Снегирь

Маша Снегирёва в усталом раздражении шагала по, не успевшему ещё одеться первой яркой зеленью, парку. Её, конечно, назвали родители Маргаритой, но не нравилось девушке дурацкое имечко Рита. Ладно бы еще Марго, нет же, сокращают с другого конца - Рита, Ритка. Хорошо бы ещё Мари, Мария, Маша. Маргарита Снигирёва – глупость какая! Так и стала Рита -Машей Снегиревой.
А зимние красногрудые птички ей очень нравились. Жаль только, спадают снега и пропадают из города снегири, улетают, прячутся в леса, а тут вот он, сидит на веточке, среди набухших почек. Нахохлился, распушил перышки. Похож на круглое красное яблочко. Этакое чудо среди городской серости.  Напоминает забытый новогодний праздничный шар. Не птичка, а украшение.
Залюбовавшейся снегирем девушке было двадцать с небольшим. Была она худенькой, невысокой, темноволосой, коротко стриженой. Шагала размахивая сумочкой на длинном ремешке. Веселая оранжевая куртка, голубые джинсы. Маша себе очень нравилась.
Поэтому на грубый окрик:
-Эй, чувиха!
Даже не обернулась. Но кричавший не хотел отстать:
-Эй! Ты чего не реагируешь? – кричал грубиян, – ты че, самая умная?
Девушка попыталась прибавить шагу, просто убежать, но за спиной раздался свист и громкий неприятный смех.
-Стой!
Ее преследовала целая толпа.
-От нас не сбежишь!
-Не дури! Стой!
Голоса быстро приближались, вместе с топотом многих ног.
 Маша поняла, что убежать не удастся. Она резко остановилась и повернулась к преследователям. Их было пятеро. Рослые, в тёмных куртках, пьяные.
-Слава богу, не обколотые наркоманы. Те вообще ничего не понимают, а с этими остается только блефовать, – подумала девушка и напустила на себя самоуверенный вид.
-Ну, чего вам надо?
Пьяный немного растерялся и ответил слащаво, улыбнувшись:
-Познакомиться хочу.
Девушка обратила внимание, что звал ее один, а заговорил другой, тот что был потрезвей.
-А я не хочу, – ответила Маша резко.
-Зря-я, – протянул пьяный разочаровано, – ну и зря. Погодка такая хорошая. По парку прогуляться так приятно. Птички щебечут. Пойдем с нами.
Перепуганная девушка сумела напустить на себя спокойный, и даже надменный вид, отрезала громко:
-Нет.
Пьяный разочарованно хмыкнул и повторил приглашение, уже без упоминания птичек и более настойчиво:
-Пошли!
-Нет, – категорично повторила Маша, – меня ждут.
-Да кто тебя может ждать? Хлюпик какой-нибудь.
-Куда ему против нас, - вмешался ещё один агрессивно настроенный парень, – что он сделает? Драться полезет? Так нас больше, мы ему накостыляем.
-Ну, что он будет делать? – влез еще один парень гнусавый и явно очень хотевший подраться.
Девушка ответила заносчиво:
-Мой парень пошлет своих телохранителей и вам мало не покажется.
Не ожидавшие подобных осложнений любители прогулок и смелых речей сразу как-то стушевались и передумали приставать. Они даже свернули в другую сторону и оставили девушку в покое.
 -Испугались, – порадовались про себя Маша, – рассчитывали на приятный эффект, на девичий испуг, а настоящей драки не хочется. То ли дело попинать какого-нибудь хлюпика, а реально получить сдачи совсем не приятно. Синяки, ссадины, а то и выбитые зубы не по плану.
Рассуждая так, Маша не спеша уходила от толпы. Со стороны казалось, что вышагивает гордая победительница, а внутри подавленный было страх схватил за горло, душил, не давал дышать. Ноги предательски подкашивались, стали ватными. Девушка присмотрела ближайшую скамью и поспешила к ней. Она села всем видом стараясь показать, что кого-то ждет и недолго останется одна.
-Как хорошо, – с облегчением подумала Маша усевшись.
Это выглядело так, словно очень благополучной особе скучно и она присела скоротать время. А девушка лихорадочно старалась унять гулко бившееся сердце.
-До чего же обидно быть слабой и беззащитной, – едва не плакала Маша, – вот превратиться бы в вооруженного ковбоя. Не пришло бы им в голову так разговаривать с пистолетным дулом. Взвести бы курок и переспросить: «Что вы хотите?» Сразу бы забыли все свои гадости.
Девушка хмурилась, размышляя. Она сидела, не имея сил идти дальше, а мысли бежали, торопились в даль.
-Нет, – решила Маша, – не хочу быть ковбоем. Они все тупые и грязные. Ковбой - коровий мальчик, – перевела она, – пастухи, месяцами на пастбище без воды и мыла. Фу… – поморщилась она, – киношники придумали романтику. Вестерн…
Маша бранила ковбоев так вдохновенно, словно и правда могла выбирать для себя подходящее время.
-Вот, – обрадовалась девушка довольно громко, – хорошие времена были у Ромео и Джульетты. Толпой не нападали, тем более на девушку. Мужчины разбирались сами, один на один.
-Шпаги-это так романтично, – прошептала дочь двадцать первого века.

