Прошли годы.
Не было и дня, чтобы Ктойта не задавался вопросом, откуда он взялся. То ему казалось, что имя у него вроде болгарское, то фамилия начинала смущать, вызывая в воображении, скорее, средневосточные корни. Но через какое-то время Ктойта вспоминал, что имя и фамилия у него не настоящие. Все знали, что их ему придумала Таисяндия Гаврюковна.
Друзей у Ктойты не было. Детдомовские все - кто спился, кто уехал на заработки в Моркундию, кто стал сергопупенским кочевым бомжом.
Сам Ктойта жил в благоустроенной картонной коробке из-под двухдверного холодильника. Таких холодильников во всей области было только два - один у замначальника Сергоздраврубильника, а второй - у местного бандюгана Савки Качергавого. Савка, бывший детдомовец, по блату передал Ктойте коробку от холодильника в пожизненное пользование.
Работы Ктойта не боялся. Зимой в гастрономе перебирал гнилую картошку, летом торговал мороженым вразнос, в межсезонье копал местным огороды. Работа была адская, заработки небольшие; в-общем, жил Ктойта хорошо. Как все живут.
Запойный сосед его, дядя Лёрик, когда-то давно приходившийся хахалем Таисяндии Гаврюковне, бывало, посмеивался в редкие минуты полупротрезвления:
- Дура же она, Таська! Обманули её твои родичи! Обещали за тебя отблагодарить - и с концами. Она так и говорила, мол, написано "от-бла-го-да-рим". Старая перешница!
И дядя Лёрик заходился ядовитым прокуренным смехом.
Тщетно Ктойта пытался от него узнать что-либо получше. Дядя Лёрик неизменно замыкался в себе, мычал что-то невнятное, а потом и вовсе возвращался в ското-овощное состояние.
Продолжение воспоследует.