Собиржон проводил Анну и Дусю до самого вокзала, как наказал отец. Там парень попрощался с ними и успев на последний автобус, доехал до Урды. А до дома было ещё ой, как далеко. Автобусов не видно, оглядываясь назад, Собиржон пошёл пешком. Было совсем темно и ничего не видно.
- Что ж, так к раннему утру, сразу на работу и дойду, - прошептал Собиржон, как услышал позади себя фырканье лошади.
Парень обернулся и лишь успел чуть отойти в сторону, как перед ним возникла арба, запряжённая старой, захудалой лошадкой.
- Собиржон? Ты что это так поздно здесь делаешь? - спросил на узбекском языке пожилой мужчина, с тюбетейкой на голове и белым яхтаком вместо рубашки.
- Ааа... это Вы, Мамат акя? Домой иду, автобусов нет, поздно уже. Гостей на вокзал проводил. За нашей Дусей мама из Ленинграда приезжала, - отвечал Собиржон.
- Нашлась, значит? Да, дела... а сколько Кодиржон ходил в облисполком? Сколько запросов оставлял? Надо же? Нашлась-таки... А точно она, ну... мать Дуси? Ведь и ошибиться могли. А ты садись, вот, на арбу садись, вместе то веселее будет ехать. Но! Но, давай! - между разговором восклицал Мамат акя, сосед семьи Кодиржон акя.
Собиржон не заставил просить себя дважды, подпрыгнув, он сел на край арбы и свесил ноги.
- Да нет, ошибки нет. Она и паспорт свой показала, и метрику нашей Дуси. Даже старая фотокарточка Дуси у неё есть, где девочке года три, наверное. Но узнать можно, по волосикам и глазкам. Мехринисо жалко, уж больно привязалась она к девочке, - говорил Собиржон.
- Да... дела... А Мехринисо жалко, бедная. Ей бы замуж выйти, да своих детишек родить. Матерью она была бы хорошей, да и хозяйка неплохая, - говорил Мамат акя.
- Ну, Вы ведь знаете... у моей сестры глаза нет. А человек она прекрасный, сама доброта, - ответил Собиржон.
- Знаю. А что? С лица воду не пить. Кому сейчас глаза нужны? - сказал Мамат акя.
Проехав немного молча, Мамат акя вдруг повернулся к Собиржону.
- Слушай, ведь в нашей махалле есть мужчина, ну, ты его знаешь, Жура, он жену недавно потерял... умерла, бедняжка. Так вот... у них двое малых детей осталось, по - моему, мальчик и девочка. Недавно я слышал, жену он себе ищет, мать детям. Он работает, они одни. Тяжело мужчине без женщины, да ещё с детьми. Может сказать ему про Мехринисо? А что? Девушка справная, руки-ноги целые. А что глаза нет... так не беда, не совсем же она слепая. Что скажешь, а, Собиржон? - спрашивал Маматакя.
Собиржон пожал плечами.
- Что я могу Вам ответить, Мамат акя? Конечно было бы хорошо. Вы поговорите с Жура акя, если согласится, с отцом моим поговорите. Вы же с ним друзья, - ответил парень.
Мамат акя закивал головой.
- Ты прав. Откуда тебе знать... А что, благое дело. Детишкам мать будет, Журе жена и Мехринисо была бы довольна, - пробормотал про себя Мамат акя.
Наконец доехав до дома, Собиржон спрыгнул с арбы.
- Спасибо Вам, Мамат акя. Что бы я делал, если бы не встретил Вас? До сих пор шёл, наверное. Может зайдёте, чайку бы попили, а? - из вежливости спросил Собиржон.
- В другой раз, сынок, поздно уже. Отцу скажи, я на днях к вам загляну. Ну- ну, давай, пошла! - ударив лошадку кнутом, отъезжая, воскликнул Мамат акя.
Было почти двенадцать ночи, когда Собиржон зашёл домой, на топчане сидели родители.
- Ассалом аляйкум, - поздоровался с ними Собиржон и присел рядом.
- Ва аляйкум ассалом. Садись, сынок, ну как, отвёз их, посадил на поезд? - спросила Саломат хола.
