Зима
* * *
Так давно я не видел рассвет, голубое-голубое небо ранним утром и голубеющую седину воздуха... Ведь утром всегда начало неизвестного пути, всегда возможность понять новое, мы словно в преддверии единственного храма, который строят зодчие всех времен и народов...
Я же с беспокойством: что оставили мы?
* * *
Дремучий восход солнца в морозном воздухе наполняет зиму от неба до дымчатого цвета снежных полян прозрачным красноватым светом. Вся близкая деревня, окруженная вязким горизонтом, в инее, неправдоподобно вырастала в размерах, проходила вокруг тебя нежным цветом улиц и изб...
Клубился небесно-редкий дым и его замедленный вихрь сизых и розовых линий являл волшебную картину для взгляда, и будто видишь ты местность всю со всех сторон сразу.
* * *
Ясный день, солнечный. Солнце блистало впереди. Казалось, кроме белого пространства и солнца, не было ничего.
Небо же с разорванными облаками надвигалось снизу и быстро, в одно мгновение, от солнца уходило вверх, оставляя за собой чистый голубой след. Между солнцем и снегом проходил ветер, обнимая постоянным и неровным шумом и белый снег и большие деревья...
* * *
Утром солнечные лучи золотят лес вдали, растворяют синеву воздуха. Воздух становится прозрачным-прозрачным, даже неожиданно: ясные линии стволов деревьев, чистый-чистый снег вдруг подле вас...
Ярким днем в глазах темнит, мелкий ветер срывает с голубого бездонного неба искрящиеся льдинки, застывший мороз соединяет нас с далью.
* * *
Открытым солнечным днем здесь веселая мозаика радости на полянах голубого снега дрожит ярким светом, невидимые взрывы настроения в игре с тобой.
Пасмурными метельными днями ты словно отрезан от желаний веселья, смотришь, смотришь на мелко сыплющийся снег, хорошо тебе, но отчего - неизвестно, то ли от движения всего, что видишь, то ли от шума ветра, всегда неровного.
* * *
Веселье утром ложится на снег красным отблеском, в даль - долину льющимся светлым сиянием; в душе радость нашей силы, принятие светлого обнажения всех тайн: чистоты утреннего голубого снега, бесшумного касания солнца к снежным равнинам, к замерзшим окнам...
Морозное утро бросает вам стойкий холод тотчас же, когда вы выходите в утро, холод, который сильнее и сильнее схватывает лицо неподвижным...
А свет припадает к ногам как собачонка, ласкается, забираясь к лицу, зажмуривает глаза - так светло! Всюду свет: блестит дорожка снега грудой звезд - белое сиянье, обнажает свет стволы деревьев как теплое и знакомое, и вот через ветви осин и лип, нити берез мчится свет в голубом небе, и все нам видно, чудно, что видно...
И свет между деревьями - видимая свежесть, мгновенная радость приближения всех подробностей, и деревья огромные, и небо бездонное, и теряется в нем взгляд наш...
Странный свет, непонятный, странное солнце, и на снегу голубые тени: бродишь, бродишь по лесу, и все равно что-то главное ускользает.
Все равно мы только зачарованное отношение, не понявшее себя...
* * *
Посреди зимы, посреди земли идти навстречу солнцу... Путь - белая дорога в поле, как застывшее море, в волнах-сугробах, поднимает вас выше и выше к солнцу, и вы чувствуете рождение тончайшей пленки тепла на лице...
Вокруг снег, морозный воздух, снег в сугробах, обозначенных только тенями, за вами – сиреневый оттенок синеющего воздуха, за вами – сумерки – ненасытная краса.
* * *
Солнечным днем лес откровенно красив: холми, поляны, теплые стволы деревьев, необычный свет, и всюду большая тишина, емкая, чистая, и все невидимо связано между собой: легкое дуновение ветра, пятна-тени, серые деревья, далекий писк птиц.
* * *
Среди белого снега — оттепель и солнечное время...
И мир — в ожидании!
Пространство дня вселяется в сознание, вытягивая ощущение радости невпопад, отставания от какого-то важного момента. Словно солнечный мир этот представлялся твоим внутренним миром, с ожидаемыми и понятными событиями, и день словно имел одно измерение — длину, а в небе, безбрежно-голубом, почти синем, как в памяти, бесконечно терялись все желания...
Небо начиналось свободой от тебя, от снежных полян и искрящихся дорог, кружилось пред тобою, пронизанное твоим взглядом, кружилось в недосягаемой выси.
И понизу — сразу твой взгляд доходил до дали, и опережали взгляд уносящиеся звуки и сырая прохлада: все видимое было быстрым и единым...
* * *
День чист и голубой, ослепительный... Вдали от деревень равнины и овраги мягко скрыты снегом.
Здесь тепло близкой весны, солнечной, здесь запах степного простора и немногих деревьев, запах вольного света. Здесь с удивлением смотришь на жизнь дня: тихий солнечный шум над снежной поверхностью, на следы зайцев...
* * *
Неподвижно блестят утром поляны снега под трудным и теплым светом солнца: голубое блестит желтым, разбегающе-белым, светлым.
Краски утра растворяются днем, остаются мельчайшие блесточки льдинок в небе да всегда неожиданные гроздья матово-белых кристаллов на деревьях...
И день уже светл воздухом, свободен под синью неба, убегающей от самого снега, и необычно зимой при низком солнце и небе, видным всюду..
* * *
Днем пробилось солнце. И скоро в воздухе знакомые крохотные искорки; солнце становилось ярче: всё в небе вспыхивало и гасло над снегом и морозом, и небо уже серо-синее, проглядываемое, и солнце уже словно сноп желто-оранжевого света, да и скоро снова пасмурное время...
* * *
Солнце преображает, вносит радость, помогает верить, и ты помнишь лето, тепло воздуха и зелени, и к тебе приходят силы, радости, ты уже не только заодно с миром, но ты и сам могуч неукротимой в тебе жаждой жизни.
Зимой солнце показывает, что есть смена, что впереди время тепла...
* * *
Весна
Быть в поле под солнцем и посреди снега - идти напрямик к самым лучшим словам.
Буквально остановлен ты движением холода от снега вверх, движением медленным, сильным. Сам ты чувствуешь себя над чем-то, над снегом, и ты - маленький - тоже в движении, ты и неподвижная земля...
* * *
Самое солнечное утро в этой весне... Тихое и спокойное, радостное и яркое, заставляющее смотреть только на тени.
На солнце снег блестел ровно и морозно. Воздух свободный вился струйками шума.
Вливается постоянно солнечный свет к местности и как-то плоско уходит через даль.
* * *
Днем сырой и голубой, близко от тебя голубой воздух; на плотных снежных дорогах лужи, а серые теплые предметы не являют контраст снегу, и тепло от шума, от всей сразу местности, но словно сбирается оно солнцем к себе, и солнце уже скоро заходит за горизонт... И вновь чуть морозный воздух, но какой-то редкий, низко соединяет местность...
На сегодня битва тепла и холода окончена, а что ждал ты? Нет, не победы, от любого события, явления ты ждешь иного...
В сумерках объем виденного становится больше в себе.
* * *
Сиянье солнца в ветреном дне; снег будто заодно с землею, он тает; всюду голубые лужи воды. Сам день образует перед твоими глазами тончайшую пленку желтоватого тепла, но тебя влечет синий запах низкой прохлады, ты вбираешь шум дали - наступает весна, и ты боишься ступить на оттаявшую землю: как-то непривычно, боязно, неслышно...
* * *
Свет яркий солнечным днем - разовое прихождение к вам дали и близкого окружения, и всё, что происходит, тонко дрожит, в каждое мгновение входя и выходя через вас...
И все видное имеет бесконечные плоскости взлета, и радостно нам от объединения или всеприсутствия...
* * *
Сумеречный оловянный свет после захода солнца ранней весной – самостоятельное время! Свет – словно выскочивший из каких-то тисков да и так остался самим собой.
