Постепенно осень сменилась студеною зимой, непомерно дорогие для лесной избушки стеклышки на оконцах затянуло изразцами инея. К Полонее приходили болящие и скорбящие и она, как ее предшественница выполняла все те обязанности, что по чину положено исполнять знахарке в этих краях.
Тяжело было ей взирать на физические скорби и душевные терзания людей, приходивших к ней, но она крепилась, ибо кроме нее никто не может в этой глуши помочь и облегчить страдания скорбящих.
Вещи покойницы девушка раздала нуждающимся, заговорив их от хворей и на защиту достатка. Те с благодарностью принимая их вспоминая свою душеспасительницу добрыми, от сердца идущими словами.
Все знали, что по ней плакать запрещено, но иногда кто-то не сдерживал набежавшую слезу, и спохватившись утирался поневой или рукавом.
Разбирая вещи Желиславы, она находила в сундуках записи ее наблюдений и рецептов на плохо сохранившихся берестяных клочках и на пожелтевшей дорогой на Руси бумаге, на глиняных плашках и тонких серебряных листах, почерневших то ли от времени, то ли от того, что давненько их не касались живые теплые руки . Попадались и золотые, испещренные резами листы, величиной с три ладони. Достала несколько тяжелых кожаных книг, с выступившей на них солью и длинными зимними вечерами переписывала на новые листы плотной бумаги, которую в изобилии привозил отец, когда она была у Велигоры.
Изредка Полонея ступала на снегоступах на базар, чтобы прикупить свечей воску ярого, полотна, чтобы заматывать раны, послушать новости, кои туда приносили купцы, да заезжие люди и немного пообщаться со здоровыми и относительно счастливыми людьми.
Зима сменилась весною, а потом жарким засушливым летом. Поленею приглашали на праздники и девушка по природе своей веселая, пытливая, с удовольствием ходила на них, коли случалось отлучиться от забот и своих болящих подопечных.
Так прошло три года. В непрестанных заботах о подопечных, собирании трав, составлении настоев. Часто, когда выдавалось несколько часов, Полонея самозабвенно рисовала и смешивала краски, покрывая сваренным из льняного масла, драгоценного индийского копала и смолы лаком дощечки с причудливыми цветами, ликами богов и портретами дорогих ей людей.
Некогда было скучать ей, да иной раз и тоскливо становилось, что кроме болящих, да скорбящих и приносивших отдарки людей, нет при ней ни одной родной души.
В дому отца всегда было много гостей, да прислуги. В лесной скиту Ведогоры тоже тьма народу - волхвицы, воспитанницы- подружки её, коробейники разные вечно несли прекрасы, да товары для шитья. В скит часто наведывались странники да ходуны по разным волховским надобностям. Несли и уносили узелковые письма, дощечки с резами.
А тут...
В конце второго года ее непривычно одинокой жизни в лесу, прибилась к ней девушка Чеслава. В весь попала убежав из полона. Где дом ее она не ведала и в какую сторону идти тоже. Люди сердечно ей сожалели, но в дом чужачку принять никто не решался. Замужние опасались, что девка больно смазлива, и как бы потом беды не случилось, коли муж заглядываться на такую станет. Мамаши, у которых сыны в парубках ходили, тоже не были рады вот такому подарку, коли что невестка- бесприданница, да неизвестно откель никому не была нужна. У иных и своих девок в дому было с избытком и не по сердцу, коли женихи на чужачку заглядываться станут.
Вот и привел ее волхв Любочад к Полонее.
- Возьми ее, дитятко - Ласково обратился к ней высокий седой волхв. В длинной рубахе грубого льна, подпоясанной обрядовым поясом с сакральными нашивками.- Гляжу, девка то справная. А пропадет. Жалко. А на капище ее держать, сама знаешь. У меня там парни молодые. Хто знает, кабы не попортили. Эти то баламуты молодые еще, все упражняются в умениях. Что на ум придет засранцам, лишь им и ведомо.
- Да уж возьму, коли поручаешься, отче. - согласилась Полонея, выставляя на стол плошки да блюда со снедью. - И то тоскливо мне одной, да и помощница нужна на хозяйстве. - Что стала в дверях -то- Обратилась она к девушке- Как звать-то?
