Киты, слоны, и черепахи. Этим мифическим животным отводили важную роль в картине мира. Плоская земля была предметом споров, интриг, и исследований. Любой, кто отрицал божественный промысел, и пытался с помощью логики доказать, что земля круглая, и что она не центр вселенной – отправлялся на костер. Но вскоре люди стали понимать, что Земля, всё-таки круглая, и что существуют законы физики. Каким бы сильным не было влияние инквизиции, и как бы упорно фанатизм не вдалбливался людям в головы – прогрессу мало что может противиться. Только, наверное, природа. Что бы сказал рядовой, пропитанный добротной религиозной пропагандой средневековый инквизитор, если бы узнал, что на самом деле – у вселенной есть конец? И что более того, за пределами нашего мира не добрый Господень промысел, а всепожирающая темнота?
Я рядовой Корчагин и служивший в великолепной Русской Армии. Мне сейчас позавидовал бы любой физик, биолог, и химик. Всё потому, что ученых в последнюю очередь завезут в место, где мы оказались. Первым делом сюда пришли мы. Ребята, неволей попавшие в «Добровольное Международное Боевое Соединение», создали которое ради разведки и очистки территорий перед освоением. Оторвавшись от телевизора, я краем взгляда зацепил книгу с названием «На краю: конец мира», и снова уткнулся обратно.
Я глядел в смотровой экран, на котором блёклым красным светом мерцала звезда. Что там, за ней? Говорят, что совсем ничего, а говорят, что-то страшное. У кого не спроси, – имею в виду тех, кто там был, – каждый отвечает: «Пока не увидишь, не поймешь».
Мое плечо вспыхнуло, и я услышал шлепок. Цепь размышлений прервала легкая боль, и басистый голос сержанта Дженсона. Он стукнул меня.
– Ты что там увидел, парень? Призрака? – Спросил он, растянувшись в доброй улыбке. – Страшно?
– Да нет, – ответил я, окинув взглядом помещение, – залип просто.
Дженсон пожал плечами, и смотрел на меня непонимающе.
– Я не могу понять ваших выражений, – он скривил губу. Он говорил на Русском, с легким акцентом. – Вот пусть меня хоть дьявол за жопу укусит, а понять, что такое «залип» я не могу.
Я тихо засмеялся. Мы сидели в столовой после сытного обеда, и в воздухе до сих пор витал вкусный аромат пищи. По телу мчались волны, расслабляющие каждую мышцу, и мне даже не хотелось думать что вечером, по бортовому времени, предстоит тяжелая тренировка.
– Сейчас бы в баньку, – сказал я, и откинулся на спинку лавочки.
– Да, – подтвердил Дженсон.
Я улыбнулся. Дженсон – темнокожий Сержант со светлой душой, и большим сердцем.
«Давай Корчагин! Если не научишься общаться с пушкой, то потом вообще ни сможешь с кем-то говорить!» – В подсознании возник голос Дженсона. Мы часто бывали на стрельбище, и он уже как несколько месяцев меня с него почти не выпускал. «Это почему?» – возмущался я, попутно целясь очередную мишень. «Подохнешь ты не умея стрелять, вот почему» – безапелляционно заявил Дженсон. Он учил меня стрелковому делу в обмен на уроки Русского.
Первое время я терпеть его не мог, но потом понял, что он оказывает мне большую услугу. В нашей части, на спутниках Оригона, заставить кого-то обучать стрельбе можно только за деньги. Либо надо было искать офицера, который плотно захочет заниматься твоей огневой подготовкой. Но тут инициативным быть надо, а я таким не был. Вот и стрелял по пол аккумулятора раз в месяц. Выделять аккумуляторы для пушек – слишком дорого. На второй год службы я стал представлять ход мыслей штабных примерно так: зачем солдату стрелять? Солдат вон, пусть лучше вместо автомата берет лом, и метет палубу, а лучше, пусть драит её зубной щеткой. Родине надо деньги экономить. Армия, в которую вливают квадриллионы рублей, не может позволить себе уборщиц. Что уж о роботах-уборщиках говорить!
– Внимание экипажу, приказ собраться в обзорной. Быть там в течении трех минут. Отбой.
Голос Капитана Вонга заставил обоих синхронно выпрямиться, и побежать к указанному месту. Опоздать в смену Вонга – нажить себе неприятностей на ночь.
– Чего это его приспичило? – Поинтересовался я, когда мы уже подбегали к двери. – Опять Жерар косяка упорол какого?
– Надеюсь нет, – Джесон нахмурил брови, и тяжело вздохнул. – Мне надоело воспитывать этого французского засранца.
В обзорной комнате Адама Вонга торопливо окружил почти весь экипаж. С десяток солдат, включая меня с Дженсоном. Периодически поднимая взгляд на окружающих, Вонг всматривался в часы. Мы с Дженсоном переглянулись. Как следовало ожидать, Жерар отсутствовал. Разведя руками, Дженсон недовольно закатил глаза, и вдруг, как по зову, в комнату влетел Жерар. Запыхавшийся жилистый француз, видимо, уже жалел, что пришел сюда с опозданием. На его лице читалось «Лучше бы я сделал вид, что мне было плохо».
– Жерар, опоздал на десять секунд. Бойцы, три часа отжиманий после отбоя. Завтра.
По комнате прокатился гул недовольства, и Жерар стал ловить на себе гневливые взгляды. Хорошо, хоть завтра… хотя, почему не сегодня?
– Заткнулись! – Рявкнул Вонг. – Вместо травли лучше бы обучили его пунктуальности. Точность на поле боя – залог спасения! Итак!
Поводив пальцами по сенсорному экрану, Вонг вывел на воздух трехмерное изображение звезды, которую я видел в телевизоре на кухне.
– Это Шарат Джи Восемьдесят, и как вы помните, мы должны развернуть на ближайшем к нему спутнике лагерь для научных сотрудников.
После минут десяти брифинга мы поняли, что сна и тренировок сегодня не будет. Из графика, – как сказал Вонг, – мы выбивались, и потому были вынуждены лететь к Шарату быстрее. Мы принялись готовить технику к развертыванию.
***
Вскоре, закончив работы, мы решили немного расслабиться, и стали играть в карты.