И темнели городские бесснежные улицы, темнели дома, высилось недоступностью небо : всё на свете сжималось к себе , освобождая свет
Этот свет долго умирает внутренней темнотой, равномерной, будет закрываться это редкое пространство свежести, пространство ненасытных глаз, многомерное пространство, останавливающее тебя – многомерное замерзающимися плоскостями оттаявшего за день льда и снега …
И всё это огромное, хаотично и светло мерцающее, всё вместе враз и постоянно отлетало от земли, от основы, от прохлады: ты же оставался – странно!
И уже прекрасный свет без возврата берёт что-то невысказываемое тобой, что-то бестелесное и огромное: вместе с удивлением это отдых твой, « лучший в мире » отдых
А свет прозрачный – цвет предметов вокруг
… Силуэтнее становятся деревья, дома, предметы, всё декоративнее и неправдоподобнее, и всё ярче светится словно вырезанная близкая и понятная луна: уходит пространство вверх
* * *
Лето
* * *
Позднее утро залито солнцем. В отдалении солнечный свет рыхло-желт, под солнцем - гладкая плоскость света, объяснимая - с водно-блестящей поверхностью: удивительная.
Летом воздух наполнен звуками от сознания до самого дальнего леса. Спокойный солнечный день лета после полудня - и воздух в парящем состоянии, где яркий свет не слепит глаза как зимой, но нагревает голову, где пенье жаворонков в поле перекликается с давящей тишиной пространства, останавливающей всюду солнечные лучи.
* * *
Над рекой огромный мир с голубой выси растворял и начинал низкую даль близко от нас. В теряюще-светлой глубине она несла яркое с отражением на воде солнце. Свет солнца от колыхания глади мерцал, неравно лился над водой, и сама водная гладь где-то в отдалении приподнято срезала блистающий мир и позади нас уже держала на себе крупинчатую синеву наступающего вечера.
Резко объединяла мир свежесть: объемно-тянуще неподвижный воздух отовсюду - с огромной высоты, с отдаленных берегов и впереди с яркого света без края... К вечеру солнце там теплеет, теряет лучи свои близко от себя, лучи, достигая гористого далекого берега и ровной воды, разлетались низко и недалеко. И после захода солнца на воде отражалось розовое и зеленое заката, прерываясь темными островками мелких волн. Ближе все переходило, по-прежнему, в светлую и мягкую гладь воды.
* * *
На земле удивителен воздух, чудо, что мы видим, что мы знаем о том, что видим...
Летом днем солнечным в воздухе путь от зелени, стволов деревьев - отдых, согласие, но и требование, удивительное требование жить, понять, прежде всего понять себя, понять чудо воздуха...
* * *
Осень
У тебя радость: яркое солнце и опьяняющая осенняя прохлада между вольным голубым небом и зеленью; ты силен светлым окружением утреннего света и ощущением одежды, мир - видимым отходом тайн к тонкому касанию прохлады твоих рук, лица, да шумом ветра вдали...
* * *
Утром даль солнечная залита светом; взгляд словно растворяется в ней. За спиной и подле - светлое с голубыми оттенками. На поверхности предметов, на их линиях - прохлада. Светлое соединяет расплывчато-тонкий холод на границах в ясный простор, а тепло гаснет в пути...
* * *
Солнечными холодными днями будто взрыв света обнажает все предметы до тонкой поверхности, и свет, наполнив все извне, блестит прохладными паутинками, спустя время, он прозрачен или клубится теплом вдали, а здесь разбегается холодным запахом, и мы остаемся одни - или впереди или запаздываем...
* * *
Желтый свет солнца чист и прохладен, объемно прохладен. Осень на всем зеленом сухая, блестит на желтых листьях. Осень — под голубым уносящимся небом, небом, которое все свое тепло прижало к земле.
* * *
Идти навстречу утреннему солнцу – чувствовать тонкое давление дальнего тепла, видеть близкую даль земли, почти скрытую под солнцем ярким и тонким завесом … Идти навстречу солнцу утреннему в ранней осени – чувствовать голубую прохладу начинающегося дня всем телом и нежную ласку касания яркого и тёплого лицом … Идти навстречу солнцу – легко оставлять за собой тени домов, своё окружение, идти по земле
* * *
Редкие минуты осеннего безмолвия …. На старом дереве едва колышутся прозрачно-зелёные и жёлтые листья … Между листьями – неподвижный объём хрустально чистого воздуха … Ты боишься взглядом задеть невидимые нити, бесконечно соединяющие прозрачный воздух древесного объёма и голубой и тёмный воздух вокруг…
Боже мой, отчего мир наш так прекрасен?
* * *
Освещение касается ветреной земли, пасмурное, касается всей земли, и мгновенны мысли, независимые от тебя, образуя круг, и пронзаешь осознанием виденное: моя земля, я – необходим, я соединю всё в тебе, и только в мыслях …
Из работы «Милетские постулаты»
Свет
Осознание в полной мере полифоничной и контрастной музыки рассвета — потрясающе. Именно рассвета, хотя краски всех времен суток поразительно многообразны и глубоки для прочтения. Природа встречает рассвет и проводит его через себя так, словно она совершает это в первый и последний раз: в реальной жизни задействованы связи все, между тем, как осознавать течение мира мы способны (можем) только иногда.
Общеизвестна роль света («космическая» роль) при возникновении растений и далее для эволюции всех живых организмов. Но почему-то эту роль не распространяют в полной мере на «потом» — на последующее развитие организмов. Свет — лишь часть спектра электромагнитных волн, то есть, это поле. Где современные трактовки организмов и их жизнедеятельности именно с точки зрения всевозможных полей?
Наверное, очень многое зависит и от пространства света, вплоть до физических параметров жизни. Но в особенной степени пространство света «работало» при формировании палеопсихики человека и работает при формировании конкретной человеческой психики, потому что душа наша — отражение мира, отражение всех его физических показателей и прежде всего — «световых». Чувство глубины мира, чувство пространства, или, напротив, чувство тесноты, — в нас прежде всего «световые». Прочесть как эту связь, не оскорбив сугубо личностное, даже просто индивидуальное? Пространство и освещение, наверное, играют «провоцирующую» роль. Эстетика света — есть ли она и в чем состоит? Ведь можно гимны петь и дневному свету, разнообразному и долгому, свету сумеречному — великому свету странных ощущений, «свету» ночному — свету рождения...
Свет в границах держит нас, как в ежовых рукавицах, предоставляя право судить о богатстве своем лишь по малой своей части. Но часть эта, доступная зрению нашему, развернута нам таким многообразием условий, вызывает такую гамму чувств, что удовлетворяет самому взыскательному
вкусу: часть эта сохраняет и масштабы, и соотнесенность известного и неизвестного, доносит и своеобразную вязкость в познании. Действительно, часть, фрагмент нам неисчерпаемы...
Свет — прежде всего следствие. Следствие мгновенного высвобождения (энергии?), следствие внутреннего напряжения, напора, следствие «бурного» соединения. Это следствие критического состояния микрокосмоса, когда уже начали меняться его физические параметры. И столь силен этот процесс, как мы знаем, что уже вся Вселенная пронизана этими излучениями, вся пронизана светом.
И свет уже творец всего органического мира, уже творец человечества(!), странный творец! Потому что неожиданен (для нас) в подобной роли, потому что трудно понимается его значение даже для органического мира. Признание света (поля) как творца, значит, признание его таковым и для каких-то иных реалий (высокоорганизованных?), но об этом мы имеем косвенные доказательства или вообще ничего не знаем.
СВЕТ
Свет царит и живет вопреки нашим мелочным или великим заботам, вопреки всему человеческому, свет царит и живет всегда и везде; мгновенный и бесшумный, он порождает громовые раскаты и всю остальную гамму звуков природы, неожиданный и бестелесный — смещает непомерные тяжести, вызывает всемирный круговорот веществ.
Мир залит светом, его сила согревает, его присутствие направляет (!), его мощь, как мы знаем, даже изменила весь внешний облик Земли.