…..И в тот же миг мир вокруг принялся кружиться и вращаться с такой скоростью, что у Маши дух перехватило. Мгновение и просторный весенний парк сменили тесные средневековые улочки Вероны.
-Довыбиралась, – успела констатировать Маша.
Мало того веселенькое утро сменилось поздним вечером. На потемневшее ясное небо высыпали миллиарды звезд.
-Никогда не видела такого красивого неба, – признала горожанка.
Она долго разглядывала красоту над головой. Потом решилась посмотреть на себя. Короткая куртка, бархатная рукава с буфами. Ощущение силы и энергии. Штанишки, правда коротенькие, шерстяные чулки и башмаки смешные. Но осмотром Маша осталась довольна. Молодой, очень молодой человек, века так пятнадцатого, и шпага, как положено, на боку. Вот тебе и времена Ромео и Джульетты. Только своего имени в этом романтичном времени Маша никак не могла вспомнить. Она, вернее теперь он, осторожно, медленно вытащил, выдвинул шпагу из ножен. Гарда красивая, вычурная шпага, длинная, тяжелая.
-Килограмма полтора, а может и два, – отметила жительница двадцать первого века, взвесив оружие на руке, – не даром англичане не делают отличий и все эти шпаги зовут мечами. И правда, даже лезвие мощное, длинное, не тоненькое игрушечное. Наверное увидел бы Ромео современную олимпийскую рапиру, рассмеялся бы.
Ее размышления прервал грубый окрик:
-Эй, Монтекки!
Путешественник во времени отвлёкся от рассматривания себя. Впереди стояли трое юношей, такие же молодые, бравые и хорошо вооруженные, как и он сам. За ними семенил слуга с факелом. Улица была настолько узкой, что места всем не хватало, и третьему пришлось на шаг отступить и стоять за спинами своих приятелей, чтобы не топтаться в сточной канавке. Но обратился вызывающе громко, именно он.
-Эй, Монтекки. Я к тебе обращаюсь.
-Так, – подумала Маша, – точно я попала в шекспировскую пьесу. Осталось только понять, в какой именно момент и будет ясно, что должно происходить дальше. Хотела Ромео с Джульеттой… на тебе.
-Зря молчишь, – вступил второй незнакомец, – это не поможет.
-Что ж он не говорит стихами? – удивилась Маша.
-Он почувствовал себя слишком взрослым, – продолжил третий, – беременная жена, двое детей, что ему с молокососами разговаривать.
-Двое детей? – ужаснулся путешественник во времени, – что-то я такого не помню.
Он снова осмотрел себя, задумался:
Конечно, у Шекспира все герои малолетки, но женатых там точно не было. Да и мне, судя по всему лет, семнадцать-восемнадцать не больше, хотя этим самоуверенным типам и вовсе по пятнадцать, прямо как у классика. 
Тот, что держался за спинами своих товарищей, был особенно дерзок. Он вновь повысил голос:
-Да, сеньор Антонио не умеет говорить, прямо как его годовалый племянник Ромео.
-Совсем новая пьеса, – испугано подумала Маша и решила действовать - открыть рот, – если я понимаю этих древних итальянцев, значит и они меня поймут, а на явное оскорбление надо отвечать.
Антонио положил правую руку на эфес шпаги, даже немного вытянул ее из ножен, и ответил, сам удивившись своему низкому голосу:
-Видит Бог, я не хотел напрасной ссоры. Я действительно старше и видимо мудрее вас.
-Нас обозвали бестолковыми малолетками! – завопили все трое и выхватили шпаги. Но тот что стоял ближе к Монтекки и казался чуть серьезней остальных:
-Так нельзя! Пусть сеньор Антонио сам выберет себе одного противника. Мы все были горячи на язык. Так с кем желаете сегодня сразиться, сеньор? – галантно обратился он к Антонио.
Молодые петушки гордо подбоченились, смотрели с вызовом.
Антонио ответил первое, что пришло ему в голову, ничего все еще не понимая и надеясь только, что фехтовать-то он в этом времени умеет.
-С вами, сеньор.
Он небрежно поклонился говорившему, тот отвесил поклоном, и шпаги скрестились.
В голове Антонио молнией метнулась мысль:
-Я Монтекки, значит дерусь с Капулетти.
В левой руке противника сверкнул длинный кинжал. Антонио и удивиться не успел, выхватил свой, держал лезвием вниз и отбивал им особенно близкие удары. Несмотря на молодую браваду, Капулетти был слабее физически и часто слишком суетлив, но считавшая раньше фехтование более легким и изящным Маша, была неприятно поражена силой и грубостью ударов. Сталь вовсе не звенела, а гулко гремела. Или это ей только казалось. Клинки метались, рвали воздух у самого лица, они сплелись как змеи… Антонио толкнул привычным движением шпагу противника и она выпав из его руки, предательски свалилась в грязную сточную канавку.
Капулетти на мгновение совсем растерялся. Быстро наклонился, схватил свое оружие. Монтекки снисходительно ждал. Противник вновь сделал выпад, но мокрая рукоять скользила в пальцах. Монтекки легко, играючи отбил выпад, чуть отклонился, острие его шпаги скользнуло по правому боку противника. Один удар под нижнее ребро был бы смертельным, но Антонио отвел клинок. Его жало рубануло только по бедру.
-Лёгкая рана, – отметил Монтекки про себя, – мальчишка жаждал крови и получил.
