Санду

Мы с внучкой Катей с самого утра гостили в деревне у родственников и сейчас довольные и переполненные впечатлениями возвращались домой в город. Багажник нашей машины был под завязку набит всякими деревенскими гостинцами, а на заднем сиденье стояла огромная коробка из-под телевизора, наполненная румяными яблоками. Они источали такой густой аромат, что его не мог вытянуть даже сквознячок, проникающий поверх полуопущенных стёкол.

 Завтра Яблочный Спас. Завтра мы с Катей уложим в плетёную корзинку самые красивые, самые румяные и поедем в храм. И пока мы будем заниматься таким ответственным делом - святить яблоки, - Катины мама и бабушка, а мои невестка и жена, напекут вкусных пирогов, вечером приедет из командировки Катин папа, он же мой сын, и мы устроим настоящий семейный праздник.

 Деревня осталась позади и почти скрылась за берёзовой рощицей. Мы объезжали по грунтовке затянутый ряской пруд, когда раздался отчаянный крик внучки:

 - Дед, стой!.. Ну стой же!..

 - Что такое? Что случилось? - обеспокоенно спросил я, резко нажав на тормоз. А внучка, не обращая на меня внимания, уже открывала дверцу. Через пару секунд она бежала назад по дороге.

 Остановившись у обочины, Катя наклонилась, осторожно раздвинула руками высокую траву и побежала обратно, что-то прижимая к груди. Она остановилась передо мной в явной нерешительности.

 - Что ты там нашла? - спросил я.

 - Дед, ну пожалуйста… - жалобно протянула она.

 - Давай показывай находку!

 - Вот… - прошептала она, отнимая от груди руки.

 Что-то маленькое, серенькое, пушистое копошилось в её ладошках и слабо попискивало. На мгновение блеснули голубые искорки глаз.

 - Что это? - машинально спросил я, уже догадавшись.

 - Это… вот… ну, дед, пожалуйста… - глаза внучки были полны слёз и голос срывался. - Его просто выбросили, а он маленький и не умеет ловить мышек, он совсем пропадёт…

 Я просто не ожидал такого поворота событий и не знал, что ответить.

 Пауза затягивалась. Внучка смотрела на меня просительно, терпеливо, и я махнул рукой.

 - Залезайте!

 - Дед, ты самый лучший на свете! А бабушку я уговорю, и мама согласится, и папа всё поймёт… - счастливо лепетала она, устраиваясь на заднем сиденье.

 Котёнок вдруг размяукался. Катя попыталась успокоить его поглаживаниями, но это не помогло.

 - Он, наверное, кушать хочет, - догадалась она. - Дед, а ведь у нас в багажнике целая банка молока!

 - А во что нальём? - повёл я глазами по салону в поисках чего-либо подходящего.

 - В крышечку!

 Видели бы мама и бабушка, как мы поили котёнка из капроновой крышки! Малыш лакал неумело, жадно, захлёбываясь. Он чихал, кашлял и снова лакал. Белые брызги летели на Катины новые джинсы, но она не замечала этого.

 - Дед, - Катя подняла на меня глаза, - а ведь завтра Спас! Вот мы его и спасли.

 Утолив голод, котёнок стал крохотным розовым язычком вылизывать серенькую лапку.

 - Ну, всё, пора ехать, - сказал я, поворачивая ключ зажигания, - нас уже заждались дома.

 Машина ходко побежала по дороге. В зеркало заднего вида я поглядывал на внучку, на пушистый комочек в её руках. Тёмная удушливая волна поднималась из глубин памяти, словно отбрасывая меня на многие годы назад, в одно из далёких лет моей молодости.


 Санду пропал утром.

 Мне не забыть, как я проснулся от шума и грохота. Взахлёб лаял соседский Шарик, оглушительно свистели птицы в саду, и, казалось, совсем над ухом у меня трещал мотоцикл рокера Севкина. «Не дадут поспать», - раздражённо подумал я, натягивая одеяло. Было ещё только шесть утра. Но чем это пахнет в комнате? И почему такие громкие звуки? Я вдохнул поглубже. Пахло сиренью. Дверь в спальне была полуоткрыта, и я, сев на кровати, заглянул в гостиную. Меня просто окатило сиреневым запахом, а под ложечкой заныло от предчувствия беды.

 Окна гостиной выходили в сад. Они обычно запирались мною лично, - крепость и надёжность запоров я проверял сто раз в день, - поэтому никакие громкие звуки и запахи не могли проникнуть внутрь дачи.

 Я сунул ноги в тапочки и выскочил в гостиную. Меня ожидало самое худшее: одно из окон было распахнуто, и ветер мягко шевелил тюлевую занавеску. Моё оцепенение прошло, когда я вспомнил, что сейчас всего шесть утра, следовательно, весь дачный посёлок проспит ещё минимум час. Рокер Севкин в счёт не шёл. Придерживаясь своего идиотского расписания, он каждое утро ровно в шесть проносился на мотоцикле к реке. Севкин действовал на нервы только тюкинскому Шарику. Остальные дачники безмятежно спали.

 Я бросился в кабинет. Диван был пуст. В кухне тоже никого не было. Машинально заглянул в туалет, в ванную и, подгоняемый страхом, прямо в одних трусах я выскочил во двор. Птицы орали что-то радостное, ветер тянул со стороны реки и был по-утреннему прохладным. Санду во дворе не было.