Свет солнечный рождается и умирает ежедневно, свет беспощадный в знойное лето и свет спасительный в суровую зиму; открытый свет этот уже разбивается облаками, рассеивается на огромный невидимый поток, становясь просто светом дня, — предметы на поверхности земли приобретают, может быть, свои собственные объемы и цвета, в то время как при солнечном свете они казались и декоративнее, и недоступнее...
Великий свет утренних и вечерних сумерек вообще «растворяет» все материальное, приближая и отдаляя его от наблюдателя, путает цвета, замыкает в себе или отбрасывает прочь линии, почти всегда приносит покой и прохладу. Именно в сумерках наступает и проходит некая мера света, странным образом провоцирующая осознание (и «порождая» его!) на очень смелые обобщения, при которых пространственно-временные условия теряют привычную нам всем жесткость.
А свет ночи, темный настолько, что путь свой на открытой местности ощущаешь не глазами — телом всем! этот свет будто мгновения назад исчез, оставив лишь след свой, может быть, даже более темный, чем сама ночь.
И вот отраженный свет луны, печальный, воспетый знаменитыми поэтами, странный из-за ощущения нереальности, невозможности освещения земного ландшафта таким бледным светом... Что все тогда перед глазами нашими? Не гости ли мы на своей собственной Родине, занимая своею жизнью, своими мыслями лишь маленькую, к тому же, может быть, искусственную ячейку? Ибо остальное все — прекрасный организм живых и неживых «предметов», заключающийся в том, что с самого «начала» из всего «материального» «никто» не хотел себя «чувствовать» дураком. А раз так — напряжение на самосохранность должно быть поразительно прочным и естественным, а человеческое — лишь паутины в крепко построенном доме. Неужели все — так?
Мы только имеем возможность свое чисто человеческое соотнести с остальным миром, то есть, возможность получить только права.
Мир выстроен Мастером с математически совершенными приборами, а мы, подобно вирусу, можем погубить мир.
...Сумеречную, а затем серебряную прохладу раннего утра свет вытесняет тонким теплом, в свободе неба проступает голубое и далекое, и хотя под солнечными лучами сохраняющий эхо неподвижный воздух видится плотным, день наступил.
Что принесет он?
Свет для жизни
Великое и неслышимое преобразование происходит в зеленых листьях — в царстве растений; совершенство и изящество их форм, неслучайность цвета — все сотворил свет. Зеленая и гулкая громада леса, словно убегающая вдаль зелень равнин и холмов, вместе с прорисованными линиями, вместе с проступающими пятнами бурого и серого — нам отрада. И общий фон этот, сдвигаемый после дождя к свежести и даже буйству всех оттенков зеленого, и одновременно к более проглядываемому чему-то темному и серому, — лишь усиливает наше сложное чувство родства, причастности к своей родине.
Свет как источник тепла необходим и другим организмам — и более простым, и более «сложным».
А свет и причина ветра, причина дождя, причина всеобщего движения — круговорота веществ; свет устанавливает запреты — для того же буйства зеленого, запреты грубые, внешние, внутренние, и зеленое сгорает, засыхает, сгнивает; и зеленое самозащищается, дублирует свои структуры, приспосабливаясь к условиям, как все остальное живое, оно сохраняет глубинные собственные взаимосвязи и связи с внешним.
Свет — источник круговорота всего, что есть на нашей Земле, фотосинтез — тот же круговорот.
Свет для жизни давным-давно уже течение, давным-давно уже в ритмах времен года, в ритмах времени суток. Как и когда установились эти ритмы? И великое приспособление у живых организмов (не только зеленых) к этим ритмам (свету). Приспособление — тоже развитие.
В течении том любой пейзаж, любой ландшафт видоизменяется: звуковой фон к позднему утру лишается гулкости, звуки замыкаются близким пространством, в то время как ночью и во время рассвета невидимая даль дышала рядом, звуки перебрасывались к нам, соединяли для нас таинственную темноту или сумеречность, и уже местность вся летела неизвестно куда, наполняя сердце твое ожиданием и удивлением. Удивлялись мы свежести слабого, но тяжелого ветра,
удивлялись прохладе, растекающейся понизу и уже поднимающейся, да и сам воздух становился неоднородным, — то медленным, медовым, то легким, ускользающим... А запахи! Запахи спелой земли, цветущих трав, запахи тяжелой и чистой воды, грузных деревьев...
Сам свет в солнечный или пасмурный день бесконечно богат, — возьмите время редкого дождя осенью: белесое небо словно задевает вас космами воздуха, но вблизи воздух цвета предметов, прозрачно-полый, поодаль — прозрачно-серый, а небо выше — клубится, и капельки дождя, словно рождающиеся на высоте вашего роста, падают беззвучно на плоские и рваные пятна лужиц...
Каких событий мы так ждали?
Свет для жизни когда-то послужил если не первым, то самым мощным толчком — непосредственным, а теперь и опосредованным, обрамляющим все ее проявления.
Свет для человека
Пространство перед нами — прежде всего небесное, его источник и хозяин — свет. Как соизмеримы размеры неба и человека? Для наших органов чувств ощущение неохватности неба — факт, проявляющийся при любом времени года и суток, при любом физическом состоянии «атмосферы».
Свет определил нам — небу и человеку — физические размеры. Как? В чем?
И теперь уже, под этим пространством голубого или серого неба, под этими редкими или сплошными облаками, даже во время стихии атмосферных сил — в нас все это вызывает чувство величия происходящего, чувство благодарности за жизнь, одновременно и чувство необходимости того же происходящего, чувство... Родины (?)... Как про¬честь эти условия полнее?
И хотя человеческое в нас — от других людей, но эти породившие нас условия — как сказались и сказываются?
Свет. Какими эпитетами награждали и награждаем долгожданные лучи солнца! Неожиданную игру солнечных зайчиков! Как жадно мы смотрим на «вообще» течение жизни, на «закаты» и «рассветы», как поражают нас, особенно в детстве, все необычное перед глазами — радуга, слепой дождь, искрящиеся льдинки в голубом морозном небе зимой.
Все дело, может быть, в световом насыщении пространства; при определенно слабом — сумеречном освещении, действительно, «выстраивается» (проецируется нами?) не-существующее в реальности окружение, более темное, оно словно обрамляет непосредственную зону вокруг точки взгляда — зону «комфортного» освещения (насколько можно при данных условиях); поодаль, — то есть, уже в реальном окружении, — зона «втягивающей в себе пустоты» (!), и мы взглядом пронзаем темное окружение, а через «пустоту» приближается к нам самое-самое дальнее, что днем виделось совсем иначе... Да и сам ты странно сориентирован — то словно подле в общем-то отдаленных предметов, а то и близкие от себя воспринимаешь как бы издалека.
При более светлом освещении иллюзии эти постепенно исчезают, но постепенно и своеобразно, и даже при дневных вариациях освещения у нас перед глазами еще сохраняются какие-то «несуразности».
Играет ведь пространство в глазах наших — пульсирует, мерцает, «растворяя» предметы, или, напротив, стягивается к ним!
И все — свет.
И все-таки, соотношение между человеком и окружающим пространством выражаемо ли в каких-то числовых границах, или оно столь ничтожно (со стороны человека), что и нет, собственно, никакого соотношения?
А может быть, наш внутренний мир как-то сопоставим с этой благоприятной для нашей жизни световой громадой? Может быть, точнее, он во многом определен ею? Но как?
Прозрачность
Туман вдруг ставит нас большими, оторванными от естественного окружения, вдруг замыкающимися на собственные (человеческие) проблемы. Но издали, клубящийся, он «лишь» обогащает и без того бесконечно богатую проявлениями поверхность земли. Взвешенный в воздухе, редкий в непосредственной близости, он движется над землей, неся прохладу, свежесть, запахи земли и воды...
А прозрачность вокруг — нам условие для ориентации в нашем же прекрасном и огромном пространстве.
