О КНИГЕ СТИХОВ В.ИРХИНА "ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЛЮБВИ"
В главную книгу В.Ирхина в качестве ее разделов вошли написанные в разное время циклы стихов: «Прилетайте, люди», «Кленовая ветвь», "Стихи мои одинокие", "Есть город на земле", «Евангелие от любви».
Название «Евангелие от любви», данное книге, – это не изыск или претензия на оригинальность, а осознанное, глубоко продуманное видение жанра своих произведений. Именно – «Евангелие», «благая весть», слово о миропорядке, в центре которого он видит главные ипостаси, определяющие смысл пребывания нас на Земле: Бог – Вера, Родина – Природа, Женщина – Эрос.
На страницах книги как бы оживают изысканнейшие сладострастные сцены, эротические шедевры фресок Помпеи, скульптуры и фризы тантрийских храмов.
В.Ирхин пишет о женщине так, как не писал никто.
В русской, да и в мировой литературе - ему нет аналогов.
«Я б как сказочный мальчик
в счастливом хмелю от твоей молодой позолоты
вокруг шеи тебя всю б обвил, как змею,
и смеялся б и дразнил кого-то.
Я б из ног и из рук твоих сплел бы венок,
и надев его вместо короны,
я бы шел по земле не как царь, а как Бог
под весенние огни и громы». ( Стр.112)
В книге «Евангелие от любви» - ренессансное торжество плоти и красок. И любовь в понимании автора – не сладенький сиропчик, а ни с чем не сравнимое по своей силе чувство - этот рай и ад, это великое действо, без которого нет ни жизни, ни искусства, ни поэзии:
«Твое скользкое тело ловлю,
как наездник, как волк, как борзая.
Я тебя как легенду люблю,
и желаний земных не желаю.
То из рук ускользнув, то из уст.
вдруг рабыней под ноги ложишься
и, как в грозы сиреневый куст,
вся – томишь, вся - дрожишь, вся – двоишься.
Ты взойдешь на другой пьедестал.
Как из мифа вакханку нагую,
Я тебя пронесу, как кентавр,
у богов и людей отвоюю.
И когда упаду под стрелой
и о землю расколется лира,
мои звуки пребудут с тобой,
хоть к ногам твоим бросят полмира.
И в моих помутневших глазах,
когда стану без чувств и дыханья,
еще долго, как месяц в волнах,
будет длиться твое колыханье». (Стр. 121)
Поэт находит все новые и новые изобразительные средства, передающие восторг и смятение юношеской души при встрече с любимой, обволакивающую нежность любовных чар, языческую мощь накатыващих волн зрелой всепоглощающей страсти,
боль отверженности, безумие ревности, тоску и страдание, сродни смертельному недугу, увядание чувства, губительную опустошенность, неясные проблески надежды, вновь и вновь повторяющиеся встречи и расставания.
«Ведь только для дуэлей и любви
бог создал царских парков тропы.
Там так горят и клен, и жизнь, и тополь,
и все зовет к безумству, но – увы!
Броди теперь века средь миража.
Ее лицо в других лови, как призрак.
А был же миг, что стоит целой жизни.
О, пой и плачь, пропащая душа!» (Стр.110)
«В этом мире, где все, что не тлен, то тщета,
и где честным не выиграть битвы,
где и жизнь, да и смерть – все одна маета,
есть убежище в тихой молитве.
Только храм этот мой без единой свечи.
Но как волосы пахнут и плечи.
Продолжай, продолжай, о, шепчи, о, шепчи,
о, как сладки бессвязные речи.
Я молюсь на тебя под покровом светил
и в зверинце людском не играюсь.
За плечами давно стонут прорези крыл,
я уже от земли отрываюсь.
Закружи меня, жизнь, с головой закружи,
чтобы в страсти огне первородном
все палаты ума, всю бы мудрость души
я за молодость глупую отдал». (Стр.114)
Провозгласив право человека на чувственную свободу,поэт объясняется в любви к женщине, воспевая эротическую сущность, красоту и совершенство ее тела, сотворенного по «божественным лекалам». Вряд ли кому удавалось представить этот венец творения в трех его ипостасях: Святая Дева, Дева - Жена и Дева, Творящая Блуд.
Мы оказываемся в обществе прекрасных женщин – жриц, богинь, вакханок, нимф, цариц и …той – одной, незримо присутствующей во всех его стихах.
«Когда ты вздрагиваешь подо мною
и затихаешь,
мне кажется, я обнимаю землю…
И великая месса Баха,
которая, может быть,
больше самого мироздания, -
это ты - нагая». ( Стр. 15)
«Это не звезды, ночь озарив,
падали в Днепр!
