Ивану приснился дед. Он сидел рядом с его кроватью на табуретке и хмуро мял в пожелтевших пальцах папиросу. Многочисленные медали на его гимнастёрке легонько позвякивали. Иван удивлённо сел:
– Дедушка, ты что, живой?
– Живой, – буркнул старик, – все мы живы.
– Я не знал, что у тебя столько наград, – проговорил Иван, но дед лишь недовольно махнул рукой.
– Не об этом сейчас речь. Ты вот что, внук, береги эту землю, родная она нам. Обильно кровью полита. А ныне тебе за неё ответ держать.
– Да мы же курские…
– Глупый ты, Ваня. Бабка твоя из этих мест. Я здесь любовь нашёл, и ты найдёшь. Я воевал, и тебе пришлось.
– Ты в Абхазии воевал?
Лицо старика разгладилось, он бережно прикоснулся к ордену Красного знамени.
– Мы здесь в сорок втором с твоим дядькой егерей из «Эдельвейса» гоняли. У подножия Серебряной он смертушку и принял. А меня на Клухорском перевале зацепило. Пропал бы, если бы не Ксения, бабушка твоя. Я, словно ты сейчас, в госпитале валялся, а тут она – рыженькая, веснушчатая, как солнышко, – дед тяжело вздохнул, – увидел и понял: не жить мне без неё.
– Расскажи мне о ней.
Старик внезапно встрепенулся:
– Некогда, Ванечка! Волки сюда идут! Слышишь?
Иван прислушался. Далёкий тоскливый звук, высокий, вибрирующий, от которого по телу пробежала волна холода, а сердце сжалось от нехорошего предчувствия.
Он открыл глаза. Противное дребезжание исходило от соседней койки. Лейтенант Хагуш тренькал на гитаре и надрывно пел:
Война. Две тысячи лет война,
Война без особых причин…
Голос у абхаза был красивый, а вот играть он совершенно не умел. Иван поморщился, сел на кровати.
«Стервец. Такой сон испортил». От резкого движения рана на левом плече полыхнула огнём.
– Анри, ты бы хоть ради приличия пару аккордов выучил. Возишь по струнам, словно жилы тянешь. И чего ты всё про войну? Других тем нет?
Лейтенант Хагуш отложил гитару и белозубо улыбнулся.
– Так тема вечная. Песня про Абхазию. Мы всю жизнь воюем.
– Про какую Абхазию! Цой про абстрактную войну написал. Если мне память не изменяет, твою Республику только в двадцать первом году провозгласили, и поныне мало кто её признал.
Улыбка сползла со смуглого лица. Анри медленно поднялся и сделал шаг к Ивану, кулаки сжаты, глаза пылают.
– Капитан Лебедев, ты сейчас меня оскорбить решил?
– Боже упаси. Что я, себе враг? Была бы рука здоровая – другое дело. Тебя ведь только в голову ранило, конечности целые. А драчун ты знатный.
Хагуш мгновение напряжённо всматривался в лицо соседа по палате, затем тряхнул головой и рассмеялся.
– Тебе повезло, что я отходчивый. Только ты так больше не говори, а то обижусь. Ты, Ваня, необразованный, как неандерталец. Ты про Великое Абхазское царство слыхал? Царя Баграта знаешь?
– Баграта знаю. Каптёрщик на базе, не знал, что он царь.
– Да ты чего? – взвился лейтенант, – история Абхазии древнее российской! Мы еще со скифами рубились! Кстати, не твои ли предки?!
– Вроде, мои. Ну и как, взгрели они твоих?
– Фига с два! Обломались! Потом греки припёрлись, за ними римляне, византийцы, арабы, турки. Все хотели моей земли хапнуть! А ты говоришь, не про Абхазию песня. Кто ещё две тысячи лет воевал?!
– Много кто. – Иван помолчал. – Тихо в лагере.
– Так ушли все. Сам знаешь, удар на опережение. Соседи провокацию задумали, а наши просекли. Засаду гостям устроили. Боем свяжут, а потом ребята с базы им в тыл ударят. Вот и песец котятам.
– Откуда знаешь? Информация секретная.
– А что, только господа русские инструкторы должны всё знать? Я не вчера родился. Если бы не осколок – с ними бы ушёл. Лепила не пустил, хотя я здоров, как бык.