Хозяин свет здесь; прозрачность — следствие, и света, и иного напряжения. И мы, воспринимая прозрачность как проникновение к внешним предметам и явлениям, в удивлении и от своей способности воспринимать окружающее, и от своей точки зрения, и от странного всеприсутствия. Мы в удивлении от того, что прозрачность на страже конкретного (?), индивидуального (?!), ибо она есть неизменная возможность физической свободы, свободы даже в том случае, когда для большинства структур она является только возможностью.
День прозрачен до дали; прозрачно пространство до неба; прозрачна чистая вода. И сама прозрачность увлекает, не останавливает взгляд — кружит: мы теряемся в чистоте окружения.
Она мгновенна, она доставляет ответ (всему?); и именно только она. Прозрачность — это также условие единственное, но для давления, например, света. И прозрачность в конечном счете определяет и характер жизни на земле, и наше состояние, и когда-то — духовное. Именно она, прозрачность, возвысила дух до небес (буквально), именно она соединила мир наш внутренний с миром внешним.
Одновременно это иллюзия пустоты; но она уже давно проросла все теми же странными соотношениями (собственными), в которых расстояние «делилось» — оптически, иллюзорно (из-за интенсивности и характера света, из-за характера самого воздуха)...
То есть, информация «запиралась» в счастливые тиски и отталкивалась самопроизвольно от подобных соотношений; и мы, таким образом, естественно заблуждаясь, считали себя центром мироздания, хотя вроде бы и полностью исчерпывали доступный нашим органам чувств пространственный кусок, даже описывая его средствами искусства и поэзии...
Прозрачность также ненасытна для нашей природы, она естественна для нас, требуема. Она — это наше продолжение, продолжение всего, что есть на земле.
Прозрачность вокруг — нам масштаб, нам чувство пространства, в конечном счёте — чувство самих себя.
Небо
Небо — результат, результат огня, воды и земли. Оно должно было быть и оно стало. Небо — направление развития, вместе со всем другим оно сориентировано по отношению к тяжести, и оно само ориентирует все, что есть на Земле.
Это бескрайняя свобода! Это ощущение огромности пространства, ограничиваемое, по сути, только нашими органами чувств. Это легкость перемещения и
взгляда, легкость проникновения действительно создает иллюзию всеобщей свободы.
Небо несет свет, проносит свет, и свет в небе все и решает: сжимается в темноту — ночь, растворяется в сумерках и играет мгновенными и прозрачными линиями — раздвигающими свободное пространство: рождает день.
Небо выпрямляет нас, и будто бы главное у людей и вовсе не на земле, а где-то выше, к которому и не сразу можно подыскать правильные слова. И будто бы главное у нас, людей, действительно что-то от небесного, от свободного, и, наверное, не случайно самое возвышенное и справедливое среди людей связывается с небом...
Небо рождает веру и поддерживает ее, небо рождает сомнения и тревоги и разрешает их, именно небо весь свет вольный обнимает прекрасной и невидимой границей, где дышится легко, где все живое имеет свой смысл и назначение...
Небо есть само бог, а не просто обитель богов, потому что для людей оно буквально формирует эталоны чистоты, эталоны прекрасного, именно небо «стоит» за нашими высоконравственными поступками. Именно небо «помогает» нам обожествлять и свою жизнь, и жизнь вообще — мир. Именно для нас небо, пронзительно голубое или пасмурное и тревожное осенью, отдаленное зимой или начинающееся от земли летом, всегда есть нечто, подчеркивающее значительность всего, что мы ощущаем, и мы сами были вынуждены духовно тянуться к этой значительности.
Небо резонировало все наши помыслы, усиливало их: то, что «происходило» в нашем внутреннем мире, будто бы проецировалось на мир внешний — воздушный! Интересно, есть ли какие-нибудь аналоги между небом и тем, что составляло наш внутренний мир? Будто бы небо было постоянным свидетелем и ориентиром жизни; физические его константы неотвратимо «направляли» мысли к идее божества. И различные религиозные учения «лишь» оформляли великую идею возвышения и очищения человека, возвышения над всем земным, над собой, очищения от всего низменного.
Трудная история человечества сходна с постройкой общественного здания, где архитектурные и функциональные особенности его совпадают далеко не во всем, но работать и жить в нем, имея голые стены и плоскую крышу, люди согласиться не могут;
ибо душа «небесных нив жилица».
Голубизна
Из всех состояний дневного неба более всего «ожидаем» мы неба открытого — голубого.
Осенью голубизна неба, действительно, пронзительна, и темная или, точнее, прохладная голубизна начинается тут же, в воздухе, но и все небо остается глубоким, и мы легко просматриваем такую же прохладную голубизну в самом теряющем отдалении. Эта голубизна иногда была словно застывшей («обезвоженной»), с запахом земли и чего-то спелого... Она кружила голову.
Но голубое прохладное пространство неба не казалось однородным, взгляд останавливался всюду и не мог остановиться: само небо «текло» из каждой своей точки, прохладная голубизна стекала в никуда, тебе было необычно, было неуютно, но и ненасытно. Что входило в наши души тогда? Ведь ты воспринимал все небо — целиком, пронзительную чистоту и прохладу — целиком? Какое земное или небесное пронизывало тебя?
Зимняя голубизна являлась бледной, неопределенно низ¬кой; небо над открытой местностью, например, в сущности, имело голубым только границу, до которой взгляд твой «доходил», но в ней, кстати, и терялся. В бледной этой голубизне, морозной, иногда обжигающе-морозной, искажалось ближнее расстояние: заснеженные поляны словно отторгали от себя пространство — мгновенно, и оно «задерживалось» лишь там, где нам оно казалось голубым, и, отторгая холод и расстояния, поляны казались больше, объемнее...
Под бледной и морозной голубизной чувствовалось напряжение времени, напряжение каких-то структур, какого-то движения. Напряжение — противостояния?
Весенняя голубизна над слежавшимся и тающим снегом — рыхлая, влажная, а ранней весной небесная голубизна «схватывается» морозцем, отчего небо представлялось мгновенно-звонким, кристально-чистым, и вдруг, чаще всего к полудню, эта необъятная и прозрачная хрупкость растворялась под солнцем, и небо становилось просто шумным...
Весной голубизна неба, радостно-прозрачная, мечется над темно-белой землей, волнует тебя, провоцируя на безотчетные действия: безотчетные только тебе, ибо ты, как и все остальное живое, результат всей земли, и, стараясь определить свое поведение, ты лишь иногда «дорастаешь» до высшего смысла (и, может быть, вовсе не весной)...
А летом — летом голубое небо просто открыто; голубизна медленна, даже утомительна, голубизна незаметна или ослепительна, и летом видишь ты бездонным небо не благодаря бездонному отдалению, но бездонным казался самый близ¬кий воздушный объем; небо, наконец, раскрывается летом...
А может быть, дело-то все в обычной температуре, в том соотношении тепла и холода, которое и «раскручивает» пространство, раздвигает его или скрадывает?
Пусть и так: но и в этом случае мы «повторяем», всего лишь повторяем великие колебания Мира.
Из книги "Природа"
Пространство
Может быть, время «менее» таинственно (!), чем пространство, может быть, оно — его свойство, то есть, богатство всех материальных объектов, богатство всех «форм движения» есть характеристика именно пространства. Какой физик скажет об этом «точно»? И раскручивается Пространство к безграничным своим направлениям, но и к «себе» самому, к точкам своим, определить которые как какое-то свернутое и непостижимое по исчезающей малости своей специалисты не отважатся. Пространство бесконечно «сужается», уменьшается.
Бесконечность во всем (?).
Взаимосвязь структур пространства несомненно «начинается» с его повторяющегося (?) Начала. Есть ли у Мира начало? то есть, та временная точка отсчета? А может быть, у Пространства как такового нет ни Начала, ни «конца» и оно замкнуто, подобно ленте Мебиуса, а «окружает» его... что окружает Пространство?, пусть, как считают физики, разлетающееся? ведь это абсурдно, что мы не можем «представить» бесконечность! Конечно, ее невозможно представить, но все же?
