О КНИГЕ СТИХОВ В.ИРХИНА "ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЛЮБВИ".
ИЗ ЛИТЕРАТУРНОГО ДНЕВНИКА.
В поэме «Такая уж музыка вышла» автор изложил свое неординарное представление о природе поэзии и личности поэта:
«…живущий вне времен, всегдашнее дитя,
…Он просит о любви слепцов глухонемых…
В нем пчелка пишет стих,
в нем стонет Прометей и дышит Атлантида.
Воскресший минерал, слеза чистейших проб,
осколок недр, он светится…»
В.Ирхин обладал уникальным даром: к чему бы ни прикоснулся его взор, фиксируя «дыханье почвы и судьбы», - все становится предметом поэтических импровизаций. В его стихах - разгул всех стихий земли, их мощное дыхание: это грозы, ветры, ураганы, штормы. Он подметил бег облаков, запах трав, дрожь осины, благоуханье сирени, полыханье золотых кленов, шелест трав, «розы взорвавшийся купол», наблюдал промысел пчелы, гордый полет орла в поднебесье, слышал разноголосье всех божьих тварей. По воле причудливой фантазии автора, как на ковре-самолете, мы оказываемся в различных странах, то переносимся в заоблачные вершины гор, то опускаемся в прохладные долины, лесные кущи или оказываемся среди барханов пустынь. В калейдоскопе новых и новых картин видятся исчезнувшие далекие миры, боги Олимпа, герои, дивные женщины, великие поэты. Мы начинаем понимать язык разных народов и рас, познавать тайный смысл предсказаний евангелистов и оракулов, наслаждаемся театром жизни.
И над всем этим-поэт, незримо присутствующий в произведениях В.Ирхина, сотворивший театр «на миру», разделив судьбу всех своих героев – грешника и святого, дерзновенного борца и забитого до смерти нищего, мыслителя и гневного пророка, Спасителя и Магдалины, изгоя и гения, осененных талантами актеров, музыкантов, художников, ваятелей... Даже в бродячей собаке он сумел узнать родственную душу, в листьях клена, медленно покидающих родное дерево, - разглядеть свое израненное сердце страстотерпца, а во Вселенной – обрести собственный мир обитания.
…«Иду…, как хмельной гармонист околицей,
меха разрывая всею удалью души своей
да пританцовывая так,
что только пыль под сапогами!
Лишь планеты жужжат надо мной,
как жуки золотые,
да от звезд отмахиваюсь,
как от тополиного пуха». (Стр. 65)
Поэт смог передать в стихах всю меру возложенной на него Богом ответственности:
«Думал ли я, что в мои уста вложишь ты эту песнь?!
…Ибо Душа Поэта – одна и есть та самая земля обетованная,
к которой вели свои народы великие пророки, но не знали этого.
Ибо Душа Поэта есть Первый и есть Последний Храм Земли,
и когда остановятся и заглохнут колокола всех,
его колокол еще будет звонить, и на звон его
придут люди...
… Ни единого камня не вынете из книги моей!
Ибо Слово, Слово было вначале…
Как же ты решился, Господи, выбрать меня?» (Стр. 103)
Осознавая, что поэт – избранник божий, обреченный на страдание, непонимание, неприятие, вечный одинокий странник в толпе людей, В.Ирхин с горечью констатирует:
«Бог – один мой слушатель,
и бог - один ценитель».
Разные чувства обуревают поэта - ликующая радость, восторг, гнев, разочарование, отчаяние, горе, сожаление, печаль, грусть. Для каждого из них он находит самые точные прочувствованные образы и слова:
«Я не сдержал тоски, как тополь листьев» (Стр.214)
«Подставленный открытью и снегам,
мой вздох не знал, за что цепляться дальше.
Все, что я сделал в мире: не солгал.
Да только мир в том, в общем, не нуждался.