Клубами под потолком собирался дым, стоял гул, и десятки голосов смешивались в веселой мелодии. Некоторые отстраненно сидели у траулера, наблюдая за выходом, а некоторые, заняв место за карточным столом, сделанным из длинных ящиков, достали сигареты, и дымили, что есть мочи, будто в последний раз.
– Закуришь? – Предложил мне Саша, и протянул термос с «кофейным виски» в одной руке, и белую сигарету в другой, – пока возможность есть.
– Сам травись этой дрянью, – я скривил лицо, и отвел предложенные радости жизни ладонью, – я не хочу выплюнуть легкие.
– Как знаешь, – сказал Саша, поднеся огонек к сигарете, – паришь, или на цифровые подсел?
– Нет, - сказал я, раздраженно отмахиваясь от табачного дыма. – Веду ЗОЖ, потому что «Спортсмен что-ли».
– Вот так! – Дженсон вывалил флешь-рояль.
– Читеришь, Дженсон! – Буркнул кто-то из толпы, и недовольно бросил карты. – В который раз уже! Задрал!
– Парни! – Крикнул Чейз.
Этот крик будто всполошил осиное гнездо. Мы принялись сгребать карты, и распихивать их по карманам, туша сигары, и заталкивая термосы с разбавленным спиртовым кофе под брюхо траулера.
Я осторожно выглянул за корму машины, и встретился взглядом с Чейзом.
– Что там?
– Идите сюда, посмотрите.
Словно стреляя лазерами из глаз, бойцы стянулись к Чейзу, что-то недовольно бубня. Спустя миг Чейз кивнул на стену, сквозь которую было видно сияющую снаружи звезду, и все были страшно зачарованы увиденным. Я почувствовал, как со лба побежали струйки холодного пота, и колени дрогнули. Часть звезды была наполнена жизнью, и мерцала, отправляя в пустоту блеск, преодолевающий сотни тысяч световых лет, но другая её часть... Не в силах вымолвить что-то сквозь будто зашитые губы, мы наблюдали, как в другую половину звезды пробиваются черные щупальца, растущие из космической бездны. Просачиваясь внутрь, отростки заставляли звезду меркнуть. Руки гигантского монстра тянулись из такой же на вид пустоты, которая окружала людей долгие годы, только чувствовалась она по-другому. Она не была просто пустотой, она была чем-то живым, осязаемым. Она была тем, что можно пощупать, понюхать, и измерить. Она стала дышать с нами в унисон, заметив наше присутствие. Она сужалась и расширялась, словно грудь спящего гиганта. Это край вселенной, и никто не знает, что он таит.
– Ладно, хватит глазеть! – Дженсон хлопнул в ладони, и хлопок будто оживил сонный муравейник. – Действуем согласно инструкциям, готовимся к высадке, если у кого всё готово – помогаем готовиться другому!
Вышедший из наваждения отряд зашевелился, и все разбрелись к своим машинам, забыв про пожитки, которые схоронили под грузовиками. Прежде, чем пойти к своей технике, я еще недолго всматривался в черные щупальца. Чейз тоже задержался, и сказал: «Отдает оно чем-то… неприятным, очень неприятным».
«Дерьмом» – подумал я в ответ, и усмехнулся. Чейз ушел, напряженно оглядываясь на обзорную стену. Что это, и почему оно вытягивает из звезды жизнь? С чего ученые решили, что это – край вселенной? Может, это лишь одна из её частей. Я глубоко вздохнул, и мысленный взор унёс меня к моему летнему домику, стоящему около речушки, которая окружена густым лесом. Я думал об этом вселенском крае только как о вещи, что сейчас целиком и полностью властвует над моим временем. Сколько дней или месяцев займёт его охрана? Как быстро мы сможем отправиться домой? «Мне чертовски не повезло» – с досадой подумал я. Меня вот-вот должны были отпустить на родину, но я подвернулся командиру, искавшему бойца в это ДМБС. К несчастью, у меня перед ним был крепкий должок, и я не смог отказать. Да и он обещал, что надолго это не затянется, максимум на год, но, как казалось сейчас, может и затянется. Цокнув, и недовольно покачав головой, я отправился к Бурому.
Бурый находился в другом грузовом отсеке, и мне нужно было пересечь весь корабль. На полпути я услышал, как из коридора впереди доносятся голоса. В приступе любопытства я бесшумно подкрался к углу, напрягая слух, и смог полностью сосредоточиться на звуках. Слабо уловимые шипения, едва слышимые металлические скрипы и писки контрольных панелей рассеивались громкостью бойцовских баритонов, которые принадлежали Вонгу и Дженсону.
– Слушай, они, может, не показывают этого, но они напуганы. Мы много хрени за свою службу повидали, но это, – Дженсон выдержал короткую паузу, - адская чертовщина. Позволь им связаться с родными, поговорить. Им это нужно сейчас. Кто знает, что там будет? И я хочу пообщаться с дочерью. Мы оба знаем, что она может остаться без отца.
– Тогда ей тем более лучше с тобой не говорить, – ответил Вонг, и, вздохнув, продолжил. – Лучше будь козлом, который её бросил и исчез, чем козлом, который добровольно пошёл на смерть, зная что у него есть любимая дочь. Так ей будет легче жить дальше. Я не меньше тебя хотел бы увидеть своих, и услышать их, но командование дало понять, чётко и ясно – никаких контактов до прибытия домой. Думаешь, мне не интересно, почему так? Ещё как интересно, но Штаб объясняться передо мной не стал, и я тут перед тобой тоже разглагольствовать не должен.
– Ну так придумай что-нибудь, чувак! Почему ты ведешь себя так, будто мы тебе посторонние люди?
– Не чувак, а Капитан Вонг, – повышая тон на звании и фамилии, возразил он.
– Да пошел ты в задницу, Капитан Вонг. – Презрительно ответил Дженсон. – Был сержант, был нормальный парень.
Я услышал слабый толчок, будто кто-то пихнул кого-то плечом, и медленно отдаляющиеся шаги. Если Дженсон толкнул Вонга, мне было бы интересно взглянуть на лицо Вонга сейчас. Жалко, что из-за угла нельзя высунуться. Образ пучеглазого Вонга неожиданно сменился щупальцами, пронзающими звезду, и в груди защемило. Я понял, что Чейз имел в виду, когда говорил «Отдает чем-то неприятным», это точно было не дерьмо. Чейз говорил о чем-то более страшном, чем нечистоты. То, о чём он говорил – смерть. И все это почувствовали тогда, смотря на щупальца, но до меня дошло позже. Смерть с опозданием коснулась меня холодной рукой, намекая, мол, что «Вот я, здесь». До меня это дошло запоздало потому, что кроме летнего дома терять было нечего.