Капулетти застонал, схватился, зажал рану, прошипел сквозь сжатые зубы:
-Поединок не кончен. Я отомщу.
-В другой раз – отмахнулся путешественник во времени, надеясь сбежать очень-очень далеко.
Смертельно бледный противник только сверкал глазами. Его тяжелая шпага снова валялась в сточной канаве. Один из Капулетти брезгливо поднял ее и зло обратился к победителю:
-Вы, сеньор, оскорбили наше родовое оружие бросив сюда. Я готов защитить его честь и буду ждать вас завтра также на закате на нашем обычном месте для поединков.
-Завтра, – легкомысленно согласился Антонио, надеясь сбежать в двадцать первый век.
Капулетти подобрали раненного и удалились. Вместе с ними, конечно, ушел слуга с факелом и сразу улица стала очень тёмной. Антонио поспешил покинуть её непроглядность, но он понятия не имел, куда идти теперь. Он просто прибавил шагу, стараясь уйти хоть куда-нибудь. Выбравшись из злополучной улочки он резко свернул налево но не успел сделать и несколько шагов как наткнулся на нового противника. Там было чуть светлее, и Антонио сумел рассмотреть высокого мужчину.
С длинной шпагой на боку огромного и важного, как древний герой. После прошлой драки Антонио очень захотелось съежится перед его силищей.
-Монтекки?! – загремел незнакомец, – забывчивый сеньор.
-И о чём же я забыл? – опасливо спросила Маша.
-О… – загремел высокий, – не заставляйте назвать вас трусом, не притворяйтесь, что смогли забыть о моем вызове. Я вынужден разыскивать вас уже не один день. Это возмутительно!
-Вот вы и нашли меня, – сокрушенно признал Монтекки.
-Здесь не лучшее место для поединка.
-Да-да, – ухватился за эти слова путешественник во времени, -  лучше встретиться завтра в другом месте.
-Ну уж нет, - грохотал незнакомец, – я слишком долго ждал и больше не позволю вам сбежать. Защищайтесь сеньор!
Он выхватил шпагу, Монтекки едва успел достать свою. Первый же выпад здоровяка обрушился с такой силой, что Антонио с трудом удержал свой клинок. Ему пришлось даже отступить на шаг. Далеко до него было молодым Копулетти. Отбиваясь от сильного противника, Антонио шаг за шагом отступал назад. К тому же уже совсем стемнело и дуэлянтов поглотила ночь. Острые клинки неожиданно вылетали из темноты, как сама смерть. К счастью, у незнакомца тоже был слуга и вскоре он запалил-таки факел. Сразу стало светлее, но он держался за спиной своего господина, и в жутковатом сиянии огня, фигура здоровяка казалась просто огромной, а клинки сверкали как молнии. На Монтекки уже наваливалось отчаянье. Но тут он резко шарахнулся влево. Противник ринулся вперед, сделал прямой выпад, и оказался совсем рядом. Антонио только шевельнул своей шпагой и здоровяк сам напоролся на клинок, словно бабочка на булавке. Лезвие вошло в него по самую рукоять. Монтекки резко выдернул шпагу. Кровь хлынула из раны. Противник дрогнул, не успел даже застонать молча, замертво повалился на землю.
Маша смотрела на тяжело рухнувшее тело в полном ужасе и вдруг стремительно вышла из равнодушного ступора, дико закричала:
-Мертв! Он мертв! Я его убила!!!
И бросилась бежать в темноту.
-О господи, господи… – причитала она, – убит… убит, а я даже имени его не знаю. Умер. Убит ни за что ни про что. Зачем? Зачем…
Черная непроглядная тьма поглощала, укрывала от всего. Маша уже и сама не знала, где она, кто она, девушка из двадцать первого века или Монтекки.
-Убийца. Убийца. Я отняла жизнь, – никак не укладывалось в ее голове, – убийца.
Она металась между каких-то каменных стен, заборов, натыкалась на них в темноте, злилась, плакала, кричала. Наконец, какая-то стена кончилась, беглянка метнулась за нее, вбежала куда-то, где пахло сеном, пылью и теплом. Догадалась, что нашла сухой сарай, рухнула на колени, сжалась, скукожилась и затихла. Маша даже не сразу поняла, что всё ещё сжимала в руке окровавленную шпагу. Ее взгляд скользнул по кровавой стали и путешественница в ужасе отбросила оружие.
-Чужое время! Чужие руки! – громко возмущалась она, – и смерть, смерть кругом… Вообще, я девочка. Я мирная, безобидная девочка.
Темнота громко хмыкнула:
-Интересное заявление для дуэлянта.
Маша испугалась, язык прикусила от ужаса, прошептала помертвевшими губами:
-Ты кто?
-Да как сказать, – помялась ночь, - в общем…
Девушка только теперь осознала, что молодой мужской голос говорил на вполне современном русском, а не на старинном итальянском, как все остальные…
-Короче, у нас много общего.
-Например?
-Родной двадцать первый век, шпаги в руках, желание вернуться домой и отсутствие понятия, как это сделать. Или тебе известен надежный способ?
