время, за всё и Витовт, и поляки, и тевтонский орден ответят.
  – Дай воинов храбрых и умелых, хотя бы жену мою и сына из плена вызволить, – прошу я.
  – Вот что, поезжай-ка ты к князю новгородскому Константину Ивановичу. Хотя, он и не вправе без бояр принять решение, но всем известна нелюбовь новгородцев к литвинам. Попроси у него помощи.
  Так и ушёл я от него не солоно хлебавши. Стал совет держать с верным моим другом Симеоном Мстиславичем. Порешили с ним отправиться в Новгород к князю Константину Ивановичу.
  Бояр, что со мной были, я домой отпустил, и вместе с дружиной моей, князем Симеоном и его женой Иулианией Симеоновной, которую он с собой в Москву взял, отправился в Новгород. Ещё в Смоленске, когда Симеон у меня служил после того, как литовцы Вязьму взяли, я обратил внимание на красоту Иулиании. Ещё тогда в грех впал, возжелав чужую жену, но рядом моя Алёна была, она сдерживала меня. По пути в Новгород во мне вновь кровь взыгрывала, как только видел Иулианию, но тут меня сдерживали тяжёлые мысли о собственном будущем: как всё устроится, как Константин и новгородцы примут, помогут ли мне, или и от них отказ получу. Не до Иулиании было.
  Новгород встретил нас приветливо. Князь Константин радушно принял меня, выслушал мои беды и просьбы, но идти на Витовта отказался. Свой отказ мотивировал тем, что не может оставить Новгород без защиты, когда со всех сторон на новгородскую землю охотников достаточно: и шведы, и ливонский орден, и литовцы норовят разорить Новгород, да и сам московский князь не оставляет замыслов присоединить к Москве богатые новгородские земли. Не подумай, отец игумен, что не понимал я политического расклада. Отовсюду на русскую землю врагов предостаточно. С востока и юга ордынцы проклятые угрожают, с запада шведы и немецкий орден не оставляет попыток завладеть русскими городами, литовское княжество расширилось с севера на юг, от моря до моря, присоединив к своим владениям всю западную Русь, да между князьями, как среди собак, свара не кончается. Понимал я, что не мог великий князь Василий Дмитриевич помочь мне. Не потому, что он зять нашего врага Витовта и договор с ним о мире заключён, а потому, что не мог он открыто выступить против литовского княжества. Сил на то недостаточно, да и укрепиться ему надо на своих землях и новые к Москве присоединить. И отправил он меня в Новгород в надежде, что князь Константин начнёт войну с литвинами и руки развяжет ему в расширении своих владений за счёт Новгорода. Всё это я знал. Но что мне делать было, когда союзников, кроме Москвы и Новгорода не осталось? Князь рязанский Олег Иванович, тесть мой, умер два года до прихода литовцев, а сын его Фёдор, наследовав княжение, сам увяз в отражении набегов ордынцев. Вот, и мотался я от Москвы до Новгорода, прося помощи.
  Разгадал Константин Иванович хитрость Василия Дмитриевича. Отказал мне в просьбе, но предложил пойти к нему на службу. Тут уж я отказался, попросил, чтобы временно принял меня, но если надо будет вступиться за русскую землю, всегда готов встать под его знамёна. А тут и князь Василий забеспокоился. Не с руки ему было, чтобы я и Симеон были под присмотром Константина. Тогда Василий Дмитриевич пошёл на следующую хитрость и предложил мне и Симеону торжский удел на кормление, поделив между нами Торжок, недавно перешедший от Новгорода под влияние Москвы. Таким образом, Василий решал две задачи: создал удельное княжество между Москвой и Новгородом, и, давая его нам с Симеоном, приблизил нас к себе, но оставив в подчинении, в любой момент готовый лишить нас удела в случае ненадобности. Ничего нам не оставалось, как согласиться. Константин не мог выделить нам уделы за счёт новгородских земель. На то его власть не распространялась, эти вопросы решало новгородское вече, а новгородские бояре не очень-то раздавали свои земли пришлым князьям.
  Поделили мы Торжок, по левому берегу Тверцы владения Симеону достались, по правому – мне. Началась жизнь весёлая, разгульная. Охота да пиры были нашим уделом. Нрава я вспыльчивого был. Ничто меня не останавливало: ни возмущения бояр, ни их жалобы князю Василию, - а особо надоевших порол да сажал в темницу. Всё хорошо было, только Иулиания мне покоя не давала. Как увижу её красоту, так весь свет не мил становился. Возжелал я её, отец игумен, в чём каюсь. Ничего не мог с собой поделать. Утонул я в своих желаниях. Уговаривал её, подарки дорогие дарил, склонял к прелюбодейству, но крепким орешком Иулиания оказалась. Речи мне нравоучительные толкала, что против законов Божьих и человеческих не смеет она поступить, да мне настаивала свернуть с неправедного пути, что есть муж у неё, ему она верна и никогда не посмеет изменить ему, а от подарков моих отказывалась, называя их бесовскими подношениями. Не внял я её речам, а ещё больше утверждался в желаниях совратить её. Однажды терпение Иулиании кончилось, и она пригрозила, что мужу расскажет о моих домогательствах. Это ещё больше меня взбесило. «Не бывать тому, чтобы я от своего отступился, – закричал я на Иулианию. – Даже твой муж не помешает мне». А на следующий день встреча наша с Симеоном состоялась. Тот в бешенстве был. «Давно подмечаю, – говорил он, – что ты глаз с супруги моей, Иулиании, не сводишь. Не посмотрю, что ты в друзьях моих числишься, что вместе нам пришлось многое пережить. Не отстанешь от моей жены, дружбе нашей конец настанет».
  Решил я на хитрость пойти. Созвал пир роскошный, на котором присутствовали все именитые и влиятельные бояре со своими жёнами. На пир пригласил и Симеона с его супругой Иулианией. Своим дружинникам приказал напоить Симеона до беспамятства, а как упьётся, чтоб знак мне подали. Пир в разгаре был, когда я знак условленный получил.
  – Перебрал князь! – крикнул я со своего места, а Симеон даже и не слышал, спал, положив голову на столешницу. – А ну-ка, отведите князя в мои палаты, пусть проспится!
  Двое из дружины подхватили князя под руки и повели его, а Иулиания за ними пошла. Я тоже со своего места встал и за ними отправился. Уложили князя на кровать, Иулиания рядом присела, намереваясь с ним остаться.
  – Княгиня, почто ты скучать будешь? – обратился я к Иулиании. – Пускай отоспится князь, а как придёт в чувства, к нам присоединится. С ним останутся двое верных слуг. Покараулят. А мы пойдём, продолжим веселье.
  Я взял за руку Иулианию, а что произошло потом, то не входило ни в какие мои расчёты. Князь Симеон вдруг проснулся и, увидев, как я увожу его жену, вскочил с кровати, выхватил саблю и со словами: «Ты опять!» – бросился на меня. Один из моих дружинников вовремя вытащил из ножен саблю и полоснул по спине Симеона. Тот замертво упал. Я потребовал избавиться от трупа, а сам набросился на Иулианию. Отец игумен, я ничего не соображал, мой мозг одурманенный мёдом, кровью и красотой княгини, отказывался управлять плотью. Повалил Иулианию на пол и увидел в её руке занесённый на меня нож. Я вовремя подставил плечо. Воспользовавшись моим замешательством княгиня вырвалась и убежала, оставив свой нож, который торчал в моём плече. Взбешённый от неудачи и боли я приказал дружинникам догнать Иулианию. Когда они привели её, я приказал отрубить ей руки и ноги, а тело бросить в прорубь реки.
  На следующий день в городе начала собираться толпа, возмущённая убийством князя и княгини. Я знал, что, если толпа доберётся до меня, то ждать пощады бесполезно. То, что я натворил, поддавшись соблазну, не простят мне ни бояре, ни князь Василий, ни церковь. Единственным выходом было – бежать. С помощью верных дружинников я скрытно покинул Торжок и бежал в Сарай-Берке к хану Женибеку, наивно рассчитывая на его помощь, чтобы вернуть своё княжество. Как оказалось, у Женибека у самого было предостаточно проблем. Любитель праздной жизни, он не вникал в государственные дела, а всё управление Ордой перепоручил своему темнику Едигею, ставшему фактическим правителем. Между ними настолько сложились непростые отношения, что Женибек прибёг к войне со своим темником, чтобы вернуть власть. В этой войне Едигей одержал верх, а Женибек вынужден был скрыться в Дербенте у шейха Ибрагима. Я же был посажен в темницу, а потом, не знаю по какому умыслу, Едигей сжалился и отпустил меня. И вот, я теперь перед тобой, отец. Помолись за мою душу грешную. Недолго мне осталось, а с грехами, ох, как неохота перед Господом предстать.
  На этом князь умолк. Игумен Пётр со словами: «Отдохни, а я помолюсь за тебя», – покинул келью.
  С каждым днём князю становилось хуже. Охваченный болезненным жаром, он часто впадал в беспамятство, бредил, в бреду звал и просил прощения у бояр, Симеона и Иулиании, а утром 14 сентября 1407 года от рождества Христова умер. Через два дня его похоронили на монастырском кладбище.
  Спустя неделю, Роман попрощался с игуменом Петром и покинул монастырь. 
  – Куда теперь? – спросил настоятель.
  – В Белую Русь, – отвечал Роман.    
  – Там литвины, – сказал игумен Пётр.      
  – Там русичи, – сказал Роман.