Я услышал раздавшийся в недрах корабля натужный скрип. Дождавшись, когда Вонг зайдёт к себе, я направился дальше к Бурому. Этот внедорожник вытягивал меня пусть и не из множества, но крепких передряг. Модель была старая, и когда прислали машину ей на замену, я наотрез отказался менять Бурого на что-то другое. Покрутив пальцем у виска, мне разрешили оставить эту машину. Порой у меня возникал страх, что Бурый исчезнет. Когда мне представлялось, что я приду в пустой ангар, то сердце пропускало пару ударов. Это заставляло идти быстрее.
Быстро дошагав до отсека, минув встроенную в стену тройку самоходов, я заглянул внутрь, и с облегчением выдохнул. Бурый был на месте. Всеми четырьмя гусеничными траками крепко упирался в пол. Спаренные магнитные скорострельные пушки разместились на крыше, и грозно смотрели по направлению носа Бурого. Их я собирал собственноручно, потому что к стандартному вооружению машины относился с пренебрежением. Мне хотелось, ездить на мощной, грозной военной технике. Выцветающая краска (перекрашивать мне было лень) и исцарапанная матовая поверхность потухших фар давали понять, что возраст машины уже не мал. Зато ходовая была в безупречном состоянии, ведь что-то, а с машинами возиться я любил и умел. Скоро предстояла посадка, и машину нужно было подготовить к выезду.
Проработав с машиной несколько часов, я нашел пару мелких поломок. Система вентиляции в кабине не работала и вытяжка тоже. «Ну… – Подумал я. – Поезжу разок без кандея и вытяжки. В худшем случае будет жарче, чем обычно».
– Всем занять места в приписанной технике. Мы вышли на орбиту спутника, и скоро совершим посадку, – заговорил голос бортового компьютера.
Надев боевой скафандр, усиленный серыми пластинами, я закинул в салон магнитную пушку, и полез внутрь. Крепко пристегнувшись в кресле Бурого, и щёлкнув пальцем голову маленького бульдога, что судорожно закачалась, я приготовился к приземлению. Словно по волшебству, белый свет, заливающий помещения, сменился красным – посадочным. Я не наблюдал за тем, что происходило снаружи, но тряска была достаточно сильной, и вскоре кончилась. Зашипела рация:
– Так, – начал Вонг. – Всем известно, что делать, но всё равно напомню. Саша, Дженсон – становимся недалеко от места развертывания лагеря, и выгружаем провизию. Чейз – гони траулер по своим координатам, и разворачивай модули. Корчагин – останавливаешься в предписанной тебе точке, недалеко от базы, и стоишь в готовности всех забрать и прикрыть в случае чего. Жерар, остаешься на корабле. Всём всё ясно?
– Поняли, – отозвался Дженсон за себя и Сашу.
– Ясно, – сказал Чейз.
– Принял, – ответил я, замыкая колонну ответов.
Я завёл двигатель, и загорелся синий экран радара. Я медленно поехал вперед по спустившемуся трапу. Над нами сгустилась тяжелая чернота космоса, и небосвод был покрыт мириадами сияющих звёзд. Поверхность спутника Шарата чем-то напоминала поверхность луны, но она не была такой умиротворяющей. Сам Шарат, на фоне пожирающей его черноты выглядел крохотной светящейся точкой. «Край» тянулся во все стороны, и растягивался так далеко, что невозможно было взором уловить, где он кончается. Поверхность спутника усыпали небольшие горки и кратеры, в которых, и за которыми, казалось, таится смертельная опасность. Мне чудилось, что за мной наблюдают десятки любопытных глаз, пока я не вижу, и стоило мне обратить взор к скале, или к кратеру, где сидел наблюдатель, он тут же скрывался.
Мы выкатились из разных мест брюха корабля почти синхронно. Мне со стороны было хорошо видно грузовики, и лениво катящийся траулер, который пылил, впиваясь в поверхность увесистыми колёсами. Следом за мной по трапу скатилась тройка самоходов и, вытянув стальные шеи, они огляделись. Постояв немного, и собрав первичные данные, самоходы укатились в разные стороны.
– Отлично, – скупо отрезал Вонг. – Занимайтесь своими делами. Как только закончите, отрапортуйте, и волну не засоряйте пустой болтовнёй. Самоходы вернутся через час, и там уже будем координировать действия по установке периметра в соответствии с данными.
После очередной волны согласий, эфир стих.
Прошло несколько часов. Механические руки грузовиков почти закончили монтировать склад и раскладывать там провизию. Жилой модуль уже был развёрнут. Бойцы отрапортовали о завершении работ. Странно, но самоходы всё ещё не вернулись из поездки. Час, объявленный Вонгом, давно кончился, и я гадал, почему самоходки так задерживаются?
– Товарищ Капитан, – начал я, понимая, что беспокоятся все, но никто ничего не говорит. – Разрешите обратиться.
– Разрешаю, – ответил Вонг. – В чём дело?
– Вы видите самоходки на радарах? Прошло уже больше часа.
– Разберёмся. Так… – он задумался, видимо решая, наказывать меня за лишние вопросы, или нет, и продолжил. – Чейз, Саша, Дженсон, соберитесь в жилом модуле, и заодно настройте все системы, необходимые для анализа местности. Там попробуем узнать, что с самоходами. Корчагин – забери меня. Я буду в первом грузовом.
– Понял, – ответил я, заведя двигатель.