 - Кис-кис-кис… - позвал я с надеждой.

 Минут за пять обшарил весь свой, далеко не маленький, дачный участок, поросший могучими деревьями и непролазными кустами. Мне всегда нравилась дикая природа, но сейчас, ободравшись в зарослях малины и опалив ноги крапивой, я проклинал всё на свете. Моя дача стояла последней, в нескольких десятках метров начинался лес, и я посмотрел на него с ужасом. Если Санду убежал туда, то в каком направлении его искать? А если он просто гуляет по улицам спящего посёлка? Голова шла кругом. Я выглянул за калитку. Единственная улица хорошо просматривалась вдоль. Пусто.

 - Кис-кис-кис… - снова позвал я.

 - Котик убежал? - донёсся до меня доброжелательный голос.

 Мой сосед Тюкин стоял на крылечке, опираясь руками о резные перильца, и ласково смотрел на меня.

 - Котик, говорю, убежал? - переспросил он.

 - Котик, - ответил я, с тоской поглядывая по сторонам, - котик…

 - Давно убежал?

 - Сейчас, - ответил я, не зная, что предпринять.

 - Придёт, - убеждённо сказал Тюкин, - кошки, они завсегда домой возвращаются. За тысячи километров приходят.

 Сердце моё бухало, как барабан. Я машинально кивал головой в такт словам Тюкина и думал, думал…

 - Породистый, что ли? - не умолкал Тюкин. - Я у вас что-то никогда котика во дворе не видел.

 И что его подняло в такую рань? Спал бы себе под боком у жены, так нет же, вылез и задаёт идиотские вопросы. Котика моего он не видел! Живи и радуйся, что не видел.

 Я махнул рукой и помчался в дом одеваться. Мне нужно было успеть обежать весь дачный посёлок и заглянуть в лес. Санду не мог далеко уйти, как бы ни влекло его любопытство. Ведь он был всего-навсего обыкновенным домашним котёнком, тем более, что до сих пор его прогулки ограничивались двором и садом, когда ночью ему разрешалось погулять. И тут я вспомнил, что именно вчера вечером, когда Санду спал в кабинете на диване, мне стало душно, я, распахнув окно гостиной, долго стоял около него и курил. Думал о коте, о Никитине… Стоп! Потом я закрыл окно… Ну конечно же, закрыл, ещё немного прищемил палец. Но вот задвинул ли шпингалет? До сих пор я проделывал это машинально, и поэтому моя память не удержала в себе этого момента. Значит, не закрыл… И ранним утром, расшалившись, Санду вскочил на подоконник, ударил лапой по раме, она распахнулась, и кот оказался в утреннем саду. Мимо летела такая красивая бабочка! Санду подпрыгнул, промахнулся, ещё раз подпрыгнул… Бабочка, насмешливо трепеща крылышками, перелетела через забор, и разыгравшийся Санду незамедлительно последовал за ней… Скорее всего, так оно и было. У самого окна и у забора виднелись чёткие следы его лап. Утренние следы. Потому что вечерние я, как обычно, тщательно замёл после прогулки, чтобы ничей любопытный взгляд не наткнулся случайно.

 - Кыс-кыс-кыс… - раздалось невдалеке. Я вздрогнул и посмотрел в сторону соседей. Тюкин, как был в пижаме, кряхтя, лазил под своими кустами. У меня вырвался нервный смешок. Услыхав его, он поднял ко мне добродушное круглое лицо.

 - Найдём мы вашего котика, товарищ Егорычев, - заверил, - никуда он не денется. Сейчас мы все поищем, - и незабываемым жестом обвёл руками вокруг.

 Я понял, что пропал. Тюкин славился своими организаторскими способностями - мне пришлось неоднократно в этом убедиться. Он организовывал походы на речку, он призывал дачников своими руками соорудить детскую площадку, он организовывал воскресник по благоустройству посёлка, он… Всего и не перечислишь. Я понимал, что отговоры и просьбы тут бесполезны. Сила энергии была столь велика, что Тюкин сам бы не мог остановиться, даже если бы и захотел. Его уже несло. Через час он поднимет на ноги весь посёлок. И знаете, что он скажет? Он скажет: «Граждане дачники, дорогие соплеменники! У младшего научного сотрудника, товарища Егорычева, пропал котик, а значит, выйдем на поиски пропавшего животного все, как один и, даст Бог, отыщем…». В таком духе Тюкин будет минут пять разжигать и настраивать толпу, а потом, в самый критический момент, протянет свой пухлый указующий перст, и, охваченные бесконечной любовью к домашним животным, разновозрастные жители дачного посёлка ринутся на поиски моего кота.

 Избави Бог их всех найти Санду!

 Я выскочил за калитку и лёгкой рысью помчался по спящей улице. Обежал весь посёлок и, не сбавляя хода, начал прочёсывать опушку леса. Страх немного притупился, и на первое место теперь выползала злость на Никитина, который втравил меня в эту историю и так некстати уехал в командировку. Я бежал по тропинкам, ветки больно хлестали по лицу, затрещал рукав рубашки, зацепившейся за сук. Я высматривал среди буйной майской зелени серое - мягкую шелковистую шкурку, звал его, задыхаясь, спотыкаясь, падая…

 Часа через два я, ободранный, измученный, появился на улице посёлка, добрёл до своей дачи, вошёл во двор и без сил опустился на скамейку. Я не видел, но отлично слышал, что происходит вокруг. А вокруг был цирк вперемешку с кошмаром. По всему посёлку ходили, рыскали, ползали, заглядывали под кустики, лазали на деревья дачники, дачницы и их дети, умело организованные Тюкиным. Со всех сторон неслось многоголосое «кис-кис-кис!», и я снова со страхом подумал, что Санду, если он находится поблизости, может услышать эту какофонию и самолично явиться на зов. Пройдёт независимой походкой по улице, перепрыгнет через забор и с довольным видом потрётся о мою ногу… Я обхватил голову руками. Как сквозь сон услышал обрывки чьего-то разговора:

 - Ишь, человек как убивается. Знать, котёночек-то был особенный, породистый.

