В коридоре было тихо и солнечно. Василий Васильевич, покинув кабинет с натужно гудящими кондиционерами, от неожиданности застыл на месте и глубоко с затягом вздохнул, словно вынырнув из ледяного омута, окунаясь в солнечную ванну нагретого жарким солнцем пространства.
Дверь соседнего кабинета широко открылась, и в коридор с шумом вылетел коренастый мужчина с седеющим ежиком коротко остриженных волос. Увидев высокого худого блондина, стоявшего у окна, всплеснул руками и, понизив голос заговорил так быстро, что Василий Васильевич с трудом понимал о чем идет речь.
- Василь Василич! Срочно нужно по старой схеме собрать вашу «ширму». Грант Президентский горит! Нужно срочно ваши каналы растрясти. Но только желательно тех обалдуев не задействовать. А хорошо бы еще пару театральных команд найти и еще что-то вроде семинаров организовать.
Коренастый человек оживленно жестикулировал и говорил очень быстро, словно боялся, что его прервут, и он не успеет высказать все что нужно.
- Преподавателя я нашел, будет за копейки что угодно плести. Все равно на эти семинары никто не ходит. В этот раз президентские гранты на большую сумму через нас пройдут, и такая театральная бормотуха, которая в прошлый раз была не прокатит. Главное! За ради Христа! Попросите сценариста придумать нормальное название, что за название пьесы «О-го-го»? Хорошо, что кроме наших ту позорную пьесу про педиков, которые эти клоуны поставили, никто не смотрел. Понятно, что суть сценария не важна, для нашего «общего дела», но хоть название-то приличное должно быть. Как-то коряво смотрится такое название в заявлении не грант. Девять лямов за ЭТО могут и не дать! А главное, таких наглых больше не приглашайте, пожалуйста. Десять процентов им подавай, совсем страх потеряли.
Коренастый хмыкнул, словно в негодовании и, засунув руки в карманы брюк, почти пропел: «На государственный каравай род не разевай. Распилено уже все давно».
Василий Васильевич, поняв, о чем речь и главное осознав, что посягают на его кровный процент, с достоинством выпрямился, развернул плечи, что бы казаться больше, сделал пузу, а после четко и ясно проговорил: «Я работаю с профессионалами, и если их искусство не понято, это еще не говорит о том, что пьеса плохая. Это же ультрасовременное видение классиков!
В мыслях мелькнуло: «Ну да, дерьмо, была та бестолковая и никому не нужная пьеса, если по-честному, чернуха позорная, ни стыда ни совести у сценариста, так испортить хорошее классическое произведение, был бы жив автор, поубивал бы этих скоморохов, но зато мы на этой похабщине девять миллионов распилили!»
Василий Васильевич глубоко вздохнул, решительно выпятил острый подбородок: «Да, возможно их пьеса излишне передовая и не каждый неподготовленный зритель понимает такого рода авангард!»
Сделав очередную паузу для значительности, скрестив руки, Василий Васильевич застыл как изваяние, с презрительным выражением лица показывая всем своим естеством, что об уменьшении процента не может быть и речи.
Ильдар Икрамович, озадаченно почесав в затылке и обматерив про себя неуступчивого коллегу, понял, что с брусом для коттеджа придется немного повременить. До следующего гранта. Эх, быть бы наверху! Основную денежную массу генералы зажимают. Но им по званию положено, здесь ничего не сделаешь. А им, трудягам, приходится все заботы на себя брать, и липовые семинары организовывать, и пьесы никчемные с авангардными названиями ставить, да много чего еще, и за весь этот титанический труды объедки с барского стола получать.
Сделав лицо приветливее, мягко проговорил: «Ну что вы, Василь Василич»! Я же за «общее дело» радею». Идя на попятный, подмигнул Ильдар Икрамович, показывая, что на озвученные проценты никто не посягает.
Осознав свою победу, Василий Васильевич, с достоинством наклонив голову ровно на пять сантиметров и понизив голос, веско проговорил: «Вы, Ильдар Икрамович, лучше с комиссией поработайте, в последний раз Мария Федоровна чуть не прокололась, когда соискатель столь проникновенно рассказывал о своих «добрых делах», ну и что, что они на свои деньги подарки в детские дома покупают, это же их дело добровольное, кто их за руку тянул. Подумаешь, спектакли у них патриотические для детей! Удивили. Теперь что, всем подряд вот так запросто президентские гранты раздавать? Нам эти деньги самим нужны».
Ильдар Икрамович отвел взгляд, стараясь не сплюнуть от презрения. Хотя да, что греха таить и сам тогда потом изошел, боясь, что грант налево уйдет. Хорошо, что в комиссии все члены заинтересованы в «общем деле» и эту дуру быстро заткнули.
Кстати, Василь Василич, а программа того соискателя очень хорошая была. Если ее реально в жизнь воплотить, то можно всерьез переломить ситуацию с деградацией молодого поколения. Я внимательно читал программу-то. Очень там грамотно и детально продумана работа с детьми по нравственному воспитанию, и патриотизмом там все пронизано. Это тоже ведь теперь, что то вроде главного направления? Сверху-то только об этом и говорят».