Иван не ответил. Рана болела. Анри сочувственно вздохнул:
– Кровь бинт пропитала. Сходи на перевязку.
– Сами вызовут. Рана пустяшная, а болит, зараза.
Хагуш потянулся, подошёл к окну. Вдохнул полной грудью.
– Красота-то какая, капитан. Скоро грибы пойдут. Их здесь столько, хоть косой коси. Мы с ребятами за полчаса по две корзины набирали. Я ведь местный.
– Тихо! – прервал его Иван, – слышишь?!
Абхазец нахмурился:
– Да это же…
Договорить не успел. Оглушительный свист резанул по ушам. А в следующий миг огненный вихрь ворвался в палату, выворачивая ставни, плюясь осколками стёкол. Взрывная волна опрокинула офицеров на пол.
– Миномёты!
«Волки идут» – всплыли в сознании слова деда.
– Вот суки! – взвыл Хагуш. Из порезов на щеке сочилась кровь.
Иван вскочил, сдёрнул с тумбочки китель.
– Выводи раненых на улицу!
Рука его метнулась под подушку, ухватила наборную ручку финки – хоть какое-то оружие.
Анри бросился вон из палаты. Но в этот миг здание тряхнуло, с потолка посыпалась штукатурка. Ещё один взрыв, потом ещё и ещё. Двухэтажный дом натужно заскрипел, заныл, глухо ухнул и начал оседать.
Капитан Лебедев рыбкой сиганул в окно. Перекатился и взвыл от жуткой боли в простреленном плече. Сзади, вздымая белые клубы пыли, тяжело катились каменные глыбы, горел и пузырился пластик. Иван стремительно поднялся и, петляя, как заяц, помчался в сторону казармы. Вокруг уродливыми чёрно-красными кустами вырастали взрывы, сотрясалась земля, чудовищный гул ввинчивался в мозг и рвал барабанные перепонки.
Ему оставалось каких-то пятьдесят метров, когда плоская крыша казармы вдруг сложилась почти пополам и грузно опала вовнутрь, а в следующий миг вверх взвилось огненное облако. А вслед за ним ещё одно. Горячая волна ударила в лицо. Лебедев упал, закрыв голову руками. Прогрохотало ещё несколько взрывов, и всё стихло. Обстрел прекратился, но в ушах сохранялся противный звон. На месте казармы дымились руины.
«Вот, значит, как. Грузин на перевале ждали, а они сюда пожаловали. Или информация о прорыве всего лишь деза? Крот в штабе? Что теперь гадать – надо ребят предупредить. Найти выживших и отходить в лес».
– Есть кто живой?! – заорал Лебедев. – Отзовись!
Тишина. На перепаханном взрывами плацу лежало несколько изорванных тел. Остальные, видимо, остались в казарме. Из-под кителя по левой кисти скользнул ручеёк крови. Гадство, разбередил рану, а ведь только затягиваться начала.
Здание столовой почти не пострадало. За ним тропа, спуск вниз, вдоль речки, а там лес. Впереди баня. Может, банщики уцелели? Затаились первогодки.
Иван распахнул дверь, шагнул внутрь.
– Бойцы! Есть живые?!
Есть. Рядовой Гулия. Вон как трясутся толстые щеки. Залез под стол и дрожит. Лебедев заглянул в помывочную – пусто. Прикрикнул на солдата:
– Вылезай быстрее!
– Не-е-е, – замотал головой толстяк, – не-е!
– Встать, боец!
Солдат взвизгнул и вцепился в ножку стола.
– Ты что, сука, не понял?!
В этот миг железный лязг разорвал тишину. Армейский грузовик сходу снёс ворота лагеря и въехал на плац. Брезентовый тент откинулся, и на асфальт посыпались солдаты в натовском камуфляже.
– Проклятье! – Иван наотмашь врезал ладонью по потной физиономии банщика. – Быстрее, дурак!
С трудом выволок трясущегося толстяка и пинками погнал к выходу.
А на плац зарулили ещё два грузовика. Увидев врагов, Гулия взвизгнул и вцепился руками в дверь:
– Не-е-е-т!