 - А хотя бы и не породистый, - возразил другой голос, - эти учёные, они всегда с причудами…
 Женщины вздохнули и снова принялись за поиски.

 - Нашёл! - раздался чей-то ликующий вопль. Сердце у меня провалилось до самых пяток. По улице мчался взлохмаченный Севкин, а за ним радостной толпой неслись все прочие. Я облегчённо вздохнул: Севкин бережно, торжественно в лодочке ладоней протянул мне испуганного серого котёнка.

 - Это не он, - тихо сказал я.

 Севкин растерянно посмотрел на котёнка и подозрительно - на меня. Гомонящая толпа затихла в ожидании.

 - Это же мой Кеша! - конопатая девчушка коршуном налетела на опешившего Севкина и выхватила котёнка. - Это мой!

 - Вы не сомневайтесь, - сказал Тюкин после долгой томительной паузы, - мы всё равно его найдём, никуда он не денется.

 - Да не стоит, - я старался говорить убедительно, - ну, убежал, - ну, прибежит. Мне неудобно, что из-за одного паршивого котёнка весь посёлок не знает покоя.

 - Ничего, ничего, - успокаивающим жестом остановил меня Тюкин. - Вот вы бы его приметы всякие сказали: пятнышки, там, полосочки.

 - Серый, - сказал я. Это было чистой правдой, и это было единственное, что я мог сказать вообще.

 Никитин приедет только завтра, а пока… Я решил покориться судьбе и, поднявшись, пошёл в дом. Чему быть, того не миновать.


 С Никитиным я познакомился на вечеринке у Демича. Но сам Демич не мог вспомнить, когда и где появился в их компании этот человек, и мало кого интересовало, что делает какой-то биолог среди физиков. Никитин был необременителен, никакого интереса к своей персоне не вызывал, ни в какие споры не лез и старательно развлекал дам, когда кавалеры, позабыв про бонтон, сбивались в кучу для обсуждения какой-либо теории. Дамы обожали Никитина. Он был загадочен и внимателен. Никитин уравновешивал собою мужскую и женскую половины компании. Его присутствие, казалось, было незаметным, но исчезни он, и все сразу почувствовали бы, я уверен, эту потерю. А мои с ним отношения не шли дальше приветственных фраз и обычного «как дела?».

 В тот день я столкнулся с ним на углу улицы.

 - А, привет! - радостно улыбнулся он. Я поздоровался.

 - Ну, какие проблемы решаете? Нуль-пространство ещё не открыли?

 В другое время я бы охотно подхватил этот насмешливый тон и продолжил пикировку, но сегодня… Моя сегодняшняя проблема была весьма прозаичной, но её решение требовало некоторых определённых усилий, в том числе моральных. Мне нужен был кот. Котёнок. Мой прежний кот, Василий, имевший вреднейший характер, но добрейшее сердце, благополучно скончался по причине старости. Несколько месяцев я промаялся в одиночестве и, наконец, решился заполнить брешь, образовавшуюся в моей жизни.

 - Ты бы лучше жену в дом привёл, - укоризненно сказала соседка, которой я поплакался на свои беды. Я пообещал привести. Но только после кота. Соседка вздохнула. А я отправился на поиски.

 - Кота? - переспросил Никитин, и его прищуренные глаза загорелись. - Любого?

 - Хоть в клеточку, - я пожал плечами. Если бы знал, что из этого выйдет. Если бы…
 Никитин снял с плеча бело-голубую спортивную сумку и расстегнул молнию. На донышке, на сложенном клетчатом платке, свернувшись серым пушистым клубочком спал котёнок. Я недоверчиво посмотрел на Никитина: не шутит ли.

 - Бери! - сказал он, видя моё замешательство, - я всё равно скоро в командировку уезжаю, - и протянул мне сумку. - Вместе с сумкой, он в ней спать привык, а мне она ни к чему.
 Я накинул на плечо ремень сумки. А Никитин, пожимая мне на прощанье руку, сказал уже совсем другим, более серьёзным тоном:

 - Это кот из нашей лаборатории. Мы там кое-какие опыты над ним проводили, да всё впустую.
 Я с тревогой посмотрел на сумку, а Никитин улыбнулся:

 - Не бойся, у него всё в порядке: четыре лапы и один хвост. Любит молоко.

 - А что за опыты? - поинтересовался я.

 - Ерунда! - Никитин махнул рукой, - плановый эксперимент. Не совсем удачный. Котика списали, и я его к себе забрал. Да, вот, если бы не командировка. В общем, вполне нормальный кот.

 - Слушай! - остановил я уже уходящего Никитина, - а если у него что-то проявится, то в чём это может выразиться? Должен же я знать.

