Тебя поздравит осень

Виолетта Кореневкина
        Август – моя пора. Отцвел нежный, прохладно-благоуханный июнь – обещающий, маняще-юный, отшумел июль – жаркий, безудержный, страстный, ошибающийся, зрелый, пришел август – спокойный, разочарованный, утомленный, но все еще бархатисто-пленящий, нахально-красочный, дурманяще-ароматный. Мой август. Неторопливый, рассудительный, пока не торопящийся подводить итоги, однако, разумный, почти расчетливый.

        Стучит, стучит в окно желтой пятипалой листвой. Желтый – не мой цвет. Да и не время еще осеннему цвету. Мой цвет – белый, небесно-голубой, иссиня-зеленый, аки морская волна, пурпурно-красный. Чистота, мечта, бурная страсть. И все это краски августа, как, впрочем, и желтый – цвет случайных опавших листьев, цвет разлук и ошибок.

        Август, ты вновь возвращаешь вернувшееся, забытое ожидание – последнее, оттого и наиболее пронзительное, печальное, обреченно-невозможное. Вместе с августом всегда приходит он – мучительно-долгожданный, неизменно-разочаровывающий, пугающий и предательски-обманный.

        Сегодня он пришел опять. И опять обманул. А ты и знала, что по-другому быть не могло. Ты знаешь это каждый раз и все же томительно ждешь, изо всех сил  притягивая ускользающее здравомыслие,  облачаясь в напускное равнодушие, тщетно пытаясь унять учащающийся пульс, разбегающиеся неуемные мысли, укрощенные, вытесненные желания.

        Особенно мучительно-тревожными становятся дня три-четыре перед его приходом. Встречи не избежать, как не избежать очередного разочарования, к которому нельзя ни привыкнуть, ни приготовиться, а значит, опять не уйти ни от боли, ни от страдания. Ты начинаешь метаться, как пойманный в силок зверь, придумываешь пути к отступлению – отключить телефон, уехать – куда? к кому? – купить новое, ненужное платье – зачем? для кого? Потом, обессиленная, успокаиваешься – принимаешь обман как данность, как явленную неизбежность, машинально готовишь лишнее, дежурное угощенье, стыдишься навязчивых, неискренних поздравлений, фальшивых тостов, и потом всю ночь переживаешь за коллег, перебравших по твоему поводу коньячка.

        И все это время ждешь, ждешь, мучительно, напряженно ждешь одного-единственного звонка-письма-сообщения. Потом не выдержишь – звонишь сама, предварительно прорепетировав веселую, радостную интонацию своего голоса, и усиленно пытаешься поверить, что «ты опередила, вот только собирался!» И опять, опять ждешь самой малости. Ждешь всего! Праздника. Но он каждый раз обманывает.

        Не обманул лишь однажды. Давно, в детстве, отец подарил маленькие позолоченные часики с корундовым стеклом. В классе часы были только у тебя, и все поочередно шепотом спрашивали: «Сколько до конца урока?»,  - пока грозная училка, подняв очки на лоб, строго не говорила: «Альве, еще раз придешь в школу с часами – на урок не пущу».

        Когда, в какой момент ты стала его бояться – теперь и не вспомнить. Как и не вспомнить, когда ты стала так мучительно-навязчиво, скрывая и всеми силами гася в себе это, ждать подарка – дара – талисмана – амулета – вещественного, неисчезаемого, убеждающего тебя доказательства его любви. Когда это случилось, почему? Зачем? Когда тебе мало стало слова – легковесного, не выстраданного, изменчивого, сказанного вскользь, возможно, не только тебе, сказанного не навсегда?