Осторожно проехав несколько метров, я прибавил скорости, и помчался к пункту назначения. Бурый был довольно быстрым, и я старался держать его ровно, что было нелегкой задачей в таких условиях. За все годы водительской практики я усвоил один принцип – если вынужден ехать быстро, не вздумай резко дёргать руль при повороте или смещении в сторону. На высоких скоростях машина становится как перо, и резкое движение может опрокинуть автомобиль на раз. Сбавляя скорость на поворотах, я плавно огибал небольшие кратеры, и вскоре доехал до грузового отсека. Там ко мне подсел Вонг, и мы поехали к жилому модулю. Он был одет в тонкий офицерский скафандр. Сунув руку в карман, он достал оттуда черную пачку каких-то причудливых сигарет и, прикурив, стал довольно выпускать густые облака дыма. Я прокашлялся, и было открыл рот, что бы попросить его потушить сигарету, но к горлу подступил ком. Мне хотелось, что бы он перестал ни столько потому, что я с трудом переношу запах табака, а потому, что при виде сигареты в чьих-то зубах мне вспоминался дед, который в шестьдесят лет, больной и распухший, скончался от рака лёгких. Я никому не хотел такой же участи, но всё же, заговорить не осмелился. Мне был известен вспыльчивый нрав Капитана Вонга, и если я вздумаю хоть как-то ему перечить, или тем более уж что-то запрещать – проблем не оберусь. Когда я закашлял, Вонг скользнул по мне взглядом и, нахмурив брови, поспешил затушить сигарету, утрамбовав её обратно в пачку.
– Извини Корчагин, – спокойно проговорил он, разгоняя ладонью дым. – Забыл, что ты не куришь.
– Ничего… – сказал я, чуть не добавив, что не против. Ещё как против (ещё бы я был за, сидеть с курильщиком в кабине со сломанной вытяжкой!)
Когда мы подъехали к жилому модулю, я остановил Бурого. Надев шлем, что бы дым не выедал глаза, я наблюдал за Вонгом. Он вышел через гермошлюз, напоследок наказав: «Займи позицию подальше, где хорошо видно модуль и корабль. Прикрывай нас оттуда».
Дойдя до модуля, Вонг подождал, пока дверь раскроется, и шагнул в темноту, которая была в дверном проёме. Механические руки грузовиков перестали работать, и траулер тоже стих. Мне от этого стало очень жутко.
Отъехав, я встал на позицию, и стал наблюдать сквозь клубящийся внутри дым. Вид передо мной был мутный. Периметр был чист, и кроме извивающегося «края», не было ничего, что двигалось. Но потом, что-то изменилось. «Край» словно стал более густым, и злобным. От горизонта стала надвигаться темнота, словно стремилась быстро кого-то спрятать. Зашипела рация, будто бы сама, вместе со мной, испытывала тревогу. Оттуда донесся голос Вонга.
– Корчагин, ты на связи? Ты видишь что-нибудь?
– Да, на связи, – ответил я, всматриваясь то в горизонт, то в мерно пикающий радар. – Нет, не вижу. Ночь приближается, но за окном ничего, кроме модуля и нашей техники.
– Точно не видишь?
Я хотел сказать, что точно, но на миг мне показалось, что на радаре вспыхнула точка.
– Не уверен… – проговорил я, стукнув пальцем по экрану. – Показалось, наверное, вроде…
Точка снова вспыхнула, и в этот раз, она была гораздо ближе, чем в прошлый. Радар издал тревожный писк, и я вздрогнул. Что это? Неполадка? Метеорит? Каким образом точка смогла так быстро пересечь подобное расстояние? Самоход не может, ну, точнее он способен ехать с такой скоростью, но без нашей команды он будет едва ли быстрее мотороллера.
– Вижу что-то, – вцепился я в рацию, ответив нервозно, и вглядывался в экран, наблюдая за приближением точки, писк радара всё нарастал. – Точно вижу, движется быстро!
– Самоходки не отвечают, на команды не реагируют и с радара пропали. Что бы ты там не увидел, стреляй, понял?! Мы поддержим!
– П… - Запнулся я, – понял! Понял!
Реальный бой. Что бы там не мчалось, оно враждебно, и может, даже будет стрелять! Самоходки, у них же есть пушки! Я стал водить пальцами по панели управления вооружением, и после того, как вспыхнуло несколько кнопок, магнитный пулемет ожил. Я положил ладонь на стрелковый рычаг, что напоминал штурвал истребителя, и сжал его так сильно, что стало больно. Двинув рычаг влево, и затем вправо, я убедился, что ствол реагирует на команды.
– Заряжено, – резюмировала система Бурого, – к стрельбе готово. Удачной охоты.
Удачной охоты! Спасибо!
Честно сказать, самой тяжелой ролью для меня, в данной ситуации, была именно роль охотника. Охотнику было бы известно, на что он охотится, и с чем ему предстояло бы столкнуться. Он бы знал местность и знал жертву. А я не знал ничего, вообще ничего. Мне даже в голову не приходило, что сейчас выскочит оттуда, из темноты! Съехавшая с катушек самоходка?! Да больше некому! В другое я не поверю! Направив пушку в сторону точки, я ждал её появления, и не был уверен, что смогу нажать на кнопку огня «Давай! – Убеждал я себя. – Ты обязан, ты подписал контракт, а значит, должен выполнять приказы!» – подобные мысли крутились в голове около десяти секунд, пока я не увидел взметнувшийся в небо столб пыли. Из-за модуля показалась самоходка, растерявшая весь свой союзнический вид. Она мчалась, выбрасывая из-под себя огромные кучи пыли, и ехала уже неестественно быстро. Даже дай мы ей команду, она бы не смогла так разогнаться. В рации послышался гул магнитных пушек, и я увидел, как из стрелковых окон модуля посыпались яркие белые лучи. Они, вонзаясь в самоходку, отрывали от неё куски, но это её не останавливало. Место, в которое попадали лучи, тут же заменяла такая же деталь, которая и была, отличная лишь цветом. Она была чёрной. Отлетевший кусок будто снова лепили из темного пластелина невидимые руки, и ставили фрагмент на место. Я понял, что самоходкой завладел «край». Не в силах сжать дрожащий палец на нужной кнопке, я наблюдал, как ребята продолжали стрелять. Если бы это был кусок металла – я бы выстрелил без промедления. Просто движущаяся мишень. Но это была уже не обычная самоходка, её заставлял ехать не двигатель, а что-то другое. Теперь это – живое существо. А я, как солдат, не принимавший участия ни в одном бое, безумно боялся ему навредить. Ему же будет больно, оно умрёт, оно будет в агонии! Но какая разница, если это хочет нас убить? Я же готовился к этому моменту всю службу, и теперь не могу выстрелить в захваченную неизвестно чем железяку?!
– Корчагин, олень! Стреляй! – Донёсся из динамика яростный крик. Я не разобрал, чей он был.
