Алёшка

Александр Гусаров Бел
    В распахнутое окно вливался прохладный утренний  воздух.  Веяло запахами летнего сада и скошенной травы. Екатерина Васильевна прошлась по дому. Жила она небогато - почти всю свою  жизнь проработала в колхозе, впоследствии переименованный в совхоз, а потом разорённый до основания  новыми бизнесменами. Как и многие в деревеньке кормилась  за счёт сада и огорода. Пенсии  хватало на то, чтобы заплатить за электричество, купить  хлеб, соль, спички, мыло да кое-какие крупы, хранившиеся  в шкафчике салатового цвета. Аккуратно завязанные белые мешочки стояли на полочках и использовались в особых случаях или на праздники.
   Блестели  тщательно вымытые оконные стёкла. От самотканых  дорожек веяло свежестью. Под иконой в лампадке вздымался желтый язычок пламени. Убранство дома несмотря на скромную обстановку отличалось  чистотой и опрятностью.
   Сегодня  она ждала дочь из города, которая должна была привезти на лето внучонка - четырёхлетнего Алёшку.
    Она прождала до самого вечера пока, наконец, в дом не вошла молодая русоволосая женщина с маленьким сыном - бойким малышом с головкой, покрытой белыми шелковистыми волосами. Дочь привезла гостинцы: батоны белого хлеба, палку колбасы,  пригоршню шоколадных конфет. Люба выпила кружку холодного кваса, поинтересовалась как у неё здоровье, посетовала, что очень спешит и уехала. Так они и зажили вдвоём с Алёшей.
    В один из выходных дней проведать мать, а заодно и повидать подросшего племянника зашел Володя. Он работал в строительной бригаде, и когда брал в свою руку кирпич, тот выглядел, словно игрушечный на его большой и мозолистой ладони.
    Екатерина Васильевна покормила сына и попросила присмотреть за мальчиком, пока она сбегает в магазин. Володя добродушно согласился.
    Повозившись с племянником, он решил прилечь. Большая кровать с металлическими никелированными спинками притянула  сильное тело, нагрузило дремотой голову, и пару раз хорошенько зевнув,  дядя Володя  провалился в глубокий богатырский сон.
     Алёшка какое-то время играл  в подаренные дядей кубики. В доме было тихо. Лишь жужжание одинокой мухи у оконного стекла на кухне нарушало этот покой, но и та скоро затихла. Мальчик тут же решил воспользоваться предоставленной свободой. Живые глазёнки скользнули по комнате, малыш быстро встал с пола и, перебирая ножками, заспешил к шкафу. Пальчики взялись за плотно закрытые дверцы, немного усилий - и Алёша облегчённо вздохнул. Старательно упакованные  мешочки в несколько минут опустели. На полу образовалась куча строительного материала. Видно племянник всерьёз  унаследовал склонность дяди к строительству.
    Глаза Алёши горели, как в  новогодний праздник. Гречка, пшено, горох, мука, рис, многое из того, что даёт возможность человеку жить на свете, стало подручными средствами для исполнения его творческих замыслов.
     Позабыв обо всем на свете, он влез на рукотворную гору и самозабвенно ручками стал подбрасывать муку и крупы вверх. Взлетавшие частички становились похожими на облака. Мальчик внимательно следил, чтобы летучее творение равномерно рассеивалось по  пространству комнаты. Особенно хороша была мука, она точно речной туман, стелилась по полу, взмывая иногда кверху, и, используя силу воздушного потока, опускалась на кровать, достигая  лица дяди Володи.
   - Апчхи! Апчхи! – раздавались  в тишине странные звуки.
   Они  заставляли Алёшу замирать. В этот момент он наблюдал, как морщится, перед тем как чихнуть  нос дяди Володи.
    Но уже через секунду новое облако подплывало к кровати с блестящими спинками.
   - Апчхи! Апчхи! - слышалось снова и снова.
    Неизвестно как бы события развивались дальше, но вернулась бабушка. Она присела возле дверей на табурет и долго не могла прийти  в себя. Потом опомнилась и вытащила Алёшку из белой кучи. Хотела было шлепнуть, но махнула рукой и прикрикнула на сына. Тот в это время, растерянно хмыкая, сидел на кровати и оглядывался по сторонам.
     Прошла неделя, другая…. 
    От стихийного бедствия не осталось следа. Приехала дочь и увезла мальчика в город. Дом Екатерины  Васильевны,  как и прежде, задышал удивительной чистотой. Дверцы шкафа были плотно закрыты, самотканые дорожки устилали пол. В углу под иконой горел крошечный огонёк лампадки. Но иногда она садилась на табурет, оглядывалась вокруг, и у неё  по щекам катились слезы, сквозь которые, проскальзывала грустная улыбка...