«Зато» Пространство развивается: может быть, это его единственная форма существования, и развитие, пройдя один логический, неизвестный ряд, повторяется...
Я ничего не знаю. Знаю только, что наши психические тайны, иначе — духовные, в Пространстве, в пространстве земной тяжести и открытого воздуха. Природа Земного
пространства сотворила человека вся целиком, не отдельно живая природа, не отдельная ветвь каких-либо животных, но природа вся, пронизанная открытыми ритмами Открытого мира...
И теперь, «вместившееся» в наше непосильное сознание (осознание) это Пространство мечется, мечется при «здравом» рассуждении, в фантазиях, в сновидениях, мечется и дергает нас, являясь невпопад, не ко времени, но чаще «совпадая» с нашими мыслями: мы мыслим действиями (пространством?).
А как прекрасно оно здесь, на Земле! прекрасно ландшафтами, небом, временами года, прекрасно жизнью, осознанием нашим. Вдох этого воздуха — чистого, напоенного запахом весеннего леса или знойного цветущего луга, только вдох, есть ответ на все вопросы о смысле жизни. Неожиданный снегопад, серый дождь, шум ветра в деревьях, мерный шум морских или речных волн, — это и есть жизнь, есть ответы. А ночные или сумеречные силуэты предметов, сама прозрачная вещественность воздуха в сумерках, сквозь которую мы идем, будто задевая ее, будто останавливаясь в «прошлом» или забегая в «будущее»?
Нет, Пространство Земли есть Родина в самом глубоком и прямом значении — для нас, для всего земного. Это оно, непонятное, преобразовываясь, существует в «своих» ординатах, да таких, что кружат голову нам эти перспективы знания...
Может быть, мы осознаем на самом деле не конкретно себя, не свои трагедии и маленькие радости, но это через наш внутренний мир (приобретенный?) «пытается осознать» себя Природа вся?
А наш протест против чужого, наше неповторимое Я, формируя в конечном счете сознание, как огонь, действительно когда-то угаснет? … и захлопнется неслышимый и невидимый никем, кроме тебя самого, объем…
Я ничего не знаю: но все силы, вся вера моя направлены к тому, что бесследного в мире ничего нет.
Свет
Свет формирует, определяет пространство (или его ощущения нами?). Свет — цвет; предельно простой, он оказывается предельно сложным. Пространство для нас становится разным — настолько многообразным, что исчерпывает все наши теоретические возможные представления о нем. Неужели это пространство бесконечно огромно и бесконечно мало? и свет причиной всему?
Свет нам самый-самый глубинный фактор и самый «первый» вестник наших обычных человеческих эмоций. Он определяет все ритмы, включая биоритмы.
Пасмурное небо, ненастное, «висит» над прозрачной серостью, осенью и над желтой и бурой растительностью, и прозрачная серость воздуха, неуютная, замыкает и нас на чем-то своем, человеческом: пасмурный свет есть результат замкнутости, и сам провоцирует нечто подобное у людей... Однако эта замкнутость заставляет «пристальнее» слушать свои ритмы, свои боли и проблемы.., и обнаруживаем мы не просто какую-то свою раздвоенность, но — бесконечность... В чем она?
Свет меняет значения (осознание !) до противоположного. Замкнутый пасмурный свет (улицы, свет открытых пространств) есть свет «внутри» (?), он открывает (и приоткрывает не просто нашу раздвоенность (задумчивость, поэтичность), но как в своем максимальном значении будучи запретом (!) всей природе (?!), ослабляясь, он «высвобождает» (что?), во всяком случае наше Я буквально выпирает, выказывает свое настоящее, свою суть (но в чем она?).
Солнечный свет, яркий, на Земле, напротив, расставляет «все» по свои местам — этот свет обнажает (принижает?) все внешнее. Он радость (?), но он открывает реальные соотношения между предметами (?), обнажается «вдруг» свобода тонкого воздуха, легкая и прозрачная, и предметы, «расставленные» на Земле, обретают и одномерность (!), и «проницаемость»...
... а когда смена погоды, когда облачность и одновременно солнечный свет, когда низкие облака и высокое небо, когда бегут по земле тени туч, а грозный и хмурый свет бесшумно сменяется ясным – ярким, то богатство одного и того же ландшафта раскрывается полно, и на глазах: время то бывает часто осенью, и горят листья на деревьях, и застывает «вдруг» быстрое тонкое тепло в беспокойном воздухе, свежем и связанным сразу со всем небом, и также «вдруг» низкая и пахнущая сыростью прохлада видимо уже охватывает окрестность... И провалы серого света и желтого солнечного играют и играют безразлично по отношению к тебе...
Да в каком мире живем мы, какой предел света нам в подарок — для жизни?
Осознаем ли мы свое бесконечно малое «пространство», через которое, не «замечая» его, наверняка проносятся создающие Вселенную силы?
Свет это нечто бесконечно неуловимое — либо он огромен, заполняя мир весь, до предела, либо — весь свет неправдоподобно мал — в каждой точке «самостоятелен», вспыхивая в сумерках естественной и временной (!) смертью, чтобы когда-то в мгновенье родиться...
Свет для нас — воздушный свет, жизненный свет, ибо воздух — продукт жизни, потому и рассужденья наши все относительны.
А каков свет «объективно»? Жесткий и уничтожающий жизнь — это мы знаем: огненный, где сгорает все — это также известно: что неизвестно? Какая действительная связь света с пространством и временем?
Рассвет
Долгое время до восхода солнца — время рассвета, время почти неизвестное. Летом, когда ночь устает быть, осветляющие краски зари на востоке, отражаясь в водной глади, и все остальное огромное и темное небо, еще неопределенное, это событие — рассвет «делают» таинственным.
Небо, незаметно светлея, приглушает разгоревшиеся алым краски. А свет до восхода солнца всюду словно растворяет какие-то тайны: темнота вообще Тайна.
Ночь исчезает постепенно и почти одновременно в каждой своей «точке»; свет рождается серебряным, а небо — открывается видимой (!) бездонностью... А на земле вырисовывается удивительное многообразие — декоративность деревьев, домов на западе, еще тяжелом прохладой и таинственностью, и объемная серая силуэтность всего рельефа на востоке, который уже начинает иметь тени...
И свет серебряный поднимается от земли всей, и даже заря «только» прекрасно разрывает его — не вытесняет.
Поверхность воды на рассвете — тайна мгновенного «выброса» в недоступные выси (все той же зари? выброса чего?); река или озеро — свидетели и мгновенности, и вечности: мы чувствуем это, мы знаем это...
Даже холодный рассвет летом — также непонятен и «неостановим»: какое время «постоянно» уходит в вечность? уходит, а мы не осознаем, уходит от нас и Начало (!?), и конец (!), а мы не можем и точно и отстраненно описать.
(Всю сознательную жизнь я «гоняюсь» за краткостью исчерпывающих характеристик: где был «прав» хоть однажды?)
С рассветом рождается ветерок: свежесть начинает переполнять пространство, она «поднимается» (?); нарушая застывшую темную и беззащитную для любого проникновения глыбу воздуха. Свежесть, обретя цвет, «позже» будет терять его, изменять его...
А зимний рассвет иной: он «обжитой»: солнце встает на глазах наших, в то время как летом мы не успеваем к его восходу; рассвет зимой быстр; мы опаздываем осознать какие-то перемены... Летом же великая тайна впереди осознания, потому и время рассвета естественно (?). Естественно то, что сохраняя тайны, сохраняет и возможность их познания, только возможность. «Неестественность» зимнего рас¬света в том лишь, что рождение «наше» — не среди снегов и холода: рождение человека в каких-то пределах тепла, близких летним.
Низкое солнце, чистое, ни летом, ни осенью, ни в иные времена года не сразу «уничтожает» серебро, взвешенное в воздухе, оно даже сохраняет его под паутиной своих лучей, по низинам и оврагам, в тенях.
Всему свое время.
Да, мы можем только повторить, что время рождаться и время умирать, время рассвета и время дня. Великий ритм, таинственный, несмотря на всю понятную физику их чередования.