 - Ничего не будет, - успокоил меня он, - будет пить молоко, есть мясо и расти. Ну, пока!
 И, уже убегая, крикнул:

 - Его зовут Санду!

 Санду, так Санду. Я поправил на плече ремень сумки и, одолеваемый сомнениями, понёс домой экспериментального кота.

 Мои тревоги оказались напрасными. У Санду действительно было четыре лапы и всего один хвост. Он с удовольствием пил из блюдца молоко, гонял по полу клочки бумаги, аккуратно присыпал лапкой влажное пятно в ящике с песочком, а когда уставал, то забирался в бело-голубую сумку и засыпал, свернувшись клубочком.

 Теперь по утрам меня будил Санду, причём задолго до звонка будильника. Расшалившись, он носился по комнате, вскарабкивался на постель, бегал по одеялу, кусал меня за ухо, потом шлёпался на пол, повисал на шторах, чем-то шумел, что-то ронял. Я ловил его, гладил, внимательно рассматривал, стараясь обнаружить хоть какие-то видимые признаки его печального экспериментального прошлого, но тщетно. Обыкновенный котёнок.

 И я успокоился. Недели на две. А в начале третьей…

 «Ну и даёт! - подумал я, наливая Санду второе блюдце молока. - Ну и жрёт! Две рыбины слопал».

 Санду сверкнул на меня жёлтым глазом и снова приник к блюдечку.

 «Ну и растёт!», - продолжал я размышлять, улавливая взглядом какое-то несоответствие.
 В последние дни я был по горло занят делами на работе, возвращался усталый, кормил кота и без сил валился на постель. В тот вечер у меня тоже слипались глаза. Я допивал чай, поглядывая на Санду: «Мне бы его заботы!»

 И тут я начал медленно соображать. На полу кухни сидел большой пушистый кот и старательно умывался. Я готов был дать голову на отсечение, что кошки так быстро не растут. Во всяком случае, не так быстро. Даже если их кормить только рыбой, мясом и молоком. Сунулся к календарю. Со своей сумасшедшей работой я перепутал все дни - мы ведь пахали даже без выходных, и, может, эта канитель длилась так долго, что «за время пути котяра смогла подрасти».

 Да нет, всё верно. Число, когда я принёс домой котёнка, обведено в календаре синим фломастером. Разумеется, отметка была сделана совсем по другому поводу: в тот день наш отдел успешно закончил монтаж одной установки. Отмечали, конечно, немного, но это было уже назавтра, когда мы собирались у Демича. И Никитина там не было. Сказали, что он улетел в командировку. Мы пили за нашу установку, за физику, за прекрасных дам и за моего нового кота. Значит, действительно, прошло всего две недели? И за эти две недели крохотный серый котёнок превратился в огромного кота?

 Я совершенно забыл об усталости и сне. С величайшей осторожностью, взяв его обеими руками, посадил к себе на колени. Он заурчал, как моторчик, и стал топтаться, устраиваясь поудобнее, потом вздохнул и свернулся калачиком, продолжая мурлыкать.

 Ситуация была нелепейшая. Если бы я рассказал это кому-нибудь, меня подняли бы на смех. Свихнулся, мол, на почве своей науки. Подумают, что я всех разыгрываю. И вообще, если всё оно так и есть, то… Нужно было срочно искать Никитина, который запропал в командировке. Его координат у меня не было, и я позвонил Демичу.

 - Адрес Никитина? - Демич громко зевнул на том конце провода. - Зачем тебе его адрес в двенадцать часов ночи? Его же всё равно нет в городе.

 Демич положил трубку на тумбочку и пошёл в другую комнату за записной книжкой. Вернувшись, он продиктовал мне не только домашний адрес, но и телефон никитинского института. Я рассыпался в благодарностях. Демич зевнул и послал меня к чёрту.

 В эту ночь я не спал. Каждые полчаса вскакивал и на цыпочках подкрадывался к двери соседней комнаты. В щель был виден диван. На диване боком лежала бело-голубая сумка. Из сумки выглядывал серый пушистый хвост.

 Я еле дождался утра. Накормил кота, тщательно запер входную дверь им помчался на работу.
 Выбрав время, когда все выскочили в курилку, я позвонил в институт, где работал Никитин. В секретариате долго шелестели бумажками, что-то у кого-то переспрашивали и, наконец, сказали мне номер телефона, по которому я могу получить более точную информацию об интересующем меня товарище. Десятый отдел отозвался бодрым мужским голосом.

 - Никитин? Да, есть такой, но он в командировке. Не скоро. Не знаем когда. Адрес? - на том конце провода забубнили, заговорили глухо и неразборчиво. - Телефончик вас устроит? Тогда записывайте. Какой вопрос? Про кота? Серого? Не понял. Вы о чём? Мы не занимаемся котами, у нас несколько иной профиль, так сказать, прямо противоположный. Нет, не государственная тайна. Мы занимаемся рыбами. Ры-ба-ми. К сожалению, подробности вынужден опустить за недостатком времени. И если у вас всё?..

 У меня было всё. Десятый отдел котов не разводил. А если разводил, то так они мне это и сказали. Как же! Скажут они! Незнакомому типу по телефону.

 В течение дня по своим каналам, через всяческие знакомства я навёл справки. Перечень разработок, над которыми трудился коллектив института, включал многое. Коты там не упоминались.

 Вечером я с трудом дозвонился по телефону в тот далёкий город, в котором пребывал Никитин. Пока накручивал диск, Санду лежал у меня на коленях, щуря жёлтые глаза и заливаясь блаженным мурлыканьем.