Проследив курс, я понял, что самоходка несётся в корабль. Прямо в двигатель, стоящий едва ли выше поверхности. Если самоходка домчится до цели, то улететь мы сможем не скоро. Поведя ствол пушки на упреждение, я стиснул зубы, и согнул палец. Целиться невозможно! Чёртов дым! Чёртов Вонг со своими раковыми палочками! Сраная дистанция! Я слишком далеко, что бы попасть при такой видимости! Зараза! С глухими звуками из многочисленных стволов вылетали куски металла, разогнанные до околосветовых скоростей. Снаряды, обжигая пространство, чертили белые следы, и вонзались в землю, оставляя в ней острые углубления. Ни один из выстрелов самоходки не достиг. Она врезалась в двигатель корабля, вызвав яркий взрыв, на миг осветивший всё в радиусе нескольких сотен метров, и я видел, как модуль отбросил длинную тень. Жерар, скорее всего, погиб.
***
В глаза больно ударил свет солнца и до ушей доносились птичьи песнопения. Куда я попал? Минуту назад я тонул во вспышке взрыва, а сейчас попал неизвестно куда. Меня окружала густая зелёная трава, которая вытянулась в половину человеческого роста. С трудом поднявшись, и положив ладони на дрожащие колени, я осмотрелся. Глаз медленно приспосабливался к резкой смене картины. Дуновения теплого ветра заставляли покачиваться высокие травяные стебли. На горных хребтах, растянувшихся по горизонту, лежали пористые облака, словно решившие остановиться там и отдохнуть недолго, а затем встать, радостно взглянув на горы, и продолжить путь. Я озадаченно смотрел вдаль, и при этом, испытывал чувство облегчения. Тело стало почти невесомым, и я выпрямился. На мне сидел лёгкий, вычищенный офицерский скафандр. Я поднял ладонь, и осмотрел её. На ней лежал небольшой Кельтский медальончик, который в детстве мне сделала мама. Было такое ощущение, что миг назад я крепко сжимал ладонь, и теперь её было больно разжать, но боль скоро ушла, и я был приятно расслаблен. Я услышал взмах крыльев. Подняв голову, я увидел орла рассекающего воздух. Он заставлял меня чувствовать себя в безопасности, и я будто бы был под его защитой. Проследив за ним, я взглядом наткнулся на свой летний домик, который из леса, почему-то, переместился сюда. Свет отражался в его больших окнах, и казался мне приветственным.
Я попал домой? Спутник Шарата, дьявольская самоходка, мои неудачные выстрелы и взрыв корабля – сон? В груди словно разгорелся костёр, который заботливо согревал сердце, и наполнял мою душу радостью. Мне не придется отчитываться перед Вонгом и краснеть за свои промахи, мне не нужно будет объяснять, почему я позволил взорваться кораблю, стоившему квадриллионы долларов, и главное – не надо будет больше стрелять. Я представил, как приду к себе, переоденусь в уютный домашний халат, и потом погружусь в мягкую, теплую перину, крепко уснув на много часов. Это заставило меня забыть обо всех несчастьях, которые я пережил несколько минут, а может и часов назад.
Широко улыбнувшись, я понял, что оказался дома. Расправив ладонь, и вытянув руку, я направился к домику. Трава под моими пальцами сгибалась, и затем, когда я проходил, пружинисто выгибалась. Я втягивал ноздрями свежий воздух, и наслаждался каждой секундой своего здесь присутствия, потому что понимал – это не навсегда. Кто знает, когда можно будет снова сюда приехать? И доживу ли я до этого? Как только я подумал о том, что возможно придётся уехать, мне вдруг стало грустно.
Подойдя к домику, я увидел кресло качалку, которое, пошатываясь, стояло перед мутным панорамным окном. Со стороны горизонта послышались звуки грома, и я оглянулся. Белоснежные гривы горных хребтов вдруг сменились угрюмыми, серыми тучами, в которых растягивались ветвистые молнии. Тело охватил озноб. Тучи моментально стянули небеса, скрыв солнце, и погрузив всё в холодный мрак.
Когда мне на плечо упала первая тяжелая капля дождя, я поспешил скрыться в помещении, которое, к счастью, было открыто. Молнии, сверкавшие время от времени, заливали комнату светом. Моя кровать, мои книги, мои инструменты, и дверь в гараж – всё оставалось нетронутым, до следующего раската грома и вспышки молнии. Они заставили меня вздрогнуть и обстановка переменилась в один миг. Книги были разбросаны по полу, и тонули в вязкой, черной жиже, которая омерзительно бурлила, будто бы пожирая всё схваченное. Кровать была разломана, а дверь в гараж раздроблена. Сделав следующий шаг, я вдруг ощутил тяжесть в ногах, и заметил, что на мне теперь громоздкий солдатский скафандр, измазанный машинным маслом.
Стало страшно. Ливень начал тарабанить по деревянной крыше, и с каждым ударом мне становилось ещё страшнее. Я обернулся.
Снова гром. Очередная вспышка света будто породила расплывчатый человеческий силуэт, стоящий за панорамным окном. Кто это? Решив выяснить, я взял подвернувшуюся под руку кочергу, и вышел. Кресло переместилось прямо к краю порога, и там, покачиваясь, сидел кто-то в таком же тяжелом скафандре, как и у меня. С подлокотника безжизненно свисала рука, с которой капала черная жижа, напоминавшая нефть. Что с ним произошло? Как он тут оказался? Нужно было подойти к нему, но боязнь перед неизвестностью сковывала движения. Его запястье было обмотано цепочкой, и на её конце находился Кельтский медальончик, выглядевший в точности, как мой. Кровь будто застыла в жилах, и я не мог поверить своим глазам. Кто это, и откуда у него мой медальон?! Больше ни у кого не могло такого быть! Его придумала мама, она сделала его, и подарила мне перед смертью, соврав, что нашла его в волшебной стране! Его не может быть ни у кого, кроме меня! Его вообще не может быть! Я потерял его лет десять назад!
