Теплое пиво, отдавало кислинкой, и Глория сплюнула желтую жижу на песок, тут же накрыв ее горкой коричневых песчинок. Невыносимо жаркое утреннее солнце, после обеда одумалось, пришло в себя, и дало людям шанс выйти на улицы, к воде. Солнце сжалилось, и градус упал до +27. Мелочь в 5 градусов, но безусловно приятно. К вечеру обещали грозу.
-Не хочешь - не пей, не переводи продукт. - Михаил грозно посмотрел на жену.
-Так теплое. Хоть в воду кинь, остуди. Невозможно пить.
-Так и вода теплая. Ты Глория давай, не умничай, пей, раз на трезвую голову не хочешь.
-А с тобой на трезвую невозможно. Урод уродом. Всю красоту пропил, прокурил. Надо было мне за Иващенко замуж идти, он говорят, сейчас в Москве, в думу избирается. А я с тобой тут. - Нина отобрала у мужа трехлитровую банку с напитком, жадно присосалась, сделала четыре глотка, передернулась и поставила банку перед собой. -Закурить дай.
-Иващенко импотент, и вообще говорят по мальчикам. Маленьким. -Михаил достал из кармана мятую пачку сигарет, выудил из нее одну, помял, пытаясь выровнять, передал жене.
-Кто говорит-то? Кто говорит?
-Да все. Юлька вон. Рыжий.
-Юлька с рыжим идиоты. Завистливые, мерзкие люди. И ты таким же становишься. Идиота кусок.
-Слушай, я ведь и в рожу дать могу. - Михаил чиркнул спичкой о камень, поднес огонь к губам Глории.
-Ну это ты мастак. Только кулаков твоих я не боюсь. Привыкла. Домой поеду. Там наливочка прохладная, а тут жара, кисляк в банке и ты идиот. Никаких перспектив, - Глория встала, отряхнула юбку от прилипшего песка, смахнула со лба пот, - Ключи давай.
-Пешком дойдешь, раз идиот. Что за наливка? -Михаил заинтересовано взглянул на жену.
-Так вишневая, с весны еще. С похорон бабки твоей убогой. Ключи давай говорю.
-Ты за бабулю мою так не говори. Она любила тебя, между прочим. - Мужчина встал, схватил жену, та, отстраняясь задела ногой банку, та в свою очередь опрокинулась, и окрасила песок, превращая его в мокрую, ячменную кашицу.
-Так любила, что кровь всю выпила. Так тебе и надо, -женщина язвительно улыбнулась, смотря на остатки пива, -сиди тут, бобылем, меня сука, не трожь, я на развод подам, а тебя падлу засужу. С Нинкой вообще видеться запрещу!
-Глош, ладно тебе, не заводись, поехали домой, я картошку почищу. Вишневую я люблю твою. –Михаил заискивающе улыбнулся.
-У тебя уже глаза в кучу, обойдешься.
Домой возвращались вдвоем. На ржавой шестерке, ехали молча. Глория опасливо смотрела на мужа, контролировала, чтоб не заснул. Сначала подпевала кассете Пугачевой, потом курила, демонстративно выдувая дым в лицо супруга. Но истома после жаркого дня дала о себе знать и в итоге женщина заснула сама. Проснулась Глория уже в больнице. С двумя пренеприятнейшими известиями. Муж, как и ржавая шестерка, восстановлению увы, не подлежали. А сама, Глория, по словам лечащего врача, родилась в рубашке - отделалась легкими царапинами на лице, и ампутацией обеих ног. Обещанной метеорологами грозы так и не случилось. Но в отдельно взятой палате провинциальной больницы в этот вечер гром все-таки прогремел. Громко, четко, нецензурно.
1. Почему люди не летают?
Говорят, время - лечит. Возможно, но сколько именно нужно этого времени, чтобы оно начало лечить в народной поговорке не уточняется.
Я посмотрела в окно. Осень во всю вступало в полноправие распоряжаться цветом и температурой дня, подсидев на этом поприще такое необходимое мне сейчас лето. Я устала. После трагедии, случившейся с моей семьей на Велико-первом мосту нашего поселка, с гордой приставкой «городского типа», мне пришлось резко перейти из ранга «маленькой белокурой девочки» в ранг той самой женщины, которая и коня остановит и в избу огненную войдет - взять на себя ряд обязанностей, которым вряд ли бы позавидовал мой ровесник.
Беда не приходит одна. В моем случае, она пришла мало того, что без приглашения, не вытерев ноги о коврик у входной двери моего домашнего уюта и очага, так еще и прихватила с собой ворох родственничков. На смерти папы и инвалидности мамы, как вы поняли, мои неприятности не закончились. После «пренеприятнейшего» известия, которым, как обухом по голове окатили мою бабушку и деда со стороны отца, оба, не сговариваясь, слегли с инфарктом. Вот она сила клятвы – «буду с тобой в радости и горе, в бедности и богатстве, в болезни и здравии и умру в один день». Через месяц после того, как мой отец уснул за рулем, и машина на всей скорости влетела в ограждение, на злосчастном мосту, пробив его, и словно плохо собранный бумажный самолетик полетела вниз, изображая крутое пике, бабушка с дедом скончались, с разницей в несколько часов. Десять раз подумайте, произнося в ЗАГСе эгоистичные слова клятвы. Их могут и подслушать кто-то там наверху. Хотя может это и хорошо.
У мамы же родителей не было, то есть они были, возможно есть и сейчас, просто она их никогда не знала. Бросив ее возле городского морга пятимесячную (видимо за столь короткий срок, решение оставить дочку, было взвешенным, обдуманным и окончательным) безалаберные родители исчезли в неизвестном направлении, оставляя после себя шлейф алкогольных напитков и сомнительные перспективы на счастливую жизнь. Жизнь в детдоме действительно была не сахар, и выдохнув полной грудью по его окончанию, мама пошла по… этапу. Из огня да в полымя, практически по Достоевскому, или Шопену, у кого там что-то подобное? Упилась в честь выпуска до беспамятства (эх гены, гены) и избила до полусмерти тетку, отказавшейся продавать ей портвейн(у). Причина отказа была банальна – портвейна попросту не было на прилавке (не ПОД прилавком, не В прилавке, не ЗА ним). Молодая мама отказалась верить честным глазам продавщицы и по совместительству дочке местного участкового-героя войны. Вспомнив навыки бойцовского клуба детдома, Глоша (она же Глория Ивановна – фантазии у детдомовских работников хватило видимо только на имя) с криками «За родину, за Сталина!» перелезла за не в чем невиноватый пустой прилавок и отточила приемы на бедной девушке. Затем был суд, презрительные взгляды честных граждан, присутствующих на заседании, (около ста человек - кинотеатров и тем более театров, тогда на родине матери еще не было, возможно нет их и по сей день,) переполненный автозак (преступность в те, послевоенные годы резко пошла вверх) и тюрьма. В тюрьме совесть мамы вернулась с долгосрочного отпуска - она вела себя прилежно, шила в цехе распашонки для младенцев, распивала чаи с начальницей тюрьмы Зинаидой Кирилловной, строила глазки угрюмым конвоирам. И выйдя по УДО, с горем пополам поступила в училище на швею (ну а на кого еще?). Старое трехэтажное здание вмещало в себя несколько профильных факультетов, и мама знакомится там с моим будущим папой, автомехаником и его лучшим другом Толей Иващенко слесарем-монтажником. Парни как околдованные влюбляются в симпатичную и уже потасканную жизнью девушку, и между юношами начинается самая настоящая борьба за престол. Престол в последствии отдает свое расположение и в том числе руку и сердце моему папе, а разочарованный и отчаявшийся бороться Анатолий с грустными глазами уезжает жить в неизведанную и такую манящую Москву.
Влюбленные пускаются во все романтические тяжкие. Гуляют под звездным небом до самого утра, читая запрещенные стихи Бродского, откладывают деньги на Пицунду и свадьбу, выходят на забастовки, целуются на глазах изумленной толпы, верят в лучшее будущее.
Лесной поход с гитарой, тушенкой и бутылкой самой дорогой водки (гулять, так гулять!) – заканчиваются для моих будущих мамы и папы первым сексом. Что именно сподвигло молодых на занятие любовью близ разворошенного муравейника – гитара, водка или тушенка - останется загадкой.
Через год сыграют скромную свадьбу – не рассчитают расходы на курорте в Пицунде, и уже через несколько месяцев после торжества, на свет фар встречных машин появлюсь я (машина скорой застрянет в непроходимой деревенской местности). Появлюсь, пару раз возмущенно (возможно нецензурно) вскрикну на эти самые непроходимые дороги, и мирно засоплю на маминой внушительной груди.
Пройдут годы. Мама будет работать в местном ателье, папа будет пить, иногда находя шабашку в виде разгрузки вагонов и загрузки товара в сельский гастроном. Я буду учиться в школе, летом бывая на любимой бабушкиной даче, и один раз даже съезжу в пионерский лагерь. Там у меня случится ужасная аллергия на зубную пасту, которой меня намажут в так называемую королевскую ночь, и лагерь я разлюблю, несмотря на наличие в нем Ярослава, мальчика в чьих глазах я утонула несмотря на юный возраст. Никогда не забуду его родинку в виде кошачьей лапки на щеке. И улыбку. И длинные ресницы. И… Простите, отвлеклась.