Маша отчаянно принялась вертеть головой, надеясь, что мир начнёт резко вращаться, крутиться и сменится обычным нормальным весенним парком, но тьма не рассеялась и время не сменилось.  Зато в узкое кривое окошко сарая  заглянула круглая и желтая, как головка сыра, луна, залила говорившего своим холодным сиянием и Маша смогла-таки рассмотреть своего собеседника.
Высокий, худощавый, спортивный, одет как здесь и принято: короткий колет, рукава с большими буфами и неизменная шпага на боку. 
 На голове вечный бархатный берет с пером. Выражение лица ошарашенное.
-Ничего не понимаю…
Незнакомец критично осмотрел свою странную находку.
Окровавленная шпага, колет, берет. Судя по всему, парень. Руки крепкие, фигура мужская, а речи бабьи, простите, девичьи.
-Ты же кого-то убила. Так, ты кто?
-Я… я, – не могла найти подходящих слов Маша, – в будущем… в двадцать первом веке, я – девушка, а здесь… я почти герой шекспировской пьесы Монтекки.
-Ромео?!
-Его дядя, похоже.
-Вот те на, – расхохотался незнакомец, – до чего же мне не везет с девицами. Нашел одну, так она – дядя.
-Смейся, смейся, – обиделась путешественница во времени, – ведь только хотела избавиться от приставших парней.
-И решила проблему кардинально, – не унимался весельчак, – взяла и всех поубивала…
-Нет. Убила совсем другого.
-Маньяк! – веселился парень.
-Я ему раньше назначила…
-Ты?
-Нет, дядя.
-Монтекки?
-Да..
-Так, ты уже бывал здесь?
-Нет. Я в Вероне всего несколько часов.
-И уже успела кого-то убить?
-Я уже два раза дралась на шпагах.
-И всё-таки, ты настоящая находка.
 -Не знаю, находка ли я, но мне самой просто необходимо срочно найти способ убраться отсюда.
-Прямо-таки срочно?
-Да, чем быстрее, тем лучше. Не нравится мне это время.
-Ты же сама его выбрала.
-А теперь выбираю другое. Хочу домой!
-К сожалению, это так не работает, – заявил опытный путешественник во времени.
-А как работает?
-Не знаю, я здесь уже ни одну неделю, все уже перепробовал, а к дому даже не приблизился. Не знаю, – вздохнул собеседник.
-А кто знает?
-У нас говорят, Пушкин знает, а здесь уместнее говорить: Шекспир-знает.
Тем временем луна с простотой неизбежного катилась по небу и ушла из оконца сарая, снова погрузив собеседников в непроглядную ночь. Маша опять говорила с темнотой, а та рассуждала голосом спортивного парня:
-Мне вообще кажется, Шекспир из наших. В смысле, тоже мотается по разным временам.
-С чего ты взял?
Ведь ни его прижизненного портрета, ни даже убедительного описания не сохранилось, а пьесы то про одну страну, то про другую.
-Где же нам теперь искать этого Шекспира? – совсем растерялась девушка.
-Я думаю, стоит поискать именно здесь, – рассуждала темнота, – хорошо, что мы в Вероне, на родине Ромео и Джульетты.
-Только синоним всей романтики Ромео Монтекки ещё маленький и не очень-то понятно, что из него вырастит.
-Вот именно, – обрадовался незнакомец, – самое время сочинить про него что-нибудь патетичное. А то вырастет еще, неизвестно каким станет.
-Получается нам надо срочно искать Шекспира? А где?
-Ты Монтекки. Тебе видней.
-Ничего мне не видно, – буркнула гостья из двадцать первого века.
Но ночной собеседник ее не слушал, толковал о другом:
 -Теперь хотим или не хотим, искать стихоплета нам вместе, так что ты уж разберись, парень ты или девушка, а то шпагой машешь, местных убиваешь, потом ревешь. Я так тебя и нашел в темноте, решил посмотреть, что за мужик ревет, что он девочка.
-Просто я совсем и растерялась… растерялся, – солидно исправился Монтекки, – теперь все будет хорошо.
-Вот и отлично, – обрадовалась темнота, – будем дружить.
-Нельзя нам дружить.
Шок было слышно.
-Почему, – прохрипел путешественник во времени.
-Я имени твоего не знаю. Безымянных друзей не бывает.
-Я Петя.
-А по-итальянски?
Он не успел ещё ответить. Маша сама решила:
-Я буду звать тебя Петручо. По телеку слышала, мне понравилось.
-Называй хоть горшком, только в печь не ставь, – пословицей ответил собеседник, – нам теперь придется вместе выход искать.
-Ага, вместе, – поддакнула Маша, а сама крепко зажмурилась, очень старательно подумала, что хочет вернуться немедленно домой, в свое время, тщательно представила светлый весенний парк. Она медленно-медленно, осторожно открыла глаза, осмотрелась. Ничего не произошло. Вокруг по-прежнему было совсем темно и пахло сеном. Старый метод не сработал.
-Только вместе, – вздохнула Антонио, - а у тебя хотя бы версия есть, куда нам вместе идти?
-Конечно, – не унывал Петручо, – идти на свет.
-Здесь нет света.
-Не впадай в тоску, – хлопнул по плечу старший по несчастью, – мы сидим в самом темном месте,  а за этими дурацкими стенами светло от полной луны. Ты же сам видел какой фонарь висит на небе.
Маша решительно вытерла заплаканные глаза.
-Всё, я Монтекки. Веди Петручо.