 Голос Никитина был хриплым, будто у него болело горло.

 - Я слушаю…

 - Никитин! -закричал я в трубку, - я должен тебе сказать кое-что про Санду!

 - Я знаю, - прохрипел Никитин, - он растёт, очень растёт.

 - Откуда знаешь?

 - Я закончил расчёты. Там у нас в предварительных формулах была небольшая ошибочка. Инкубационный период оказался дольше.

 - Он вырос! - ликовал я. - Это совсем взрослый кот!

 - Он будет ещё расти, - Никитин зашёлся в кашле.

 - Пусть! - радостно прокричал я.

 - Ты не понял, - голос Никитина помрачнел, - я закончил свои расчёты и окончательная формула… Ну, в общем, действие вакцины не ослабевает со временем. Идёт реакция. Я не могу отыскать ограничительные компоненты.

 До меня, наконец, дошло.

 - Ты хочешь сказать, что он всё время будет расти?

 - Именно.

 У меня внутри всё похолодело. Мне не улыбалась такая перспектива: котик размером с бульдога, с тигра, со слона…

 - Никитин! - закричал я, покрываясь холодным потом. - Что я с ним буду делать?

 - Что? - спокойно переспросил Никитин. - Кормить получше. Деньги я тебе вышлю. Не психуй. Тигры - это просто большие кошки. Думаю, что природа сама наложит ограничения на рост. Ты его до моего приезда никому не показывай.

 - Когда ты приедешь?

 - Месяца через полтора-два.

 - Никитин! Через два месяца он превратится в тигра, а я живу в центре Москвы!

 - У тебя есть роскошная дача. Возьми отпуск.

 - Я боюсь, - не сдавался я, - я не умею обращаться с хищниками!

 - Какие хищники? - голос Никитина звучал насмешливо. - Это обыкновенный кот. А ты ведь любишь животных.

 Как по голове погладил. Животных я действительно люблю. Домашних.

 - Я звонил тебе в институт. Спрашивал про кота. Меня послали к акульей матери.

 - Зря звонил. Они ничего не знают. Это мой личный и, пока, тайный эксперимент.

 - Ты болеешь? - почему-то спросил я.

 Объяснения Никитина были нелогичны, неубедительны, и в моей, идущей кругом, голове, концы с концами не сходились.

 - Болею, - прохрипел Никитин. - Ангиной.

 И началось. И покатилось. Пошло-поехало кувырком и под гору. С работы я бегом летел домой. Замирая от дурных предчувствий, отпирал дверь и заглядывал в комнаты. Санду рос. По дням. Он был уже очень крупным котом. Очень крупным.

 Я перестал ходить в гости и никого не приглашал к себе. Я бегал по магазинам с большой хозяйственной сумкой, провожаемый удивлёнными взглядами жителей своего дома. Аппетит у моего питомца был отменный.

 Я закрутился до предела, и однажды Демич спросил меня:

 - Ты что, старик?

 - А что? - пожал я плечами. Голова моя была занята мыслями о том, где, в каком магазине вечером я могу «поймать» свежую рыбу. Кот отворачивался от мяса и глядел на меня укоризненно. Гурман, чёрт бы его побрал!

 - А, ничего, - сказал Демич, - ничего особенного, если не считать, что на тебе лица нет. Круги под глазами. Ты ночами не спишь?

 - Сплю, - я не знал, как отвертеться. Весь отдел с живейшим интересом наблюдал за нами.

 - Может, ты заболел? - участливо спросил Татарников.

 - Да нет, просто что-то… - я покрутил в воздухе рукой. - Ну, в общем, мне бы в отпуск…

 - Ты женишься?! - воскликнул Иванчук, всплескивая руками.

 - Нет, - уныло протянул я и снова сделал рукой в воздухе неопределённый жест, - надо мне…
 Отпуск мне дали. Сразу и безоговорочно. Отдел проводил меня тревожными взглядами.

 - Мы тебя навестим, - на прощание сказал Татарников, - держись!
 Наутро я стал собираться. Тщательно всё продумал и решил взять всё необходимое, чтобы потом не срываться с дачи. Набил машину под завязочку.

 Санду уже с трудом помещался в сумке. Он недовольно зашипел, когда я упаковывал его туда. Только бы дотащить кота до машины! Лифт не работал, и я летел вниз по лестницам с огромной тяжёлой сумкой, в которой ворочался и подвывал Санду, к тому же, постепенно наращивая звук.
 Я швырнул сумку на заднее сиденье и расстегнул молнию. Недовольный, взлохмаченный кот выбрался наружу и, расположившись на сиденье, стал приводить себя в порядок. Теперь - вперёд! За тонированными стёклами никто не разглядит этого зверя.

 На даче я первым делом запер все окна, чтобы кот случайно не мог выскочить во двор. Впрочем, он, привыкший к столичной затворнической жизни, и не пытался сделать это. Дача была достаточно большой, и ему пока хватало места. Это дитя цивилизации было уже приучено мною к пользованию унитазом, и поэтому сия немаловажная проблема меня не волновала. Кот не только с достоинством на него усаживался, но и нажимал после всего нужный рычажок.