В общем-то все будет как у всех, до того самого рокового летнего дня. В один миг на мои хрупкие, девичьи плечи свалится и уход за матерью, которая в свою очередь возьмет на себя обязанности покойного отца – начнет пить; и заработок денег (пенсии по инвалидности будет хватать только на мамины гулянки и одно новое платье в месяц - «Да, я на коляске, но это не значит, что должна выглядеть как чмо»). За шесть лет до совершеннолетия, я приму на себя несколько ипостасей, буду и почтальоном, и фасовщицей бутылок, летом даже побуду помощницей проводницы в поезде «Беспросветное дно – Не менее беспросветное дно». Школу я закончу с большой натяжкой и о поступлении в институт или училище не будет идти и речи. Мое школьное развитие остановится на дробях и «Руслане и Людмиле».
Сейчас мне тридцать шесть лет. Маме шестьдесят. Я работаю на заводе по изготовлению настенных часов, упаковщицей. Зарабатываю небольшие деньги, но в принципе нам с мамой хватает. Даже накопила немного для поездки в Москву. Несколько месяцев назад, в нашей квартире раздался неожиданный телефонный звонок. И аппарат пропел свою входящую мелодию немного иначе, протяжнее и громче, что означало только одно – МЕЖГОРОД. Удивленно, о чем могли бы сказать мои слегка приподнятые брови, я направилась в коридор, откуда и доносился непривычный слуху звонок.
-Стоять на месте! – выкрикнула полупьяная с самого утра мать. Виртуозно объехав меня на своей инвалидной коляске, она припарковалась у тумбочки с телефоном. Высокомерно взглянув на меня, она грациозно подняла пыльную трубку, прислонила ее к уху, и после небольшой паузы, медленно произнесла – «Алло».
-Кто? Я не поняла? Какой Толя? Иващ… - мать осеклась. – Толечка! Сколько лет, сколько зим? Как ты? Как дела? Какая трагедия? А эта… Я уж и забыть забыла. Если б ты не напомнил я б уж и не вспомнила о ней никогда. Миша? Да и хрен с ним. Я уж и не помню такого. Ха-ха.
-Имей совесть. – Тихо сказала я, грозно взглянув на маму. В ответ получила лишь ухмылку и фигу, которой мама покрутила прямо у меня перед носом.
-Больше тридцати лет тебя не слышала? Больше? – продолжила мать. – Ну ты мне года то не прибавляй. Я еще вполне себе. Какая коляска? И про это знаешь. Ну, да, не мила видимо я Богу, испытание за испытанием. Да я привыкла уже. Как на своих двоих на колесах сижу. Ты как? Женат? Вдовец? Как я рада. Ну то есть прими мои соболезнования Толь. Вот и остались мы с тобой у разбитых фонарей, на закате жизни. Да-да, и не говори. Когда? Это точно? Хорошо мой ангел, я буду ждать, ночевать буду у телефонной трубки, ага. Пока-пока. - Мать как-то хитро улыбнулась ложа трубку и презрительно посмотрев на меня сказала:
- Я ничё не знаю, чтоб телефон сегодня перенесла в мою комнату.
С тех пор мама не пьет. Каждый день разговаривает с Анатолием Ефимовичем (он тебе не дядя Толя) по телефону и откладывает свою пенсию и мою зарплату на поездку в далекую Москву. Платья тоже больше не покупаются.
-Он же депутат вроде в отставке. Деньги то не водятся что-ли? Мы так долго откладывать будем. - Спросила как-то я, наливая маме утренний растворимый кофе.
-Слушай Нин, ты совсем ебнулась чужие деньги считать? – Мама отхлебнула кофе, традиционно поморщившись – растворимый кофе, по ее словам, удел чмошниц. - Своих много водится? Нельзя блять! Нельзя чужие деньги считать! Своих не станет.
-Я просто спросила. Ты так рвешься в эту Москву, так может если бы он, перевод почтовый сделал бы, быстрее было бы.
-Бы-бы, бы-бы! Ты что дебильная то такая у меня? Бы-бы. Поедем скоро. У Тольки ни копейки не возьму пока. Немного осталось подкопить то.
На этом разговор закончился. Мама, не допив, как обычно кофе, взяла за щеку сушку и поехала к себе, ждать утреннего звонка от дяди Толи. Анатолия Ефимовича.
Говорят, время - лечит. Двадцать четыре года понадобилось моей маме для частичного выздоровления. Став вдовой-инвалидкой, она стала грубой и циничной сукой. Как-будто в случившимся были виноват каждый, только не она и отец. Подруги, поначалу сочувствующие ей, отвернулись. Участковый врач, сначала не обращавшая внимания на выходки и слова мамы, в итоге перевела мою маму на другой участок и нас стал посещать врач-мужчина. С мужчинами, на удивление мама вела себя тихо. Мои друзья обходили нашу квартиру стороной, впоследствии и наша дружба с ними сошла на нет. Так я осталась одна, с грубой, порой невыносимой матерью. Невыносимой, пьющей и ругающейся матом, как сапожник матерью.
После того звонка, несколько месяцев назад, мама не только перестала пить, но и начала позитивно мыслить, больше общаться. Хотя иногда нецензурные слова нет-нет, да вылетали из ее рта, как тот воробей, которого не поймаешь. И грубить она не перестала, хоть и делала это заметно реже.
Я посмотрела в окно. Сегодня мой последний день на заводе. Подругами здесь я особо не обзавелась, мужчины у меня тоже не было, поэтому с работой, как в общем-то и с родным посёлком я расставаться не боялась. Я уезжаю в Москву. В город, который так часто, показывают по телевизору. В город, которому посвящают песни и стихи. В город, который не верит слезам. Я чувствовала, что эта поездка навсегда изменит мою жизнь, но еще не подозревала насколько.
-Нинк, а Нинк, ты что-это замечталась? – В кабинет зашла Елизавета Степановна, наш бухгалтер и заведующая кадрами.
-Да, что-то задумалась.
-Так, тут за три месяца, как и просила, плюс за не отгулянный отпуск, и премия за хорошую и доблестную мать ее работу. – Елизавета потрясла конвертом, положила его передо мной.
Последние три месяца, зарплату я не забирала, думала так надежнее. Так и оказалось – три дня назад, когда утром дядя Толя, он же Анатолий Ефимович не позвонил, мама сорвалась. Начала искать деньги на выпивку, разбила свою любимую вазу, расколотила семейную шкатулку, но мои деньги были здесь в надежном месте, ее же я положила в морозильник. Туда она не заглядывала, да и не могла. Среди пельменей и залежавшегося фарша ее деньги были в безопасности. Но в обед кавалер все же позвонил, тем самым уведя маму от греха.
-Спасибо большое Елизавета Степановна. За все. – Я расписалась в расчетном листе, убрала конверт в сумку.
-Да ну тебя. Уходишь. Ладно, ладно, – женщина смахнула слезу, – все будет хорошо. Хоть поживешь наконец! Мир увидишь. Уходи Нинка. Долгие проводы – лишние слезы. – Лиза встала, по-матерински обняла меня, перекрестила и отпустила на все четыре стороны.
Мне было грустно, но слезу я не проронила. Плакать я разучилась. В далеком и таком близком детстве. Выплакала, наверное, все слезы. А новые так и не появились.
Всё. Моя история впредь никогда не будет прежней. С этого самого момента начинается моя новая жизнь. Жизнь, которую я заслужила. Когда-то в детстве бабушка спросила у меня:
«Нина, у тебя есть мечта?»
«Нет» - отвечала я.
«Как же так, ведь мечта обязательно должна быть.»
«Хочу, чтоб у меня было всё-всё на свете.»
«Счастлив тот, человек, у которого есть мечта, и который стремится к ее осуществлению. Человек, у которого есть всё – не может быть счастлив.» Тогда я не поняла, о чем говорит бабушка, да и какая-то через чур заумная формулировка, сразу выскочила из моей детской головы. Но спустя, годы я поняла. Я поняла все, что хотела сказать мне бабушка. И начала мечтать. Только стремится к ее осуществлению пока не получалось. Но ничего, скоро все изменится. Изменится. Изменится.
-Девушка, добрый день! – От приятных мыслей меня отвлек приятного вида парень, в яркой куртке и с длинными, до плеч волосами.
-Здрасьте.
-Вы знакомы с нашей финансовой компанией? –Парень протянул мне бумажку, с непонятной аббревиатурой.
-Ой, нет, знаете, мне некогда, я мать в Москву сегодня везу. Уезжаем мы. Завтра. Не сегодня. Ноги ставить будем, протезы.
-Так-так. Вы не шутите?
-Я? Нет! С чего бы это я бы?
-Вам просто не слыханно повезло. Наше общество акционеров только набирает обороты и у вас есть уникальная возможность умножить свое финансовое положение в несколько десятков, а то и сотню раз. Для этого нужно лишь пройти в наш кабинет, который находится, заметьте, прямо рядом со зданием опорного пункта милиции.