РЫБАЛКА
(Зайчевское, июль 1986 год от Р.Х.)

Мужчина – это существо, способное
три часа кряду ждать поклёвки
 и неспособное подождать пятнадцать
 минут, пока жена оденется.
Роберт Орбен
 
  – В своей жизни я три раза ходил на рыбалку, – отвечал Роман, сидя за столом в обществе Насти, дочери и родителей жены.
  Как обычно, в день приезда на дачу, Макар Львович топил баньку и готовил свои шашлыки, обладавшие неповторимым вкусом вкупе с сельской тишиной и свежим воздухом и благоухающими запахами яблонь, груш и персиков.
  Сдав полугодовые финансовые отчёты, Роман взял отпуск и отправился на дачу к родителям Насти, где она вместе с дочерью ждала его. Дача располагалась в посёлке Зайчевское, что в семнадцати километрах от Николаева на северо-восток. Роман, выспавшись, собравшись, уселся в свою «Ладу» четырнадцатой модели и тронулся в путь. Через два часа, преодолев сто сорок километров, он подъехал к Николаеву, а ещё через полчаса был на даче.    
  И Макар Львович с Алиной Петровной, и Настя с Ладой радостно встретили Романа, привнёсшего новизну в их размеренную дачную жизнь.
  День подходил к концу. Вечерело. Вся семья собралась за столом отметить приезд Романа. Выпив стопочку водки, Макар Львович предложил Роману ранним утром отправиться на рыбалку. Роман тут же согласился, но вмешалась Настя:
  – Рома, ты с дороги. Отдохнул бы, а в следующее утро пошёл бы с папой на рыбалку.
  Мужчины согласились с доводами Насти и продолжили разговор о рыбалке, о способах ловли рыбы, как её правильно подкармливать и какая рыба лучше всего клюёт на ту, или иную наживку.
  – Рома, ты ведь никогда не ходил на рыбалку, – смеясь, вступила в разговор мужчин Настя. – Сам же говорил, что ничего в ней не смыслишь.
  – Почему не смыслю? – запротестовал Роман. – Я же трижды бывал на рыбалке. Правда, после каждого случая давал себе зарок больше на рыбалку не ходить. Впервые это произошло, когда я ещё учился в школе. Были у меня два друга, два брата: Володя и Женя. Старшим был Володя, с ним я учился в одном классе средней школы. Братья были заядлыми рыбаками и всю зиму мечтали по весне порыбачить. То ли в конце марта, то ли в начале апреля, когда уже сошёл снег, земля была ещё бурой от прошлогодней завядшей травы, они уговорили меня пойти вместе  с ними, даже обеспечить меня необходимыми снастями. Я долго отказывался, говоря, что ничего не смыслю в этом деле, да и не вижу никакого резона подолгу сидеть с удочкой в надежде поймать какую-то рыбёшку. Я часто, когда гулял по берегу Волги, наблюдал за рыбаками, которые и в жару и в непогоду неподвижно сидели, держа в руках удочку, смотря в воду, и, изредка, кто-то из них вдруг вскакивал и вытаскивал удочку с малюсенькой рыбкой на крючке. Подтягивал леску, снимал рыбёшку с крючка, выбрасывал в воду и довольный насаживал червячка, забрасывал его в воду, садился и вновь неподвижно наблюдал. Скажите, какая радость от той маленькой рыбки, которую снова выбрасываешь в реку!? Нет, думал я, рыбалка – не моё дело.
  Так вот, Володя и Женя меня долго уговаривали, и, наконец-то, я согласился. Ранним утром, в воскресенье, когда ещё не рассвело, мы втроём отправились на рыбалку. Городок наш небольшой, поэтому мы за полчаса добрались до места. Это были небольшие пруды, располагавшиеся на окраине города. Мы подошли к одному из них. Ребята достали из сумки кастрюлю со сваренной пшённой кашей и побросали её у берега в пруд. «На пшённую кашу рыбу хорошо приманивать. Рыба любит пшёнку». – Со знанием дела сообщил Володя. Для меня премудрости рыбной ловли были незнакомы, и я слушал ребят и делал то, что делали они. Половина кастрюли с кашей ушла на прикормку, но ни одна рыба так и не клюнула. Уже начало светать, а мы так и не поймали ни одной, хотя бы самой маленькой, рыбки.
  – Она ещё спит, – заявил Володя, – но скоро проснётся, и вот тогда пойдёт клёв.
  – Но полкастрюли каши мы уже выбросили в воду, – сказал я.
  – Видишь, Рома, круги уже по воде расходятся – это рыба просыпается, – ответил Женя.
  Я не стал спорить с ребятами, хотя видел, что эти круги нарезали водяные насекомые, не имевшие ничего общего с рыбой.
  В конце концов, Володи и Жени надоело ждать, и они решили перейти к другому пруду, мотивируя тем, что в том пруду в прошлом году рыба очень хорошо клевала. «Странно, – подумалось мне, – а почему мы сразу туда не пошли?»
  В другой пруд мы выбросили оставшиеся полкастрюли каши, но кроме кругов, нарезанных водомерами, ничего не увидели. Когда и этот пруд нам надоел, мы перешли к третьему. Прикармливать рыбу было нечем. В ход пошёл хлеб. Но, слава Богу, тут мы задержались недолго. Мимо проходил какой-то мужичок, остановился и спросил:
  – Ребята, вы, что, рыбу ловите?
  – Да, – ответил Володя.
  – Ну, и зря, – сказал мужичок. – В этих прудах рыба за зиму задохнулась. Её тут нет. Лучше идите к реке. Там уж точно рыба есть.
  «Тьфу, – сплюнул я, – тоже мне рыбаки!»
  Но поинтересовался:
  – Как могла рыба задохнуться в воде?
  – Льдом вода покрылась, а лунок не было, вот она без воздуха и задохнулась. – Объяснили мне ребята.
  До дому еле добрался – не спал почти всю ночь, устал, а результатов никаких – зря ходил. И чтобы я ещё раз в своей жизни ходил на рыбалку – никогда!
  Пришёл домой, мать увидела меня и спрашивает: «Наловил рыбу?» «Да, мама, – отвечаю, – неси кастрюлю, да, самую большую». «Так много рыбы наловил?!» - Обрадовалась мама, но когда она принесла кастрюлю, я уже спал…
  Вот такой мой первый рыбацкий опыт.
  – Я научу тебя рыбу ловить, – обещал Макар Львович.
  – Договорились, – ответил Роман и добавил: – Да и дело не в рыбе. Во всём этом есть своя прелесть. Рассвет, утренние зори, пение птиц – всё это прекрасно!


СЕРГЕЙ
(Зайчевское, июль 1986 год от Р.Х.)

Благословение, таким образом, дано через женщину,
а закон через мужчину — закон гнева и проклятия:
ведь мужчине было запрещено вкушать плод с древа,
а женщине нет —
Бог тогда ещё не сотворил её:
то есть Он изначально желал женщине свободы,
и, значит, согрешил мужчина, вкусив от древа,
но не женщина;
мужчина принёс в мир смерть,
но не женщина.
И все мы согрешили в Адаме,
но не в Еве,
и первородный грех мы наследуем
не от женщины праматери,
но от мужчины праотца.
А женщину Бог винил не в том,
что вкусила от древа, —
она ввела в грех мужа, но ненамеренно,
будучи искушённой дьяволом.
Так что мужчина согрешил сознательно,
а обманутая женщина невольно.
Генрих Корнелий Агриппа