И я не знал, где явь, где бред, где сон,
и вспыхивали ранние светила,
и грусть моя, как степь за горизонт,
далеко-предалеко заходила». (Стр.214-215)
«… Да, на грани отчаяния!
Да, если хотите, то - как за соломку
за каждый ваш взгляд, за улыбку случайную…
Под пеплом душа, и под грудой обломков
зияет мой храм, но последней и первою
мольбою – мольба по любови и братству.
Я знаю, что с богом всегда повидаться успею я!
С людьми бы, с людьми бы еще повидаться». (Стр.165)
СЛОВО О ПОЭТЕ
Принято считать, что люди профессии, к какой относится Владислав Ирхин, в творческих муках рождают свои произведения. Так и видится картина: измученный поэт, с взъерошенной шевелюрой, уставясь в одну точку безумным взглядом, что-то бубнит, повторяя одну и ту же фразу. Его рабочий стол завален черновиками, мусорная корзинка полна измятых бумаг. Чад от крепких сигарет, запах кофе…Домашние, боясь вспугнуть капризную музу, говорят шепотом, ходят на цыпочках. Наконец далеко за полночь, вскочив и размахивая руками, поэт записывает найденную рифму, и блаженная улыбка осеняет его лицо – пришло долгожданное вдохновение!
Как это не похоже на Владислава Ирхина, на его творческий процесс, который не ограничивался временем или пространством. Он мог писать в тиши кабинета, среди уличной толпы, на природе, в любое время суток. Стихи приходили к нему сразу: строфа за строфой всплывая в мозгу, захлестывая своими ритмами; строки ложились на бумагу, как будто кто-то надиктовывал их ему.
«А душа молода-молода!
А душа, что ты с нею ни делай,
воспарит вдруг, бог знает куда,
легкокрылою девочкой белой…
Ах, какие пошли времена!
Я за ночь до того истоскуюсь:
не встаю – воскресаю от сна,
встречу женщину – не налюбуюсь.
Пусть она промелькнула, бледна.
Пусть ушла. Пусть другого целует.
Но, как господа бога, она
уж мечты-то моей не минует?!
Годы канули в вечность. Уже,
может, жизни мгновенья всего-то?
Пасть бы ниц перед богом душе?!
А у ней все полеты, полеты…» (Стр. 155)
Это удивительный дар экспромта, фантастическая свобода выражения мысли основывались на лингвистической глубине и неповторимости языка автора, позволив ему создать подлинные поэтические шедевры.
«Словно птицы – всем гомоном - к морю,
словно льдины - все устья кроша,
словно кони с обрыва – на волю! –
расплескалась над миром душа!
Кто Великий качнул надо мною
Млечный путь, как под росами ветвь?
Кто зазвал в это небо ночное –
обрыдать его все, обреветь,
чтоб все звоны и запахи мира
вили гнезда бы в горле моем,
чтоб осталась последняя сила
на единственный вздох и псалом?
О, к каким бессловесным просторам
на спине, будто бы на плаву,
пред божественным звездным собором
по последней прямой поплыву?
За все воды и медные трубы,
за прокрустовы ложа годин
дай поднесть мне последние губы
к мирозданью – один на один». (Стр. 7)
Владислав, объясняя таинственный процесс зарождения стиха, однажды сказал:
«Люди, верьте, того, чего не было - не сочинишь». (Стр. 178)
«Сквозь сумасшедший экстаз озаренья
вымолил, вымолил в дар
непостижимые тайны творенья,
жизни кипящей нектар». (Стр.303)
« Мне не давалась эта красота.
Я не настиг волшебного мгновенья,
и не зажглась высокая мечта,
и связанным бродило вдохновенье.