– Поздно, – прошептал Лебедев, наблюдая, как вражеские солдаты рассыпаются по территории. Один из них, здоровенный негр, направился к комбинату.
– За мной, боец, – позвал Иван, отступая вглубь помещения. Гулия пробормотал что-то нечленораздельное и на четвереньках двинулся за ним. Похоже, ноги отказывались ему повиноваться.
Оставив солдата сидеть на полу, Лебедев скользнул за высокий шкаф с бельём.
– Хочешь жить – замри и не дёргайся.
Наёмник по-хозяйски зашёл в помещение, бритый загривок под кепи отливал синевой. Увидев дрожащего солдата, он издал радостный рык и ткнул стволом автомата Гулию в лицо.
– Where is the russian instructor?
– А?! – испуганно взвизгнул солдат.
– Раша инструктор! – прорычал негр. – Раша!
– Я здесь, черномазый, – откликнулся Лебедев у него из-за спины, втыкая финку в почку. Провернув лезвие, выдернул нож наружу. Удерживая тяжёлое тело, осторожно опустил труп на пол, прислушался. С улицы раздавались единичные выстрелы и смех.
– А оружие у тебя говно, – посетовал Иван, вешая автоматическую винтовку М-16 за спину и освобождая мертвеца от подсумка с запасными магазинами. – И гранат не густо, всего три. А вот за рацию – спасибо.
Гулия смотрел на него с ужасом и, кажется, забыл, как дышать.
– Сейчас осторожно выходим наружу и бежим. За столовую, по козьей тропе. Понял меня? – Иван потряс перед носом банщика окровавленным ножом.
Тот энергично закивал.
– Тогда за мной.
Лебедев осторожно выглянул наружу и сделал солдату знак следовать за ним.
У них почти получилось. Иван нёсся вперёд и слышал за спиной тяжёлый топот банщика. Вот и столовая. Теперь направо, к заветной дыре в заборе. В этот миг за спиной рванул взрыв. Рванул далеко, метрах в ста, но Гулия вдруг громко по-бабьи заголосил. И тотчас над головой засвистели пули, раздались крики.Застрекотал пулемет.
Иван прижался спиной к стене.
– Гулия! Рядовой!
Осторожно выглянул. Пули с визгом ударили в стену, вырывая кусочки бетона. Но капитан успел увидеть распростёртое на земле тело банщика, изорванный окровавленный камуфляж.
Скрипнув зубами от злости, Лебедев что есть мочи помчался к спасительному лазу. Юркнул в дыру и скатился по откосу, увлекая за собой пыльный щебень. Нырнул в кусты. Вовремя. На голову посыпались срезанные автоматным огнём ветки. Под прикрытием деревьев, он пересёк небольшую речку и углубился в лес. Ушёл.
* * *
Японский радиоскан молчал. Лебедев переключал каналы, менял частоты – бесполезно. Он уже понял, в чём причина, специальный модуль защиты, но сдаваться не хотелось. В конце концов, он ничего не теряет. Вздохнув, капитан заговорил:
– Тринадцатый вызывает базу! База, ответь тринадцатому!
Тишина.
– Всем, кто меня слышит: Нападение на резервный лагерь! Повторяю: нападение на резервный лагерь!
Рация негромко щёлкнула и ожила:
– Никто тебя не слышит, русский, только я.
– Кто это?
– Бригадный генерал Реваз Джанелидзе, – у говорившего был едва заметный кавказский акцент.
– Что ты хочешь, Реваз Джанелидзе?
– Поздороваться с тобой, русский мэгобари.
– Ну, здравствуй. А с чего ты взял, что я русский?
– Э, дорогой. Я о тебе всё знаю. Позывной твой знаю. Чертова дюжина.
– Приятно быть знаменитым. Ладно. Поздоровались? Давай теперь попрощаемся! Нахвамдис, генацвале!
– Э, не спеши, дорогой! Я рад, что ты жив. Велел своим людям твой труп искать, а ты вот. Молодец. Профессионал. Я тоже профессионал. У меня к тебе выгодное предложение, хочешь стать героем?
Лебедев усмехнулся:
– Соблазнительное предложение. А что мне для этого нужно сделать, Реваз Джанелидзе? Продать родную мать или поцеловать в задницу Саакашвили?