  – С Сергеем я служил в Забайкальском военном округе. Наш военный городок располагался на окраине небольшого города Могоча, что в Читинской области. Город и военных разделяла сопка, а по другую сторону военного городка простиралась тайга. Сергей был ростом с меня, но полноват, что вкупе с его неаккуратностью выглядело комично. Он всегда ходил в мятом кителе и в неглаженых брюках, погоны всегда были жёванными – вероятно от дождя. Когда дождь намочит погоны, они, высыхая, съёживаются и смотрятся некрасиво. Приходилось периодически менять на новые. Но для Сергея это было несущественным. Но не об этом хотел рассказать. На моей памяти, ему дважды очень повезло. Как-то, получив задание от командования, он выехал на грузовике в соседний посёлок. За рулём сидел солдат срочной службы, а Сергей был старшим. Дорога, по которой двигался грузовик, пролегала по сопкам, как в горах, петляла. С одной стороны дороги, ввысь взлетала сопка, с другой, – был склон, глубина которого, на некоторых участках достигала пятнадцати метров. Сергей не вернулся в установленное время, а потому начальник штаба бригады отправил команду во главе с дежурным офицером по маршруту, по которому пролегал путь Сергея. В сорока километрах от бригады команда обнаружила в пропасти грузовик. Члены поисковой команды были уверены, что обнаружат два бездыханных тела. Но, когда они приблизились, услышали возмущённый голос Сергея: «Вы завтра не могли за нами прийти!?» – Кабина была всмятку, но каким чудом Сергей и водитель остались живыми, только одному Богу известно. Вызволив несчастных, спасатели были не менее поражены: ни Сергей, ни водитель не получили никаких серьёзных травм, только царапины и незначительные ушибы.
  Второй случай был связан с обучением новобранцев метанию боевых гранат. Метание производилось на стрельбище, с соблюдением всех мер безопасности. При обучении использовались гранаты РГД-7, радиус разброса осколков которых сорок метров. Эти гранаты – наступательного действия, то есть, когда солдат наступает, он метает в противника гранату, продолжает движение вперёд и не успевает приблизиться на расстояние действия осколков. Сергей привёл свой взвод на стрельбище и организовал обучение в соответствии с действующими инструкциями по безопасности метания гранат. Всё шло хорошо, пока один из бойцов не вышел на исходную позицию, не взял дрожащей от страха рукой гранату, не вырвал кольцо и не уронил гранату себе под ноги. Сергей быстро сообразил, что надо делать. Он с силой толкнул солдата за ближайшую небольшую кочку, а сам накрыл бойца своим телом. Он рассказывал: «Я подумал, что пусть меня убьёт, чем этого пацана». – Граната взорвалась, Сергей встал, встал солдат. Оба живы, здоровы, без ран и царапин. Сергей дал волю своему негодованию, пинками отправил солдата в строй, прекратил занятия и увёл взвод со стрельбища. Он правильно поступил, что прекратил занятия. Так всегда делается, чтобы снять нервное напряжение у бойцов подразделения и избежать повторного несчастного случая.
  А недавно я узнал, что Сергей умер, – продолжал Роман. – Глупо всё получилось – во время эпидемии гриппа он заболел, болезнь перенёс на ногах, и сердце не выдержало. Понимаешь, Настя, во всей этой истории интересно то, что, когда он попадал в опасные ситуации по вине других, его ангел-хранитель ему помогал, но, когда, Сергей по своей неосторожности создал критическую ситуацию, то ангел-хранитель оказался бессилен.
    Настя с минуту молчала и спросила:
    – У него осталась семья?
    – Да. Двое детей…
    – Жену и детей жалко. Каково им сейчас без него!
    Роман утвердительно кивнул и, улыбаясь, спросил:
    – Хочешь, расскажу, как он познакомился со своей будущей женой? Тоже интересная история.
    – Расскажи.
    – Как-то, после службы я и Сергей решили расслабиться. Купили бутылку водки, взяли из столовой закуски, зашли в мой кабинет и провели время, выпивая, закусывая и ведя разговоры на разные темы, и он поведал мне довольно романтичную историю знакомства с его женой Раей.
    «Я, – рассказывал Сергей, – после третьего курса училища [военного – вставка автора], приехал на каникулы к родителям. Каникулы завершались, через неделю мне надо было возвращаться в училище, и тут приехала в гости к моей сестре Рая. Рая, как и моя сестра, на два года старше меня, симпатичная, фигуристая, ножки красивые. В общем, достойная девчонка. Поначалу мы мало общались. Она была гостьей моей сестры, а я пропадал целыми днями со своими друзьями. Рая приехала перед выходными днями, а в понедельник, рано утром, мои мама и папа ушли на работу, сестра ушла ещё раньше – она окончила курсы поваров, и ей надо было рано идти в общепитовскую столовую готовить завтрак. Я спал часов, наверно, до одиннадцати. Накануне, мы с друзьями хорошо погуляли, и я очень поздно вернулся домой. Протёр глаза, встал и пошёл на кухню – после весёлой гулянки очень хотелось пить. Подхожу, открываю дверь и вижу: Рая стоит у кухонного стола, в одних трусиках. Ночнушка валялась на полу, а девчонка… ну, как это сказать?.. в общем, не важно… Я так и замер! Стою, не дышу, боюсь пошевелиться, а у самого всё внутри похолодело. Рая повернула ко мне голову и, увидев меня, от неожиданности застыла, стыдливо покраснев. Так мы стояли продолжительное время, смотря друг на друга: оба смущённые и красные, ну, будто раки варёные. Первой пришла в себя Рая. Она опустила свой взгляд ниже и, увидев нахальную горку на моих трусах, ещё больше покраснела и проговорила: «Серёжа, ты никому не скажешь?» – «Н-нет, – заикаясь, заверил я. – Н-никому. М-могила!» – Мне бы развернуться и уйти, но я ничего умнее не придумал, как пройти дальше, взять стакан, наполнить его водой из-под крана и выпить. Наполнил ещё и снова выпил. Я не знал, как мне поступить в этой ситуации. В голове такой бедлам от разных мыслей, что я снова наполнил стакан и стал пить воду, хотя уже после первого утолил жажду. С трудом выпил стакан воды и снова подставил под кран, наполнил и опять давай пить. Но, так как я уже напился, то вода из стакана лилась мимо моего рта, заливая грудь и живот. Рая наблюдала за мной и, вдруг, залилась звонким смехом. Смеясь, она подошла ко мне, забрала у меня стакан, еле проговорив сквозь смех: «Ну, всё! Хватит пить! В тебе вода уже не вмещается. Какой же ты смешной!» – и Рая, поставив мой стакан на стол, взяла полотенце и начала вытирать от воды мою грудь и живот, продолжая звонко смеяться. Обтерев меня, она на мгновение остановилась: «И трусы свои все водой облил…» – Я стоял как заколдованный, не шевелился, а от смущения краснел всё сильнее и сильнее. Рае, наверно, от того, что я потерял способность руководить собой, придало уверенность в себе, она взяла меня за руку и отвела в гостиную к кушетке. Не помню, что происходило, помню только, как она вскрикнула и просила не останавливаться.
  Этот день мы провели вместе: гуляли по городу, ходили в кино, обедали в кафе, зашли в парк, посетили танцплощадку, танцевали до упаду и вернулись домой заполночь. На следующий день я уехал в училище. Начались будни. Я вспоминал Раю и, спустя месяц, попросил сестру дать мне адрес её подруги. Сестра в ответном письме не только написала мне адрес Раи, но и сообщила номер её домашнего телефона. Вечером я позвонил. «Серёжка, милый! Как хорошо, что ты позвонил! Я так рада!» – Сразу же выпалила Рая. Представляешь? Скажи она что-нибудь другое – не знаю, как сложились бы наши отношения. А тут!.. В общем, через год, когда я окончил училище, получил лейтенантские погоны, мы сыграли свадьбу. Вот и живём уже три года. Потом родился наш Андрейка. Красавец парень – весь в меня. Видел моего сына?..»
  Вдруг затрещал телефон. Настя протянула руку и поднесла трубку к уху:
  – Аллё! Да, Галочка, слушаю тебя… Всё хорошо… Отдыхаем… Лада уже вовсю бегает… Рома тут, рядом. Привет тебе передаёт, – взглянула на мужа Настя, послала ему воздушный поцелуй и продолжала разговор. – Всё хорошо… У тебя как?.. Да, ты что!? Не может  быть!.. Ага… Да… Слушаю… Не переживай, Галя, всё образуется… Всё может быть… Конечно… А ты это точно знаешь… Его любовница!? Она сама тебе позвонила?.. Так и сказала?.. Галочка, не волнуйся, ну, куда вы друг без друга? Всё бывает… Ты только держи себя в руках, не раскисай… Да… Да… Пока, дорогая! Пока! Ещё поговорим… Пока…      
  Настя выключила телефон, взглянула на мужа и сказала:
  – Гриша подал на развод…
  Роман удивлённо вскинул брови, но ничего не ответил. Немного помолчав, сказал:
  – Пусть сами решают. Не наше это дело.
  – Галю жалко. Да, и детей тоже – без отца останутся.
  – Ничего, милая. Как ты сказала, всё образуется.
  – Да, – подвела Настя итог короткому диалогу. – Пора вставать…
  Настя откинула одеяло и увидела измятый листок бумаги.
  – Что это? – Удивилась она, распрямила бумагу и начала вчитываться в строки:
Моей любви предела нет,
Истории над ней не властен ход.
Она оставит яркий след,
Собой согрев небесный свод.

В моей любви твой нежный лик
Навечно будет отражён,
В ней будет вечность, будет миг
И жизнь народов всех времён.