В один шаг я сократил разделявшую нас дистанцию, и замахнувшись кочергой, дернул незваного гостя за плечо. Кресло опрокинулось, и он свалился навзничь. Увиденное поразило меня, и заставило колени подкоситься с такой силой, что я едва устоял на ногах. Я увидел обезображенное лицо. С уцелевшей кожей срастались черные пятна, которые были как расплавленная смола. К горлу подступил ком. Наискось, занимая половину головы, раскрывалась ужасающая пасть, между острых зубов которой барахтался большой человеческий язык. В чёрной смоле тонуло множество покрасневших глаз, зрачки которых хаотично вращались, дрожа и иногда закатываясь. Я хотел отпрыгнуть, но не смог, я хотел ударить, но не смог, и меня прибило к месту будто гвоздями. Расположились глаза беспорядочно, разрезы стремились в разные стороны, и были разных размеров. Оно стало издавать непонятный, истерический рев, из пасти обильно полилась пена. Оно стало изгибаться, будто его разламывает изнутри, и послышалось, что захрустели кости.
– Помоги! Помоги! Пожалуйста! – Оно стало вопить, и я даже не понял, что там способно издавать звуки. – Больно!
Я никогда так не пугался, и громко закричал. Размахнувшись, я вонзил кочергу в один вращающийся глаз. Из него брызнула кровь, опрыскивая мой скафандр. Тварь заверещала ещё страшнее, и я бросился бежать навстречу темноте, что вдруг потянулась с горизонта. Дом становился всё дальше, рёв твари всё тише, а темнота всё ближе. Сломя голову я погрузился в неё, и вдруг ощутил, как поверхность ушла из-под ног. Я падал в бездну, крича.
– Корчагин! – Послышалось из бездны. – Корчагин! Ты живой?!
Проснувшись, я прихватил с собой крик из сна, который стоял ещё пару секунд. «Что за дрянь?! Что за паскудная дрянь?!» – думал я, всё ещё не способный выкинуть из головы вид этого существа. Сон, это всего лишь сон, убеждал я себя, глубоко вдыхая и выдыхая. Что меня отключило? После вспышки я сразу погрузился в темноту, и видимо, только сейчас очнулся.
– Корчагин! – Снова спросил Вонг. – Ты живой?! Отзовись!
– Ж-живой! Да, живой! – Ответил я, вцепившись в приёмник.
– Что за звуки? – Спросил Вонг, но не у меня, а у кого-то в стороне. – Ты слышишь?
– О чём вы?! – Крикнув, спросил я, – Вы про что?!
– Вот слышишь, опять… не понимаю. Бормочет вроде кто, или помехи… надо идти.
– Да что вы несёте?! – Не выдержал я, взглянув на приборы, показывающие состояние машины. Все индикаторы горели зелёным, и ничего не говорило о поломке. Непонимание Вонга бесило меня. – Всё нормально! Я живой!
Но они, похоже, в это не особо верили. Рация смолкла, а я оперся затылком о мягкую спинку сиденья, и схватился шлем. Как мы теперь выберемся?! Учёные! Точно, прилетят ученые, и заберут нас. Как можно было про них забыть? Они же вот-вот должны прибыть.
Блеснув, Шарат окаймил линию горизонта яркой вспышкой, и скрылся из вида.
Нажав на кнопку пуска двигателя, я услышал лениво прокрутившийся стартер. Мотор, похоже, не думал заводиться. Вторая попытка так же не привела к нужному исходу, и я, цокнув, покосился на панель с индикаторами. Поломку движка она не показывала, а значит – неисправна сама. Доверять ей нельзя, и возможно, целостность рации она утверждает ошибочно.
– Двигатель неисправен, – снова проснулась система, и индикатор двигателя загорелся красным. – Поблизости поле боя. Рекомендуется поднять щиты.
Шла бы ты со своими щитами, подумал я тогда. Если она запоздало реагировала на такие важные неполадки, как выход из строя сердца машины – двигателя, то, что стало бы, забудь она, сколько в запасе осталось электричества? И долго бы мне удалось протянуть, сядь аккумуляторы и выйди система жизнеобеспечения из строя? Недолго. Полчаса, час, а вот когда за мной кто-то явится – угадать трудно. Вывод напрашивался противоречивый: системе доверять было нельзя, и щиты поднимать тоже не стоило, хотя, с учётом того, что теперь творится за бортом, то рискнуть было можно. Хороший выбор: ты либо подохнешь от нехватки кислорода, либо тебя за задницу схватит край. Из двух зол оставалось выбрать меньшее.
– Поблизости поле боя. Рекомендуется поднять щиты. – Повторила система, будто бы обидевшись, что я не ответил ей в первый раз.
– Поднимай.
– Распознавание затруднено. Повторите запрос. Поблизости поле боя. Рекомендуется поднять щиты. – По кабине разлетался её металлический голос, и усиливал непонимание, охватившее меня.
Я осознал кое-что новое: по возвращению на землю я твердо решил вытащить её процессор, засунуть в стальной ящик, заварить, сковать десятком замков, и утопить в воде. Желательно там, где был бермудский треугольник, что бы она ни шепнула кому свое: «Распознание затруднено» или как там. Падла! Она меня бесила.
Я вполне членораздельно, чётко и ясно крикнул: «Поднимай! Сама предлагаешь, а потом выделываешься!» и снова «Распознавание затруднено». «Ну твою-ж мать, холера! – Разозлился я. – Почему вы, роботы, такие тупые?!». Собственноручно добравшись до нужных кнопок, я активировал щит. Он, вспыхнув снаружи синим цветом, окутал корпус Бурого, и затем растворился став невидимым. Щит есть – хорошо, задохнуться можно – плохо. Ну, что было делать. Я скрестил руки на груди, и мне показалось, что в салоне похолодало. Недолгой задержкой дыхания после выдоха я на миг разгонял по телу тепло, что уже было приятно, хоть и согревало лишь иллюзорно. Чуть позже меня посетила мысль: а почему это я расселся тут, и не могу просто выйти, и самостоятельно добраться до модуля? Неужели я настолько труслив? Да, труслив, отвечал я сам себе. Фонарика у меня нет, а соваться наружу без света, с минимумом кислорода, да ещё и при условии, что там сидит сатана как-то не хотелось. Наличие магнитной пушки тоже не успокаивало. С другом идти, у которого свет есть, дело уже другое, да и четыре глаза лучше двух. Потому, я решил ждать, пока за мной не придут. «Четыре глаза лучше двух… – мне вспомнился образ твари из сна, и меня передернуло. – Тьфу!»