- Да, ойижон, отвёз. Не беспокойтесь, Анна опа сказала, что как приедет в Ленинград, нам письмо напишет. Устал я, спать пойду. Хорошего вам сна, - сказал Собиржон, вставая с топчана.
- И тебе хорошего отдыха, сынок. Иди, ложись, поздно уже, - ответил Кодиржон акя.
Следующим вечером, Мамат акя зашел к Журе, днём тот работал. Мужчине было лет под сорок, когда жена вдруг заболела и внезапно умерла, оставив ему двоих маленьких детей. Девочке было одиннадцать лет, мальчику девять. Жура воевал, писал жене письма, она отвечала, парень мечтал о семейном счастье с женой, которую по-своему любил. Вернулся, но пожили они всего три с половиной года и тут такое. Что был за недуг, он так и не узнал, а тихо похоронил жену.
- Как поживаешь, Жура? - садясь на топчан, спросил Мамат акя.
- Ассалому аляйкум, Мамат акя. Спасибо, живём помаленьку. Сами как? - спросил Жура, подавая мужчине пиалку горячего чая.
- Спасибо, сынок, хорошо. Хм... я что зашёл-то... жениться тебе надо, Жура. Одному без жены тяжело. За детишками присмотр нужен, - сказал Маматакя.
- Да на ком? У меня же дети, - с удивлением и надеждой спросил Жура.
- В соседней махалле есть девушка, дочь Кодиржон акя, ну ты знаешь, он сапожником работает. Правда... она в детстве один глаз потеряла, но добрая и работящая. Ну и что, что глаза нет? Тебе что, с её лица воду пить, что ли? - тихо посматривая на реакцию Журы, сказал Мамат акя.
Тот, с удивлением посмотрев на говорящего, ответил.
- Да какая девушка за мужчину с двумя детьми пойдет? Мне бы и вдова подошла. А то, что слепа на один глаз... так что ж, это не по её вине. Аллах так захотел. Если девушка согласна, то и я не против. И правда, тяжело с двумя детьми, - ответил Жура.
- Ну вот и хорошо, я завтра же с Кодиржоном поговорю, думаю, он согласится. Пойду я, до завтра, сынок, - вставая с топчана, сказал Маматакя, уходя со двора Журы.
Не откладывая, Мамат акя не стал дожидаться утра. Кодиржон акя как всегда сидел возле дома и чинил обувь, чем и зарабатывал. Присев рядом, Мамат акя сразу задал ему вопрос.
- Отдашь дочь замуж, Кодиржон? - спросил Мамат акя.
От неожиданности, у мужчины и обувка из рук выпала.
- О чем это ты? Она же... слепа на один глаз, - ответил Кодиржон акя.
Потом, узнав, что мужчина, который просит Мехринисо, вдовец и у него двое детей, обещал подумать и поговорить с дочерью.
Тем временем, Анна с Дусей сели на свои места, обозначенные в билетах. Вагон был плацкартным, людей было много. Заняв одну полку, Анна с дочерью расположились, ближе придвинув сумку с едой. Видимо поужинали сытно, есть им не хотелось, Дуся только печенье поела и положила в рот конфетку.
Поезд ехал с небольшими остановками на станциях, Анна старалась не отходить от дочери и когда был нужен кипяток из титана, она просила кого-нибудь принести. Ехали несколько дней, не осталось ни плова, ни картошки с мясом, ни кислого молока, положенных для них Саломат хола и даже конфеты и печенья кончились, а ехать оставалось ещё целых два дня.
На небольшой станции, прямо на платформе, бабульки продавали пирожки и блины с картошкой, Анна, наказав Дусе, чтобы та не двигалась со своего места, вышла из вагона, чтобы купить на дорогу пирожков и блинов. Когда молодая женщина вернулась, Дуси на месте не оказалось. У Анны внутри будто всё оборвалось. Она положила свёрток с едой на сумку и побежала искать дочь. Спрашивая у сидевших пассажиров о дочери, Анна прошла весь свой вагон, Дуси нигде не было. Анна запаниковала.
- Господи! Где же она? - бормотала себе под нос Анна и уже громко стала кричать:
- Дуся! Ну где ты? Дусенька!