– Э, зачем так говоришь, – поцокал языком грузин, – нельзя так про маму. Умерла она у тебя. Я тебе выгодное дело предлагаю. Дашь интервью хорошим людям, они тебе спасибо скажут, денег много дадут.
– Эти хорошие люди, наверное, с американскими паспортами на кармане?
– Какая тебе разница? Расскажешь, кто ты и откуда. Тебя в красивом журнале напечатают, пять тысяч долларов дадут. Знаменитым станешь. Ты здесь столько никогда не заработаешь.
– Боюсь, что откажусь, Реваз. Я на фотографиях плохо получаюсь.
– Откажешься – грех большой на душу возьмешь. Тут недалеко село есть. Я уже скомандовал своим псам: фас! Будут головы резать, женщин мучить. Крови много будет. Тебе это надо? Скажи, да и я отменю приказ. Подумай, на тебе смерть людей будет. А так, героем станешь. Скажешь, что село спасал, потому так поступил. Деньги будут, уважение. Слово офицера даю!
– Офицеры с мирными жителями не воюют.
– Э, дорогой, ты что, меня стыдить собрался? Ты чужой – наших дел не знаешь. Это наша война. Абхаз, он днём мирный, а ночью бандит. У них на руках кровь моих братьев. И мы с них кровью возьмем. Много раз говорили: уходите с нашей земли! Они не ушли. Кто теперь виноват?
– Я должен подумать…
– Некогда думать, дорогой. Село рядом. Мои арабы хотят головы резать, для них это главное развлечение. Промедлишь – погибнут люди.
– Жди! – буркнул Лебедев и выключил рацию.
Сука! Правду сказал или на понт берет? Лагерь разгромлен. Помощь подойдёт не скоро. Что им стоит совершить короткий марш-бросок до села?
Иван с тоской оглядел американскую автоматическую винтовку.«Не новая, модель M16A1. Давно снята с производства. Рассеивание приличное. С такой дурой, пожалуй, много не навоюешь. Наёмник, мать его! Для себя поскупился!». Отсоединил магазин, проверил комплектацию – все тридцать патронов в наличии. Плюс три запасных магазина. На пять минут хорошего боя.
Сзади негромко хрустнула ветка.
Лебедев перекатом ушёл в сторону, вскинул оружие и… застыл поражённый.
Меньше всего он ожидал увидеть девчонку.
Тоненькая, в коротком жёлтом платьице. «Такое за километр видно, – механически отметил Иван. – Откуда она здесь взялась? Стоит, улыбается, обстрела что ли не слыхала? Не понимает опасности?».
– Кто ты?
– Элли, – она тряхнула рыжими кудрями и рассмеялась.
Вот, блин. Точно, не от мира сего. Хохочет, как дура. По виду русская. В гости, наверное, приехала. Что теперь с ней делать?
– Элли, – строго сказал Иван, – здесь очень опасно. Пришли плохие люди.
– Я знаю, – она перестала улыбаться, лицо сделалось печальным. – Здесь идёт война.
– Правильно, война. Ты можешь погибнуть. Поэтому ты должна уйти. Видишь, просвет между теми большими соснами? Иди туда и не сворачивай, всё время прямо. Идти долго, но ты выйдешь к людям.
Она отрицательно покачала головой:
– Я останусь с тобой.
Иван мысленно выругался. С трудом сдерживая себя, заговорил, как с непослушным ребенком.
– Со мной нельзя. Элли, я вижу, ты девочка умная. Сколько тебе? Двенадцать? Тринадцать?
– Пятнадцать.
– Тем более. Значит, ты уже взрослая. Иди к тем соснам и не сворачивай…
В двадцати метрах за кустами мелькнула какая-то тень.
– Ложись! – крикнул Иван, сбивая девчонку с ног, прикрывая своим телом.
Он тревожно вглядывался в колышущиеся на ветру кусты, медленно поводя стволом винтовки. Девчонка копошилась под ним и недовольно сопела.
– Тихо! – прошипел Иван.
– Беркут! – раздался знакомый голос.
– Сойка! – ответил Лебедев и опустил оружие.
Над листвой показалось лицо лейтенанта Хагуша. «Жив, чертяка!».