Выбравшись из сарая, Антонио убедился:
-Светло почти как днем. Только красок не хватает.
-Очень светло, – согласился второй путешественник во времени, – а это значит, что не только нам все видно, но и нас отлично видно, а ты даже шпагу бросил.
-Не возьму я больше это орудие убийства! – взвизгнула Маша, – там кровь.
-В шестнадцатом веке нельзя без шпаги, а кровь ерунда, можно вытереть. Шпага – это очень серьезно. Я вообще в это время попал из-за шпаг. Я ведь дома спортсмен, дерусь на соревнованиях. А оружие в двадцать первом веке тощенькое. Смех один. Что шпаги, что сабли, что рапиры. Вот мне и захотелось настоящей схватки, звона стали.
 -Получил? – съязвил Антонио.
-Похоже, - серьезно откликнулся Петручо, – при всей моей любви к фехтованию, мне очень далеко до тебя.
Воинственно настроенной девушке это заявление польстило и Монтекки добавил хвастливо:
 -Едва не забыл, у меня же назначен бой с молодым Капулетти сегодня на закате.
-Ловко, – восхитился фехтовальщик, – а где?
-Сам не знаю, – легкомысленно отмахнулся Антонио, – где тут обычно дерутся?
-Обычно на пустыре за городом.
-Значит на пустыре за городом. Надеюсь, мы найдем способ убраться отсюда раньше.
-Боишься?
-Убивать никого не хочу, а эти мальчишки так и прыгают на шпагу.
-Вы посмотрите на этого мудрого солидного отца семейства, – потешался веселый Петручо.
Антонио смутился и перевел тему:
 –Где же мы будем искать Шекспира?
-Я думаю, нам следует начать с дворца Монтекки. Отличное место для изучения темы из которой потом выросла пьеса.
-У меня есть дворец? – опешила дитя двадцать первого века.
-У тебя, у твоего отца. У семейства Монтекки, в Вероне есть дворец.
-Где?
-Идём покажу. Самые основные события должны теперь развиваться там.
-Идем скорее..
Монтекки так спешил и подгонял приятеля, что трудно было понять, кто кого ведет. После беготни по ночной Вероне они довольно быстро оказались перед тяжелой дверью массивного тёмного здания.
Антонио решительно постучал. Из-за двери послышалась возня, лязг запоров и вскоре на приятелей недовольно глянула заспанная хмурая физиономия мажордома, в мятом белом колпаке.
-О, сеньор Монтекки, – угодливо расплылся в улыбке старый слуга.
-Нам срочно необходим хороший сытный ужин, – напустил на себя суровость Антонио.
Это сработало, и уже четверть часа усталых путешественников ожидал поздний, но очень богатый ужин, накрытый на небольшом столе возле камина. Свечи разливали золото, камин щедро дарил тепло, возле него на плитах пола лежала лохматая медвежья шкура с зубастой разинутой пастью. Рядом, в позе полной готовности, застыл слуга. Первым делом Антонио прогнал его, очень уж хотелось поболтать по-русски и без лишних ушей. Но прежде чем уйти, лакей поведал такое, что приятели едва не позабыли требования строго этикета. Сперва слуга пересказывал ничего не значащие мелочи прошедшего дня, потом вскользь упомянул:
-У вашего батюшки остановился дальний родственник из Лондона. Только я фамилию его позабыл… что-то на Ш…
-У вас, сеньор, есть родственники в Лондоне? – присвистнул Петручо, – хорошие новости.
-Как фамилия? Гостя вспоминай! – строго прикрикнул на слугу Монтекки, – может быть Шекспир?
-Всё может быть, – пожал плечами слуга, – дурацкие имена у этих англичан.
-Идём к Шекспиру немедленно! – потребовал путешественник во времени.
-Так он же спит давно, – спохватился лакей, – нельзя так не вовремя. Завтра утречком поговорите со своим англичанином. Никуда он не денется.
-А если денется?! – возмутился Петручо, намекая на скачки через века.
-Вряд ли, он станет вызывать лишние вопросы, – разумно рассудил Антонио, – думаю, до утра мы можем быть спокойны и нормально поесть.
Он жестом отпустил слугу и уселся за стол. Ничего не евшая уже не один век Маша не могла больше откладывать. К тому же желудок воинственного Монтекки требовал еды совершенно зверски. Такой на диету не посадишь.
-Мясо!
Антонио набросился на изрядный кусок не то оленины, не то другой дичи. К черту вилки, ножа вполне достаточно. Дичь оказалось жесткой и слишком пресной.
-Здесь это всегда так, – понял его разочарованный взгляд приятель, – зверь бегал в лесу, боролся за жизнь.
-А специи? – простонал Антонио.
-А специи баснословно дороги, их прут из Индии.
-А самим выращивать?
-Не растут в Европе корица да шафран.
-А…
-На другом континенте в Америке, а до транспортных самолетов, даже самых первых еще столетия три-четыре, – издевался Петручо, -  ешь лучок, лучше пей вино. Вина у них здесь отменные.
Монтекки вздохнул, поднял полный тяжелый кубок красного вина и залпом опустошил его.
-Кто ж так пьет вино? – воскликнул его собутыльник и даже рукой махнул, – нарежешься, свалишься.