Свершилось то, чего я тайно вожделел все эти бесконечные минуты – около модуля вспыхнул фонарь, и луч света разрезал темноту.
– Чейз, – в рации снова заговорил Вонг. – Сходи к Корчагину, проверь как он там. Раз не приехал ещё, скорее всего того…
– Да жив я! – вырвалось у меня, хоть я и не нажал на кнопку передачи. Дико раздражало то, что меня похоронили без наличия факта моей смерти.
– Хорошо, – послышался голос Чейза, – только координаты скиньте, товарищ Капитан. Ага? Не видно ничего.
– Скинул. Шевелись.
Дальше Вонг сказал, что попытается связаться с учеными. Я стал с нетерпением наблюдать за лучом, который не спеша подползал ко мне. Через несколько минут я решил выключить освещение кабины, пока не придёт Чейз, что бы увеличить срок жизни аккумулятора. Вскоре Чейз пришёл, и луч фонаря бегло скользнул по Бурому, больно резанув мне глаза. Показалось, что луч дрогнул. «Ура! В модуль, в тепло, в уют!» – подумал я, в спешке отстёгиваясь от кресла и включив освещение. Я направился к гермошлюзу, встав. Чейз светил мне в спину, и передо мной нарисовалась моя тень, которая показалась мне от чего-то злобной.
– Внимание, мы под прицелом. Рекомендуется открыть ответный огонь.
В каком смысле под прицелом, не понял я, медленно разворачиваясь. Луч фонаря бил прямо в кабину, по моим глазам, а света от внутренних ламп не хватало, что бы осветить Чейза. Что с ним случилось?
– Чейз! – Крикнул я, и помахал ему рукой. – Всё нормально! Я сейчас выйду!
Ответом были не слова, которых я ждал, а яркий луч, и отнюдь не фонаря. Раздался залп магнитной пушки, и вспышка выстрела осветила гримасу ужаса, застывшую на лице Чейза. Чего он испугался, я не знал, но на лице было такое выражение, будто бы он увидел вещь действительно пугающую. Щит отразил луч, и снаряд умчался в небо, но за первым выстрелом тут же последовали второй, и третий. Я инстинктивно согнулся, и растянулся по полу, насколько хватало места. Мне стало страшно, и тело снова будто парализовало. Пошевелиться я не мог, и даже щиты не избавляли от боязни перед тем, что я подниму голову и схвачу снаряд. Отражая выстрелы, щит сверкал, и заливал светом кабину.
– Щиты в критическом состоянии. Рекомендуется открыть ответный огонь.
Вскоре выстрелы прекратились, и снова ожила рация:
– Там такое! Такая херь! Вы бы видели это! – Испуганно кричал Чейз. – Корчагина нет, его сожрали! У меня кончились боеприпасы! Убрать не смог! Возвращаюсь!
Какое такое? О чём говорил Чейз – я не понимал. Но факт оставался на лицо – стоило Чейзу меня увидеть, как он тут же схватился за пушку, и это было точно не нормально.
Вскоре возле модуля вспыхнуло три фонарных луча, которым теперь я был точно не рад. Что теперь было делать? Мне хотелось вырваться из Бурого, и убежать туда, где меня не найдут. Но какой смысл? Лучше гуманная и быстрая смерть от луча магнитной пушки, чем удушение. Ещё был вариант самому взяться за ствол, и продать душу подороже. У них было численное преимущество, зато на моей стороне преимущество в огневой мощи. Я попробовал направить пушку Бурого, вышло. Направил туда, откуда били фонари. «Странно, – подумал я. – Вроде бойцы с опытом… почему открыто прут на хорошо вооруженный полутанк?». Догадки захлестнули меня, и самой яркой из них была та, что члены отряда сомневались в разумности цели. Либо, они просто хотели умереть. Рация как назло замолчала, и я не понимал, о чём они говорят, и говорят ли вообще.
В итоге я принял самое бредовое решение, которое только могло прийти в голову. Оставив свет в кабине зажженным, я вышел, встал перед Бурым, и высоко поднял руки вверх. Вот. Я решил сдаться. А почему нет? «Если я всех поубиваю, то ученые сюда век не сядут, и улетят. И сидеть мне тут до скончания времён, – Убеждал я себя в правильности решения. – А точнее, до скончания кислорода в модуле. Если убегу, то кислород не бесконечный, и там всё понятно. А так хоть либо сразу пристрелят, либо будет шанс выжить». Похоже мой жест был замечен, и лучи фонарей поползли в разные стороны. «Свет не гасят, – заметил я. – Точно за идиота держат. Цель на освещенном фоне, снять можно на раз два». Они разошлись, взяв меня в полукруг, и осторожно обступили.
– Ты только посмотри на эту тварь, – раздался голос Саши в рации скафандра. – Давайте лучше сразу её грохнем. А?
Мне в глаза ударил свет фонаря. Да чем я так их пугаю?
– Нет, – я услышал голос Дженсона. – Он не ведёт себя агрессивно, и в кабине следов боя нет. С чего ты решил, что Корчагина сожрали, Чейз?
– А ты случаем не казачок ли засланный? – Спросил Чейз, обращаясь к Джесону. – А? Ты посмотри на эту скотину! Её надо гасить не раздумывая!