– Это я, капитан. Со мною двое бойцов.
Лебедев поднялся.
– Не ожидал! Думал, тебя уж нет.
Офицеры обнялись.
Глаза абхаза лихорадочно блестели:
– Не спас я ребят – завалило. Это измена, Ваня! Они же по важным объектам долбили! В казарме боезапас сдетонировал, вспомогательный склад тоже вдребезги! Они же всё знали, твари!
– Ты меня кровью запачкал! – неожиданно раздался звонкий голосок. Девчонка хмурилась и старательно тёрла травой платье. – Тебя надо перевязать!
– Издалека эту кралю увидели, – кивнул на девочку лейтенант. – Думал, зрение подводит. Со мной все, кто уцелел. В карауле были. Сержант Смыр и рядовой Цвейба. А барышня дело говорит, крови из тебя вытекло богато. Руслан, – позвал он сержанта, – перевязочный пакет!
Пока Хагуш бинтовал его плечо, Лебедев вкратце пересказал разговор с командиром наёмников.
– Твари, – прошипел сквозь зубы Анри, – видели мы их. Три десятка. Идут по лесной дороге. Вот, значит, куда собрались.
– Что думаешь?
– А чего мне думать? Я своих не брошу, у меня там родственники живут.
Лебедев оглядел двух мрачных бойцов.
– Два калаша, и ты, Анри, гляжу, стволом разжился. Гранат сколько?
– Всего восемь.
– И у меня три. Значит, будем воевать. Рядовой Цвейба, тебе важное задание: уводишь отсюда эту пигалицу. Отвечаешь за неё головой. Дорогу на Санчару знаешь? Молодец. Действуй.
– Отставить! – остановил солдата Хагуш. – Я не согласен. Нам лишний ствол не помешает. Девчонку с собой возьмем. Там я её родне передам. А мы им отход прикроем.
– Мы можем не успеть, наёмники уже вышли. Да и бежать она наравне с нами не сможет.
– Успеем. Я дорогу напрямик знаю. Полчаса выиграем.
* * *
Наблюдая, как местные уводят упирающуюся Элли, Хагуш вздохнул:
– Видная девочка. Ещё пару лет, и расцветёт – писаной красавицей станет. Я бы на такой женился… Жаль… не срослось.
– Еще срастётся. Сватов ей успеешь заслать, только подрасти дай. За такого джигита любая пойдёт, да еще с красивым французским именем Анри.
– Не французское, а абхазское, мужественный означает.
– Не ошиблись твои родители. Ладно, хорош болтать. Леску принёс?
– Держи. Растяжки ставить будешь?
– Буду. Давай две гранаты! А то у меня только три.
– Вань, там дураков нет. Спецы они знатные. Под ноги смотреть обучены. В лучшем случае, на одну ловушку купятся.
– Посмотрим, – отмахнулся Иван.
Оставив позади село, они вошли в лес.
– Вот здесь они выходить будут. Здесь подарки и повесим. Под ноги, говоришь, смотреть обучены. Учись, студент. Так-с, ослабляем усики, нагибай эту ветку. Держи крепко, пока я примотаю подарочек. Теперь протянем ниточку дальше, к следующей.
– Никогда не видел такую комбинацию, – удивился Хагуш. – Хорошо тебя в твоей Москве натаскали.
– Я с Курска. Хвалить после будешь. Сейчас последнюю закреплю. Авось, десяток супостатов наш аквариум примет. Всё, уходим.
Подозвав сержанта и рядового, Лебедев повторил последние инструкции:
– Сидите тихо, как мыши. Себя не обнаруживать. Огонь откроете, когда грузины на сопку полезут. Патроны экономить, стрелять короткими. Если нас с лейтенантом накроют – уходить в лес. Понятно?
Бойцы кивнули. Лебедев отметил, что рядовой Цвейба бледен, губы солдатика дрожат, пальцы нервно теребят ремень автомата.
– Не дрейфь, Дамир. Укрытие у тебя хорошее. Будешь тихо лежать – не заметят. А там и помощь подойдет. Наши уже на всех парах сюда мчатся. Может, и воевать тебе не придётся. Всё, братва, по местам!
* * *
Иван включил рацию. Пора сделать звонок «другу».