Антонио его не услышал и продолжил пьянствовать. Он обнаружил на столе мисочку с соусом, макнул в него кусок мяса, пожевал заурчал от удовольствия и опустошил ее всю.
Винные бутылки пустели одна за другой, и менее поспешный Петручо едва не остался без выпивки. Зато Монтекки наелся, напился, расслабился и почувствовал себя уютно совсем по-домашнему. Он отодвинул стол, встал и сделав пару неверных шагов, заявил:
-Хочу поближе к обогревателю…
И уселся рядом с камином на медвежьей шкуре, принялся рассуждать:
-А что может остаться в этом времени? Здесь я богат, у меня целый дворец, слуги кланяются, делают все, чего я изволю. Благодать... Главное, я здесь мужчина, молодой, сильный, вооруженный…Петручо, Петручо… Вот ты даже представить себе не можешь, как трудно быть женщиной…
-Даже в двадцать первом веке? – усомнился спортсмен, – везде же техника, она сама все делает: стирает, моет, готовит.
-А здесь это все делают слуги, ты только приказывай, – мечтательно рассуждала Маша, сладко потянувшись и даже прилегла на медвежьей шкуре.
-Зачем тогда ловить этого Шекспира? – посерьёзнел Петручо.
-Не-ее, – протянул его пьяный собеседник, – его надо поймать. Я тоже хочу прыгать по векам.
-А у меня есть два аргумента в пользу нашего третьего тысячелетия. Причем, аргументов женских.
-Очень интересно…
Антонио разлегся, растянулся во весь рост, вместо подушки применил большую голову медведя, устроился, смотрел насмешливо.
-Во-первых, – немного-раздраженно начал объяснять Петручо, – в шестнадцатом веке нет подгузников. Это чудная особенность века двадцать первого.
-Да-а, – не слишком воодушевленно протянула Маша, – но эту проблему приятного общения с детьми пусть решают кормилицы да няньки.
-Ну, уж ежемесячные неприятности каждая женщина переживает сама, никому не перепоручишь, а знаменитые штучки с крылышками изобретут только века спустя.
Маша вспомнила насколько ей бывало не смешно каждый месяц, медленно задумчиво кивнула, но спросила:
-А ты-то, что в этом понимаешь?!
-Мне моя девушка все уши прожужжала.
Монтекки вдруг повеселел рассмеялся:
-Хорошенький разговор между двумя мужиками. Меня эти проблемы больше не волнуют, я остаюсь здесь!
-Так, что мы будем делать? – совсем растерялся его собеседник
-Спать, – заявил Антонио и развалился на шкуре, уютно устроился, – я буду спать.
Когда веселые лучи утреннего солнца пробрались через густой свинцовый переплет окон, в небольшой комнате уже погас камин, догорели свечи в тяжелых канделябрах, на столе громоздились опустевшие тарелки и бутылки, а воздух наполнили винные пары и храп.
Хозяин валялся на полу на медвежьей шкуре, а его гость опустил тяжелую голову на скрещенные на столе руки. Он первым сумел разодрать глаза и увидев солнышко за окном, потребовал:
-Эй, не то мальчик, не то девочка… проснись! Проснись, срочно!
Его собутыльник горестно застонал, поднялся на четвереньки и снова рухнул.
-Уже позднее утро, – настаивал Петручо, – пора.
В ответ раздался стон.
-Я же не пью почти. Не пила раньше.
-Вот поэтому так и развезло.
-Хочешь сказать лучше тем, кто пьет регулярно?
-Нет, вряд ли им легче, но они уже привыкли.
В это время дверь деликатно приоткрылась, и в гостиную просочился вчерашний слуга. Сконфужено улыбаясь, он поклонился, поставил на стол небольшой медный тазик с чистой водой, положил рядом кусок белой ткани. Полотенце, видимо. Объяснил негромко:
-Умываться принес. Я услышал, что вы разговариваете и решил, что вы проснулись умыться захотите…
-Хотим, – резко бросил Антонио.
Он подошел, плеснул водой на лицо.
-Хорошо, свежо…
Но под пальцами шокировало что-то жесткое, колючее, непривычное. Монтекки сморщился, отдёрнул мокрые руки.
-Щетина!
-Бриться желаете, – сразу всё понял слуга.
-Да. Где этот ваш брадобрей или как его там.
Сразу появился другой слуга с тазиком и белой дерюжкой. Он вытащил жуткое лезвие, мыло, принялся намыливать, скрести щёки и подбородок Антонио. Для Маши это была первая такая процедура и ей не понравилось.  Её новый приятель брился сам, Маша не выдержала, спросила его сразу как брадобрей закончил и ушел:
-Неужели вот так каждый день?!
-Бывает и дважды за день, если утром работа, а вечером женщина, – флегматично отозвался Петручо.
-В жизни мужчин тоже есть неприятное, – удивилась дочь двадцать первого века, – он меня за нос держал!
-Брейся сам, – пожал плечами Петручо.
-Не умею! – крикнула Маша, – не хочу. Это вообще черти что!
Её раздражение досталось лакею, скромно стоявшему в уголке.
-Где этот Шекспир? Мне надоело! Хочу домой!
-Но лондонский гость уже уехал, – испуганно проблеял слуга.
-Как уехал?!– взвился Монтекки, – я же просил разбудить.
-Не просил, – совсем потихоньку возразил Петручо.
-Где? - бушевал Антонио, – когда?!