Звук скапливался в тихие слова,
слова - в строку, и в первом вскрике мысли
кричали двое: я и синева». (Стр. 214)
«И вся моя жизнь, будто с жизнью прощанье,
но вдруг прозреваешь, сомкнувши уста:
слова мне нужны были в самом начале,
а дальше открылась молитв немота». (Стр.246)
Поэзия В.Ирхина сопредельна со многими видами и жанрами искусства. Его стихи музыкальны, в них изначально заложены песенные ритмы, и чуткое ухо алматинского композитора А.Молдагаинова уловило их. На стихи поэта он написал более 30 песен и романсов. Результатом их творческого союза и дружбы стало создание эпического произведения - реквиема «Кленовая ветвь», исполненного хором, симфоническим оркестром и солистами городов Уральска, Саратова, Астрахани и Алматы.
Недаром говорится, что талантливый человек талантлив во всем. Новая щедрость господа открыла поэту еще один, новый путь к сердцам людей: его стихи явились им окутанные в удивительные по красоте и выразительности напевы и мелодии его собственного сочинения. Владислав давно слышал свою музыку, но не решался признаться в этом, лишь намекая: «Все больше к музыке душа благоволит».
«Но врывалась в ночах, но бросалась, как женщина, музыка
и ложилась навек мучить губы мои и персты».(Стр. 264)
«Но если б не музыка, я стихи
слагать не стал. Потворствовать гордыне
искусством рифмы? О, как далече ныне
душа моя от этой чепухи.
Но если б бог не создал девы грудь
и бедер с их бессмертным силуэтом –
музыки б не было! Оттуда путь
гармонии! И Моцарт знал об этом.
И Тициан не цвет искал, а взгляд,
чтоб с морем грез, с неистовством желанья
легли на холст и рай земной, и ад,
всей музыкой блаженства и страданья.
… жизнь мечется меж бредом и абсурдом.
Но дева вдруг к поэту клонит грудь,
но дирижер вдруг жезл занес над пультом,
и - музыка! И страсти ураган!
Пусть завтра жизнь распнут на дыбе прозы,
но ныне пусть парят над миром грезы,
пусть ластится божественный обман…» (Стр. 308)
Владислав Ирхин издал три нотных альбома песен и романсов собственного сочинения: «Русь моя, Россиюшка», «Так живи же, мой град, живи» (О Петербурге) и «Любовь есть Бог». В них вошли лучшие его произведения, вводящие слушателей и исполнителей в мир подлинных страстей и высоких чувств, открывая философский смысл и красоту взаимоотношений Мужчины и Женщины; немеркнущую славу Отечества, веру в возрождение России («И сбудутся пророчества и сны, и умысел господний о России!»); непреходящий восторг перед « градом Петровым».
«И чайка, с гранитного взмыв парапета,
замрет и зависнет на невском ветру
гвоздикой, летящей в петлицу поэту
за все круговерти его на миру.
Во дни расставанья с тобою - до встречи –
сиротской слезою по миру плыву.
Во дни расставанья по капле сердечной
твоей красотою держусь и живу.
От стойки трактирной и свары житейской
господь отводил мои как-то пути.
Но с игл Петропавловки, Адмиралтейства
живым мне уже никогда не сойти.
Молюсь на тебя, пока сердце не дрогнет
на диком, безумном витке бытия.
Молюсь на тебя, мой чертог и острог мой,
в слезах, как блаженный, на паперть твоя!
И слезы мои все алмазами полны.
И звон колоколен по-ангельски тих.
И ветер колышет зеленые волны
страницами сладких неизданных книг». (Стр. 245-246)
Экспрессия и метафоричность творческого арсенала В.Ирхина как поэта и композитора (иной раз кажется, что над созданием его произведений трудились и хореограф, и скульптор, и творец фресок, и архитектор) открывают возможности для синтеза многих видов и жанров искусства, сфокусировав их в театральном действе: хореографии, поэтических спектаклях, мюзиклах.
Возможно, что его произведения вдохновят какого-нибудь смелого новатора на творческий эксперимент по воплощению неосвоенного на российской сцене жанра – МИСТЕРИИ.