В ней не иссякнет чувства страсть,
Прикосновений лёгких дрожь,
Желаний приторная сласть
И сказок сладостная ложь.

И через сотню тысяч лет
Я новый мир нам сотворю.
На твой вопрос я дам ответ:
– Люблю тебя! Тебя люблю!
   
  Закончив чтение, Настя улыбнулась и спросила:
  – Когда ты успел это сочинить?
  – Вчера, вечером…
  – Ромочка, милый, как же я люблю тебя!
  – И я тебя люблю…

  Светало.
  Ночное время суток ещё не закончилось, но летняя ночь коротка, она покроет тьмой землю, остудит её от дневного жара и, выполнив свою миссию, постепенно уступит свои права и отдаст природу во власть солнцу. Из-за горизонта один за другим пробиваются солнечные лучи. Сливаясь в одну световую полосу, они разъединяют земную твердь от небесного свода, наполняют мир светом и постепенно вытесняют ночную тишину и утреннюю свежесть.
  Роман сидел на ступеньке крыльца и курил. Он никак не мог избавиться от этой пагубной привычки, но, по ненавязчивой просьбе жены, старался ограничивать себя. Иногда, желание курить усиливалось к утру, становилось непреодолимым, и Роман, сдавшись, выходил на крыльцо и курил.
  Вышла Настя. На ней была ночная сорочка, оголявшая её округлые плечи, усиливавшая образ сладкой женщины, тёплой и домашней. Настя подсела к мужу, положила голову на его плечо, а руки – на колени, и, задумавшись, молчала. Роман затушил окурок, выбросил его в рядом стоявшее ведро для мусора, обнял жену и сказал:
  – Я люблю тебя!
  В ответ Настя крепче прижалась к мужу и сказала:
  – Рома, отвези меня к врачу. Надо провериться. Мне кажется, что я беременна.
  – Сегодня поедем в город и проверимся. Я хочу, чтобы у нас был мальчик.
  – Хорошо, – улыбнулась Настя. – Будет тебе мальчик.
  Алине Петровне не спалось. Она встала, спустилась на первый этаж дома, подошла к выходу и услышала разговор дочери и Романа.
  «Я тоже хочу внука». – Подумала Алина Петровна, и её сердце сжалось от нахлынувших чувств.
               
  Романа вывело из задумчивого состояния появление Насти. Он помог ей усесться в автомобиль, сел за руль и, прежде, чем завести двигатель, обернулся к ней, встретился с её взглядом и спросил:
  – Что сказал врач?
  – У нас будет малыш…


ДВА ТРЕУГОЛЬНИКА
(Одесса, начало осени 1986 год от Р.Х.)

В жизни есть две трагедии.
Одна – не добиться исполнения своего
самого сокровенного желания.
Вторая – добиться.
Джордж Бернард Шоу

  – А Ладушка! Ладушка! Посмотрите на неё! – причитала Галина. – Выросла-то как! Совсем взрослая! На пользу пошла природа. Да, и ты, Настенька, похорошела, румяная стала, посвежела. Ты, разом, не ждёшь, второго?
  – Да. У нас с Ромой будет ещё ребёночек, – зарделась Настя.
  – Какое чудо! Правильно делаешь, что не откладываешь на потом. Родишь сразу, сколько надо, отмучаешься, а потом для себя жить будешь, – тараторила Галина. – Я-то, вон, с какой разницей Сашку с  Никиткой родила, а надо бы сразу, одного за другим. Наверно, мальчика хотите?
  – Да, нам хотелось бы мальчика. Девочка уже есть. Братика бы ей надо. Но как уж получится, – улыбнулась Настя. – Второй доченьке тоже рады будем.
  – Будут невестами моим мальчишкам, – засмеялась Галина.
  – Сами разберутся, – резонно ответила Настя. – Скажи, как у вас с Гришей? Ты, когда звонила мне, сказала, что он на развод подал, а тут смотрю, вы вместе…
  – Да, вроде налаживается. Пока ты гостила на даче у своих родителей, я тут такое пережила! Ни в одном сериале такого не придумают и никогда не покажут.
    Галина начала рассказ о своих любовных приключениях и переживаниях, а Настя внимательно слушала.
  – Помнишь, говорила тебе, что Борис Александрович, мой начальник, ухаживал за мной? Так вот. Однажды он пригласил меня в ресторан, а после ресторана – к себе домой. Я не боялась к нему идти, так как уже знала, что он человек одинокий и жены у него нет. Вернее была, но он развёлся. Как потом говорил, из-за детей – не было у них детей. Вот и развелись. Бывает так, живут, живут люди, а родить не могут, то ли темпераментом не сходятся, то ли ещё несовместимость какая-то. Так и у них с женой – лет десять прожили, а детей не нажили. Разменяли двухкомнатную квартиру на две однокомнатные, в одной он живёт, в другой – его бывшая. Квартирка у него ничего: небольшая, но аккуратная, с удачной планировкой – коридор большой и лоджия огромная, с двумя выходами – один из комнаты, другой – из кухни. Удобно очень. Усадил меня Борис в кресло, заварил чай, а к чаю подал конфеты, мои любимые – птичье молоко. Сидим, ведём разговоры. Борис подходит ко мне, обнимает, берёт меня за подбородок и давай целовать в губы. Моё сердце, аж, остановилось! Давно я таких чувств не испытывала, с тех пор, как с Гришей познакомилась. А потом вошло в привычку, и поцелуи уже не вызывали таких чувств, каких этот, с Борисом. Целует он меня, а руками спину мою гладит. Не скрою, подружка, приятно было. И поцелуи такими сладкими казались, слаще птичьего молока. У меня внутри жар пошёл, я даже злиться стала, что Борис задерживается долго с поцелуем. Он будто угадал моё желание, взял меня на руки и уложил на диван, что стоял рядом в комнате. А утром мы вместе пошли на работу. Потом была вторая встреча, третья, и я уже с нетерпением ждала, когда Борис пригласит меня снова. Сама-то не напрашивалась, но и Борис не давал скучать. Благо, что Гриша был в плавании, а дети гостили у бабушки с дедушкой. Но плавание когда-то кончается, и мой Гриша возвращается домой. Разумеется, Борис меня уже не приглашает: мы с ним договорились, что будем ждать следующей Гришиной командировки.
  Галина прервала свой рассказ, отпила чай, вздохнула и продолжила:
  – Время идёт. Гриша ждёт новую навигацию, а я жду новой встречи с Борисом. Соскучилась, невтерпёж. Сама стала придумывать, как всё устроить. А Борис молчит. Меня уже мысли дурные начали посещать: как это, думаю, неужели он не хочет со мной встречаться. Но не могу же я сама ему предложить – гордость не позволяет. Как-то в один из дней, я была не в себе. Несколько раз с утра нагрубила Борису. Ближе к обеду, он приглашает к себе в кабинет. Не представляешь, какой он был ласковый! Посидели с ним, поговорили, а потом он приглашает вместе пообедать. И знаешь куда? К себе, домой. Я, конечно, согласилась. Взяла у него ключ, пришла в его квартиру и жду. Через пятнадцать минут слышу звонок в дверь. Открываю, и что ты думаешь!? Вижу женщину. «Вот влипла!» – подумала я. – «Надо же! У этого прохвоста я, значит, не одна!» – Какими только словами я его не обругала! Начала собираться, а эта стерва мне и говорит: «Напрасно вы уходите. Я не имею никаких видов на Бориса. Вы не за ту меня приняли». – И приглашает меня на кухню. А меня злость берёт, и любопытство. Идём мы с ней в кухню, садимся, и эта зараза мне рассказывает, что зовут её Валентина, что она бывшая жена Бориса и пришла к нему по делу, касаемому разделу их общего имущества – дачи в деревне. А тут Борис приходит. Увидел Валентину, разозлился, долго говорил с ней в коридоре, а когда проводил, возвратился ко мне. Извинился, говорит, мол, не знал, что Валя придёт, объяснил, что ничего общего с ней у него нет, кроме неразделённой дачи. Как ты сама понимаешь, ничего у нас в этот раз не вышло. Да и в последующем, как оказалось, тоже.
  Прихожу вечером после работы домой. Гриша мой мрачный, неразговорчивый. Я у него интересуюсь: «Гриша, что-то случилось?» – Он отвечает: «Да, случилось». – И говорит: «Сегодня Валя видела тебя в квартире её бывшего мужа». – Вот это влипла, так влипла! Устроил мне Гриша скандал. Да такой, какой я за всю нашу совместную жизнь не знала. Всю ночь проплакала. А утром Гриша подал на развод.  Тогда я тебе и позвонила. Но и это ещё, Настя, не всё. Конечно, я стала уговаривать Гришу, чтобы забрал заявление, чтобы подумал о детях, о том, что скажут наши родственники и друзья. Прощения у него просила. Как последняя падшая женщина перед ним унижалась, он же ни в какую. Развод, и всё! Конец нашей семейной жизни! Никогда меня не простит! Я уговаривала его, как могла. Уже из сил выбилась. Хотела его и своих родителей подключить. Думаю, пусть опозорюсь перед всем миром, но семью сохраню. Так, ему и сказала, всех подключу, но тебя не отпущу.
  А через день, представляешь, звонит мне Валя и начинает уговаривать меня, чтобы я не мешала Грише и их счастью. «Какому счастью?» – спрашиваю у неё, а она отвечает: «Нашему. Мы с Гришей решили пожениться. Мы любим друг друга. Дай нам шанс». – Оказывается, эта вертихвостка, вместе с ним в плавание ходит, в помощницах у него. И пока они в плавании, они там шуры-муры выделывают. Ох, думаю, повезло мне! Ну, придёт Гришка, я ему задам! Как могла, успокоила Валю, не помню, уж, что наобещала. А когда пришёл мой благоверный, я ему устроила такой скандал, по сравнению с которым его – это даже не цветочки.
  Неделю не разговаривали, а потом успокоились, попросили друг у друга прощения, и Гриша забрал своё заявление на развод. Я уволилась. Сейчас новую работу ищу. Скучаю, конечно, по Борису, но семья дороже. Со временем, всё уляжется. Гриша тоже уволился из пароходства, больше в плавание ходить не будет. Устроился в ресторане поваром, там его с радостью взяли.
  – Скучает по морю? – спросила Настя.
  – Скучает. Но что поделаешь? Чем-то надо жертвовать, – ответила Галя и, спохватившись, всплеснула руками и побежала к выходу. – Гриша скоро придёт…