-Рано утром, совсем рано, – оправдывался слуга, – вы только-только уснули. Я же не знал…
-Мне… нам очень нужен Шекспир, – куда его черти понесли?
Сеньор пожелал осмотреть наше кладбище, склепы, усыпальницы…
-Так он сейчас там?
-Скорее всего.
-Где? Где это? Идем скорее!
-Но это далеко от Вероны.
В разговор вмешался спокойный и рассудительный Петручо:
-Вели оседлать двух лучших лошадей и ждать нас возле крыльца.
-А как же завтрак?
-Собери что-нибудь, поедим в дороге, чтоб не терять время. Да, нам понадобится толковый проводник.
Больше аргументов для спора у слуги не нашлось, и он отправился исполнять распоряжение с невозмутимым видом. Антонио наоборот разволновался:
-Мы поедем верхом?
-Нет, черт побери, на автобусе, – терял терпение гость двадцать первого века, – только не говори, что не умеешь ездить верхом.
-Я ни разу не пробовала, – созналась Маша.
-Фехтовать и убивать ты тоже не умела.
-Тогда все произошло так быстро, а сейчас мне страшно.
-Глупости, здесь дядя Ромео умеет все. Идем.
И снова Маша не успела испугаться. Она даже подумать не могла, что может так галопировать и давать шпоры лошади. Похоже, этот Антонио вообще был бесстрашным парнем.
Проводник махнул рукой, показал:
-Вот по этой дороге туда дальше. И если никуда не сворачивать, - объяснил слуга, – то попадете прямо на кладбище.
-Отличная перспектива, – усмехнулся Петручо.
Его приятель юмора не заметил, остался серьёзным, скомандовал решительно:
-Едем!
И хлестнул коня плетью.
-Поехали, – хмуро согласился второй путешественник во времени.
Они промчались по тесной улочке, попетляли между серыми каменными домами и вылетели за город.
-Городишко-то маленький, – не удержался от комментария Монтекки.
-По меркам своего времени, – откликнулся Петручо, – Верона довольно крупный город. Не стоит сравнивать её с Нью-Йорком или нашей Москвой.
Антонио уже его не слушал, он кричал и торопился:
-Быстрей, быстрей. Вон он!
Темный силуэт всадника мелькнул далеко впереди. И скрылся среди крестов и ангелов. Путешественники двинулись за ним.
-Он свернул налево, – кричал Антонио.
Шекспир или тот, кого принимали за Шекспира, спешился, не привязав оставил своего коня, и затерялся между памятников и часовен.
-Почему он не привязал своего скакуна, бросил прямо на дороге? – удивился Монтекки.
-Просто, - равнодушно отозвался его приятель, – он не собирается возвращаться.
-И ты так спокоен! – возмутился Антонио, – ты что не переживаешь?! Он же сейчас пропадёт и мы его больше не найдем!
-Что толку нервничать. Да вон же он, присел на чей-то могильный камень, что-то пишет. Нам тоже надо спешиться и идти к нему. Только мы давай привяжем коней, вон к тому кривому деревцу.
-Думаешь, вернуться в свое время нам не удастся?
-Думаю, стоит подстраховаться.
Так они и сделали, слезли с коней, привязали их к одинокому деревцу, и отправились ловить Шекспира. Они очень спешили, но когда подоспели к  писавшему, там уже никого не было. Только ветерок играл листом плотной бумаги и трепал перо в чернилах. Антонио схватил лист и прочел:
- «Неладно что-то в датском королевстве…»
Он в сердцах бросил рукопись, воскликнул раздраженно:
-Поэт взялся за Гамлета! –вопил Антонио.
-Гамлет, – задумался Петручо, – значит он уже вернулся в Англию.
-Там же все происходит в Дании.
-Это голый вымысел для удобства, чтоб свои сначала не догадались, что речь опять про них.
-Так проклятый писака опять в Лондоне?!
-Не ругайся, Шекспир не писака, а гений. Проходят века, а его пьесы ставили, ставят и будут ставить по всему миру.
-Я понял, понял, он хороший писатель, ты – хороший адвокат, – бушевал Монтекки, – а нам-то теперь, что делать?
Готового ответа у гостя из двадцать первого века не было. Он долго молчал, потом выдал:
-Нам надо вернуться в твой замок.
-Зачем?
-Надо подготовится. Путешествие до Лондона в шестнадцатом веке очень небыстрое и нелегкое…
-Почему?
-Самолеты, знаешь ли, не летают. Еще столетий пять регулярных рейсов не будет, – зло шутил путешественник во времени.
-Что теперь?! – растерялся Антонио.
-Можем подождать.
-А как в этом веке добираются до Британских островов?
-По морю, на кораблике. Средиземное море, Гибралтар, потом вдоль Испании до Ламанша…
-А по континенту? По суше разве не ближе?
-По суше не получится. Я узнавал, французы опять поссорились с итальянцами. Война.
-Нас не пропустят? А по морю долго?
-Долго. И дорого. Да, кстати, – оживился Петручо, – у тебя случайно морской болезни нет. А то будешь всю дорогу ихтиандра пугать, а таблетки от укачивания тоже ещё не изобрели.
-Ихтиандр живет в унитазе, – улыбнулся Антонио, – нет унитазов – нет ихтиандра.