-Зачем это? Что-то не поняла я.
-Слушайте, вот есть у вас 5 рублей. Вы покупаете сегодня акцию за 5 рублей, а уже завтра продаете ее за 25.
-Это как так? Не бывает же, что бы бесплатно было бы.
-Тысячи, тысячи людей уже вложились в акции нашей быстро поднимающейся вверх компании, и через два дня умножили свои деньги. Дачи, машины, новые квартиры уже не сказка. Стоит лишь купить у нас акцию на любую сумму и завтра вы станете самой богатой девушкой в вашем подъезде, послезавтра самой богатой женщиной в вашем жилом доме и так далее вверх по лестнице обгоняя ваших бывших соседей. Вы не представляете, как быстро вы сможете разбогатеть, ваши мечты никогда не были так близки, чем сейчас. Женщина. У вас горит глаз. Значит, сердце подсказало вам правильный путь, вот возьмите, 13 кабинет. – Парень опять протянул мне бумажку, и поспешил к проходящей мимо нас пожилой паре – «Молодые люди, вы знакомы с нашей финансовой компанией?»
«Ну дает, молодые» - усмехнулась я, и направилась в 13 кабинет, небольшого офисного здания.
-Дура! Идиотка! Имбицилка! Воспитала на свою голову дибилку. – Мама посмотрела на выданные акции с изображением на них главного акционера и странной аббревиатуры. – Я не халявщик, да блять, я партнер?! Дура! Партнерша ***ва!
-Завтра я смогу получить втрое больше. Сдам билеты, и поедем на два-три дня позже. Полетим на самолете.
-Какая ты дура! Все. Сил моих нет! Скорую. Нет, реанимацию! У меня с тобой инфаркт случился. Инсульт! Аппендицит!
-Тебе его в прошлом году вырезали. У них офис рядом с милицией. С ми-ли-ци-ей, понимаешь? Да и вкладчиков пол города. Многие уже получили свои деньги обратно в тройном размере. Людка с соседнего дома подтвердила, они уже и машину взяли.
-Сейчас же, блять, возвращайся и забирай деньги! Еще ведь все деньги туда вложила. Моя пенсия где? Тоже блять в акциях твоих сранных?
-Твои не трогала! Лежат в надежном месте.
-Не трогала. Сука. Пулей за деньгами. Пулей!
-Мама, ты не понимаешь, мы разбогатеем. Там всё работает как часы. Я очередь трехчасовую отстояла, чтобы это купить, завтра-после завтра заберем деньги в трехкратном, а то и десятикратном размере.
Мама закатила глаза, ударила меня в живот и откатилась к себе. От дикой боли я согнулась, и впервые за несколько лет, заплакала. Мне стало очень обидно, почему, когда я стараюсь для нас двоих, все поворачивается против меня, ведь все чего я хочу – чтобы мы добрались до этой проклятой Москвы, чтобы маме поставили эти чертовы протезы (тут пообещал помочь всесильный дядяАнатолийЕфимович) почему мама не понимает, таких простых вещей? Почему мама меня не любит?
Мне кажется я впервые ослушалась маму. Не сделала как она велит. Два дня она со мной не разговаривала. На третий день я победоносно отправилась в офис развивающейся финансовой компании. Заварила ей кофе, пожарила яичницу и с гордым видом вышла из квартиры. Моросил мелкий дождь, капли попадали за шиворот, мне становилось зябко – но ничего не могло испортить моего триумфального настроения. Полностью пожелтевшие деревья, подняли и без того хорошее настроение, я напевала новую песню группы «Комбинация» и сама не заметила, как добралась до нужного здания. Народу было много. Человек триста. Но, как вы уже догадались, что-то было не так. Не хвалебных од в адрес развивающейся финансовой компании, ни счастливых лиц обладателей бешеных сумм, ни шариков, ни плакатов, ничего подобного я не увидела. Дежурила машина скорой помощи, стояли люди в форме, все разговаривали на повышенных и каких-то отчаянно-грустных тонах. Из доносившегося гула толпы я выхватила несколько слов, от которых земля начала враждебно уходить у меня из-под ног. «Закрылись» и «Выплат не будет».
«Дура» - засмеялись деревья, которые несколько минут назад были настроены довольно дружелюбно.
«Имбицилка» - шепнул куст, махая голыми ветками.
«Дибилка» - бурчали тучи, полевая меня усилившимся дождем.
«Закрылись» и «Выплат не будет». Я почувствовала непонятную слабость, и провалилась, как потом оказалось в обморок.
Через две недели мы сдали квартиру. Собрали все самое необходимое и отправились на вокзал.
-10 рублей за коляску, и 5 за мамочку, - монотонно зевнул таксист, укладывая наши чемоданы в багажник.
-В каком смысле? – удивилась я, подсчитывая сумму на непредвиденные расходы.
-Мамочка, то сама с лесенок съедет, ай помощь какая нужна будет?
-Ну вообще да, желательно помочь, но я могу и сама, 15 рублей за перенос коляски с инвалидом – большая сумма.
-Смотри сама, конфетка. Но учти, за коляску червонец все равно придется отдать. В багажник-то она не поместится.
-Она складывается, - не унималась я, - что за бешеные суммы?
-Какие есть, не нравится – вызывай грузовую машину, но она еще дороже вам обойдется.
Моя ошибка с вкладом в развивающуюся финансовую компанию, обошлась нам в бешеные тысячу триста рублей. В тот роковой день, я отказалась от госпитализации, несмотря на полную (как мне казалось) парализацию ног, домой меня приволокла соседка Тамара, (которой повезло больше, чем мне – она не успела вложиться, за день до закрытия фирмы она приболела и не смогла встать с кровати, но напичкав себя лекарствами и собрав все отложенные деньги, направилась в офис, в самом шикарном платье, который не одевала со времен выпускного школьного вечера, но финита ля комедия… и миниатюрная сорокалетняя Тома, так нелепо одетая в сорочку юности не успела попасться на удочку мошенников) отдавая на поруки матери.
-Спасибо вам Томочка, дай вам Бог здоровья! – приветливо, (что на нее совсем не было похоже) сказала мать, и закрыла дверь перед удивленными глазами соседки. – Вот моей дибилке своего видимо стало много! – Последняя фраза относилась уже ко мне. Столько ненависти в глазах матери я не видела никогда. Ой, что тут началось… мать покрывала меня матом с головы до ног, гонялась за мной на верном двухколесном друге, размахивая приготовленным заранее отцовском ремнем. Но не все в этот день было настроено против меня - мама быстро устала, что мне было на руку, переместила свое половинчатое тело на кровать и тяжело дыша уставилась в потолок, что-то тихо приговаривая. Пользуясь моментом, я незаметно присела на край материнской кровати, взяла ее за руку, и мы заплакали вместе, в унисон всхлипывая и одновременно дыша. Единение было недолгим, но таким важным и нужным для меня – я поняла, мама меня простила.
На следующий день мама вела себя, как ни в чем не бывало, мило разговаривала с московским ухажером, отмахиваясь небольшими проблемками, из-за которых пришлось не некоторое время отложить поездку и поменять билеты. Я в свою очередь вооружившись трафаретом, калькой и кипой одинаково нарезанных листов – писала объявление о сдаче квартиры. В этот день мы с Глорией Ивановной (при Анатолии Ефимовиче, называй меня так, не мамкай) почти не разговаривали. К вечеру я пошла расклеивать объявления по близ лежащим районам, оставляя маму один на один с «Аншлагом на Волге».
-Хорошо, - сдалась я, - но мама поедет на переднем сиденье, и будет курить. Это мое условие. Не нравится, вызовем грузовую машину.
-Э, зачем грузовик, пусть дымит мамаша. Довезу с ветерком. А тебе конфетка так и быть помогу, со спуском. Эх, почему люди не летают? –Таксист затушил окурок о подошву ботинка, надел перчатки, и направился за мной в сторону подъезда.
2.Следствие сели колобки.
Вокзальные часы показывали полдень. До отхода поезда оставалось двадцать минут, и я не спеша покатила коляску с матерью в сторону нужного вагона. За рубль двадцать, несвежего вида завсегдатай вокзальной кафешки, именуемый экзотическим именем Марсель, согласился донести наши с мамой чемоданы. Чемоданы, как и их содержимое ценности не представляли, сбыть что бы в них не было будет проблематично, а вот рубль и двадцать копеек были реальны, поэтому у тески французского города не возникло идей криминального характера, и он, предвкушая трату легких денег, послушно семенил за нами.
-Так, так. Инвалидка? А что не предупреждали-то, когда билетик покупали? У меня вагон не оборудован. Коляска не пролезет. – Отрешенным видом встретила нас проводница, тучная женщина, по объёмам раза в два превосходящая мамино средство передвижения.
-Она складывается, -подготовлено ответила я, - мам… Глория на время пути может передвигаться на деревянной каталке.
-Ничего не знаю. Плацкарт не предназначен для таких. Берите билет в СВ.