Василий Васильевич чопорно поднял брови домиком: «Ну и что? предлагаете реально гранты, этим «левым» отдавать? Генералы за такие настроения нас знаешь, куда пошлют?».
Ильдар Икрамович потупил взгляд. Да конечно знаю. Это я так, мысли вслух. Просто подумал, что можно было бы и свои проценты получить и реально дело хорошее сделать по такой программе. Чуток переделаем и выставим как свою. Глядишь, еще премию получим.
Василий Васильевич удивленно взглянул на коллегу. Озадаченно подумал, а ты Икрамыч оказывается порядочный человек, в некотором смысле.
Скрестив руки, отрицательно мотнул головой: «Не будьте наивным Ильдар Икрамович, я все понимаю, но вы же знаете, все уже поделено и никто свои кровные проценты никуда ни под какое благое дело не отдаст».
Василий Васильевич в задумчивости постучал пальцами по оконному стеклу, ощутив его тепло вдруг мимолетно почувствовал тяжесть на плечах, понимая, что не прав со всех сторон. Но, пересчитав в уме сумму многочисленных кредитов жены, встряхнул плечами, словно сбрасывая тяжкий груз мук совести, решительно рубанул рукой воздух и весомо произнес: «Мои актеры такую программу не осилят, там нужны энтузиасты любящие свое дело работающие на износ, в ущерб своему благополучию, беззаветно преданные своей идее». А таких людей у меня нет!
Ильдар Икрамович широко открыл глаза, поражаясь преображению коллеги всегда такому тихому и спокойному. Надо же как его проняло. Деньги видать сильно нужны, вон как решительно излагает.
Решив подтрунить, прищурился и с ехидной улыбкой проговорил: «Но у этого соискателя целая театральная команда есть, человек двадцать, сами сценарии пишут, и какие сценарии, нам о таких и не мечтать, а главное, они уже работают в детских домах, и довольно успешно, я проверял, ни одного праздника не пропустили. В интернете полно фоток и статей об их работе.
Василий Васильевич с тревогой нахмурил брови. В мыслях пролетели уже распиленные денежные потоки, многомилионные суммы будущих грантов, которые уже расписаны и поделены, хороводом перед глазами пронеслись лица театральной команды «ширмы», на которую списали последний грант, жадное, толстомордое лицо бесталанного режиссера, неудачника, и пропойцы ставящего бестолковые пьесы, на которые никто и никогда не ходил. По спине пробежали мурашки от страха потерять контроль над финансовым потоком.
Сложив руки домиком, с тревогой заглянул в глаза коллеги: «Очень важно, чтобы эти их публикации в официальные каналы не попали, иначе горит синим пламенем вся наша «грантовская» схема. Что же вы, дорогой друг, раньше об этом молчали. Нужно их как-то отодвинуть, очернить. Ну, например, опубликовать в средствах массовой информации, что они имеют здесь корыстный интерес или транжирят налево средства спонсоров».
Ильдар Икрамович даже открыл рот на подлость своего коллеги. Эге, а ты не прост оказывается, Василь Василич. Тебе палец в рот не клади.
Отводя глаза от требовательного взгляда коллеги пробубнил: «Так нет у них никаких спонсоров, на свои кровные все организовывают, сами реквизит покупают, сами выступают, на свои деньги детям подарки покупают и сироты очень довольны после их выступлений. Руководители детских домов на них только не молятся. Как их очернять то? Они же почти святые!»
Сузив глаза, Василий Васильевич зловеще прошептал: «А может вы дорогой друг, от своего процента в пользу детей откажетесь?»
«Я…», растерялся Ильдар Икрамович, постучал пальцами по стене, словно раздумывая над предложением коллеги, и отрицательно покачав головой, со вздохом произнес: «Нет, конечно. И откуда взялись только это самодеятельные театралы, как хорошо было раньше, тихо, мирно пилили мы президентские гранты, и никаких проблем не было. Что же теперь делать-то, Василь Василич?»
«Не знаю!» В отчаянии простонал Василий Васильевич: - «Но что-то надо делать». Потерять привычный уже доход не хотелось и для семейного бюджета, это было бы катастрофой.
Сделав максимально доброжелательное лицо, мягко улыбаясь, проговорил: «Ну, вы же умный, Ильдар Икрамович, у вас всегда свежие идеи есть».
Ильдар Икрамович расширил глаза. «Ого, коллега, а вы еще пытаетесь мной манипулировать. Вот это да, а я-то вас за простачка, всегда держал. Ой, ой, ой. С вами нужно настороже быть. Вот подлец, думает, я сволочь, последняя и на любую гадость способен».
«Ты вор! - в глубине души кричала совесть,- у детей, у сирот, деньги украл!». «Нет, не крал!» Мысленно оправдывался перед совестью чиновник, закрывал глаза, втягивал голову в плечи, ссутулился. «Я просто очень слабый человек и один ничего не могу, а они все в комиссии вот так, и без меня будут все делать также, и я как все».
Потупив взгляд, раздавленный внутренними противоречиями, человек низко опустив голову тихонько пробормотал: «Разумеется, Василь Василич, я поработаю над этим вопросом».
Со вздохом Василий Васильевич, словно вспомнив, что-то крайне неприятное прошептал себе под нос: «Дело-то общее делаем».