Таинственный потому, что Красота сопровождает.
А рассвет — это Начало: начало, которое еще не может сказать о будущем дне; развитие ведь охраняет свою логику, но так же, как в точке заключено все пространство, так и любые великие секунды времени на Земле содержат всю информацию о времени всем.
Из книги "И звук, и свет"
Открытое пространство
Оно немедленно возвращало масштаб становления человека, оно «указывало место» нам — удивление перед огромностью всего этого явления, обнажало свободу, и физическую прежде всего.
Открытое пространство немедленно доносило тебе свежесть невообразимой дали, все чувства твои немедленно переполнялись богатством: вовлечен ты был в неизвестную тебе взаимосвязь...
Открытое пространство было совершенно с точки зрения какого-то соответствия, с точки зрения Красоты: и было это столь сильно, что пробуждало жажду смотреть и смотреть...
Именно открытое пространство, «улица», придавало силы и... тревоги, именно открытый мир скрывал в себе и тайны внутреннего мира. О себе мы можем узнать только в связи с пространством дня и ночи: суть наша не в нас самих, но во взаимосвязи с этой физической свободой, с цветом воздуха и всего неба, суть наша пульсирующая...
Открытое пространство — это холмы и овраги, горы и реки, это равнины, далекий-далекий горизонт или уютная теснина между гор... Но всегда открытое пространство — это цвет свободного воздуха, это тонкий шелк ветра, это неуют или холод, даже пронзающий тебя не¬подвижный мороз, — всегда вовлечение тебя (непременно!), приглашение тебя осознать (осознавать), единственное собственное основание, земное...
Открытое пространство — это наше Начало, буквальное, а начало всегда таинственно. Для природы — это всего лишь какой-то переход, какой-то излом, но именно в изломе этом — Рождение наше.
Человек — больше, чем его плоть и личное мироотношение; человек отражает весь ландшафт, с его пространственными ординатами, именно все это — в нашем внутреннем мире.
Точка зрения, это, конечно, человек, но и сам он — точка приложения, фокус бесчисленных сил. Человек — и объект, хотя свобода выбора поступка, мысли принадлежит ему и только ему. Потому открытое пространство может «сказать» гораздо больше как Целое, чем описание отдельных физических и химических констант: какая геометрия «мгновенно» и целостно рождает наш ум?
А может быть, открытое пространство «только» провоцирует разум? Но и тогда: что же есть наше Я? Действительно, укладывается ли наше Я в натуралистическую (детерминистическую) картину мира, если «оно» обладает правом выбора? Сознание (совесть) как взаимодействие нашего Я и знания?
А может быть, есть переходы между просто разумным поведением и поведением, диктуемым нашим Я? Может ли наше Я не «учитывать» знание?
...пока же открытое пространство лишь отдых нам, лишь ответы безмолвны, лишь какое-то условие вдохновения, лишь прекрасный ландшафт, пусть и родной, желаемый...
Пока открытое пространство чаще нам наслаждение, но и ... Начало и конец всех действий и мыслей. Великих мыслей! Они вызваны великим противостоянием (связью?) твоего Я, твоего Духа и разлетевшейся неизвестной сущности: все вместе — что это?
Все вместе — каким именем назвать?
И звук, и свет
Начало нам — свет, задержанный здесь, на Земле, свет неба — свет Солнца и звезд, свет луны. Начало нам — шум и звуки пространства воздушного: чувство пространства, все доказательство, все вера, ибо звук — сопровождает свет, и достаточно нам иногда звуков...
Начало нам — отличие! смена! Смена освещения: играет пространство, становясь «больше» или «меньше»; начало нам — звуковые ряды местности, уже давно пря¬мо не связанные со светом: какие прекрасные тайны с нами всегда!
Начало нам — сюжет, время, в течение которого смена света и звука осознается нами...
Начало нам — вера в собственную жизнь, вера в свет и цвет огромных событий, вера в связь света и звука, света и шума.
И свет, и звук! А все — потом, все рождается от этой двоицы: способность наша видеть и слышать — основа нашей ориентации, основа нашего поведения... Но и основа нашего ума! Ибо всюду ум, где возникает отличие (различие), где возникают пути разные к достижению чего-либо. Ум — связь, но все ли связи умеем просчитывать? все ли связи осознаем мы?
Свет и звук — основа и мира внутреннего, где те же звуки и тот же свет (в той же?) прекрасной и единствен¬ной связи... И мир внешний читаем потому, что мир наш внутренний записан теми же знаками, и мир внешний читаем потому, что текст его скрывает смысл нашего рождения: то текст узнавания!
Начало нам — свет, и свет мерцающий, свет пронзающий нас; начало нам — мгновения, доли секунды и — вечность: свет уходящий, ушедший.
Начало нам — свет остановленный, свет запертый буквально: уже свет изнутри.
Начало нам — глаза наши; все смотрим и смотрим и никогда не уставая глядеть, ибо начало наше — свет сам. Свет сам!
Начало нам — мгновения; и мгновения уходящие и уходящие, беспрерывные мгновенья, вечные мгновенья — вытесняемые тут же, мерцающие: озарения, осознание — не есть ли макрокопии этих мерцаний?
Начало нам — мерцающие мгновенья, жизнь наша — бесконечные мгновенья, жизнь наша — эти ритмы, уже биоритмы — мгновения иные: ночь и день, времена года...
И все — различие, великое различие, порождающее, даже провоцирующее ответ... изнутри.
... и свет — шумный, гулкий, звучный: свет след здесь оставляет, свет останавливается звуком. Звук держит свет, обнаруживает свет, находит его...
Кто опишет начало наше? таинственное и простое, великое?
СВЕТ
Свет многолик и неожиданен для нас, не определенен в силе своей, цвете, глубине; свет мгновенен — с быстротой взгляда, но и словно застывает, словно льется медленно и тяжело; свет проникновенен, изменяя день, перестраивая день, но и сам по себе свет, и сам собою сбирается вслед за уходящим солнцем...
Свет рождается и умирает, свет мерцает, вспыхивая и исчезая в каждой точке сумеречного пространства, свет горит небесной свободой днем, голубым шелком растворяясь вокруг, свет ночью в предметах и вещах: источается свет слабым и разным сиянием...
Свет легкий и тяжелый, свет яркий и едва замечающийся, свет жаркий и холодеющий: буквально! А небесный свет солнечный или пасмурный — свет рассеянный, свет отовсюду...
Свет тени рождает — прекрасная и легкая игра ослепительного солнца или яркой луны; тени рождают прохладу, тайны... Свет ветер порождает, порождает звуки...
Неожиданен свет потому, что словно не замечается, его подробности словно вдруг, подробности опережают твои заботы и мысли; и красота, необычность освещения не замечается нами...
Прозрачен свет цвета предметов на Земле, цвета глубины необъятного неба, прозрачен и недоступен — есть свет и нет его!., как наше Я — всюдуприсутствуемое и недосягаемое, везде и нигде.
Что свет? Из глубины и просторов каких? и есть ли пределы для света? И как же многообразен свет — на родине, земле нашей: всеми возможными богатствами одарил он нас!
... и может быть встреча — нашего Я со светом — странная встреча! запомнится она на всю жизнь тебе. Встреча-волнение, встреча, где тебе в мгновение будет дана бесконечно большая информация... Когда произойдет встреча та? не близко ли к летним сумеркам, когда пустынный водянистый свет пластами будет накрывать сумеречные овраги и пустынные, словно вымершие, деревенские улицы? и когда звучный холодеющий воздух оврагов будет отбрасывать от себя уверенное и таинственно прекрасное соловьиное пение?
что это? силы какие раз за разом словно приглашают забыться тебе, подарить свое Я неповторимым мгновениям?
А свет — строитель, строитель жизни, пространства всего; какое будущее несет свет?
Свет — вдох, свет — теплота, свет, и только свет наша внутренняя сущность. Но какими словами рассказать об этом?
Сновидение — свет: какие пространства проецируются (соединяются?) в нашем внутреннем мире?