-Ты то сама, как в узких вагонах существуешь? – Вступила в бой мама. Я одернула ее, но мамин внутренний бронепоезд, все сметающий на своем пути, было не остановить. –Посмотрите-ка на нее. Разъелась на казённых то харчах до размера бегемотихи и стоит тут права качает. Проверяй билеты и впускай нас в вагон. Моя до…старшая сестра без посторонней помощи принесёт меня на нужное место, благо оно в самом начале. Да ведь, Ниночка?
Не успела я ответить, как «бегемотиха» взяла реванш и продолжила словесную битву:
-Небось упилась до состояния нестояния, замерзла в сугробе и ног лишилась, а сейчас налево направо людей оскорблять вздумала? Честных людей, ведущих трезвый образ жизни, заметьте. Не на ту напала женщина. Освободите проход для других пассажиров и идите в администрацию. – Каким именно пассажирам, нам следовало освободить проход я так и не поняла, перрон был пуст, отъезжающие уже сидели в вагонах, прячась от внезапно рухнувшегося с неба колючего ноябрьского града и разворачивая обмотанную фольгой жареную курицу.
-Как ты уже заметила, ПОЙТИ в администрацию я не могу физически. Да и ты, судя по габаритам сделать это не в состоянии. До отправления поезда осталось две минуты. Я так понимаю, что ждать у моря погоды не имеет смысла, и ты, тряся своими подбородками, в которых, по-моему, можно заметить следы засохшего майонеза, будешь стоять до победного?
-Ладно коляска, да вы еще и психически больная, алкашка! Сейчас Ромочку крикну, всю ночь, а то и несколько суток в обезьяннике просидишь. Туда тебе и дорога, кстати говоря. Хамка, глядите-ка люди. –Перрон по-прежнему был пуст. Град усиливался. –Не пущу в вагон. Умные все встали. Правил не знают, и нахрапом лезут. Я что теперь, должна каждой алкашке на морозе ноги отморозящей в ножки кланяться? Да никогд…
-Правильно было бы сказать стали. Умные все стали, а не встали. Или это опять какой-то тонкий камень в мой безногий огород? Да насрать, Ниночка, разворачиваем машину. А тебя, сучка жирная, я проклинаю. Разрази тебя молния! Где Марсель? Марсель!!! – Мама крикнула так громко, что на секунду меня оглушило. Марсель появился будто из неоткуда, озаряя серую площадь перрона своей желтозубой улыбкой. Не удивляйтесь, что я не вступала с спор, и не вставала на защиту Глории – так уж повелось, что я не имела на это права. В конфликтных ситуациях, которых за всю мою жизнь было не мало, мама запрещала мне вступать в полемику. «Твой дибилизм лишь ухудшит положение и опозорит тебя же как личность, поэтому лучше принимай форму статуи и следи чтобы я не схватилась за нож!»
Накинув сверху пятьдесят копеек, мы снова отдали наши вещи рыцарю печального образа - Марселю, и молча возвращались к вокзалу, где, как он уверял, мы сможем согреться домашней рябиной на коньяке и борщем, который вряд ли когда-либо пробовали.
Этой же ночью, когда мы с мамой согретые домашней настойкой и действительно вкусным борщом, спали в зале ожидания, в сотнях километрах от нас разбушевалась буря. Деревья разламывало пополам, рекламные щиты летали словно тополиный пух на легком летнем ветру, провода электропередач срывало и разбрасывало по мокрому асфальту, и они, шипя и дёргаясь, как загнанные в ловушку змеи, ждали, когда же появится факир с дудочкой в виде машины МЧС, усмирит и усадит их обратно. Молнии сверкали с такой чистотой, что, смотря на небо, человеку, обладающему фантазией, можно было разглядеть наэлектризованную паутину или треснувшее от прилетевшего камешка небесное окно. Одна из таких молний и ударила в шестой вагон пассажирского поезда 124 следовавшего в город-герой Москву. Поезд был вынужден сделать аварийную остановку – электричество отключилось, началось задымление нескольких вагонов. Благо пострадавших как таковых не было. Люди отделались легким испугом и стали счастливыми обладателями истории о том, как в поезд, в котором они ехали, ударила молния, и он(а) чудом остались живы. Больше всех казалось была шокирована проводница Ирина. На ее позеленевшем и резко постаревшем лице отпечаталось маска такого вселенского ужаса, что ей даже предложили вызвать врача и бесконечно поили настойкой пустырника. От врача, она отказалась, а вот батюшку потребовала. А еще-что-то кричала про проклятье, про ведьму на инвалидной коляске, молила Бога о пощаде и неустанно крестилась (слева направо).
Завтракать мы были вынуждены опять же на территории вокзала. Овсяная каша с кусками фруктов для меня, и тоже самое, но с двойной порцией водки для мамы. «У меня стресс, имею право» - оправдывалась Глория, заливая в себя горючую смесь из злаков и разбавленного спирта.
Марсель крутился рядом, наша компания ему приглянулась, он засыпал маму пошлыми анекдотами, над которыми она хохотала, так, как не смеялась перед телевизором на выступлениях Клары Новиковой, а смеялась она, поверьте громко. В ответ, мама засыпала Марселя звонкими монетами, отчего со стороны они были похожи на королеву и ее придворного шута. Я в беседу не вступала, шуток не понимала, читала Агату Кристи и ждала местную администрацию. Со слов нашего вокзального un ami, местная администрация в лице Прохорова Валерия Николаевича, судя по тому, как вчера сыграла его любимая футбольная команда ЦСКА, появится не раньше обеда.
-Любит приложиться к бутылке. При чем не важно за поражение или победу. – осуждающе говорил Марсель, наливая себе и маме уже по третьей(?) рюмке.
-Марсик, вот нравишься ты мне. Милый человек. Были бы у меня ноги – убежала бы с тобой на край света. Но в Москве меня ждет, мой герой, мой рыцарь, обещающий мне дать ноги, как той русалке.
-И голос ваш заберет? – На полном серьезе спросил Марсель. – У русалки в обмен на ноги голос забрали.
-В каком-то смысле да. Он депутат. Они у нас всех голоса крадут. – Мама залилась смехом, я не стала уточнять, что депутатом дядя Анатолий Ефимович уже не является, находится в отставке. И что, ноги, про которые говорила мама – всего лишь протезы, на которых нужно еще научиться передвигаться.
-Так вы в Москву собрались? И молчите. У меня приятель, сегодня выдвигается в Москву. У него Волга, места всем хватит, человек он компанейский, веселый. Хоть и со своимми тараканами. Думаю, не откажет в помощи. Дольше конечно, чем на поезде, но без эксцессов, зато.
-Не уверена, что нам было бы это удобно, - впервые за утро вступила в разговор я.
-Конечно удобно! На Волге, не на шестерке. Я машин не боюсь, несмотря на это, - мама показала на коляску, - вон в новостях говорят, движение встало. Ночью поезд какой-то перевернулся.
-Не перевернулся, а просто совершил вынужденную остановку, - поправила я, - задымилось там что-то.
-Один хрен. Болельщик этот еще черт знает, когда появится, мы так неделю тут просидим. Надо ехать! Давай Марсик, ищи друга своего.
-Так в автомат надо. Позвонить. У меня жетона нет.
-На! –Глория дала попрошайке рубль. – И повтори еще, а то, что мы как на поминках - по чуть-чуть.
К обеду Глория на удивление остановилась, забрала у меня потертую книгу известной писательницы детективов, поводила пальцем по строчкам, уснула. Спала недолго, громко всхрапывая и несколько раз даже вскрикнув во сне. Проснулось полностью протрезвевшей, попросила меня помыть ее и помыться самой в душевой кабине вокзальной комнаты отдыха. После водных процедур, мы пообедали, на этот раз к разочарованию Марселя без алкоголя и стали ждать. Человек с не менее экзотическим именем Муслим, отозвался на просьбу Марселя быстро и с удовольствием. Обещался быть к двум.
-Женщина плохо курить! - На ломанном русском говорил наш новый провожатый, щурясь от едкого дыма маминых сигарет. Мама совершенно беспардонно выдувала дым в салон машины, чем вгоняла меня в жутко неудобное и стыдливое положение.
-Вот смотри, Мансур, в начале двадцатого века врачи… Врачи, не херы с горы, советовали женщинам курить, чтоб не полнеть. Я вот почему такая стройная ты думаешь?
-Я Муслим. Все равно плохо. Нельзя.
-Ну и ладно. Плохо, плохо! Насрать. - Глория выкинула окурок в открытое наполовину окно. Муслим дернул бровью, видимо лицевой нерв отреагировал на последнее сказанное мамой слово.
Да… Мне стало стыдно. Молодой, отзывчивый симпатичный парень, приехал на вокзал в приподнятом настроении, виртуозно сложив руки поприветствовал нас с мамой, приобнял Марселя, коротко рассказал о себе и сразу пригласил на чашку чая, обсудить детали поездки. Мама в основном молчала, поначалу играя роль стеснительной принцессы, которой сватают молодого, восточного принца. Муслим галантно отобрал у меня право везти коляску до машины, двусмысленно улыбаясь. Затем не менее виртуозно схватил маму, как будто всю жизнь только этим и занимался, и аккуратно усадил покрасневшую (когда такое было?) женщину на переднее сиденье, своей черной, блестящей Волги. Предусмотрительный Марсель провожал нас со слезами на глазах, махая грязным синеньким платочком (на деле это был оторванный когда-то давно, в драке, карман джинсовый куртки и Марсель специально припас трофей для такого случая). Я удивилась, насколько родным мне стал этот несуразный вокзальный алкоголик. За короткое время он был для нас и другом, и советником, и спасителем. Ну еще собутыльником и шутом для Глории. Я мысленно пожелала новому другу счастья и незаметно смахнула предательски выступившую слезу.