        Давно, очень давно, ты подумала, что тотем этот – обручальное кольцо. И не раздумывая – сравнить было не с чем, не с кем – ты согласилась. Кольцо выбирала его мать –  объезжая не один магазин, торгуясь, советуя вовсе не то, что нравилось тебе. И не было главного – праздника. Не было момента, когда остро, осязаемо ощущаешь счастье – вот оно, в твоих руках, в этой самой бархатной коробочке, и ты можешь достать его, когда захочешь, погладить пальчиком, примерить – какова? – и убедившись – оно есть, есть у тебя! счастье! - опять спрятать в коробочку, далеко – далеко, к самому сердцу.
Потом как-то незаметно ты просто стала ждать не самого тотема, а превращения в него – любой мелочи, любого самого обычного презента. Помнишь, как долго ты клала на ночь под подушку подаренные деревянные бусы из сандалового дерева в продолговатом пластмассовом футляре, чтобы засыпая держать их в руке – вот оно, мое счастье, здесь, со мной, -  а проснувшись утром – сразу же нащупать, будто поздороваться за руку, прикоснувшись к любимому. Коробочка, правда, скоро треснула – то ли ты сильно ее сжимала, чтобы не упустить своего счастья, то ли само счастье надломилось.

          А однажды, помнишь, помнишь, он сказал тебе – между делом, просто так, и разговора даже никакого не было, и до дня рождения далеко – он сказал: « Мы купим тебе колечко». И у тебя перехватило дыхание. Ты не ответила. Ты боялась поверить – не ослышалась ли. Ты боялась спугнуть ненароком залетевшую  мечту, чудом угаданное тайное желание. Ты ничего не просила, только ждала – вместе выбирать, поверить, оставить у себя навсегда.

          Он не успел купить тебе колечко – разлюбил раньше.

          И ты перестала ждать. Только стала бояться – вдруг подарят что-то, ну бывает же, а тебе покажется, пригрезится, опять обманется.

          А как-то, вспомни, поздней осенью, в дождь, ты возвращалась с работы. Тебя окликнул бывший одноклассник. И вы так здорово проболтали с ним под одним зонтом, ну, наверное, с полчаса. Хохотали, вспоминая школу, добрейших учителей, смешные случаи из школьной жизни.
             - Ой, а где теперь Алексеев? Столько лет не виделись.
             - Да у него трое детей.
             - А Серега Новиков?
             - На  Балтийском флоте, офицер.
             - Ничего себе! Никогда бы не подумала – такой разгильдяй был.
             - Смотри, -  сказал он, доставая из кармана желудь. – Больше ничего нет. – И, смущаясь, добавил: - Возьми на память.

         Вы опять засмеялись. Звонко, заливисто, легко, будто догоняя смехом друг друга. Так безудержно, безпричинно можно было смеяться только в детстве. Желудь тот ты долго носила в сумке, пока вместе с сумкой не выбросила. Вот он – тотем, вот дар, амулет, которого так ждала. Отдал все, что было. И неважно, что это всего лишь желудь.

         А теперь я иду по  широкой тенистой аллее. Конец ее скрыт где-то за деревьями. Я иду, и со мной мой август, солидный, респектабельный, импозантный. Он нежно обнимает меня за плечи – то ли август, то ли уже повеявший ранним осенним холодком вечер. Я его очень люблю. А он и не знает об этом, не может знать, а значит, и принять не может. Меня никогда не было в его жизни. Так почему он? Просто именно на нем свела я лучи своих тайных мечтаний, надежд, стремлений, своих безмерных фантазийных чувствований, безутешных страданий. Эти лучи должны были обязательно долететь до кого-то, в ком-то отразиться, чтобы послать обратно свой заряд, свою энергию, свою любовь. Всю жизнь я жила этим отражением. И совсем не имеет значения, что светило было остывшее, потухшее миллиарды лет назад, еще до моего рождения.
Я иду дальше. Я ничего не жду. Я многому научилась. Я даже уже не боюсь его – своего дня рождения. Август не кончается.  «Я  с тобой, я буду тебя защищать», - шепчет он ветром мне в самое ушко. Он со мной, он навсегда – мой август. А впереди еще приветливый, щедрый, обещающе-расточительный сентябрь. Он приподнимает в приветствии свою бездонно – облачную шляпу и напевает мне мелким синкопирующим дождиком: «Радость моя! С днем рождения! Тебя поздравит осень!»