 Забор вокруг дачи был достаточно высоким, метра полтора, и достаточно плотным, глухим. Ровные доски прилегали друг к другу, не оставляя щелей, а если и были щели, то в них ничего нельзя было разглядеть сквозь густые заросли кустарника. Но часть сада просматривалась с крылечка соседнего участка, поэтому я выпускал кота на дневные прогулки, когда был точно уверен, что Тюкины отбыли на речку или в город за покупками. Если же соседи были дома, мы прогуливались ночью. Именно во время ночных прогулок Санду стал излишне интересоваться забором. Он бродил вдоль него, усевшись меж кустов, задумчиво смотрел вверх, словно примериваясь. Я понимал, что двухметровая высота деревянного забора - не преграда для кота размером с собаку. Но кот пока ни на что не покушался. Пока. Я приготовил для него и ошейник, и крепкий поводок. И цепь. Когда-то нам придётся гулять в этой экипировке. Хотя я не был уверен, что справлюсь с тигром, если ему вздумается всё же удрать.

 К ошейнику он привыкал долго. Пытался содрать его, злился и смотрел на меня обиженными глазами. Наконец успокоился. Ошейник и поводок я одевал ему, когда мы ночью шли гулять. Уже только ночью. Потому что он рос прямо на глазах. К концу второй недели он достиг размеров дога, и я стал смотреть на него с опаской. На ночь, после прогулки, я запирал его в кабинете, а днём старался не поворачиваться спиной, хотя никаких признаков агрессивности не замечал. Но бережёного Бог бережёт. Спал он в кабинете на диване, укладывая лапы и голову на сумку, как на подушку.

 Никитин прислал мне солидную сумму на содержание этого зверя. Два раза в неделю я мотался по близлежащим торговым точкам Подмосковья, покупая везде понемногу, чтобы не привлекать излишнего внимания.

 К концу четвёртой недели дачной жизни Санду достиг размеров тигра. Комнаты стали тесноваты ему. Ночами я выволакивал в сарай ненужную мебель и всякий дачный хлам. Перетащил в спальную и на террасу шкафы и старый диван. Целиком освободил гостиную, а в кабинете, где спал кот, оставил лишь диван да шкафы с книгами вдоль стен. Я создавал ему максимум пространства, но даже гостиная с площадью в тридцать квадратов была ему тесна. Он всё чаще садился у окна, ставя лапы на подоконник, и подолгу вглядывался в глубину сада. Застывал в такой позе, и только кончик хвоста слегка подрагивал. Лишь тонкое стекло отделяло его от внешнего мира. Он трогал стекло лапой и даже лизал.

 Мне приходилось отвлекать его от этих крамольных заоконных мыслей. Иногда - старой тапочкой, которую я гонял по комнате, предлагая Санду включиться в игру, иногда - кусочком чего-либо вкусненького. Он выпускал огромные когти и на лету ловил брошенную мною тапку. Обнажая огромные клыки, осторожно брал из моих рук лакомые кусочки. Радостно урчал, когда я гладил его по спине и почёсывал за ухом. Спрятав когти, он обхватывал мою ногу и слегка покусывал зубами, при этом внимательно наблюдая за мной. Я осторожно высвобождался из мягких его объятий, не принимая такую игру. В глазах Санду мне чудилась насмешка.

 Мои силы были на исходе. Я снова позвонил Никитину.

 - Я не могу больше жить в одном доме с тигром!

 Никитин молчал.

 - У меня через неделю отпуск заканчивается! - взывал я к его чувствам.

 Снова молчание. Он будто ждал, когда я выдохнусь.

 - Всё? - спросил Никитин наконец. - Послезавтра я приеду. Не паникуй. Пока!
 И положил трубку.

 Я не был уверен, что доживу до послезавтра. В полумраке гостиной Санду царапал когтями оконную раму, и его глазищи горели жёлтым дьявольским огнём. Я пошёл за ошейником и цепью.

 - Пойдём гулять!

 После прогулки, когда довольный кот растянулся на своём диване, я раскрыл окно и допоздна сидел, выкуривая сигарету за сигаретой. Я был совершенно выбит из колеи. Я не запер на ночь дверь кабинета. Я не закрыл, как следует, окно. Но зато в эту ночь я спал как никогда крепко и проснулся, к сожалению, слишком поздно. Поздно не по времени, а по обстоятельствам.

 Я страшно боялся, что его увидят люди. Невозможно даже предположить, какою могла быть реакция. Серый тигр, прогуливающийся в окрестностях дачного посёлка! Серые тигры в подмосковном лесу! А вдруг ему придёт в голову порезвиться, и он погонится за курицей, которая для него - что птичка? Или его заинтересует коза, которую держат владельцы одной из дач? Даже если он, просто радостно мурлыкнув, бросится навстречу любому прохожему, хорошего будет мало.

 Интересно, что сделают со мной, если узнают, что это моя киска? Сколько мне дадут за содержание незарегистрированного хищника неизвестной породы? Мне, моим рассказам поверят только в одном месте. На Канатчиковой даче.

 К полудню посёлок выдохся. Хлопнула калитка, поскрипел песок на дорожке и в дверь постучали. На пороге стоял измученный Севкин, делегированный ко мне общественностью. Севкин развёл руками:

 - Ну, нигде! Абсолютно. Мы даже в колодец ныряли. А может, его собаки… это самое? Всё же маленький был…

 - Ну что ты, - начал я и, спохватившись, умолк.

 - Да вы не переживайте. Может, ещё найдётся. Весь день впереди.

 Потоптавшись у двери и разведя руками ещё раз, Севкин ушёл.