-Простите мою маму, - тихо сказала я, когда Глория внезапно засопела, - иногда она не сдерживает себя в словах.
-Не страх. Просто не привычка слышать слов таких от женщина. - Так же тихо ответил Муслим. Молодой, но уже с внушительной бородой парень подмигнул мне в зеркало заднего вида. -Вы красивый женщина. Как и ваша мать.
-Спасибо. Вы тоже! -Зачем-то сказала я, пряча глаза.
-Ну не красивее меня. - Неожиданно вступила в разговор Глория, не открыв глаза.
Мы с водителем одновременно улыбнулись.
-Я у вас в городке ездил смотреть жена. - После небольшой паузы продолжал Муслим. -Зухра, милый цветок. Она будет моей третьей женой, когда ей исполнится 18. Россия закон.
-18? Сколько же ей сейчас? И как это третьей? -Удивленно спросила я.
-Четыре десять лет. У меня уже есть две жена. Мы живем в Москва. Я родился Москва. Моя нана умерла сразу, как я здесь. После роды. Воспитывал меня Да и Де-нана. Мы жить большой дом, я учить французский и русский. Но дома разговаривать только на родной чеченский. У да начались проблема на работа и мы переехали в дом меньше. Учителя не стали ходить, платить стало нечем. Де-нана учила меня рисовать и у меня получался очень хорошо. Потом де-нана ушла от меня и да. Да сказал, что на небеса. Да очень стареть и переживать и ушел в религию и начал воспитывать меня строго. Коран. - Машина резко остановилась. -Чуть не забыл.
Муслим вышел из машины, открыл багажник, достал оттуда свернутый коврик в красивый, как мне показалось орнамент. Расстелив его на противоположной стороне дороги, он, не стесняясь проезжающих мимо машин встал на колени и начал кланяться, что-то бормоча, о чем говорили его пухлые губы. Я легонько пихнула маму в плечо.
-Мам, что это он?
-Я же говорила тебе, идиотке, не мамкать! Ептвою мать. - Глория наконец-то увидела суть моего вопроса. -Он что тут, совсем ебнулся с тобой пообщавшись?
Я обиженно сложила руки и села поближе к окну.
-Молится он Нин. Надо же, совсем молодой, а уже ****анутый. У нас такая же на зоне была. 6 раз в день на колени падала. Мы всей хатой ржали, а она серьезная такая, Аллах то, Аллах се. В итоге от туберкулеза отошла к своему Аллаху. Двадцать лет бабе было.
-Мне кажется ты богохульствуешь, надо уважать чужую веру. - Я посмотрела на маму. Та казалось совсем развеселилась.
-Где твой Бог был, когда мои ноги оттяпал? Или, когда отец твой такой же полудурок как ты, уснул за рулем? Нету там ничего. Не Бога, ни Черта. Темнота. И Черви.
-Духовное воспитание - не твой конек.
-Мой конек Нина, Горбунок. - Глория громко засмеялась.
В этот момент Муслим закончив свою странную экзекуцию поднялся на ноги, скрутил свой коврик и вернулся в машину.
-Надо же, Мухмед! Никогда бы не подумала, что вы набожный. Похвально для вашего возраста! - Сказала мама и вновь закрыла глаза.
-Да начал меня воспитывать строго. Коран. - Как ни в чем не бывало продолжил наш пиетистический перевозчик. -Каждую пятницу мы ходить в мечеть, другой день молиться с восходом солнца и до наступления ночь. Но рисовать я не бросил. Навыки де-наны очень помогать мне. Шайтан!!! - Громко выругался Муслим объезжая подрезавшую нас шестерку.
-Аккуратнее Ахмед! Не дрова же везешь! - Грозно, но тихим голосом сказала Глория, все так же не открывая глаз.
-Прости Нина! Прости Глория! Навыки бабушка помогать мне, и я рисовать по ночам и свободным дням. Карандаш становится мой друг и мой брат. Теперь отец нет, он исчез в неизвестный направление, думаю Мекка. А я живу с двумя женой и через три дня у меня первая выставка. Я очень переживать.
-Ого! Это невероятно интересно. Мы же сможем даже ее посетить. - Воодушевилась я.
-Народ будет много. Очень много. Хотеть я покажу одну из последних картина?
-Конечно! - Искренне сказала я и Муслим вновь очень резко остановил машину.
-Твою мать Мухмед! - Глория открыла глаза. Муслим не замечая, а может и не понимая того, что мама выругалась, вышел из машины, открыл багажник и достал внушительного размера полотно. Открыв мою дверь, он впустил в салон морозного воздуха и свежий запах краски. Художник протянул мне картину, и увидев написанное на ней я обомлела. На бумаге был изображен, как бы это помягче сказать, женский детородной орган во всей красе. Каждая деталь, каждая морщинка были изображены с удивительной точностью. Недавно, проходя медосмотр и застряв в очереди у гинеколога, я засмотрелась на плакат, висевший у двери в кабинет. Так вот, на плакате было изображено тоже самое, но в сравнении, художники медицинского учреждения в разы уступали Муслиму. Мне стало неловко. - Э… Это очень необычно. - Вымолвила я и передала картину хозяину.
-Москва в восторге. Заказы море.
-Почему-то я не удивлена! -Улыбнувшись сказала Глория. - Люди всегда будут балдеть от ***в и ****.
-Эй! - громко вскрикнул Муслим. -Каких таких ****. Это же Тюльпан! Любимый цветок Аллаха. -Водитель покраснел. - Мусульманские поэты, сравнивать красный лепесток цветка с пламенем, с огнем, на святая гора Синай, где Аллах с беседе с пророком Мусой проявил себя через полах… полыхающий куст.
Я удивилась. Либо Муслим никогда не видел тюльпанов, либо у него какое-то свое видение. Странное извращенное видение. На холсте я не заметила ни намека на цветок, а видела лишь страницу из учебника для врачей гинекологов. Я еле подавила вырывающийся смех.
-Все верно. Аллах ведь тоже мужик. Как не восхищаться такими тюльпанами! - Глория тоже постаралась сделать серьезное лицо, и снова закрыла глаза. Дальше ехали в тишине.
Ночь мы провели в придорожной гостинице. От гостиницы тут было только название, оправдывалось в основном первое слово – «придорожная». Обои отходили по всему периметру снимаемой нами комнаты. Пахло чем-то кислым и сладким – владелица предусмотрительно напрыскала в нашей ночлежке дешевыми духами. Пол был вымыт наспех – о чем говорили комки пыли и грязи по углам. В маленьком холодильнике у окна я обнаружила недоеденный и уже заплесневелый сырок «Дружба». По иронии судьбы, или хулиганки природы – одна буква на вывеске отвалилась, и ночевали мы в «Пидорожной гостинице», сей забавный каламбур очень уж развеселил Глорию. Муслим юмора не понял.
Мы поочерёдно приняли душ, Глория вновь заставила меня покраснеть за нее, спросив у Муслима обрезан ли он. Муслим пробубнил что-то на родном языке и направился к окну, выполнять вечернюю молитву. МЫ с мамой спали на одной кровати. Я взяла ее за руку, нежно пожелала спокойной ночи и уснула мертвым младенческим сном. Глория уснула позже, но руку так и не выпустила.
***
Мы проехали половину пути, когда нас остановил милицейский УАЗ.
«Весна опять пришла, и лучики тепла доверчиво глядят в мое окно
Опять защемит грудь и в душу влезет грусть
По памяти пойдет со мной» - доносилось из темно зеленой машины с синей полоской.
-Как дела? – Спросил неприятного вида мужчина, весивший точно не меньше центнера, снимая фуражку и протирая лоб.
-Хорошо! – Максимально безакцентно ответил Муслим. –Есть проблема?
-Да нет пока, никаких проблем, документики на машину. И паспорта ваши приготовьте пожалуйста. – Последняя просьба относилась и к нам с мамой – неприятный усач, будто длиношейный жираф вложил свою голову в салон машины.
-Случилось чего? –Отрешенно спросила мама.
-Да случилось тут одно.
Муслим покорно и заметно нервничая передал нужные документы в руки(лапы) жирафа службы правопорядка. Из машины выкатился еще один «колобок» с автоматом на перевес. Колобок был заметно моложе, румяные щеки говорили о совсем недавнем уходе от бабушки с дедушкой.
-Все в порядке товарищ старший лейтенант? – Картавя спросил парень.
-Да вроде все хорошо. – Разочарованно, как мне показалось, ответил начальник, казалось в сотый раз переворачивая документы туда-сюда.