Вот и всё. Конец. Чейз вскинул на меня пушку, и готовился стрелять. Не знаю, что они там увидели во мне такого, но этого было достаточно, что бы меня убить. Как там говорят, перед смертью жизнь прожитую видишь? «А не от страха ли мозг успокаивает организм приятными картинками? А хрен его знает. От мистики может какой? Непонятно». У меня задрожали колени, и я поднял руки ещё выше, надеясь, что меня может, пощадят. Странно, почему я не плакал. Мне даже радостно потом стало. Я увидел летний домик, увидел маму с папой, увидел всех, кого потерял. «Если есть потусторонние миры, – думал я, – наверняка там можно реальность под свой лад подгонять. Можно ведь? Ай, зараза. Не помню. Как там в эзотерических книжках писали… вот и проверим теорию. Всё лучше, чем помирать с полными штанами дерьма. Надо о чём-то хорошем думать». Помню, мама говорила мне, что мол, строй свой бизнес сынок, или в чём-то творческом себя найди. Производи что-то, и общество тебя отблагодарит. На дядю не смей мне работать! Говорила. И деньги будут, и свобода, и дело любимое. А я ведь… хотел. Хотел, но так и не нашёл. Попёрся в армию, думал, повоюю если, боевые будут, награды, пенсия большая. Хах! Идиот. На что надеялся? Вот где я был теперь! На предсмертном одре. Хорошо хоть, извещение о смерти посылать было некому. Во вдруг рту пересохло, и в груди защемило. Чейз наводился мне на голову. Ну, хоть спасибо, что не в ноги! «Подождите, ребята, я умирать не хочу же! Я ведь ещё жизни не видел! Мне и тридцати нет! Стойте! Пожалуйста!». Внутренне я разрывался, но внешне стоял как камень, подняв руки вверх. Большая часть меня сейчас требовала упасть на колени и просить пощады. «Экий ты, инстинкт самосохранения! Хренушки тебе! Пусть меня достойным помнят. Так или иначе убьют. Пусть стреляют. Такова, значит, моя участь». Надо было слушать мать, и искать своё призвание, а не играться в патриота, которым я на самом деле никогда не был. Я зажмурил глаза, и приготовился принять свою смерть. Но выстрела не последовало.
– Не вздумай! – Крикнул Дженсон, и отчаяние во мне сменилось надеждой. Кто-то на моей стороне! – Оставь! Он же не нападает! Возьмём в плен, и может сможем допросить!
Дженсон подошёл к Чейзу, и ударом отвёл ствол его оружия. Тот отскочил, и навёл ствол на Дженсона. Вот до чего дошло дело!
– Казачок засланный! Точно! Саша, этого тоже в расход! Его край обезуметь заставил!
До того момента мне казалось, что у Саши есть мозг, но потом я понял, что нет. Саша был человек тренд. Модно курить – он курил. Модно гадить в лоток коту – он гадил. Кто-то дерзкий говорил по своим стрелять – Саша стрелял. Полыхнула магнитная пушка, раздался глухой звук, и луч света пронзил спину Дженсона. Вот так, бесцеремонно, без разбирательств, убили человека, выступившего в мою защиту. Я увидел их лица, и там была не злость. Там был страх. Они не отдавали себе отчёт в своих действиях, и были ещё более безумными, чем Дженсон, который, по их мнению, был шпионом края.
– Гаси эту тварь!
Стволы развернулись на меня, и после пары вспышек я ощутил жар в грудной клетке. Перед глазами были цветные пятна, темнота, стоял звон. Меня будто вынесло из тела, и я видел себя со стороны. Я лежал перед Бурым, с огромными дырами в груди, и тонул в луже крови. Было чушью, что мозг после смерти работает ещё шесть минут. Выходит, нихрена он не работал. Оглядев себя, я понял, почему меня хотели грохнуть, и честно, я бы тоже захотел себя убить. К Бурому из космоса тянулись черные щупальца, и затем, они поползли ко мне. Вместо лица у меня была многоглазая образина, и пасть, расположенная наискось. Точно такую же тварь я видел во сне. «Забавно, – подумал я. – Там я ведь тоже воткнул ей кочергу в башку, хотя она ничего плохого мне не сделала, и просила помочь. Неужто оно было мирным?». Да. Оно наверняка было мирным, как и я. И меня точно так же завалили без суда и следствия, судя только по тому, как я выгляжу. В этот момент материальный мир показался мне убогим, и ещё более убогими я счёл человеческие представления о красоте и внешности. Нас пугало всё, что было непривычным, и мы этого боялись. А вместо того, что бы пытаться понять, мы стреляли. Глупо.
Высота вдруг резко изменилась. Овалы света уменьшились, как и всё остальное. Отсюда мне удавалось лучше разглядеть край. Он уже настиг модуль, и, судя по всему, застал Вонга врасплох. Шарат вышел из-за горизонта, в этот раз обдавая свой спутник более ярко. Край теперь имел совсем другой окрас и характер. Это были не смертельные черные щупальца, а животворящие энергетические каналы. Щупальца разбивались на множество тонких, извилистых сосудов, и по ним перемещался теплый желтый свет. Край не вытягивал жизнь из Шарата, а напротив, давал её ему. Он был чем-то недоступным моему пониманию. Казалось, превращая людей в необычных существ, он проверял, насколько их разум готов к тому, что бы воспринимать новое. Оказалось, что не готов вовсе (а может краю вообще было по боку, и он так влиял на восприятие нами реальности своим присутствием.) Я ощутил себя как энергетический сгусток, который становится частью чего-то целого, чего-то огромного и развитого настолько, что трудно было даже представить это. Не врали выходит, когда говорили, что материя – лишь способ существования энергии. Эйнштейн вроде эту штуку говорил. И край, получается, собирает в себе то, что стало энергией, покинув материю? Голову можно сломать. Чем ближе я становился к краю, тем больше понимал, что его появление тут – ничего такого из ряда вон. Он всегда тут был, и всегда распределял энергетические потоки, регулируя всякие там космические балансы. А может и нет… он всё же, был больше похож на нечто разрушительное, но когда я умер, то увидел его под другим углом. А может, край лишь часть структуры как-то попавшей сюда из параллельной реальности, в которой существа, подобные тому каким я стал перед смертью – абсолютная норма. Они, возможно, населяли соседнюю вселенную, а может, и множество других вселенных, но так это или нет, я проверить не смог. Я растворялся в пространстве, думая. Почему люди по внешности судят о том, кого не знают? Почему судят о характере и поведении лишь по внешнему виду? Они что, экстрасенсы, что бы понимать по лицу, и говорить что-то вроде: «Эй! А вот у этого бизнесмена рожа точно на бандитскую тянет. Богатый, значит – вор!», хотя на самом деле парень любит котят и строит многомиллиардный бизнес лишь ради того, что бы помогать сиротам. Ирония. Я убил существо во сне из-за страха перед его уродством. Оно выглядело так, будто могло меня сожрать, но вопрос – хотело ли оно этого? Показывало ли оно это своими действиями? Да нет, чёрт возьми! Оно просило помочь! Так и меня грохнули, хотя я вообще никакой агрессии не проявлял, и даже поднял руки вверх, примиряясь с возможным пленом. Но поняли ли меня? Как оказалось, нет. Теперь это было неважно. Вскоре край поглотил меня, растворив.