 Весь день я метался по даче, обшаривая сад, выглядывая за калитку. Тюкин сочувственно наблюдал за мной со своего крылечка. Я понимал, что выгляжу смешно, но нарастающая тревога не давала мне покоя.

 В сумерках Тюкины сели в машину и поехали в Заварзино смотреть в тамошнем клубе новый фильм. Я же повис на калитке, вглядываясь в опушку леса. У меня было ощущение, что Санду где-то рядом. В конце концов, он ничего не ел с утра и, элементарно проголодавшись, всё равно явится.

 Перебирая руками по забору, пошатываясь и постанывая, ко мне приближалась неясная фигура в шляпе. Кукушкин! Владелец козы и дачи, стоявшей на том конце улицы. Кукушкин в прошлом был очень большим человеком, но в настоящем, пребывая на заслуженном отдыхе, периодически напивался и неприкаянно бродил, как привидение, по ночной улице, разговаривая сам с собой и был чрезвычайно доволен жизнью.

 - Вот моя дер-р-ревня! - немузыкально распевал он, - вот мой дом р-р-родной…

 Дойдя до моей калитки, Кукушкин изумлённо посмотрел на меня:

 - Что вы делаете в моём дро… дло… дворе?

 Надо же было так набраться, чтобы чужой дом за свой принять!

 - Ну? - удивился Кукушкин, когда я объяснил ему положение вещей.

 - Ну? Верно, не мои хоромы. А где мои? Где?

 Кукушкин вдруг всхлипнул и пожаловался:

 - Второй час до дому добраться не могу, а жена к ужину ждёт. Промахиваюсь…

 Я развернул его в противоположную сторону, показав верное направление. Кукушкин ухватился покрепче за забор, сделал шаг, другой и, остановившись, тихо сказал извиняющимся тоном:

 - Кажется, я нынче лишку дал… Веришь - нет, так напился, что тигры мерещатся. Тигр-ры!
 И Кукушкин, изобразив тигриное рычание, пошёл, перехватывая руками по забору.
 Одним махом я оказался за калиткой и прямо вцепился в опешившего Кукушкина, требуя сказать, где и когда он видел тигров.

 - Да вы что… Вы что… - бедняга вяло трепыхался у меня в руках. - Какие тигры? Да это мне завсегда… когда я лишку…
 Кукушкин вдруг замолчал, уставившись взглядом во что-то за моей спиной.

 - Вот… она опять. Тигра… - выдавил он. - Сгинь!

 Я оглянулся. Ноги мои подкосились. Санду стоял посреди двора и смотрел на нас. Кукушкин дёрнулся из моих рук, освобождаясь.

 - Ты в-в-видишь её? Тигру? В-в-видишь?

 - Не вижу, - я взял Кукушкина за плечи и развернул. - Никого там нет. Вам кажется.
 - Знаю, - печально сказал Кукушкин, делая неверный шаг и хватаясь за забор, - мне всегда… когда я лишку…

 И он медленно побрёл по улице.

 Я нырнул во двор. Запер калитку и, прислонившись к ней спиной, несколько минут простоял, совершенно обессиленный. Кот выжидательно смотрел на меня. Голодный. Если никого не сожрал во время прогулки. «Сейчас я тебя накормлю, сейчас…»

 Я пошёл к дому по дорожке, не оглядываясь. Сзади поскрипывал гравий под тяжёлыми мягкими лапами. Идёт следом.

 Первым делом я запер двери и окна. Потом бросился в кухню к холодильнику. Потом, сев на пол, смотрел, с каким зверским аппетитом Санду уплетает свой ужин. И обед. И завтрак.
 Прогулка, несомненно, пошла ему на пользу. После трапезы он долго вылизывал свою шёрстку, теперь уже лучше сказать - свою серую шкуру. Посматривал на меня задумчиво и снова принимался за работу. Где же ты шлялся, мерзавец? Как тебе удалось избежать встреч с людьми? Что ты видел во время прогулки и чем ты занимался весь день? Кот потянулся, зевнул и направился в кабинет, к своему любимому дивану. Улёгся мордой на сумку и заурчал.
 Как ни был я измучен прошедшим днём, спать мне не хотелось. Всю ночь я сидел на полу возле дивана и смотрел на безмятежно спящего Санду. Он лежал на боку, и лапы его иногда подрагивали. Может быть, ему снился бег, бесконечный, отчаянный бег по бесконечному лесу, в котором он неожиданно обрёл желанную свободу.

 На рассвете я всё же уснул, прислонившись спиной к дивану, и очнулся от какой-то тяжести. Солнце заливало комнату светом, а Санду, положив обе лапы мне на плечи, осторожно вылизывал мою голову.

 - Санду, - пробормотал я, поворачиваясь к нему и запуская обе руки в густую шерсть, - Санду.

 Я чесал его за ухом и он, блаженно жмурясь и мурлыкая, выпускал такие страшные и такие неопасные когти. Он потягивался и тёрся об меня мордой.

 День превратился в праздник. Я носился по комнатам, наводил порядок, мыл полы, готовил обед. Санду бродил за мной из комнаты в комнату, ластился и подставлял голову: погладь. Я смотрел на него с удивлением и вслушивался в себя, в свои чувства. Что-то случилось с нами обоими за сегодняшний день.