Свет — память, свет — образ: свет печатает бесплотные и невесомые плоскости — помним мы прошлое свое! Горит в нас прошлое, направляя и выправляя действительность... Воистину, свет — творец всего нашего внутреннего мира... Но и творец Мира большого — Мира всего!
Есть свет прошлое и будущее, есть вся информация... Соединен мир весь мгновением-вечностью — да как знать все это? Где переходы те? связь? не в каждой ли земной точке? и точке вообще Мира?
В мгновениях золотистого и теплого дня тайны света, странных и редких встречах нашего Я и света тайна света, в сумеречных гроздьях воздуха тайна света, великая и волнующая тайна Света и нас...
НЕБО
От земли до звезд небо. И небо — где-то, высоко, непредставимо отдалено, или неопределенно низкое, может быть, начинающееся от сырой земли, от тающих сейчас снежных полян... От земли до голубизны, теряющейся в невообразимой вышине, небо, до туч, до серой мглы, задевающей деревья и строения. А в дождь или снегопад что-то первичное, исходное небесное восстанавливается, и то великое время движения и мерного однообразия награда нам: небо с нами, вокруг нас.
И начало всему — в небе: солнце и луна — в небе, все события прежде всего свершаются на небесах — смена освещения, движение туч, тот же дождь или снегопад, холод, времена года... От неба все на земле...
Свет, запахи, звуки — в небе; свет то заливает голубую бездонную громаду, и бесчисленные светлые и желтые ниточки солнечных лучей так и вьются над поверхностью земли, то свет опустошает прозрачностью открытый день — свет отовсюду; запахи, тепло стоят или стекают с цветущих склонов лугов и полей, или растворенно поднимаются вверх в лесу, острые запахи самой земли и прошлогодних листьев.
И звуки, звуки! перебрасывающиеся ночью, или наполняющие ее до краев, звуки, уносимые дневным ветром и светом, звуки, сливающиеся в общий шум или гул — «фоновый», как днем, или кружащийся по горизонту, как ночью... Дивные, таинственные звуки! Звуки всегда рождают тайну! ибо сопровождают явления, сопровождают образы — сопровождают конкретное, а отдельно, сами по себе, звуки провоцируют поиск зрительного источника, оставляют вероятностным его связь со звуком...
Не все мы видим в небе, а слышим все доступное, все вокруг, и потому предположительное, таинственное изначально с нами, изначально от нас самих... Додумывая, замечая наконец неизвестные связи, мы в прекрасном пути всегда. Ордината развития заложена и в самом противоречии между образом и звуком.
А небо — свобода! Без края, без преград, лишь сила неведомая и невидимая возвращает назад, к земле, и сила иная, мгновенная, сколько хватает взгляда и воображения, увлекает вперед, вверх, и та сила зовет, приказывает, просит...
Каким же великим противостоянием ты остановлен! Или — награжден? и воздушное пространство, все в красках, в движениях, в объемах остается для твоего будущего... Да, время на Земле — между небом и поверхностью земли, время, может быть, за небом буквально.
... устанавливает нам небо (с землею) какую-то меру... осознания? самой жизни? пространства? Устанавливает какие-то соотношения... объема? «свежести»? в которых и только рождается наше непонятное Я.
Да, наше Я в связи с небом: но как? в связи со свободой физической, в связи с какими-то соотношениями воздушного пространства: все как?
Устанавливает нам поверхность Земли границы возможностей, определяет точки роста (развития)...
А небо опережает, опережает даже мысли, небо ненасытно, богато небо, свидетель всего небо, небо — цель, небо — высь, небо — настроение, небо — ритм твоей жизни, небо — твоя жизнь, свободное и одухотворенное небо!
Уже духоносное небо.
Из книги "Арабески"
Небо—внутренний мир
Небо — это прежде всего "вольный свет"
Это голубая или серая физическая свобода, обнимающая землю, и только потому видна нам поверхность земли: "светло светлая и красно украшенная земля" потому, что есть небо;
И небо — мгновенно для взгляда, неохватно как свобода, бесконечно для богатства красок...
Все наши помыслы, все принципы, все мысли тайные — сквозь небо! сквозь незамечаемое небо вся жизнь наша, переполненная заботами и суетой, потому что слышим и видим, чувствуем друг друга и остальной мир "через" прозрачный воздух, воздух цвета земных предметов, воздух, где цвет рождается в огромных толщах взвешенных частиц: то солнечные лучи играют невесомыми цветовыми и световыми громадами
а воспринимаем мы небо лишь как данность, воспринимаем других людей, вообще всё внешнее как собственное дыхание: в представлениях наших, понятиях — всё то же небо, всё то же внешнее, но отражённое, запечатленное, — сокровенное для осознания в самых глубинных своих связях
не замечается нами в себе, в своем внутреннем мире "небо как собственная отражённая сущность", живём тем, что важно для себя, близких, живём реальным и придуманным — таким же реальным по воздействию на нас и других
Живём или стараемся жить только тем, что непосредственно отвечает нашим запросам...
И "природа" наших отношений отрывается от природы вокруг, абсолютизируется, противопоставляется всей остальной
Даже полностью "объясняется" чем-то несводимым к биологии и физике ...
Между тем, и небо, и все остальное внешнее — не понято нами, не понята, точнее — не принята, допустим, природа света, природа мгновений и вечности, не понята (не оценена) природа микромира... Между тем, природа внутреннего мира, уязвимого или неприступного, также парадоксальна, и лишь приоткрывается своими глубинами—в немногих строчках или намёках...
Да, наши оценки духовные прямо не "вытекают" из природы открытых воздушных пространств над немыслимо прекрасной землёй, и как будто разрыв между духовным и природным непреодолим. Но "так" ли мы понимаем природу? Вот как написал А.А. Любищев в статье "Основной постулат этики": следует жить согласно природе человека, т.е., "согласно разуму": нужно поступать так, чтобы способствовать "победе духа над материей", т.е. тем самым это означает "жить согласно истинному смыслу природы"...
Значит, в природе — и дух, и материя?
Как же все это выразить по отношению к небу и внутреннему миру?
Как же внутренней мир наш, т.е. сознание, память..., т. е. "чисто" психическое, человеческое соотносится с "чисто" физическим — небом?
* * *
а выразить это можно, только имея в виду, что "человек" потенциально существовал задолго до своего реального воплощения.
Условия неба и вызвали к жизни нас.
...великий мир и не знает ни физики, ни психики, ни других отдельных наук:
Он есть всё и сразу
Свет — образ
Образ окружающего мира в нашем сознании... остаётся; мир уходит "к себе" вперёд /куда?/,образ остаётся. Всего лишь мгновение разделяет острие напряжения мира и — уже образ в нашем сознании, одно мгновение... Тысячи мгновений, уже целые дни мгновений, годы и — нескончаемая череда или вереница образов
За толщу времени переполнена наша память образами окружающего мира, но и "свободно" в нашем сознании, как будто наш внутренний мир весь такой же необъятный, как и окружающий внешний.
Световые мгновения хранятся в нашем сознании, и читаются они линиями, цветом, объёмом
Великие мгновения хранятся в нашем сознании, и всё читаем и читаем их, читаем спустя время; великое событие сотворение образа, безболезненное — естественное... А мир окружающий "скручивается", считывается безболезненно в нашу память... Как?
Впечатывает свет образы во всей нашей жизни нам — да осознаём ли? читаем ли мы жизнь собственную как целое? Какие мгновения световые для нас самые-самые? и какое же самосохранение отбирает образы, встраивая их тут же в давным-давно имеющуюся иерархию ценностей?
А само небо, предвечернее, например, разрывает уют гигантскими масштабами: бесконечно далёкие краски, темно-розовые и холодно-зелёные обнажают недосягаемую границу вдыхаемой свободы, где-то высоко — уже боязной, и вся картинная небесная панорама, видимая почти насильствен¬но /!/что нам?
Что нам низкое в тучах серое небо? почти задевающее за деревья, постройки, а сгустки серой прохлады задевают и нас?
