Гадалка.
Шестнадцатилетним парнем вышел я из интерната в город сходить. То ли по делу какому, то ли просто прогуляться, сейчас уж и не помню за давностью лет. Сделав дело или нагулявшись, я вошёл в сквер на площади Горького и сел на лавочку отдохнуть. Никогда этого не делал, а сегодня что-то в интернат возвращаться не хотелось.
Только сел, цыгане идут. И ведь десятки людей в этом скверике по лавочкам сидят, но пожилая цыганка подошла именно ко мне. Я уж знал, что притягиваю цыганок, как магнит. Ни одна мимо не пройдёт. Внешность что ли у меня глупая и наивная, по которой они определяют, что меня можно облапошить. Я всегда ухожу от них быстро. А тут сижу на лавочке, и вставать не хочется.
- Молодой-красивый, давай погадаю! Всю правду скажу.
- Не хочу.
- Ай, дорогой, мне от тебя ничего и не надо. Дай мне купюру любую, я потом тебе её верну.
- У меня нет.
- Зачем обманываешь? Вот тут у тебя две купюры лежат. Давай любую, какую не жалко.
Я был этим потрясён. Сквозь одежду она что ли видит?! Действительно, две купюры у меня имелись: три и пять рублей. Зелёненькая и синенькая.
А цыганка настаивала:
- Давай, сынок, меньшую. Не бойся. У тебя она останется.
Я, будто под гипнозом, понимая, что не надо этого делать, достал трёшницу новую, хрустящую и подал цыганке.
- Всё у тебя, парень, хорошо будет. Жизнь твоя лёгкая.
С этими словами она свернула купюру в тоненькую трубочку и говорит:
- Волосок у тебя из головы выдерну. Так надо.
Протянула руку и резким движением выдрала волосок. Туго обмотала им свёрнутую трубочкой купюру. Так туго, что кольцо волос, намотанное посередине, смяло трубку. Затем она взяла эту трубку двумя пальцами правой руки: большим и указательным. Взяла так, что кольцо волосяное было между пальцами. Поднесла руку с трубкой к губам своим и резко дунула. Купюра исчезла, а между пальцами осталось волосяное кольцо.
Я рот раскрыл от изумления и ничего сказать не мог. Пожилая цыганка смотрела на меня и добродушно улыбалась. Была она похожа на ласковую бабушку, с такими же приятными морщинками, исходящими из углов глаз.
Цыганка встала, поправляя свои многочисленные юбки.
- А деньги? – наивно спросил я.
- Ты не волнуйся. Они будут с тобой. Мария Петровна меня зовут. Сейчас два часа дня. А когда будет три, ты скажи: «Мария Петровна с тобой, мои деньги со мной». Откроешь кошелёк свой, и они там будут.
В тот же миг цыганка исчезла. Глупая фразочка её раздражала дурацкой рифмой, которой, в сущности, и не было. Я встал, голова кружилась, и побрёл на автобусную остановку, чтобы до интерната доехать. Перед глазами стояло волосяное кольцо, зажатое между морщинистых пальцев цыганки. Конечно, ни в какой возврат денег я не верил, но приехав в интернат, уединился в спальне, где в это время дня никого не бывает. Если уж цыганка выдула купюру из волосяного кольца, то вдруг чудо такое случится, что и деньги вернутся. Включил радио и стал ждать трёхчасового сигнала. Он, наконец, прозвучал, я небрежно повторил магическую фразу, сам себя застеснялся, бросил всё, разозлился сам на себя и ушёл. Вернулся часа через два. Очень уж хотелось в кошелёк заглянуть.
И заглянул. Обомлел. Долго ли, коротко ли стоял без движения, не знаю. Будто душа вышла из тела. Потом вернулась. Кошелёк был абсолютно пуст. Синенькая пятирублёвка исчезла. Досада и бессильная злоба овладели мною. Я сразу понял причину пропажи. Тут старая гадалка, назвавшаяся Марией Петровной, совсем ни при чём. Воры в интернате всегда были. Если их ловили, то житья потом им не было. Как правило, салаги воровали у старшеклассников. После отбоя пошли бить салаг. Били тех, кто на подозрении. Не выбили. Этого, практически, никому и никогда не удавалось сделать во все времена. Не пойман, не вор, да и доказать ничего нельзя. Можно было наложить на них «контрибуцию», но ведь сам виноват, сам бросил одежду и кошелёк на кровати.
14.05.2017.