– Как слышишь меня, Реваз Джанелидзе?
После короткого шелеста раздался насмешливый голос:
– Слышу тебя, дорогой. Ты долго думал, я начал терять терпение.
– Принимаю твое предложение. Я в двух километрах от лагеря, иду к тебе. Отзывай своих «псов».
– Э, нет, дорогой. Абхазы пока побудут под присмотром моих людей. Я отпущу их, когда ты появишься.
– А где гарантии, что твои головорезы не тронут их?
– Моё хорошее к тебе отношение и слово офицера. Тебе мало, дорогой?
– Хватит. Жди. – Лебедев отключил рацию. Поправил подсумок с запасными магазинами. Подумал и устроил финку в левом рукаве. Простреленное плечо противно пульсировало болью.
К нему змеёй подполз лейтенант Хагуш.
– Чего припёрся? – недовольно оскалился Лебедев. – Скоро гости появятся. Вали на свою позицию!
Анри стащил с головы бинт:
– Слишком заметно, издалека видать. Я это… спасибо тебе хотел сказать. Думал, ты уйдёшь.
– Мне покойный дед велел эту землю защищать.
Глаза абхаза сверкнули:
– Я когда тебя увидел – сразу понял, что ты наш. Как думаешь, Рай есть?
– Есть.
– Значит – увидимся.
– Рано умирать собрался.
– У них тридцать стволов и гранатометы, наверное, имеются. – Абхаз вздохнул. – Ладно, это я так. Пойду.
– Анри, – окликнул его Лебедев, – я Гулию не спас. Мог, а не спас.
– Хороший человек был. Музыкальную школу закончил, меня обещал на гитаре научить. Не вини себя. Это война. Две тысячи лет война… будь она проклята.
И тут со стороны леса громыхнул взрыв. И тут же ещё четыре. Зеленым фейерверком взвилась к небесам листва, раздались вопли раненых. Началось!
Иван прицелился. «Ну, давайте, боевички, вашу мать, покажите мордочки».
Почти пять минут ничего не происходило. Даже стоны стихли. Сорванная листва опала, деревья слегка покачивали ветвями на ветру, да над кустами плыл рваный сизый дым.
А вот и первый красавец. Бородатый мужик в бандане удивительно напоминал киношного Карабаса Барабаса. Кряжистый, с солидным пузиком, он довольно сноровисто для своей комплекции скользнул на траву, замер, прополз несколько метров и вновь застыл.
«Ползи, ползи, родной, – мысленно подбодрил его Иван. – Чего разлёгся?».
Бородач приподнял голову. В руках у него был израильский автомат «Тавор» с глушителем. «Солидная игрушка». Приникнув к оптическому прицелу, Карабас принялся обозревать окрестности. Лебедев вжался в землю.
Не обнаружив опасности, наёмник коротко махнул рукой в кожаной перчатке. Тотчас из леса тенями просочилось ещё несколько человек. Так же, как и Карабас, они распластались на траве, выжидая. Затем, осмелев, поднялись и короткими перебежками припустились в сторону сопки. Лес выдал новую порцию легионеров. «Все или ещё есть? Нет, ещё пятеро».
Иван насчитал двадцать два человека. «Неплохо проредили обормотов. Сейчас главное не выдать себя раньше срока». На открытом пространстве его группа имела очень неплохие шансы.
И в этот момент тишину прорезала длинная автоматная очередь. Рядовой Цвейба поднялся в полный рост и с воплем «а-а-а-а-а!» принялся поливать нападавших огнем.
«Дурак! Мальчишка! Не выдержал!».
Наёмники среагировали мгновенно. Два десятка стволов изрыгнули смерть. Продырявленное изорванное тело солдата завалилось за кусты. Туда же вслед полетела граната. Взрыв.
Лебедев до боли стиснул зубы, вскидывая М-16. Короткие злые очереди опрокинули двух боевиков навзничь, третий завертелся на земле волчком, сдавленно вереща. «А ничего винтовочка, пристрелянная. Зря ругал».