«Там под окном зэка, проталина тонка,
И всё ж то не долга моя весна.
Я радуюсь что здесь, хоть это-то но есть,
Как мне твоя любовь нужна. – продолжала «петь» машина.
-Муслим Асхадович, багажник к осмотру приготовьте пожалуйста.
Муслим что-то тихо сказал на родном языке, накинул куртку и вышел из машины. Мама заметно напряглась, да и я если честно чувствовала подвох в сложившейся ситуации. Так и случилось. Сначала я услышала мат, который звучал от Колобка-младшего, старший передернул затвор автомата, Муслима больно прижали головой к капоту, тот неожиданно четко выругался на русском языке.
-Неужто картины не понравились? – Неуместно пошутила мама.
Я набралась смелости и вышла из машины:
-Что случилось? За что вы его так?
-Все тетеньки. Выходим. Дальше пешком. – усмехнулся младший.
-Объяснитесь пожалуйста.
-Ты кто такая блять, чтоб я тебе тут объяснялся? Наркотики перевозим? Друг ваш? Так сейчас за милую душу и вас к делу пришьем.
-Нина, уходите, поймаете машина. Они мне газета подсунули. Травку. Не моя, я художник.
-Заткнись чукча! Вот и нарисовал ты себе срок приличный. Художник, бля! Не зря наши у вас там порядок наводят в Чечне проклятой. – Младший сплюнул в сторону, старший же колобок откатился к машине, убавил музыку, начал что-то бурчать в рацию. -Девочки выходим, день еще, поймаете другую попутку! Мальчик с нами поедет!
Дальше все развивалось довольно стремительно. Нас действительно оставили на пустынной морозной трассе, несмотря на маму-инвалидку и меня в легкой осенней куртке (Можем до ближайшего поселения довезти, но это рублей двадцать-тридцать, нам бензин бесплатно не наливают). Я уже была готова расстаться с внушительной суммой, но мама одернула меня: - Спасибо товарищи, мы как-нибудь сами.
-Что? Зачем? – Спросила я, когда милицейская машина начала движение, оглушая нас очередной песней Круга.
-Суки проклятые! Менты позорные! Подбросили пацаненку травку-то! Ой Нина, знаешь сколько таких вот на зонах пропадают, мама не горюй! – Мама обхватила себя руками. Я достала из чемодана теплую кофту, обмотала поверх маминой куртки. - Жалко пацана! А я с ними в одну машину хоть как бы не села! Тем более за двадцатку! Перебьются. Ладно, в Москву доберемся, попрошу Толю за них узнать, связи-то остались. Знать бы хотя бы где мы? Да и фамилии они не называли. Колобки блять! Бегемоты! Ха-ха! Следствие вели… колобки.
3. Цепь замкнется.
Как это ни странно, но нам пришлось развести костер. Да-да, костер. Прямо на чертовой, безлюдной, холодной трассе. Машин либо не было, либо проезжающих настолько редко водителей, что всех имеющихся пальцев моей мамы хватило бы с лихвой, чтобы их пересчитать, пугал вид колясочницы и ее подруги замотанных в лохмотья . Нас никто не жалел, не звал и, соответственно, не плакал.
Чемоданы были опустошены на треть – все теплые вещи мы честно поделили с мамой напополам и в данный момент уж точно выглядели не лучше, чем те же самые «колобки», которые совсем недавно (а прошло-то уже часа три, мои наручные часы остановились еще при знакомстве с Марселем, а батарейки я так и не купила) увезли нашего глубоко верующего Муслима в такую же глубокую, как его вера, жопу. Побелевшими и почти сравнявшимися по цвету с выпавшим снегом руками, я насобирала разный хлам: мусор, который, пусть редкие, но водители, выбрасывали из окон своих теплых автомобилей, массивные ветки деревьев, которые после недавнего урагана валялись буквально везде, пару книг так называемого бульварного чтива, взятого нами с мамой в поезд (к слову сказать, мама всегда не цензурно отзывалась о такого рода литературе, но все же смерила меня удушающим взглядом, когда я пыталась развести костер на листах чьего-то кропотливого труда), кстати оказалась и долгоиграющая шина, которую я нашла недалеко от места нашей дислокации.
И вот когда, какой-никакой, но огонь, плясал своим ритуальным танцам в наших заледеневших глазах, а мама перестала сдерживать себя в эмоциях и словах, перед нами неожиданно затормозила, повидавшая жизнь, зеленая Нива. Нива, была для нас точно оазис в горячей и непроходимой пустыне, и сюрреалистичные для данной ситуации разноцветные воздушные шарики, которыми была обвешана вся машина, лишь усомнили нашу веру в происходящее.
- Жар костей не ломит, дамы! – из приоткрытого окна на нас улыбнулся молодой парень в меховой шапке-ушанке и, почему-то, легкой летней рубашке. – Куда путь держим? То есть стоим?
- До Москвы, - машинально отстучала я зубами, - впустите, хотя-бы, в машину погреться, по-жа-луй-ста. Ненадолго. Или довезите до ближайшего отапливаемого помещения. За любые деньги.
- Ты говори да не заговаривайся! – На этот раз стучали зубы матери. – Пять рублей максимум!
- Конечно, конечно, садитесь. Помочь вам матушку посадить?
- Я сестра ее, вообще-то. – Перебила мой не начавшийся ответ Глория.
- Простите великодушно! Вас под этими слоями одежды и не разглядишь. Сто одежек и все без застежек, ахаха. Ближайшее отапливаемое помещение находится в Малиновке, у меня сегодня сестра там замуж выходит. – Рубаха парень вышел к нам на встречу и начал помогать мне с мамой. – До завтра там отсидитесь, а утром я вас на автобус до Москвы посажу. Свадьбы у нас всей деревней гуляют. И выпьете, и отдохнете, и в баньке отогреетесь, на ноги она вас, конечно, не поставит, - рубаха посмотрел на маму, смущенно улыбаясь, - извините за черный юмор, не удержался. Не поставит, но хоть кровь разгонит. Да и свадьбы у нас там с большим количеством хлеба и не менее большим количеством зрелищ.
- Поаккуратнее! – Сказала мама, когда мы с безымянным шутником приподняли её с коляски. – Свадьбы я люблю, что может быть лучше. И водка халявная, и молодых холостяков навалом!
Сестра Степана, а именно так звали парня, спасшего нас от неминуемой смерти на трассе, была девушкой полной. Свадебное платье было заметно малО и подчеркивало каждую складочку, каждую ненужную трещинку девушки. Волосы аккуратными волнами спускались к оголенным плечам, в ушах светились огромные серьги в форме шара. На шее красовалось огромное родимое пятно ярко-лилового цвета, похожее на засос. Мама шепнула мне, что это засос и был. Юля (невеста) узнав от брата нашу историю, активизировалась и взяла на себя роль сестры милосердия. Вместе с мамой, точной ее копией, только лет на двадцать постарше, они подготовили для нас с Глорией настоящую русскую баню. Валентина Александровна, быстро нашла общий язык с моей мамой, и ее помывку вместе со всеми вытекающими банными последствиями взяла на себя. Я же, вдоволь надышавшись парами целебных трав и наконец-то согревшись, вышла на улицу где и столкнулась с курящим Алексеем(жених). Алексей был похож на парня, сошедшего с обложки недавно появившихся в ларьках глянцевого журнала. Высокий, статный, с темными как ночь, волосами и яркими зелеными глазами, сверкающими точно изумруды в свете вечерних деревенских фонарей.
-С легким паром, Нина кажется?
-Да, спасибо. Спасибо за все, это просто подарок для нас. Нам очень неудобно, что пришлось упасть вам как снег на головы. Степа сказал, что после бани, мы сможем переночевать в домике бабы Тони. Это далеко?
-Да нет, в принципе вы уже на месте. - Алексей звонко засмеялся. - Баба Тоня, это бабушка моей жены, мать Валентины.
-Но как же так? У вас праздник, а мы вам совсем никто. Очень неудобно. Может быть есть еще вариант?
-Никаких. Не обижайте молодых. Да и до ночи сидеть вас никто не заставляет, захотите спать, положим в дальней комнате. Как ваша сестра?
-Это моя мама. - Улыбнулась я. - Спасибо вашей теще, женщина она мировая. Мама давно так ни с кем не общалась.
-Да, теща у меня огонь. Что редкость! Ну проходите в дом.
Когда я уже начала переживать за долгое отсутствие мамы, в дом внесли кресло с восседающей на нем красной Глории. Довольная, распаренная и чуть смущенная вниманием она сначала стушевалась, но после первой рюмки подхватила песню, исполняемую женской половиной гостей, и стала, как сказала женщина, сидевшая напротив нас - «Своей в доску».
Мы сидели за столом часа два, и от выпитой самогонки меня начало клонить в сон. Глория же наоборот, поймала кураж и сыпала анекдотами, которые не так давно услышала от Марселя:
«Молодой парень заходит в аптеку:
-Пачку презервативов пожалуйста.
-А восемнадцать-то есть?
-Хм… Не измерял пока…»
Смеялись все, в особенности баба Тоня, прикрывая рот рукой, что особо не спасало, и крошки еды вылетали из ее рта с неимоверной скоростью и частотой.