ПОЛКОВНИК ПЛОТНИКОВ
(Могоча, 1988 год от Р.Х.)

Полнота – не физиологическое свойство, а мировоззрение.
Курт Тухольский

  Роман сидел в кресле с отсутствующим видом. Настя занималась домашними делами, которых всегда предостаточно. Лада на коврике увлечённо играла с куклами, кубиками и книжками. Маленький Лёня, накормленный, спал в своей кроватке и сопел носиком.
  – Что-то случилось, дорогой? – спросила Романа Настя, когда дела были переделаны, и у неё появилась свободная минутка.
  – Нет, ничего. Задумался. Вспомнилась моя служба в бригаде. Я не рассказывал тебе про нашего замполита?
  – Нет. Расскажи, – попросила я. – Мне нравятся твои рассказы об армии, когда мы не были ещё знакомы. Интересно, как ты жил без меня.
  Роман немного подумал, будто выстраивал план рассказа, сделал глоток воды из стакана, стоявшего на столике, и начал:
  – Служил у нас в бригаде заместитель командира бригады по политической части полковник Плотников. Имени его не помню. Да, это и не важно. Интересным он был тем, что обладал огромным, большим животом. И это при росте среднестатистического мужчины. Его живот был настолько огромен, что ремень портупеи был для него мал. Приходилось сшивать два ремня, и только тогда он мог использовать портупею. Предрасположенный к полноте, полковник Плотников страдал неуёмным чревоугодием, что не позволяло держать фигуру в подобающей офицеру форме.
  Пользуясь своей властью, а замполит – это второе лицо после командира, – он получал со склада самые лучшие тушки мяса, масло, жиры и прочие продукты сверх нормы, положенной отпуску. Нас снабжали натуральным продовольствием, так как в городке, в котором дислоцировалась бригада, закупить необходимые продукты было невозможно из-за пустых прилавков магазинов, а военторговский магазин, из-за отдалённости расположения бригады (за восемьсот километров от областного центра), был не в состоянии обеспечить продуктами достаточно большой контингент военнослужащих и членов их семей. Но и в военторговском магазине для замполита припасалось самое лучшее.
  Ещё одним пороком полковника Плотникова было курение. Курил он очень много, но только самые элитные сигареты «Столичные» московской табачной фабрики «Ява». Даже при проведении партийного собрания или партконференции, он, сидя, как всегда, в президиуме, не отказывал себе в этой привычке. Каждые полчаса он вставал, мелкими шажками убегал за ширму, курил и возвращался на своё место у края стола – это, чтобы легче было уходить за ширму, никому не мешая. По нему можно было сверять время: сбегал за ширму – прошло полчаса, второй раз побежал – значит уже час прошёл.
  Как-то в магазине закончился запас его сигарет. Два дня замполит не курил, потому что другие курить не мог. Ты бы видела его через пару дней, пока вертолётом, спецрейсом, не привезли ему сигарет. Создалось впечатление, что он стал шире в два раза. Но сигареты привезли, и через два дня замполит вернулся в норму, если так можно сказать.
  Через год моей службы в бригаде, Плотников убыл в Чехословакию продолжать службу, а ещё через полгода я его увидел в солдатской столовой. Он приехал по каким-то своим делам, каким – я не вдавался в подробности. Я его не узнал. Передо мной стоял худой и состарившийся лицом полковник и обращался ко мне, как к человеку, которого хорошо знает. С трудом я узнал в нём бывшего нашего замполита, напоминавшего когда-то двухсотлитровую бочку для закваски вина с нового урожая винограда.
  Он жаловался мне:
  – Ничего хорошего нет в службе за границей. Не стремись туда. Ну, кто я там? Никто. Войск в Чехословакии мало, генералов много, всё, что есть лучшее, забирают они. А мне ничего не достаётся. А здесь кто я был? Я был уважаемым человеком! Всюду меня принимали, на складе я мог взять всё, что хотел, еды у меня было всегда полно. Нет, не нравится мне служба в Чехословакии.
  «Что ж, – подумал я, – иногда смена места службы идёт на пользу».
  В целом, полковник Плотников был неплохим человеком, но в силу занимаемой должности, был неприятен всем. Ведь замполиты в то время очень часто противопоставляли себя командирам, лезли, не понимая специфики службы, во все вопросы, занимались копанием в чужих душах и в чужом «грязном семейном белье». Это была их работа. И я знаю многих политических работников, которые испытывали брезгливость от этого, но обязаны были делать, что от них требовала наша коммунистическая партия.
  В бригаде про замполита ходили две байки, переиначенные из известных популярных анекдотов.
  Первая байка про оркестр. В бригаде был свой духовой военный оркестр из солдат срочной службы, до призыва учившихся в музыкальных училищах. Дирижёром был молодой лейтенант, недавно закончивший училище военных музыкантов. Лейтенант добросовестно относился к службе, постоянно выводил днём на пустой просторный плац оркестр, с которым разучивал новые марши и отрабатывал технику их исполнения.
  Как-то, в одну из таких тренировок, замполит вышел на плац и наблюдал за оркестром, чеканившим шаг и исполнявшим марши. Полковник терпеливо ждал окончания тренировки, и, когда дирижёр закончил занятие, замполит чуть хрипловатым голосом подозвал к себе офицера.
  – Товарищ лейтенант! – выговаривал он дирижёру. – Всё у вас хорошо. Вижу, что Вы стараетесь, и у Вас есть успехи. Но одно замечание к вам всё-таки есть: я, вот, наблюдал за оркестром и заметил, что барабанщик не всегда стучит по барабану.
  – Товарищ полковник, – начал объяснять дирижёр, – но у него партия такая.
  – Товарищ лейтенант, – перебил его замполит, – партия у нас одна, а стучать должен каждый.
  Вторая байка следующая.
  Служил у нас один старший лейтенант. Шалопай из шалопаев. Часто бросал свой взвод на произвол судьбы, уходил в запои, иногда по нескольку дней отсутствовал на службе и дома. Командир батальона, в котором служил этот офицер, как только тот не появлялся службе, тут же организовывал поиски, и этого старшего лейтенанта нередко находили в городе в каком-нибудь доме вместе с пьяными местными жителями.
  Однажды жена старшего лейтенанта пришла на приём к полковнику Плотникову. Беспокойство женщины можно понять: муж не ночует дома. И где он может пропадать? Разумеется, у какой-нибудь бабы. Логика людей проста, а женщины – тем более. Для неё ничего нет страшнее, чем загулы мужа с другими женщинами, и не дай Бог, если он ещё найдёт себе другую, а семью бросит. А она куда? А дети? Об этих своих переживаниях она и рассказала замполиту и попросила его вмешаться, и вернуть мужа семье. Плотников обещал помочь. Ну, разве можно отказать бедной советской женщине, борющейся за сохранение семьи – ячейки советского общества. Да, и интересно! Это вам не разборки драк между солдатами, не скучные плановые партсобрания, тут попахивает аморальным поведением офицера, члена партии. Если он изменяет жене, то недалеко и до измены Родине! Так закручивали наши партийные боссы. Во всём была политика: не пришёл на службу – политика, не спишь с женой – тоже политика.
  Не откладывая в долгий ящик, Плотников вызывает потенциального «предателя Родины» к себе и проводит с ним профилактическую беседу, ощущая себя спасителем Отечества и, заодно, заблудших душ:
  – Товарищ старший лейтенант, – выговаривал офицеру замполит, – мне жаловалась Ваша жена на Ваше недостойное коммуниста и офицера поведение. Я и раньше получал о Вас нехорошие сигналы. Моё терпение иссякло, и я решил провести с Вами беседу, но это в первый и в последний раз. Что же получается!? Вы уходите в запой, Вас по нескольку дней не могут найти. А недавно, на прошлой неделе, Вы напились во время несения службы в карауле, что Вас пришлось снять с дежурства и заменить другим офицером. Это же ЧП! Да, если бы мы доложили о нём в штаб округа, Вас бы под трибунал отдали! А как же семья!? Она в чём виновата!? В чём виноваты дети, если у них такой отец!? В чём виновата Ваша жена? Почему Вы не ночуете дома!? Я Вас спрашиваю! Пьёте! С бабами гуляете!..
  – Товарищ полковник… – попытался вставить слово старший лейтенант.
  – Молчать! Я не давал Вам слова.
  И снова полковник Плотников отчитывал офицера, акцентируя внимание на его ночные похождения к местным путанам. Полковник настолько увлёкся темой измены офицера своей жене, его моральным обликом, что офицер не выдержал и выкрикнул:
  – Товарищ полковник! Я не изменяю жене! Я – импотент!
  После продолжительной паузы замполит заключил:
  – Товарищ старший лейтенант, – спокойным и назидательным голосом сказал полковник, – сначала Вы – коммунист, а потом – импотент…
  Сказав это, замполит отправил офицера в расположение своего подразделения.
  Беседа сорвалась…