Легионеры залегли, сосредоточив на нём шквальный огонь. Пули срезали кусты, с воем рикошетили от камней. Откатившись в сторону, Лебедев заменил опустевший магазин. Над головой взметались песочные фонтанчики. Не высунуться! Иван слышал торжествующие крики головорезов. Тактика у них проста: одни поливают его огнем, другие в этот момент лезут на сопку. Когда в тридцати метрах от него заговорил автомат Хагуша, Лебедев не упустил шанс. Короткой очередью сбросил вниз мужика в арафатке. Вновь откатился. Рукав кителя набух от крови. В горячке боя он совсем забыл о ране, и вот сейчас простреленная рука налилась свинцовой тяжестью.
Внизу дважды прогремели взрывы, это Анри использовал гранаты. Противопехотная РГД -5 удобная вещица для того, чтобы сократить численность неприятеля и охладить его боевой пыл.
На мгновение высунувшись из укрытия, Иван успел заметить, как бородатый детина, которого он окрестил Карабасом, вскинул на плечо гранатомет. Чтобы достать бородача, пришлось истратить весь магазин. Окно ствольной коробки выбросило последнюю гильзу, но голова наемника взорвалась кровавыми брызгами, а сам он ткнулся мордой в траву.
Атака захлебнулась. У подножия сопки неподвижно застыло девять тел, ещё трое катались по земле со стонами. Остальные легионеры отползали прочь, огрызаясь автоматными очередями.
Иван перезарядил оружие и погладил приклад из чёрного ударопрочного пластика. «А ты ничего, старушка, боевая. Зря я на тебя ругался. Анри, а ведь мы, кажется, победили».
Потеря крови и напряжение боя давали о себе знать. Голова кружилась, глаза закрывались сами собой. «Ничего, сейчас эти гады уйдут, и я отдохну. Буду спать до прихода наших. Быстрей бы».
Наёмники не ушли. Затаившись в лесу, они лениво обстреливали сопку. Офицеры не отвечали. «Почему бездействовал сержант Смыр? – думал Лебедев. – Позиция у него хорошая. Боевики были как на ладони. Испугался? Ушёл? Впрочем, неважно, зато жив остался парень». Мысли в голове перетекали медленно и вязко, как забродивший кисель. Нестерпимо хотелось пить, язык сухой и шершавый. «Вода дороже крови, но и за кровь не купить воды. Жизнь измеряется временем, а время – это кровь, просачивающаяся в песок. Ожидание спасает или убивает?». Лебедев потряс головой. «Не расслабляться. Осталось чуть-чуть, наши уже на подходе». Левая рука весит целую тонну. Он с усилием задрал рукав и взглянул на часы. Прошло всего тридцать пять минут, а казалось – целая вечность. Лезвие финки кольнуло локтевой сустав. Иван невесело усмехнулся: «Что же ты своего хозяина кусаешь?».
В лесу началось какое-то оживление. Ивану даже послышался хохот. «Что задумали эти уроды?».
– Эй, абхазы, – раздался издалека весёлый голос, – ловите подарочек!
Ухнул гранатомёт. Граната прочертила над головой дымный след и взметнула сноп огня и дыма в двадцати метрах позади Ивана, срезая осколками верхушки кустов и оставляя глубокие царапины на валунах.
К счастью, офицеров не задело. Но вот «подарочек» заставил их заскрипеть зубами от злости, ибо им оказалась отрезанная, перепачканная копотью голова сержанта Смыра. «Вот почему молчал Руслан!».
А вслед за этим наемники ринулись в атаку. Бежали с хохотом и улюлюканьем. «Они что, сошли с ума?».
Яростно вспыхнул бой. Отбросив опустевший магазин, Лебедев защёлкнул последний. Грохот выстрелов, рикошетный визг, ругань на чужих языках. Сквозь какофонию звуков Иван не сразу услышал крик Хагуша:
– Сзади!
Но было уже поздно. Одна пуля пробила лейтенанту горло, и он задёргался на земле, хрипя и захлёбываясь кровью. Другая ударила в цевье американской винтовки, кроша пластик и вырывая оружие из рук.
Десяток головорезов нацелили на Ивана стволы автоматов. Впереди этой группы стоял громила в чёрном берете.
Лицо наёмника дышало яростью.
– Не ожидал меня, русский? Думал, я не найду короткую дорогу к твоей заднице?! Я же говорил, ублюдок: это наша земля!