Чеслава еще ниже опустив голову произнесла свое имя.
- Ну садись, Чеслава, не робей. Сейчас вон баньку затопим. Она и остыть то еще не успела, с утра топленная.
Девка устроилась на краю лавки, отогнув дорогой настельник.
- Чего настельник то отогнула?
- Да больно дорогой он у тебя, хозяйка.- Тихо промямлила гостья.
- Ты это вот что. Я тебе не хозяйка, а буду подругой. И ты не холопка мне какая. Будешь помогать, да жить тут, а там либо дом твой отыщется, либо замуж тебя спровадим.
- Мммм, замуж. Кто меня замуж, то возьмет? У меня акромя энтого узелка и нет ничего.
- Ты брось это, дочка- Мягко сказал Любочад. - Вон, глядишь, кто полюбит тебя и … любовь штука такая. Она ведь не разбирает есть у тебя рухлядь, да злато иль нет. Ей все нипочем, красавица.
Полонея засмеялась — И то правда! Все нипочем любви -то. Полыхнет и поминай как звали покой сердца, да ночи покойные. Ты, отче, про любовь то все у нас знаешь.- звенел ее ласковый голосок, переливаясь искорками смеха. - Останься с нами, отец, сегодня, коли дел на капище нет. Баню истопим, попарю косточки твои старые да мазями натру. Уж больно поговорить с тобой хочется. Редко видимся, всё заняты.
- И то правда, доченька. Ай, и останусь. Чего уж там! Мне ж ведь за счастье посидеть с девками молодыми, погутарить. - Старик улыбнулся.- И без меня сегодня справятся. А по утру и пойду восвояси.
- Только не иди, как в былой раз не разбудив меня. Я тебе снеди соберу.
- Ну вот еще, девок мы не объедали. - подхватился Любочад, пожав плечами.- Слава Велесу, народ нас не обижает. Все несет. Да и мы чай не безрукие и в лесу живем.
- Несет-то несет. Да вот отроки у тебя, отец дюже прожорливые. В прошлый раз как приходили, еще Желислава жива была, так под чистую все и повыели.- Полонея улыбнулась .
Чеслава вскочила с места, узелок ее упал на пол.- Ой! Вы только не подумайте чего. Я ведь не прожорливая и работящая.
- Что ты, сердешная! - Ласково сказала Полонея.- Шучу я. Слава богам, снеди у меня вдоволь. Люди приносят, да лес, река кругом. Авось, не оголодаем. Вон и корова- кормилица, свинья с поросятами, куры, гуси, перепелки. Да вон еще намедни притащили козу. Работы у тебя, подруженька невпроворот будет.
- Все исправно делать буду.- Закивала головой новая насельница.
- Будешь, голубушка, будешь. Да ты сядь то. И настельник не подгибай. Что теперь поубирать все мне, коль для тебя дорого.
- И то правда, чадо. Работы много тут. И болящих к Полонее много приходит. Три веси в округе, да вон какие здоровые. В иной аж по пятнадцать дюжин дворов наберется. Не весь, а городище какое-то. Тыном пора обносить, чтоб лихие люди не повадились.
- Садись уж. Нет правды в ногах. Вон положи свой узелок за занавеской.- Махнула головой Полонея в сторону печки.- Там и топчан застелен чистым. Сама на нем спала, когда пришла к покойнице Желиславушке жить.
Пойду баню растоплю, а вы тут пока без меня хозяйничайте. Откушайте. Квас студеный только из подпола достала.
Полонея ушла топить баню. А Любочад стал ласково наставлять девушку, чтобы не смущалась.
- Отче! Сказывают, будто князь взялся заставу городить в Жнивках. Уж и валы насыпали- Обратилась к волхву, вернувшаяся хозяйка.
- И то верно. Народу нагнали. Сказывают у них по соседству пришлые люди разбои частые чинить стали. Да и место там в аккурат для крепости подходящее. В излучине Десны и ставят. И валы насыпали и лесу навезли.
- Что много разору чинили, пришлые то?
- Да уж погуляли на славу, мать их! Утехи разорили, девок напортили, кого угнали. Да, слава богам, на разъезд напоролись княжеский. Порубили кого, кого повязали. И шибко много их было, то. Десятков семь, не меньше. Да и в Утехах осталось лежать три — четыре дюжины. И не в первой ведь шастают тут, окаянные.