  На следующий день Роман уезжал в командировку. Насте очень не хотелось расставаться с ним. Когда он уезжал, ей казалось, что жизнь останавливается, душа её сопротивлялась обстоятельствам, но Настя не подавала вида. С вечера она подготовила ему запасное нижнее бельё, уложила в его объёмный портфель чистое полотенце, бритвенные принадлежности, а во внутреннем кармане кителя оставила маленькую записку, в которой написала, что любит его, что будет скучать и с нетерпением ждать его возвращения. Вместо подписи оставила на листке отпечаток своих губ, предварительно нанеся на них помаду.


ИНГИГЕРДА, ДОЧЬ КОРОЛЯ ШВЕЦИИ
(Новгород, 1028-1030 годы от Р.Х.)

Настоящая любовь – единственная оказия для измены.
Ядвига Рутковская

  Приезд Олафа Харальдсона и его малолетнего сына Магнуса остался незаметным для новгородцев. Горожане жили своей жизнью: по обоим берегам Волхова шла бойкая торговля пушниной, рыбой и заморскими товарами. Мастеровой люд изготавливал топоры, вилы, лопаты и грабли, которые тут же находили своих покупателей и переходили из рук ремесленника в руки нового хозяина. Сапожных дел мастера снимали мерки и подыскивали заготовленные заранее подошву и кожу. Тут же рядом пекари предлагали свежеиспечённые аппетитно пахнущие булочки, а ювелирных дел мастера предлагали потратить гривны на украшения из драгоценных металлов и камней для жён и дочерей. К причалам подходили корабли из далёких стран. Одни становились на отдых, другие разгружали товар, третьи грузились закупленной древесиной и пушниной. В этот же день на единственном в городе мосту состоялась драка между жителями Софийской и Торговой сторонами, что не выходило за рамки обыденной жизни Новгорода. Даже в Дворищи, в княжеской резиденции, не всеми воспринимался приезд низложенного короля далёкой Норвегии, как из ряда вон выходящее событие, не требовавшее особого внимания. Ярослав Владимирович, поддавшись на уговоры супруги, согласился на приём беглого короля в своей резиденции, а сам обдумывал предложение своего брата тмутараканского князя Мстислава о мире. Вот уже четыре года, как Ярослав потерпел поражение от Мстислава, захватившего Чернигов и всё левобережье Днепра, создавая угрозу Киеву. Потому Ярослав не остался в стольном городе, а жил в Новгороде, боясь, что Мстислав расправится с ним, как во время междоусобицы после смерти отца Ярослав расправился со Святополком, взяв в свои руки великое княжение всеми русскими землями.
  История та давняя. Много крови пролилось из-за несговорчивости братьев. «Но отец сам виноват, – думал Ярослав. – Зачем нарушил старшинство? Зачем Бориса приблизил? Вот, и пошла грызня между братьями».
  У Владимира Святославича, крестителя русской земли, было двенадцать сыновей от семи жён. Сыновья взрослели, и Владимир раздавал им в княжение вотчины. Старшего сына, Вышеслава, посадил на Новгород, а Святополка отправил в Туров. Ярослав получил Ростов, а его единоутробные братья Изяслав – Полоцк, а Всеволод – Волынь. Сыновья Адельи Мстислав, Станислав и Судислав – Тмутаракань, Смоленск и Псков. Сын от Мальфриды Святослав направлен был княжить к древлянам. Вяшеслав умер рано, потому на освободившееся княжение в Новгород Владимир отправил Ярослава, а Ростов отдал Борису и Муром – Глебу. В Борисе Владимир души не чаял и видел в нём достойную смену на Киевский престол, чем вызвал возмущение старших братьев: Святополка, Ярослава, а также внука, князя полоцкого Брячеслава, второго сына покойного Изяслава Владимировича.
  Со Святополком, призвавшим в помощь тестя польского короля Болеслава Храброго, Владимир легко справился. Вызвал его в Киев и за измену посадил в темницу вместе с его женой и духовником жены колобжеским епископом Рейнберном. Ярослав же отказался платить урок в две тысячи гривен, что составляло две трети всех податей, собиравшихся с новгородской земли. Однако и остававшаяся одна треть хватала на содержание дружины, второй по величине после киевской. Силён был Ярослав.
  Сам Владимир из-за старости и болезни не мог возглавить поход на Новгород, чтобы усмирить непокорного сына, а поставил Бориса во главе своей дружины, чем подтвердил намерения о преемственности того на Киевский престол. Однако не на Новгород пошёл Борис, а на печенегов, вторгшихся в киевские земли. Пока Борис воевал с печенегами, умер Владимир. Произошло это 15 июня 1015 года от рождества Христова. Ни бояре, ни простой люд не хотели видеть на освободившемся престоле Бориса, а призвали на великое княжение старшего после Вышеслава сына Владимира заключённого в темнице Святополка. Борис и Глеб признали старшинство Святополка и поклялись служить ему, как отцу родному. Князья полоцкий и тмутараканский держали нейтралитет. Не с руки им было с братьями воевать, не желали проливать родную кровь, хотя втайне поддерживали Ярослава, открыто не признавший верховенство Святополка. Да и князь древлянский Святослав не проявил покорности, за что был отомщён и убит дружиной Святополка, а земли древлянские вошли в состав земель киевских.
  Трагическая судьба настигла и Бориса с Глебом. Хоть и признали они верховенство Святополка, но не оставил он их в покое. Понимал Святополк, что при жизни отец Бориса приблизил, а, значит, не будет ему покоя, пока тот жив. В случае недовольства, и братья, и боярство, и народ могут предъявить ему счёт, а Бориса на великое княжение поставить. Да, и в происхождении Святополка не всё понятно. В междоусобной войне 977-980 годов киевский князь Ярополк Игоревич погиб от рук дружины Владимира Святославича, а жена его Предслава, уже беременная, была взята Владимиром в наложницы. Рождённый Святополк был признан Владимиром своим сыном и пользовался всеми правами, как и сыновья, рождённые другими жёнами великого князя. Но в народе сохранилась память о том, что Предслава была пленена беременной, а потому, ещё при жизни, Святополк получил прозвище Окаянный, то есть незаконнорождённый, что, сей факт, в совокупности с другими, мог сыграть отрицательную роль.
  Расправившись с Борисом и, заодно, с его единоутробным братом Глебом, Святополк расширил свои владения до самых новгородских земель, но идти на Новгород не решался, как и Ярослав не спешил отомстить за убиенных братьев. Лишь в следующем году, заручившись поддержкой варягов, Ярослав повёл свою дружину на Киев. Оба войска встретились под Любечем, что в сорока шести вёрстах на север от Чернигова. До поздней осени два войска стояли на берегах Днепра друг против друга, не решаясь перейти реку. Новгородцы уж роптать начали, да варяги, не видя смысла в дальнейшем ожидании, покинуть новгородского князя решились. Не стал более ждать Ярослав и приказал переправляться через Днепр. Дружина Святополка, отрезанная озером от печенегов, осталась одна против трёхтысячного войска новгородцев. Неравная битва закончилась поражением Святослава, бежавшего к Болеславу Храброму.
  Недолго Ярослав правил в Киеве. Спустя год, Болеслав в отместку за Святополка пошёл на Киев. На Буге Ярослав потерпел поражение от польского войска и бежал в Новгород, оставив полякам стольный град, свою жену и сестёр. Болеслав же, вместо того, чтобы передать стол Святополку, сам решил править Киевом, но горожане, возмущённые грабежами и насилием польской дружины, оказали сопротивление и начали убивать польских солдат, вынудив Болеслава спешно покинуть Киев, а Святополк остался без помощи и защиты.
  Ярослав, боясь, что Болеслав и Святополк не удовлетворятся Киевом и пойдут войной на Новгород, решил бежать к варягам. Но новгородцы, прознав о намерениях Ярослава, не отпустили его, а изрубив приготовленные к отплытию в Швецию суда, потребовали возглавить новгородское войско и идти на Киев.