Иван грустно усмехнулся, поглядел на мёртвое тело лейтенанта Хагуша и прошептал:
– Рай есть, Анри. Ты был прав, друг. Скоро увидимся.
Потом он взглянул в глаза командиру легионеров и подмигнул:
– А что, Реваз Джанелидзе, твоим гостям больше не нужно моё интервью?
– Мразь! – взревел грузин, – Бесчестная тварь! Ты думаешь, твоя смерть будет легкой?! Нет, шакал! Я буду резать тебя по кусочкам каждый день, а ты будешь визжать и умолять меня о смерти! Встать, русская свинья! Встать, я сказал!
Иван, пошатываясь, поднялся, слегка потряс левой рукой. Наборная ручка финки скользнула в ладонь.
– Ты думал, что умный? – кривил губы бригадный генерал. – Нет! Ты дурак! Ты будешь жариться в аду, а я каждый день буду присылать к тебе твоих дружков, абхазов! Чтобы тебе не было скучно, шакал!
– Это вряд ли, – тихо сказал Иван и резко взмахнул рукой.
Похоже, смерть напоследок решила потешить капитана. Он вдруг увидел себя со стороны, маленького, одинокого, окружённого врагами. С высоты птичьего полёта он смотрел на покинутую деревню, скользил взглядом по лесной дороге, наблюдая, как уверенно катятся по ней БТРы с абхазскими гербами. Видел, как упал на колени Реваз Джанелидзе, как сведённые судорогой пальцы силятся вырвать из горла широкое окровавленное лезвие, как вскидывают автоматы наёмники и целятся в грудь маленького человека, в его грудь.
А затем была вспышка, яркая, как удар молота.
* * *
Над головой бескрайнее небо, со странным фиолетовым оттенком.Запах цветов и шум прибоя. А сам он лежит на песке, тёплом и удивительно белом, словно зубной порошок.
Он умер? Это загробный мир?
Иван приподнялся, но тут же скривился от боли. Неужели и после смерти простреленная рука будет доставлять ему столько страданий?
За спиной раздался звенящий смех. Лебедев резко обернулся. От произведённого усилия к горлу подкатила тошнота, в глазах потемнело. Он упал лицом в песок, но тотчас поднял голову. В дрожащем тумане проступил чей-то силуэт. Когда пелена рассеялась, Иван с трудом поверил увиденному. Перед ним стояла Элли. Та самая рыженькая худенькая девчонка. Вот только платье на ней теперь было не желтым, а голубым. Она опустилась перед ним на колени и озабоченно произнесла:
– Ты опять весь в крови, и я снова испачкаюсь. Сейчас перевяжу тебя.
В её руках появились маленькие позолоченные ножницы, которыми она принялась разрезать его рукав.
– Элли, – прошептал Иван пересохшими губами, – я не понимаю, где я?
– Ты в моём мире, – просто сказала она. – Я рада, что успела спасти тебя.
– В твоем мире? Он реальный? Скажи мне, это сон? Морок?
– Все миры реальны, даже те, которые снятся.
– Значит, ты живешь в Раю?
– Он был Раем, – нахмурилась девочка, – но оказалось, что жить в Раю –непростительная роскошь. Наша безмятежная жизнь вызвала зависть у злых людей. Тёмные тучи сгустились над нашим домом, а мы оказались не готовы. Поэтому нам нужен ты, понимаешь?
– Нет.
Элли вздохнула.
– Мы смелые, но наши тропы войны заросли сорняком. У нас есть оружие предков, но мы разучились им пользоваться. Наши музыканты поют весёлые песни, но не умеют создавать военные марши. Поэтому в наш мир пришёл ты.
– Но кто я в вашем мире? Что я буду делать?
Лицо Элли озарила улыбка.
– Ты свежий ветер, сдувающий нити тумана. Ты прилив, смывающий песчаную пыль. Ты спасительный дождь, гасящий пламя. Ты научишь мой народ сражаться.
– Война, – пробормотал Иван, – снова война. «Две тысячи лет война», так пел мой друг Анри…
– Война, – повторила девочка. – Сегодня великий день. Мне радостно и грустно одновременно. Радостно от того, что я нашла тебя и пригласила в мой мир, а грустно от того, что это приглашение на войну…
Май 2017 года