Полонея присела, слушая старика.
- А ты чего не ешь-то- обратилась к Чеславе.- Ты это бросай, ужимки свои сиротские. Ешь давай. Да не много. Апосля бани насытишься в волю. - Девушка села и с удовольствием стала вкушать добротную простую еду. - А ты, чего, отец? Аль не по нраву стряпня моя?
- По нраву, дитятко. По нраву. Да, что-то мне тяжко. Может как в бане пропарюсь так и …..
- А ну- ка, отче, дай поглядеть на тебя. - Полонея поднесла свечу ближе к старику, осмотрела его глазницы, кожу.- И давно у тебя в правом подреберье то покалывает.
- Еть. Мать вашу! И эта туда же! Желислава покойница все житья мне не давала...Что вам все неймется? Нет чтобы поговорить по- человечески, да ... А вона все мне хвори высматриваете.
- Сказывай давай, не отпирайся.- Велела ему Полонея.
- Да не упомню я. Уж пятое лето почитай.
- Дам я тебе настойку, а ты принимай ее не забывай. И хмельного ни-ни! И чтоб токмо вареное в рот. Яйца чтоб не ел. Лишь по праздничным надобностям.
- Да ну вас бабы с вашими настойками! Пусть вона молодые пьют гадости, что вы настаиваете тут. А мне эти ваши настойки-припарки вона где уже.- Провел по горлу Любочад.
- Ты это, отец, брось. У тебя чад да отроков на капище сколько ныне? А люди, что пестуешь? Кто о них печься то станет?
- Старый я, Полонеюшка. Ужо какой старый. Твоей Желиславе было годов тридцать как появилась здесь, а я к той поре уж шестой десяток разменял, да ... Устал я. - Полнея обняла старика и плечи этого сильного человека опустились под тяжестью прожитых лет. Прильнул он к ней, аки сам дитятей был. Вздохнул и притих ненадолго обняв девушку. - Ох, доченька. Не было у меня деток -пострелов, да хоть ты на страсти лет появилась. Да и вправду, устал я.... Столько всего переглядел что в Яви, что в Нави... Да на сотню поди хватит. - Посидел так. А потом Чеслава возькаться начала.
- Это.... Может я подкину в печку-то?
- А и подкинь пойди, чай не в гостях- ответила ей Полонея.
- Ой, старый я хрен. С девками молодыми обнимаюсь — обжимаюсь тут.- Спохватился волхв.
- Да ты еще ничего, отче, сохранился. Не в пример другим.- засмеялась Полонея.
- Каким другим- то? Ух, ты баловница! У других моих сверстников уже и крады давно остыли, а вот я все Сыру- Землю- Матушку топчу.
- А и по делу топчешь ведь- сказала ласково девушка, и погладила старика по лицу. Чеслава, смутившись вышла тихонько из избы.
Как поспела баня, напарила старого волхва Полонея, да и уложила спать растертого в лазарете, что был в соседней горнице устроен. Волхв утомленный годами, тяжелым днем, да напаренный, быстро уснул, довольный и успокоенный.
Пока натирала старика, Чеслава искупалась и пришла из бани обернутая холстиной.
- Я там на полок рубаху свою положила просушится.- сказала девушка.
- И то славно. Ступай за занавеску, сейчас рубашку свежую принесу тебе. - Полонея поправляла занавески на окнах.
-Да как-то.... - замялась Чеслава.
- Неудобно тебе стало быть, милая? А в холстине ходить, когда изба ломится от тряпья удобно? Ступай давай.
Чеслава скрылась за занавеской и зашмыгала там носом.
- Чего расшмыгалась? - спросила хозяйка, протягивая за занавеску исподнюю рубаху, да верхнюю.
- Стыдно мне побираться то. Батюшка мой- покойник ведь зажиточный был, и дом у нас справный и сестер у меня четыре было, да брата два. Всех порубили, поганые как на весь нашу напали. - Девушка расплакалась еще горше.