«Доктор говорит пациентке:
-Вам нужно прекратитесь мастурбировать.
-Почему доктор?
-Потому что это мешает мне вас осматривать.»
И снова громкий смех волнами проносящийся с одного конца стола до другого.
-Хватит, Глория, умоляю! - Смеясь сказала Валентина Александровна, держась за живот. Я сейчас обоссусь.
-Да кстати! - Громко сказал Леша, поцеловал невесту и вышел из-за стола. - Я ненадолго.
-Вот один не выдержал, давайте лучше выпьем за молодых!
За окнами совсем стемнело и наступила предзимняя деревенская ночь. Гости потихоньку расходились, остались в основном молодые ребята и родители с обеих сторон. Отец Алексея достал гармонь и начал играть знакомые всем мелодии, вызывая бурный восторг.
Алексей вернулся обратно другим человеком. В буквальном смысле. Он внесся в большую комнату, с дикими глазами, в армейской форме, и с ружьем в руках.
-Гуляете, суки? - Громко сказал он и выстрелил в потолок. Закричала какая-то девушка, сидевшая рядом с Юлей, баба Тоня побледнела, пьяные сваты смотрели на Алексея выпученными глазами.
-Лех, ты что? Давай прекращай! - Обратился к «солдату» хорошо захмелевший Степан. - Не смешно!
-Сынок, ты чего? - Денис Иванович, отец Алексея, пошатываясь привстал.
-Молчать!! -Выстрел в живот свалил мужчину с ног, теперь закричали все имеющиеся за столом девушки, в том числе и мы с мамой. Запах железа и свинца тут же перебил застоявшийся алкогольный душок. Вероника Анатольевна, мать Леши упала к ногам мужа, скуля и тихо вспоминая «отче наш». Возмущенно загудела мужская часть компании. Меня затошнило.
-Молчать блять!!!! Ну что Машка? Не дождалась? -Смотрел обезумевший парень на Юлю, отчего я поняла, что обращается он к ней.
-Леша, ты чего? -Еле шевеля губами ответила побледневшая девушка.
-Какой я тебе Леша, тварь? Мне три месяца служить осталось. А ты тут свадьбу гуляешь, ну и где муж, объелся груш?!
-От водки что-ли двинулся? - Прошептала мне на ухо Глория и схватила мою руку, своей дрожащей рукой.
-Отвечай Маша, иначе пристрелю! - Глаза парня горели, он смотрел на Юлю с такой искренней ненавистью, что мне стало не по себе. На лице же Юлии испуг сменился озарением, и она закусила губу.
-Валера? -Тихо спросила она. На заплаканных глазах Вероники Анатольевны тут же застыла искра удивления. Она отрешенно взглянула на сына, потом на Юлю и снова на сына.
-Валера, сынок? - Еле слышно прохрипела она.
-Достали! - Алексей поднял ружье, направил в сторону родной матери, и уже было нажал на курок как в дом вбежал АЛЕКСЕЙ с вилами в руках. У меня закружилась голова, ситуация была настолько неправдоподобной и нелепой, что я испугалась за свой рассудок и удивленно посмотрела на Глорию. Та была удивлена не меньше меня. С ума сходят поодиночке, значил Алексея и вправду было два.
Дальше все происходило как в тумане. Я услышала громкий удар, крик, звон разбитого стекла, выстрел и… резко стало тихо. За окном послышался вой милицейской сирены. Алексей в форме (он же Валерий) упал на пол, проткнутый виллами, Алексей Второй, он же первый, он же настоящий бросился к жене и застыл как вкопанный. В девушку попала шальная пуля, выпущенная парнем в форме. Она облокотилась на стул, держась за простреленный живот, и пыталась что-то произнести. Но вместо слов, из горла выходил только булькающий звук. Белое платье стало окрашиваться в темно-красный цвет.
-Юля? Девочка моя. Ты что? -Алексей, умываясь слезами направился в сторону девушки. Степан тут же выбежал из дома, зовя на помощь врача. Кто-то тихо плакал, кто-то лежал в предуборочном состоянии, кто-то молился.
Глория показала на фотографию, которая все это время стояла на тумбе для телевизора. Парень в форме стоял в армейской форме на фоне надписи «Военкомат». Его обнимала молодая девушка в красивом цветастом платье. Рядом стояла заплаканная Вероника Анатольевна, Денис Иванович что-то говорил, когда фотоаппарат поймал кадр - его рот был открыт. Чуть правее стоял улыбающийся Алексей в обнимку с Юлей - они держали нарисованный от руки плакат - «Удачной службы, брат!».
-Не обманул Степа, зрелищ действительно оказалось с лихвой. Вот тебе и свадьба в Малиновке! - Прошептала Глория мне на ухо. Руку мою она по-прежнему не отпускала.
Валерий, брат близнец Алексея служил в Чечне. Каждый день он ходил на волоске от смерти, пули свистели над его головой, но к счастью проносились мимо. Он ходил по минным полям, обезвреживал боевиков в горящем доме и не получал даже царапины. В роте ему дали прозвище «Неуязвимый». Удача отвернулась от молодого парня, когда с родины пришло короткое письмо. «Прости! Я полюбила другого! Маша.» Руки опустились. На очередном боевом задании, пуля задевает ухо, и парень падает оглушенный и потерянный, смысла бороться за жизнь он больше не видит. Граната, тут же приземлившаяся рядом, не приводит в чувства брошенного солдата и взрывается, унося его в совершенно другой и страшный мир. Мир безумия.
Его комиссуют сразу же как только он встанет на ноги и сможет ходить, оденут какую-то медаль и отправят на родину. Родителям он ничего не скажет, будет действовать на автопилоте. Двое с половиной суток в пути он будет мучатся страшными кошмарами, окончательно забирающими рассудок парня.
Автомат всегда лежал в предбаннике под скамьей забросанный сверху старыми тряпками. В день свадьбы Валентина Александровна позовет на помощь мужа и хорошего друга Алексея, чтобы перенести кресло с неподъемной Глорией в дом. Баня не запрется, чем и воспользуется контуженный солдат. Разум его не встанет на место даже когда острые иглы вилл проткнут его насквозь. Летальным исходом, к слову, закончит только он. Денис Иванович и Юля выживут. Но психика девушки пошатнется, в муже она будет видеть только его брата Валерия и пара подаст на развод спустя полгода. Алексей начнет выпивать чаще, и в конце концов, в одну из суровых русских зим уснет на улице и скончается во сне. Оплакивать его будут только в миг постаревшие родители. Юлия уедет в город и во второй раз выйдет замуж. По стечению обстоятельств, мужем ее станет тот самый парень, к которому когда-то ушла недожавшаяся солдата Маша, но Юля об этом ничего знать не будет и проживет достаточно счастливую жизнь, лишь изредка мучаясь ночными кошмарами. Цепь замкнется.
4. Материнская любовь.
Утром в Малиновке выглянуло солнце. Несмотря на трагичную ночь, Степан выполнил свое обещание и отвез нас с мамой на ближайший автовокзал.
-Как-то так… - Произнесет он на прощание и направится в больницу, где ночью оперировали его сестру.
Автобус опоздает на четверть часа, и мама с ног до головы покроет водителя матом. Тот ответит ей на ее же языке, но посадить Глорию в автобус мне все же поможет. В Москву мы прибудем на следующее утро.
«Москва. Город больших возможностей». - Встретит нас огромный транспарант, растянутый над зданием Киевского вокзала. От разноцветных людей в безумном количестве слоняющиеся туда-сюда, мои глаза быстро устанут и заболят. А так Москва, окажется такой же деревней. В стократ больше и жестче.
-Хочу туфли! - Глория посмотрела на меня глазами обиженного ребенка.
-Что, прости? - Уточнила я.
-Туфли говорю хочу, оглохла что-ли?
-Зачем?
-Вон со скидкой бешеной продают. В ларьке.
-Зачем тебе туфли, ты еще даже размера протеза не знаешь. Зима впереди еще.
-Толя обещал тридцать шестой, как у дюймувочки. Туфли!
-Мама перестань! Поставят протезы, подберем обувь, я не думаю, что на них можно надевать туфли.
-Купи туфли. - Глория начала тихо выть, потом и вовсе забилась в истерике! - Туфли! Туфли хочу!
-Да блять! Какие? - не выдержала я.
-Красные! Вот эти! – Мама, не обращая внимания на мат, который я не позволяла себе употреблять в разговорах с ней, показала на обувь, когда мы подъехали к ларьку. Я отсчитала деньги, протянула их женщине восточной внешности в ярком платке. Мама потянулась за долгожданной обувкой.
-Куда руки тянешь? -Грубо сказала продавщица, щелкнув маму по рукам.
-Рот прикрой чурка, дочь заплатила.
-Эй, ты что говоришь женщина?
-Послушайте, я действительно заплатила, в чем проблема, почему мы не можем забрать обувь?
-Демонстрационный вариант! Ваши несут со склада. И нечего тут людей оскорблять, если порядков не знаете! Ух! Понаедут!!