  – Нет у нас другого выхода, – говорил посадник Константин Добрынич, – как с поляками биться и твоим братом, чтоб отстоять свободу Новгороду. Хотим, чтобы ты возглавил наше войско, чтобы изгнать поляков из земли русской.
  И стали новгородцы своё войско собирать, на его вооружение жертвовать деньги, кто сколько может. А чтобы заручиться помощью варягов, порешили женить Ярослава на старшей дочери шведского короля Улофа Шётконунга.
  – Нет у тебя, князь, сейчас жены. Анна у Болеслава в наложницах состоит. А чтобы заручиться помощью Улафа, надлежит тебе жениться на его дочке Ингигерде, – увещевал Ярослава Константин Добрынич. – Союз, таким образом, мы с варягами укрепим, а дочка та молода, умна и красотой не обижена. Славной женой тебе станет, и народу люба будет. Снаряжу я посольство за счёт новгородской казны. Жди хороших вестей.
  – Ингигерда обещана конунгу Олафу против воли Улофа, – отвечал Ярослав, – Не позволят шведские конунги расторгнуть договор.
  – То не твоя печаль, князь. Улоф против воли на тот договор пошёл. Нет у него выхода. Либо он под Олафом будет, либо союз с Новгородом силу ему придаст. Так что выгодное дело мы затеваем. Успех, с Божьей помощью, за нами будет. – Убеждал князя Константин, а через семь дней посольство убыло в Сигтуну, где располагалась резиденция Улофа. В составе посольства был и Эймунд Рингссон, бежавший когда-то от Олафа, по причине несогласия с политикой короля по усилению централизации власти.
  Прав был Константин Добрынич. Нелегко было Улофу Шётконунгу. Долгая война с Олафом Харальдсоном разорила земли шведского короля. Одно поражение за другим терпел Улоф от норвежских конунгов, владения его уменьшились втрое, оставив полоску земель вдоль моря. Совсем мало верных ему ярлов и конунгов осталось, да и тех возмущала неспособность короля защитить их земли от разорения. Но не только конунги Улофа роптали. Не лучше обстояли дела и у его врага Олафа Харальдсона. Набеги шведов разоряли и норвежские земли, и вызывали возмущение ярлов и конунгов Олафа. Все устали от этой войны.
  Обратились норвежские конунги к Бьёрну Окольничему, близкому человеку к Олафу, с просьбой, чтобы тот уговорил Олафа заключить мир с Улофом:
  – Не пора ли нам в мире жить. Разоряем друг друга, а пользы от того никакой. Пойди к конунгу Олафу, поговори с ним.
  Долго не соглашался Бьёрн, понимал он, что нелегко будет Олафа убедить. Много бед шведский конунг Улоф навлёк.
  – Мы вместе с тобой пойдём. Поддержим тебя. Ты только начни.
  Хоть и страшно было Бьёрну, но дал согласие, а, когда Олаф созвал своих людей и бондов, чтобы поговорить о делах в стране, Бьёрн обратился к нему: «Что ты думаешь, конунг, о немирье между тобой и шведским конунгом Улофом? Уже много полегло людей и у нас и у них, но до сих пор не принято решение о том, кому какой частью страны владеть. Ты со своими людьми был в Вике два лета и одну зиму, оставив на произвол судьбы все земли к северу отсюда, и тем, у кого на севере остались имущество и отчина, надоело оставаться здесь. Лендрманны и другие знатные люди, и бонды считают, что нужно на что-то решиться. И так как сейчас с ярлом и вестгаутами заключен мир, а они наши самые близкие соседи, то все считают, что сейчас было бы самым лучшим, если бы ты послал послов к конунгу шведов и предложил ему мир. Многие из тех, кто сейчас с конунгом шведов, будут рады миру, потому что он на пользу и этой и той стороне» [Сага об Эймунде – прим. автора].
  Речь Бьёрна понравилась всем. Олаф сам уже давно думал о мире с Улофом, потому и дал согласие на переговоры и поручил Бьёрну отправиться к Улофу, а, чтобы союз прочным был, потребовал в жёны старшую дочь шведского конунга Ингигерду. Давно он прознал о красоте Ингигерды, желал её видеть своей женой, а тут такой случай подвернулся, как не воспользоваться.
  Нелёгкая задача поставлена была Бьёрну Окольничему. Не соглашался Улоф выдать свою дочь за своего врага. Тогда обратился Бьёрн за помощью к влиятельному ярлу Рогнвальду, родственнику Ингигерды по материнской линии.
  – Знаю, на что ты толкаешь меня, – говорил ярл. – Но я помогу тебе, даже если Улоф против будет. Дело твоё верное. На пользу всем пойдёт. Устали мы от бесконечной войны.
  На том и порешили. Сначала Рогнвальд встретился с Ингигердой, чтобы добиться её согласия выйти замуж за Олафа, а через неё повлиять на Улофа. При встрече с родственницей он расписал все достоинства её будущего мужа, да так красноречиво, что Ингигерда воспылала любовью к Олафу, и согласилась повлиять на отца. Но не тут-то было. Улоф стоял на своём:
  – Не отдам я Ингигерду в жёны за своего врага. Не бывать этому.
  Но уже не столь категоричен был. Понимал Улоф, что всем надоела война, и сторонников заключения мира с Олафом прибавлялось.
  – Что ж, соберём тинг. Как люди скажут, так и поступим.
  Тинг собрался осенью 1017 года в Уппсале. Многие ярлы, конунги и бонды выступали за мир с норвежскими конунгами. Как мог, убеждал Улоф собрание не заключать мир, не отдавать в жёны Олафу Ингигерду, но большинство высказались за прекращение войны и заключение мира. Свадьбу Олафа и Ингигерды на тинге решено было сыграть осенью следующего года у устья реки Эльв, по которой проходила граница между двумя королевствами. Довольный Бьёрн Окольничий возвратился к Олафу и сообщил ему хорошие новости. Все конунги с той и другой стороны свободно вздохнули. Конец войне, конец кровопролитию и разорению.
  Однако летом 1018 года прибыло к Улофу новгородское посольство, чтобы сосватать Ингигерду за их князя Ярослава. Обрадовался Улоф. Усмотрел он выгоду от союза с Ярославом: не посмеет Олаф, побоится снова войной идти, когда в союзниках у него сильное новгородское княжество. Получив богатые подарки, Улоф дал согласие, но Олафу о новом своём решении не сообщил, приказав держать втайне свадьбу Ингигерды с Ярославом.
  С наступлением осени 1018 года Олаф вместе с дружиной и верными людьми прибыл в Конунгахеллу, в свою резиденцию на реке Эльв, но не застал там Улофа и Ингигерду. Не дождавшись невесты, Олаф вызвал Бьёрна Окольничего.
  – Не случилась ли какая беда? – обратился он к Бьёрну. – Может, передумал Улоф?
  – Не должен, – отвечал Бьёрн, готовый принять на себя гнев Олафа.
  – Вот что. Пошли-ка гонца к Улафу. Пусть узнает причину. Есть у тебя верный человек, который достойно выполнит поручение?
  – Есть.
  – Кто?
  – Раймунн.
  – Это тот самый воин из Грёнланда, которого мы нашли замёрзшего в горах?
  – Да, конунг.
  – Он недавно у нас. Можно ему доверять?
  – Можно, – отвечал Бьёрн. – Он успел проявить себя умелым воином. Легко сходится с людьми. Умён, немногословен.
  – Что ж. Отправляй его.
  Роман отдыхал вместе с дружиной конунга. Отдых сопровождался обильным поглощением еды и ячменной водки. Чтобы скоротать время воины делились своими воспоминаниями о предыдущих походах, хвастались, скольких врагов они сокрушили, сколько добра награбили. Иногда разговор переходил на тему о любви, и тогда кто-нибудь из воинов рассказывал о незабываемых встречах с очередной из его возлюбленной. Рассказы перемешивались с шутками и издёвками над очередным повествовавшим, что создавало почву раздорам, переходящим в драку. Позабавившись, дружинники под строгим окриком Бьёрна успокаивались и, как ни в чём не бывало, продолжали коротать время в ожидании приезда невесты Олафа. Так и на сей раз, один из воинов вёл рассказ о своих ратных подвигах, когда в избу вошёл посыльный и крикнул:
  – Раймунн, тебя Бьёрн вызывает!
  Роман встал и вышел из избы. Сразу пахнуло свежестью и первыми признаками наступавшей зимы.
  – С какой целью Бьёрн вызывает, – спросил Роман.
  – Не знаю, – отвечал посыльный. – Он сам скажет.
  Бьёрн передал Раймунну только что состоявшийся разговор с Олафом и пожелал ему удачи.