А летняя толща тёплого воздуха, всегда голубеющего где-то в невообразимой вышине?
Свет неба, свет небесных светил и определил нам свободу — свободу духа, свободу мыслей... И оставляет и оставляет копии нам — всё той же свободы, без края и без границ...
Свет неба и определил нам непонятное для нас целое: охватывает ли оно нашу жизнь? наши мысли, наш дух? И оно ли определило нам самосохранение?
Свет — образ, свет — мгновенный образ, световая память — всё продолжение внешнего мира во внутренний — наш мир, световой мир, в который с каждым мгновением прибывает и прибывает всё вещное, всё чувствуемое, все контрастное! противоречивое!
Бесплотные невесомые образы в сознании нашем, между тем, обладают самой земной тяжестью — самой непроницаемой плотностью — для нас! Для нашей жизни, для наших взглядов и действий
Возвращается всё во внешний яркий мир с бесплотных и невесомых наших образов!
Объединяет времена и пространства наш внутренний свободный мир: что в нашем мире "объединяет" всё-всё на свете? Как же перестроена природа, что она уравновешивает несопоставимые расстояния, тяжести, времена?
Модель "небесного принципа" строения внутреннего мира человека
вот и устроен внутренний мир человека по "образу и подобию" воздушного неба — просматриваемого, прослушиваемого сколько хватает собственных сил и физических внешних условий.
А небо — изменяющееся, то низкое, пасмурное, суровое, то беспредельно голубое с ярким солнцем, небо дня и ночи, небо времен года...
По образу и подобию изменяющегося неба выстроен мир наш внутренний, личный — и не только отражением — образами буквально /представлениями/, но и "строительными блоками" — словами, и прежде всего словами — омонимами /, и какими еще? не базисными ли, коренными, характе¬ризующими именно пространство вокруг?/. И словесное выражение личных оценок, поступков оказалось /зафик-сировалось/ таким же как и словесное выражение небесных характеристик.
Но физическая свобода в бескрайнем и ненасытном небе диктовала "свободу" поступка, "свободу" мыслей, и "свобода" та пьянила открытыми возможностями и отрезвляла очевидными запретами: что у человека есть такое, что "в себе самом содержит необходимость", т. е. свободу? ведь "свобода имеет причиной саму себя и не имеет причины вне себя". И к чему относится это качество — к "Я", к сознанию в целом, ко всему внутреннему миру? Я думаю, что это качество относится только к "Я", а весь внутренний мир, отраженный от внешнего, провоцирует к неограниченной свободе — физической? /в чем ограничения физической свободы?/и он отражает ее, содержит в себе ее иллюзию... Ведь отражение — уже ответ /только причинно-следственный?/. Я думаю, что именно поэтому в нас самих существует безотчетное стремление следовать, отвечать, реагировать всему внешнему, на все внешнее... Здесь великая причинно-следственная связь, не прочитываемая до конца
сознание "ограничивало" возможности, соотносило их друг с другом, но непонятное "Я", не подчиняясь "ничему", словно было "на стороне" внешнего блистающего мира, непонятное "Я" рождало и свободу и собственную необходимость: ведь "все-все" рождалось заново... Непонятное "Я" было не отражением, — а каким-то противовесом, какой-то неуловимой и неуничтожимой сущностью, всюду присутствующей и
необнаруживаемой...
И сознание ограничивало и притязания "Я", оно и просчитывало возможности с "потребностями", примеряло их, сознание "исходило" из запрета на одиночество, сознание буквально выводилось из диалога, сознание как... воздух с каждой порцией осознания " накачивалось" во внутренний мир... Но все же сознание имело причину себя вне одного
человека.
По этой причине сознание отвергало абсолютную свободу
одного человека...
А небо? Ну где еще "жить" человеку? Человек — небесный.
Из книги «Бытие» (2005)
Свет
«Центр мира», так необходимый нам…является редко и неожиданно; он возвышает дух: то свет дня или ночи, замедляя или смещая – смешивая! – времена, «держит» перед тобой (!) самое лучшее, самое сильное, что запрятано глубоко в тебе(!!)…ведь состояние, при котором объявляешь ты виденное «центром мира», есть высшее согласие тебя и внешнего, есть всё тот же резонанс, есть великий резонанс внутреннего мира и внешнего, и это высшее согласие вызывает свет…
Творец нашего мира – свет
…творец жизни свет, твоей общей сущности и твоего самого-самого тайного. Творец мира вольный свет, ненасытных пространств!
Холодная и ветреная весна всегда долгая: над невообразимо огромной местностью сгустки света цвета грязно-белой земли и неопределённо-боязной свободы неба – противостояние земли, разлетевшейся до горизонта, и окружения свободой… Земля дышит свободой, а воздух вдох, воздух – свет
А диапазон излучения – свет, воспринимаемый нами, «видимый» нами, и свет – символ!, но, прежде всего, свет – поле жизни, условие физической свободы жизни и нам, свободы действий, мыслей
Свободы воображения, образов, сновидений!
свет и только свет – сущность наша
Свет – связь, видимая «часть» круговорота (?) бытия
* * *
но свет безразличен над событием, явлением
и за пределами того, что видим мы, за пределами нашего Мира – Миры иные: и все их включает в себя Бытие, и круговорот Миров и есть круговорот Бытия; непредставимо медленен круговорот и неуловимо быстр….коллапсирует пространство-время и – взрывается: всегда, каждое мгновенье?
Холодная и ветреная весна – долгая, обманчивая
Лишь инерция тебя, инерция поступков, инерция жизни «позволяет» тебе опираться на привходящие мгновенья
лишь инерция-память тебя проносит над разрывами времени: ведь ты бесконечно богат, ты богат световыми образами…ты помнишь, как, например, летела в начале лета ночная прохлада над тёмной землёй, – мгновенно, проявляясь лишь искорками света да шумной тяжестью… ты помнишь тысячи реальных земных картин…ты помнишь тысячи лиц, тысячи звуков… и быть ты не можешь без вольного света, откуда в тебя приходит жизнь-память…
это свет безразличен к тебе, но не ты.
… сколько же раз в детстве летним утром первое, что я делал – выходил на улицу, к солнечным лучам, к необъятной и ещё прохладной свежести небесного воздуха
через застывшее серебро пыльного двора к шуму нового огромного дня
к свету, который царил с тех пор и в моём мире
Из книги "Этюды о сознании"
193. Но самое главное для сознания – свет, его «многообразие»; в пасмурных ветреных или дождливых днях, в сумерках, которые я считал великими из-за молчаливого шумного (музыкального) и насыщенного противостояния света и темноты, или – в днях солнечных, беспредельных…, когда утверждалось…что утверждалось?
…Свет для сознания
может быть, свет привносит Я? (как острие самоидентичности)…на какую-то «матрицу», ведь известно, что самые «главные» биологические процессы – фотосинтез, биосинтез белка, синтез АТФ и др. складывались постепенно и при этом использовались (подбирались) физико-химические основы. Правда, это вовсе не значит, что специалисты знают об этих процессах «всё»
думаю также, что проблема редукционизма-холизма будет когда-нибудь снята
* * *
322. Между тем, в земных ландшафтах освещение (да и все физические свойства) есть смена качеств восприятия внешнего мира сознанием: великие провокации самого проявления сознания в природе – перед нами:
зеркальное отражение водной гладью, сумеречное освещение, дождь (снегопад), лунная ночь, шум листьев под ветром, шум прибоя…
одни и те же клише в мире, но какие!
* * *
517*. Свет и звук – основа и мира внутреннего, где те же звуки и тот же свет (в той же?) прекрасной и единственной связи…
Начало нам – свет остановленный, свет запертый буквально, уже свет изнутри
Мы – ответ свету! От-вет с-вету и небу, ответ звуковой!
* * * *
«Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир. В мире был, и мир через Него начал быть, и мир Его не познал. Пришёл к своим, и свои Его не приняли». Иоанн, 1. 9-11.