- Ох.- Вздохнула Полонея и откинув занавеску, села рядом с ней на топчан.- Поплачь, девочка, поплачь, родимая. Авось, и слезоньки промоют раны твои сердешные. Плачь, сестрица- Приговаривала ворожея, обнимая девушку и гладя ее по спине. — Плачь. И пущай со слезами горе твое во Сыру- Землю — Матушку утечет. Плачь, голубушка. Плачь, горлица, и да очистятся слезами горючими и дух твой светлый и душа вечная.
Все горше и горше плакала несчастная, сквозь слезы рассказывая как пришли в весь поганые, как стали жечь избы да тащить из них рухлядь, как хлева горели, да сестер насильничали. Младшей то всего десять годов отроду. А она с перерезанным горлом все лежала, голубушка в ужасе и удивлении распахнув очи синие в небеса вечные. Как отца закололи вилами, мать саблей вострой полоснули по животу с чадом. Да как погнали их куда не ведомо. По пути уж никого не трогали, чтоб товар не портить. А сожженная весь стояла перед глазами и горелой плотью разум воротила. Как убежала она ночью, когда напали на поганых другие разбойники. Брела по лесу, дорог хоронилась. Ночами на деревьях привязывалась поясом, чтобы не свалиться во сне ненароком. Потом как нашли ее мужики в лесу, тоже страху натерпелась. Привели в весь, а там накормили, помыли, рубаху в общинной избе дали, заместо той, что изорвалась вся, да смотрели как на чудище, словно она одна во веки вечные от дома отбивалась.
Плакала девица, рыдала да и заснула так в объятиях Полонеи. Та потом встала с топчана, уложила несчастную ровнехонько, накрыла шерстяным одеялом и зашептала над ее головой тихонечко:
Ужо душа очистися,
Боль- кручина вылейся,
И развейся по ветру,
Дабы девица к утру
Позабыла о печали,
Боль пролитая слезами,
Уносись за окаем,
Дабы жить ей светлым днем,
Дабы не было кручины,
Дабы сердца половины,
Вновь срослись и засияли,
Как нам боги завещали.
Чур, беда пусть растворится
И Чеслава возродится.
Возродись, Пресветлый дух,
Чтоб была душа как пух.
Поставила в изголовье плошку с травами дымится и пошла в свою светелку.
На утро с зарей, Любочад собрался восвояси. Полонея положила ему пряников медовых, голову сахару, сушеные полоски лосятины, сушеных грибов, ягод, пастилы яблочной, рубаху новую, шитую по вороту, рукавам и подолу сакральными знаками, согласно его чину, порты.
- Благодарствую, дитятко за все. Даст бог свидимся. Приходи в святилище, как времечко будет.
- Свидимся, отче, свидимся. Зрю, долго ты еще топтать землю-Матушку будешь. Обняла его Полонея.
Поцеловал ее волхв в маковку, обнял Чеславу сердечно. - И ты будь здрава, доченька. А коли, что справить по хозяйству тяжело, то кликайте. Пришлю моих хлопцев в помощь.
- Добрый он- сказала Чеслава, когда они сели за стол, проводив старика. - Наш то Верхуслав, шибко суров был. Ругался часто, да и улыбки у него никто на устах не припомнит. Все недовольный был вечно.
- Ну да. Он же Любочад. Как назовешься, таким и будешь. - Полонея внимательно посмотрела на девушку.- Ешь давай. Пойду тебе хозяйство показывать, с кормилицей знакомить.
- Ой. Спаси тебя бог, Полонея. Благодарствую, что не отказала в крове. Люди то не плохие там в веси, да только никто меня брать не хотел. Чего испужались то?- удивлялась Чеслава, уплетая за обе щеки пшённую кашу и запивая молоком.
- Красивая ты шибко, Чеслава. - Полонея усмехнулась- Кто ж такую в дом пустит? Уведешь мужика еще.
- Да, что ты сестрица. На что мне? - засмущалась Чеслава и взяв в руку куриную ножку откусила от нее кусочек.
- Ладно. Довольно печалей да скорбей. Все. Теперича жисть у тебя новая пошла. Я тебя зачаровала.
- Не стану жабой-то, чай? -Девушка улыбнулась
- А не станешь, родимая. На что мне жабы -то? Кто по хозяйству управляться будет? Девушки засмеялись. И смех обоих зазвенел хрустальными колокольчиками.
Поснедали вдвоем, да пошли хозяйство глядеть.