  – Возьми с собой двух помощников. Советую Адальберта и Оддбьёрга. Желаю, чтобы ты вернулся с хорошими вестями.
  Через две недели Роман докладывал Олафу:
  – Ещё этим летом Улоф принял посольство новгородского князя Ярослава, за которого обещал отдать в жёны старшую дочь Ингигерду. В настоящее время идут сборы, а в следующее лето Ингигерда отправится в Новгород…
  – Предатель! – воскликнул взбешённый Олаф. – Как он посмел нарушить договор! Бьёрн, собираем войско! Пока не поздно, выступаем в Сигтуну! Не хочет добром отдать Ингигерду, заберу силой!
  – Но, это же новая война! – сказал Бьёрн. – Конунги и бонды не согласятся снова воевать…
  – Всех, кто не пойдёт спасать честь мою, объявляю предателями!..
  – Не спеши, конунг, – вмешался Роман. – Не так уж плохи для тебя новости. Кто знает? Что не случается, всё к лучшему. Улоф искренне просил не гневаться на него, но взамен Ингигерды предложил вторую, младшую свою дочь – Астрид. Смею доложить конунгу, что она ни чем не хуже старшей, даже краше. Конечно, она не столь умна, как Ингигерда, но не дура. Чего ещё желать? Да чего я рассказываю? Сам убедись. – И Роман пригласил Астрид к Олафу, а сам вместе с Бьёрном покинул избу.
  Вечером Романа вызвал Бьёрн.
  – Получи вознаграждение, – и Бьёрн протянул Роману мешочек полный звонкими монетами. – Олаф доволен Астрид.
  Ярослав же собирал войско, прибыло подкрепление от Улофа, и весной 1019 года от Рождества Христова Ярослав отправился на Киев. Новая битва состоялась на реке Альте. Святополк, лишённый помощи тестя, потерпел сокрушительное поражение и с остатками дружины бежал в Чехию, но добраться не сумел. По пути из-за болезни, усилившейся в результате поражения, Святополк умер, и где похоронен, до сих пор неизвестно. Ярослав же прибыл в Киев и занял великокняжеский стол. Укрепившись во власти, летом того же года Ярослав вернулся в Новгород на встречу с невестой. Ингигерду сопровождала именитая свита, в составе которой находились такие европейские знаменитости, как Эдуард и Эдмунд, сыновья изгнанного из Англии короля Эдмунда Железнобокого. Ингигерда поселилась в Детище, где располагалась резиденция Великого князя в Новгороде. На следующий год Ингигерда родила первенца – Владимира, будущего князя новгородского.
  Приезд в Новгород её бывшего жениха, Олафа Харальдсона, взволновал Ингигерду. С нетерпением она ждала его. Если Ярослав был занят мыслями о мире с Мстиславом, то все мысли его супруги были заняты предстоящей встрече с изгнанным королём Норвегии. Как часто случается, ожидания предвосхищают действительность. Ярослав сдержанно встретил Олафа, приказав отвести для того палаты для именитых гостей. Как ни старалась Ингигерда, но встретиться для переговоров с Олафом ей ни разу не удалось. Весь день она была в хлопотах, отдавая приказания слугам по убранству палат, отведённых гостю. В последующие дни она была занята государственными делами, которыми активно занималась, помогая мужу, и воспитанием детей, которых у неё к приезду Олафа было пятеро.
  Ярослав, заключив мирный договор с Мстиславом, согласно которому Левобережье Днепра и город Чернигов закреплялись за братом, в следующем 1029 году поспешил на помощь Мстиславу, чтобы изгнать ясов из Тмутаракани. Вспомнив об Олафе, он решил вверить ему командование небольшой дружиной, однако вмешалась Ингигерда, рассчитывая в отсутствие мужа на встречу с бывшим женихом.
  – Олаф наш гость, – убеждала Ингигерда мужа. – Не подобает гостю участвовать в наших войнах.
  – Что ему без дела сидеть? – не соглашался Ярослав. – Так всю ловкость растеряет. Забудет, как саблю в руках держать да конём управлять. Пусть развеется, да удаль свою покажет.
  – Не можно его брать. Святослав ещё от болезни не избавился. Помнишь, как при смерти наш сын был, только Олаф помог ему. Если б не болезнь, то можно было бы ему Новгород покидать, а при таком случае невозможно. Вдруг опять болезнь начнёт верх брать.
  Призадумался Ярослав и отменил своё решение.
  – Вижу, рассуждаешь ты не как великая княгиня, а как мать. Не могу не согласиться с тобой.
  Убыл в поход Ярослав, а Новгород оставил на Ингигерду, так как доверял её уму и умению к государственным делам, чем не раз она доказывала примерами за неполные десять лет совместной жизни. Обрадовалась Ингигерда, что, наконец-то, развязаны её руки, что не будет соглядатаев, готовых донести на неё, а за Бьёрна и Раймунна не беспокоилась, знала, что не предадут они своего конунга. Как выдался первый же случай, призвала она Олафа к себе.
  – Почему без Астрид приехал? – задала она первый вопрос. – Давно не виделась со своей сестрой. А увидеться бы не мешало.
  – Не рискнул взять её в опасное странствие, – отвечал Олаф. – Надеюсь, у отца для неё безопаснее будет.
  – Ой, правду ли говоришь? – засомневалась Ингигерда. – А может, не хотел, чтобы она мешала нам?
  – Извини, княгиня, – промолвил Олаф, – забыл я в заботах про ум твой и прозорливость. Сразу признаться надо, что в бегстве своём от врагов, надеялся о встрече с тобой. Как не состоялась наша свадьба, по вине твоего отца, так не забывал тебя ни на минуту.
  Зарделась княгиня, сердце в груди бешено забилось, румянец на щеках выступил, но скоро взяла себя в руки.
  – Твои речи, Олаф, согревают душу, – отвечала Ингигерда. – Надеюсь, наши встречи будут нередкими, пока предоставлена такая  возможность.
  – Разделяю твои чувства, – не разочаровал Ингигерду Олаф.
  – Что ж, на сей раз довольно. Ступай. Нельзя нам долго задерживаться, – приказным, но ласковым тоном, отправила княгиня Олафа.
  Олаф подошёл к дверям, когда услышал:
  – Олаф, – остановила его Ингигерда, – я отдала приказ, чтобы сегодня же Магнуса пересилили из твоих палат в детскую. Думаю, с моими детьми ему веселее будет.
  – Вполне согласен, – ответил Олаф.
  – И ещё, – добавила Ингигерда, – пусть кто-нибудь из твоих людей доложит, в точности ли исполнен мой приказ.
  – Не беспокойся, княгиня, мои люди верные, они не только добросовестно исполнят приказ, но и доведут до твоего сведения, – заверил Олаф и покинул помещение.         
  Когда стемнело и Детище погрузилось в темноту, Ингигерде послышался стук в дверь.
  – Кто там? Входи!
  – Это я, Раймунн, – ответил Роман, войдя в кабинет Ингигерды. – Мой конунг просил оповестить, что приказ княгини выполнен в точности.
  – Спасибо, Раймунн, – поблагодарила его Ингигерда. – Ты свободен?
  – Да. Чем могу служить?
  – Надо закончить одно дело. Проводи меня.
  Они шли по направлению к детской. Княгиня проверила службу мамок, убедилась, что все дети спят, а когда вышла из спальни, её ждал Роман.
  – Сюда, княгиня, – указал Роман и последовал за ней. Он оставил её только тогда, когда она скрылась за дверью спальни Олафа.
  Это была не последняя встреча Ингигерды и Олафа. Они прервались лишь тогда, когда Ярослав с победой над ясами вернулся в Новгород, да и то ненадолго. Снова пришлось собирать дружину и идти усмирять чудь, отказавшуюся платить подати. Так весь 1029 год Ярослав отсутствовал в Новгороде, что создало благоприятные условия для встреч влюблённых Ингигерды и Олафа. Результатом любви стало рождение в следующем году Всеволода Ярославича, будущего князя переяславского, черниговского и великого князя киевского. Родившийся от первого брака Всеволода и Марии, дочери византийского императора Константина Мономаха, сын Владимир Всеволодович по прозвищу Мономах, дал начало династии великих московских князей, которым историей было предначертано объединение русских земель.   
  Что до Ингигерды, то, надо сказать, она ничуть не сожалела о грехе. Из её уст нередко можно было слышать: «Любовь ниспослана Богом. Ради неё на многое решиться можно». – И про себя добавляла: «Даже на измену мужу».