-Пока нет унитазов, – поддержал шутку приятель, – все ихтиандры живут в море.
-А тебя не укачивает?
-Проверено, – хвастал Петручо, – вестибулярный аппарат, как у космонавта.
-Тем лучше. Значит, поплывем в Англию. Только нанять судно должно быть страшно дорого.
-Хорошо, что дядюшка Ромео богат.
-Надо возвращаться во дворец Монтекки, собраться, взять побольше деньжат.
-Я тебе твержу уже битый час об этом…
-Это потребует время, – продолжал рассуждать Монтекки.
-Да, да, – хитро щурился второй путешественник во времени, – тебе не убежать от ещё одной дуэли с Капулетти. Не отмазаться под благовидным предлогом.
-Я и не собирался, – обманула Маша.
-Отлично, а то здесь в Вероне сбегать не принято. Потом много позже это станет обычным делом. Все станут беречь жизнь и благополучие, а в шестнадцатом веке ещё носятся с честью.
-Я тоже берегу честь! – гордо выпрямился Антонио.
Путешественникам очень пригодились привязанные лошади. Они мигом домчали всадников до мрачного дворца Монтекки. Едва ступив под его своды, Антонио попал в крепкие объятия немолодого дородного мужчины, зычно изрекавшего:
-Поздравляю! Поздравляю!
-Папа? – поразилась Маша, – и ты здесь?! Ты совсем такой же, только борода тебе не идет. Здорово, что и в этом времени ты мой отец. Значит, ты настоящий сеньор Монтекки? – улыбнулась она, и только после спросила, – с чем ты меня поздравляешь?
Дородный разодетый в бархат и меха Монтекки странных речей не заметил вовсе и прогромыхал:
-Сын! Наконец-то сын! У тебя родился сын!
-А до этого? – растерялся Антонио.
-Девчонки не считаются. А теперь у меня есть внук, продолжатель фамилии. Поздравляю! Поздравляю, твоя жена родила сына!
-Она родила, а меня поздравляют, – Антонио повернулся к приятелю, – удобно.
-Она всю ночь кричала, мучилась, – рассказывал довольный дед, – мы уже думали хоронить придется. Она и сейчас лежит в лихорадке, все-таки помрет видно. Жаль, только двадцатый год отметила. Сколько ещё детей могла родить. Ну да, судьба женская такая. Главное, у тебя сын!
-Чудесно! – злорадно воскликнул молодой отец, – здорово! Жене гроб, мужу праздник. Мне все больше здесь нравится. Быть отцом – одно удовольствие. Зачем куда-то спешить и искать какого-то Шекспира?
-Настроение у тебя меняется очень быстро.
-Да! – сиял Антонио, – жизнь прекрасна!
-Но в шестнадцатом веке за нее приходится сражаться, а то ведь можно и лишиться этой прекрасной жизни, – хмуро напомнил Петручо.
-Намекаешь, на мою дуэль на закате? – уточнил Монтекки и делано зевнул, – я не забыл, но ты относишься к ней слишком серьезно. Капулетти совсем мальчишка, дерется, наверняка, так же слабо как первый. Они мне не соперники. Я фехтую гораздо лучше.
-Нельзя недооценивать противника, – голос успевшего пожить в Вероне приятеля звучал наставительно.
Но Антонио было весело:
-Брось хмуриться, – отмахнулся он, – подумаешь, дуэль. Эка невидаль.
Правоту Петручо он понял, скорей почувствовал, когда в последних угасающих лучах уходящего солнца скрестились шпаги. Солнечный свет скользнул по клинку, словно струйка крови. Новый соперник был неожиданно силен, к тому же быстр и энергичен. Выпад за выпадом - он теснил Антонио, тот был вынужден отступать. Шаг назад, ещё шажок, ещё... Сталь мелькнула у самых глаз.
Антонио отбил, толкнул от себя, увернулся, присел, снова попятился. Капулетти подпрыгнул, избежал удара, парировал, отмахнулся, широко махнул шпагой. Монтекки зацепил его, брызнула кровь, но и сталь противника дотянулась до плеча. Он почувствовал резкий ожег, шарахнулся в сторону, Капулетти сделал выпад широко, шагнул вперед, и Антонио почувствовал странное. Он глубоко вздохнул, но вместе с сырым вечерним воздухом вдохнул горячую сталь… резко стало совсем темно. Он закрыл глаза…

Маша осторожно открыла глаза. Увидела ярко-зеленые березовые листочки, дрожащие на ветру и мир померк Стало так страшно, как давно в детстве. Девушка решилась оглядеться, принялась тщательно осмысливать, прочувствовать себя, ощупывать мысленно, удивляться:
-Где я? Кто я?
Она сидела на лавочке в знакомом весеннем парке, вокруг шумели деревья, щебетали птички. Маша была обычно обута и одета. Современную прическу ерошил теплый ветерок. Девушка вытянула перед собой руки - маленькие узкие ладошки, пальчики тонкие, колечко с лучистым фианитом.
-Я вернулась!
Только внутри к радости примешивалось что-то грустное, досадное:
-Неужели, мне все померещилось. И дуэли, и убийство, и смерть, и Петручо, и отец, и Шекспир…
А с сочно-зеленой ветки прямо напротив сурово смотрел красный, словно забытый новогодний шар - нахохлившийся снегирь.