 Он поскрёб лапой оконную раму и вопросительно посмотрел на меня. Понравилось? Потерпи ещё немножко: вот стемнеет, и выпущу тебя погулять. А пока, чтобы ты не очень огорчался, я поглажу твою замечательную и могучую спину, почешу тебя за ушами. Вот, ты уже развалился на полу и завёл свою песенку, вот так… ты умница, и мы с тобой обязательно что-нибудь придумаем, обязательно…

 В сумерках у моей дачи остановился автофургон. Из кабины вылез худой, измождённый Никитин. Тюкины маячили на своём крылечке, с интересом разглядывая серебристый бок фургона с чёрной надписью "Перевозка мебели". Они явно ожидали продолжения действия.

 Никитин посмотрел на Санду без особого удивления. Можно было подумать, что он в своей жизни повидал видимо-невидимо таких котов. Зато Санду проявил искренний интерес к гостю. Он обнюхал Никитина и потёрся головой о его плечо, выказывая полное расположение.
 Никитин отказался от ужина. Он был чем-то озабочен и торопился. Когда окончательно стемнело и Тюкины, наконец, покинули свой пост на крылечке, мы вдвоём с трудом заволокли упирающегося Санду в фургон. Кот шипел и подвывал. Я боялся, что услышат Тюкины. Никитину он ободрал до крови руку, а меня пребольно укусил за ногу. Но всё же мы справились. Никитин захлопнул дверцу и защёлкнул замки. Мне стало тоскливо.

 - Куда ты его?

 Никитин странно посмотрел на меня, обвязывая руку носовым платком, и ничего не ответил.

 - Куда? - уже настойчиво спросил я.

 Никитин полез в карман за сигаретами, закурил.

 - Извини, что доставил тебе столько хлопот с этим котом. Я, правда, не знал, что так получится.

 - Короче, - перебил я его.

 - Опыт, ты сам понимаешь, неудачный. Не этого я добивался. Но без ошибок в науке не бывает. Я самовольно использовал вакцину, и если узнают, то… Да и кому нужны большие кошки?
 Я оторопел. Я понял, что Никитин не остановится ни перед чем, лишь бы замести следы своего неудачного, незаконного опыта.

 - Ты что? Ты что задумал? - я надвинулся на Никитина, но он спокойно отвёл мои руки в сторону и полез в кабину. Захлопнув дверцу, завёл мотор и, высунувшись в окошко, сказал почти весело:

 - Не грусти! Я пришлю тебе шкуру. Будет хорошая память…

 Я долго бежал за фургоном, задыхаясь от пыли. Споткнувшись о камень, плашмя растянулся на дороге, а огни машины, насмешливо моргнув, исчезли за поворотом. Я лежал в пыли, вслушиваясь в затихающий звук мотора, и представлял, как в глухой, гремящей черноте фургона мечется в страхе огромный серый кот. Он прижимает к голове уши и, в ожесточении бросаясь на стены своей тюрьмы, царапает, дерёт, разрывает её когтями. Он кричит, но рёв мощного двигателя заглушает всё. Да и кто может услышать его в этой непроглядной ночи?.. Серая лента шоссе скользит среди леса, и никого вокруг.

 Я вспомнил, что не далее как позавчера сам умолял Никитина развязать мне руки, избавить меня от этого зверя. А потом вспомнил сегодняшнее утро и тяжёлые лапы Санду на моих плечах, его шершавый язык и радостное урчание… Я слишком долго молил судьбу о помощи, я слишком хотел, - и мне воздалось по заслугам.

 Утром я вернулся в город. Я бродил в тишине пустой квартиры, постоянно вздрагивая и оглядываясь. Из каждого угла на меня смотрели жёлтые глаза Санду.

 Через месяц в дверь позвонили. На пороге стоял незнакомый человек, держа в руках большой свёрток. Не говоря ни слова, он сунул этот свёрток мне в руки и затопал вниз по лестнице. Надписи на обёртке не было. Я потянул за верёвочку - узел распустился, и из бумажной оболочки к моим ногам хлынула огромная шелковистая дымчатая шкура.


 - Санду…

 Я, наверное, произнёс это вслух, потому что Катя внимательно посмотрела на меня.

 - Дед, что ты сказал?

 - Знаешь, Катя, у меня когда-то очень и очень давно был кот…

 - У тебя, - удивилась Катя, - расскажи!

 Внучка стала единственным человеком, которому я решился поведать эту историю. Конечно же, очень кратко, опустив многие детали, так, чтобы она в свои двенадцать лет смогла её понять.
 Я не рассказал ей, как получил от Никитина страшную посылку, как уехал на дачу и сжёг её в огромном костре прямо посреди двора, как долго потом не мог избавиться от давящего чувства вины.

 На даче я больше бывать не смог - продал. Неожиданно для себя женился. Много работал, стараясь обеспечить семью, многого достиг. Но у меня никогда больше не было дачи, и порог моего дома не переступила ни одна кошачья лапа. Жена ещё в самом начале нашей семейной жизни безоговорочно приняла эти условия и никогда не спрашивала об их причине.
 Когда воспоминания схлынули, я увидел зарёванные Катины глаза. Вытереть она их не могла, потому что в её руках, уютно свернувшись клубочком, спал наш котёнок.

 Я достал из кармана платок.

 - Ну, всё, ну успокойся. У нас теперь будет всё хорошо, я тебе обещаю!

 Внучка ещё раз всхлипнула и, посмотрев на меня, улыбнулась.

 - Дед, а знаешь, как мы его назовём?