-Извините! - Тихо сказала я, когда женщина в платке, довольно небрежно вручила мне коробку с нашими туфлями.
Мама успокоилась и мечтательно крутила коробку в руках, пока я везла ее до ближайшего таксофона. Москва нахмурилась и небо заволокло темными тучами. Позже, когда мы будем ехать в такси, Глория обнаружит, что долгожданные туфельки - обе левые. Водитель удивленно посмотрит на матерящуюся и проклинающую всех женщину-инвалидку. К слову материться, она будет и без этого, но об этом чуть ниже.
Анатолий Ефимович назначил встречу в ресторане.
- «Хочу начать с торжественной части» - сказал он матери. «Разобрать свои манатки всегда успеете. У меня хорошие новости.»
Пока мы ехали до ресторана на такси (Денег не жалейте) мама тихо материлась, произнося иногда такие слова, которые я никогда в жизни не слышала и вряд ли где-то бы еще услышала.
-Зачем ты материшься? - Спросила я строго.
-Хочу устать от мата, чтоб при Толчке случайно лишнего не сказать. Вдруг он культурный тут в своей Москве стал. А я сейчас наматерюсь вдоволь мне и не захочется больше. Так курить бросают. Выкуришь пачку за раз, и курить расхочется.
-От пачки за раз, умереть можно.
-Ты выкуривала что-ли пачку за раз? - Удивленно спросила Глория.
-Нет, но…
-Вот и не ****и!
Ну как тут поспоришь?
-Какая ты Глоша стала! Прям мадам. - Поприветствовал нас Анатолий, когда мы вкатились, как оказалось в его собственный ресторан. - Очень приятно, Нина, Анатолий Ефимович, для тебя можно просто дядя Толя.
Я улыбнулась. Анатолий Ефимович оказался совсем другим, нежели я его себе представляла. Небольшой рост, кругленькое телосложение, седеющая лысина. На носу сидели красивые очки в золотой оправе, но очки эти ему не шли. Несмотря на золотое тиснение в них он был похож на Гоголевского персонажа, на маленького человека. «Маленький человек» был одет в элегантный черный костюм, нижняя пуговица пиджака не застегивалась под напряжением внушительного пуза. Коричневые туфли на ногах были идеально вычищены.
-Да ну скажешь тоже, мадам.
-Ну, ну не прибедняйся. Красотка. И дочь какая замечательная.
-Спасибо! - в унисон ответили мы.
Вечер проходил в довольно дружелюбной обстановке, для нас играли музыканты, мы вкусно ели разную еду, я с Анатолием пили дорогое вино, мама пила Кока-колу. (Ну надо же какая вкусная вещь!)
-Толь, ты что-то говорил про хорошие новости?! - Не выдержав ожидания, спросила мама.
-А точно. - Анатолий ударил себя ладошкой по лбу. - Сейчас. - Он щелкнул два раза пальцами и возле нас моментально нарисовался официант. Он протянул нашему кавалеру длинную бумагу.
-Это счет. За сегодняшний вечер. Так.. Так… Угу… - Анатолий водил пальцем по листку. - Вот. Итого. Восемьсот двадцать рублей.
-Ого. - Глория усмехнулась. -Ну мы и поесть.
-Так вот, дорогие мои, хорошая новость, заключается в том, что за все вот это, - Анатолий обвел стол руками, - плачу я. Прелесть?
-Толечка, ну и прекрасно. Поедем домой? - Устало спросила мама.
-Я да! А вы… Ну не знаю. Могу денег на гостиницу дать, конечно, но на один день. Завтра у меня самолет в Ригу. Выспаться надо. Засиделся я тут с вами.
-Не поняла? А как это? А … я не поняла… Какая Рига? - На маму было больно смотреть. Она действительно не понимала, что происходит, хотя до меня уже дошел весь ужас сложившейся ситуации.
-Ну моя девочка, что ты. Да я любил тебя, любил, как проклятый, все бы к твоим ногам, ха, тогда они у тебя еще были, бросил бы. Все! ДА и без ног любил бы тебя. На руках бы носил. Нет, ты выбрала этого алкаша Мишу. И что, счастливую жизнь прожила? А тут, спустя столько времени собралась. Протезы. Ты хоть знаешь сколько сейчас стоит протез на одну ногу, и это при том, что молодым пацанам, которым повезло с Чечни не грузом-200 прийти государство их оплачивает. Вот же ты дура, Глошка! Думаешь я с тобой по телефону базарил? Ха-ха! Нет, Человек мой с тобой разговаривал, ты даже голос мой не признала. Я отомстил тебе, да так тупо и банально. Но что может быть хуже сломанной надежды, а? Ты разбила мне сердце, я разбил в тебе надежду.
-Подонок!!! - Я резко встала и отвесила неудавшемуся отчиму хорошую пощечину.
-О да у тебя язычок прорезался! А то весь вечер как рыба в воде. Коля! Выведи хабалку на улицу! - Дядя Толя посмотрел на охранника, стоявшего недалеко от нас.
-Стоять!!! - Громко крикнула мама. Сами уйдем. - Как сказал мой, как оказалось, очень хороший друг Марсель: «Если встретишь депутата, уеби его лопатой»! И он был чертовски прав! - Глория резко схватила тяжелую бутылку вина и со всей силы опустила ее на голову Анатолия.
-Ха-Ха-хаххахаххах! - Мама смеялась громко, смотря как охранник Николай мечется между начальником и женщиной инвалидкой его покалечившей. Бог дал этому парню силу, забыв про мозг. Первостепенной задачей он выбрал вышвырнуть нас на улицу. - Ой не могу!! Хахахахаххах! - Смех стал походить на истерический. Он становился громче, то срывался на хрип, то снова громом разносился по темным ночным московским улицам. Тут мама резко затихла. Я посмотрела на нее. Моя мама улыбалась, искренне, глаза я ее святились счастьем, она поманила меня пальцем.
-Да, мамочка? - Наклонилась я.
-Он думает, что разбил мои надежды. Он не знает, что подарил мне лучшее время в моей проклятой жизни! Если бы не он, я бы никогда не смогла сказать тебе этих слов. Я люблю тебя моя девочка! Прости за все. Но согласись, поездка… ЗАЕБИСЬ получилась.
-Мам, ты что? Мам… - Я легонько постучала внезапно закрывшей глаза Глории по щекам. - Мама!
Моя мама умерла. Так как я могла произвести погребение на кладбище населенного пункта, в котором наступила смерть мамы, я решила похоронить ее тут, в Москве. Она сюда хотела. Она сюда рвалась. Да и я, не собиралась домой, в Москве я нашла, то, что так давно потеряла - материнскую любовь!
Женщина спускалась в метро, читая роман Агаты Кристи в мягком переплете. Волосы, ее, были покрашены в ярко оранжевый цвет, на лице играла улыбка. Сегодня она устроилась на хорошую работу и сняла наконец-то неплохую комнату в двухкомнатной квартире. О прошлом женщина старалась не вспоминать, начала новую жизнь.
«Нина, у тебя есть мечта?»
«Нет»
«Как же так, ведь мечта обязательно должна быть.»
«Хочу, чтоб у меня было всё-всё на свете.»
«Счастлив тот, человек, у которого есть мечта, и который стремится к ее осуществлению. Человек, у которого есть всё – не может быть счастлив.» - Слова врезались мозг неожиданно, напоминая давнишний разговор между ней и ее бабушкой.
Она наконец-то была счастлива и ставила себе цель за целью. Одну мечту за другой. Новой стала – поездка на море в период нескорого, но все-таки отпуска.
Поезд качал буквы, превращая их в бессмысленные строчки и женщина закрыла глаза.
Проснулась она уже на конечной станции. Ее кто-то нежно теребил за плечо.
-Девушка, вы уснули. Вам на какую станцию?! – Спросил симпатичный мужчина, смущенно улыбаясь.
-Ой, как неловко. Мне на Полянку, проехала, да?
-Ха-ха. Не то слово. Мы в Алтуфьево.
-Блин. А обратный поезд? – Спросила женщина, внимательно разглядывая мужчину. По бейджу она понимала, что звали его Ярослав, и был он машинистом поезда. А родинка на щеке в виде кошачьей лапки и вовсе вывела женщину из равновесия.
-Обратный в 5 утра. Но я на машине, и еду как раз на Полянку, у меня дома ремонт, я пока комнату себе снял там.
Женщина улыбнулась. Она узнала его. Как и много лет назад, она снова тонула в его больших и красивых черных глазах. На секунду ей показалось, что в глазах мужчины тоже мелькнуло узнавание.
-Вы меня знаете? –Смущенно спросил он.
-Нет, но очень бы хотела узнать! А давайте-ка в качестве игры, назовем одновременно адрес квартиры, в которой сегодня будем ночевать?!
-Ну давайте! Раз, два, три!
«Якиманский переулок, дом 14, квартира 24.» - Адрес они произнесли одновременно, мужчина удивленно улыбнулся.
–Так вы Нина, хозяйка мне про вас рассказывала, насколько я понял, мы с вами земляки… И все-таки мне кажется, что я видел вас раньше.
-Вот давай и выясним это за бутылкой хорошего вина?