Это – бедра твои
из объятий моих вдруг взмывали свечою,
как рыбины,
и, качнув плавниками,
на дно их ложились обратно.
Ибо нет и не будет для них заводи глубже
заведенных за ними рук!..
…И сегодня, как дети,
выбежали навстречу мне ноги твои,
облепили всего и не отпускают.
И сегодня груди твои, как куры,
засыпают на насесте моих губ». (Стр. 68)
«Снова на небосводе распростертого
надо мной твоего золотого тела
поднимается солнце,
черное солнце паха твоего.
Вот оно - божественное светило ночи,
горящее над нашей тщетой и прозой!
Вот она - обетованная крыша мира,
под которую сбилось все человечество,
как заблудшие овцы в хлеве,
и я – одна из них!» (Стр.71)
Чувства лирических героев одухотворены, пронизаны щемящей грустью, неподдельным страданием и болью.
«И снова безумным орлом
всей мукой и страстью, и кровью
кружусь над разбитой любовью,
как над разоренным гнездом.
Взываю к святым образам
и криком последним и стоном
над пеплом, над прахом взметенным
молюсь – и не верю глазам…» (Стр.128 - 129).
Кажется невероятной та степень проникновения Владислава в духовный мир расстающихся навсегда двух, еще недавно близких, а ныне - навеки потерянных друг для друга, людей, утешением которым может быть лишь ожидание встречи ТАМ…
«Ну, вот и все. Мы больше не едины.
В разгар весны – в размыв, в разрыв, в разлет
нас развело, как треснувшую льдину,
и ярким был и грустным разворот.
Ужели все? И никаких отсрочек.
Душа - в огне. Но взят судьбы рубеж.
Скорей, скорей в усладу одиночеств,
на тайный зов несбывшихся надежд.
Ужели все? И никаких прелюдий.
Скорее – врозь! На новых парусах.
Ну что ж, ну что ж! Пусть будет так как будет!
Но если, правда, там, на небесах,
мы встретимся? Но если, если выйдет –
представь на миг!- в аду или в раю,
но встречный душу встречную увидит,
и ты – мою, и значит, я – твою..?» ( Стр.250).
«Какого, скажи мне, несчастья примета,
скажи мне, ужель безысходное что-то?
Твой взгляд так далек, так далек от предмета,
когда он на нем замирает, замрет ли…
Под солнцем - боимся, с полночным испугом –
боимся: вдруг выроним неосторожно,
что, кажется, больше друг другом
ни мне, ни тебе обойтись невозможно.
В глазах твоих небо взметнется сырое,
и птиц в уголочке потянется стая…
Что стало, что стало с твоею душою?
С моею душою что стало?» ( Стр.251)
От незаметных нюансов и тончайших переливов чувств поэт смело бросает нас в стихию эроса, подлинной страсти поразительной первозданной красоты.
«В вечной муке постичь твою душу,
что не зверь, а как зверь ускользает,
не вода, а меж пальцев уходит,
я хотел бы с твоею кровью
понестись по всем сосудам
в глубину твоих подземелий,
чтоб ворваться в пещеру сердца.
Ворваться – и закрыть выход.
Закрыть выход – и зажечь люстры.
И увидеть забившуюся в угол
нагую душу твою». ( Стр.40)
Мир гипертрофированных чувств, в котором живет поэт, наполнен мельчайшими подробностями бытия и необходимым простором, чтобы свободно дышала метафора.
« А сентябрь, как языческий бог,
этот мир по священному праву
одним махом, как море, поджег –
и горят в небе клены, как храмы.
Это желтого в кровь перепад,
желтый, красный, медовый, зеленый…
В горле жены чужие стоят.
Это клены безумствуют, клены». (Стр.111)
« Такая уж музыка вышла –
в грудь воздух вошел, как копье.
Прощаюсь с тобою, как с жизнью,
последнее солнце мое.
И все же: ни другу, ни зверю,
ни богу – на все времена
не верю, не верю, не верю,
что ты не любила меня». (Стр. 139)
« Иль змей вблизи, иль волк бежит.
И сердце, как на дне колодца -
все бьется, бьется, бьется, бьется,
всплеснется раз другой, всплеснется
и - нет, никак не разорвется,
и все слезами обольется,
и полумертвое лежит». ( Стр. 314)
« Как преподать судьбе урок,
чтоб к первородной выйти сути,
но не в попойке и не в смуте,
а в страстной ночи, в тихом утре,
чтоб вздох прошел сквозь перламутры
жемчужной флейты Камасутры,
сквозь Библии алмазный слог.
Как преподать судьбе урок?» (Стр.314)
(Продолжение следует)