Лев Эренбург -- известный российский режиссер, основатель и художественный руководитель Небольшого драматического театра в Санкт-Петербурге, руководитель курса Российского государственного института сценических искусств.
— После «Трех сестер» все ожидают чего-то очень неожиданного от ваших «Братьев Карамазовых». Кстати, это правда, что вы лично не очень хотели браться за Достоевского? Почему?
— Да не люблю я Достоевского! Мне не нравится его способ думать, способ чувствовать. При безоговорочном признании таланта этого писателя, очевидного, оцененного во всем мире, не люблю. Бывает так: красивая женщина, а не нравится. А взял в работу, потому что студентам было интересно, потому что они долго и радостно носили в себе эту идею.
Второй момент — всегда любопытно ставить что-то в полемике с автором. Я бы не выделял спектакль «Братья Карамазовы» как особо случившийся, но я его люблю, потому что с ним сопряжена радость рождения молодых артистов.
— Лев Борисович, вы получили «Золотую Маску» за постановку «Грозы» Островского. Что для вас эта награда? Что вообще вы считаете наградой для себя?
— Я нахожусь уже в том возрасте, когда высшая награда — это максимально безболезненный и заполненный интересной деятельностью финал жизни с пожеланиями, чтобы она кончилась быстро и не мучительно. Со временем какие-то ценности становятся приоритетными, а какие-то разжижаются. Так вот, ценности, связанные с этими регалиями, для меня немного разжижились.
— В вашем режиссерском портфолио работы по произведениям Чехова, Островского, Горького, Достоевского. Вы смеете спорить с классиками? Вас не тревожит, что достаточно большой процент населения толком не помнит, кто из них собственно написал «На дне»?
— Спорить с классиками, или осмысливать классиков, или следовать классикам — это все, с моей точки зрения, большая наглость. Они все-таки лидеры мышления и чувствования. Это один момент. Я берусь за это дело, значит, смею. Какой у меня выход — надо иначе в такси идти работать. А так, если я служу режиссером…
Я ставлю и современную драму, но ставлю ее в расчете на то, что она станет классической. К любой вещи, которую ты берешь, ты все равно относишься порядочно, как к классике. А то, что население не знает, кто написал «На дне» — ну не знает. Я не ощущаю себя работающим для этой части населения.
— Ваш театр называют театром стрессовых ситуаций. Вы полагаете, стресс способен вылечить наше общество? Может, его и так слишком много в нашей жизни?
— Я не лечу общество, я режиссер, а не лекарь общества. Стресса, безусловно, много, но он должен возвышать. Стресс, шок, грязь, эротика (не порнуха, а эротика), происходящие на площадке, должны возвышать.
— Вы долго искали себя. Актер, который выучился на стоматолога и стал известным театральным режиссером… У вас был момент растерянности? Страх, что не складывается с профессией, с жизнью?
— У меня было множество моментов растерянности по разным поводам. Желание уйти тоже было, но, слава богу, это осталось позади. Как показывает жизнь, я, в общем, режиссером родился.
— В одном из интервью вы сказали, что у вас нежные отношения с вашими студентами. Как вы этого добиваетесь, ведь режиссер должен быть жестким, чтобы получить результат.
— Я жесткий и есть. Я думаю, что речь идет о балансе. В каких-то вещах я принципиален и тверд со студентами, а в каких-то я вижу в них себе равных и не боюсь этих вещей, не боюсь, что корона упадет. Потому что если они уважают по факту, то они и будут уважать, даже если я напьюсь. А если не будут уважать, то хоть ты живи по домострою, хоть по кодексу строителя коммунизма — все равно. Дистанция нарочным образом не создается. То есть, она может быть создана нарочным образом, но тогда она две копейки стоит, она не подлинная. Я имею в виду дистанцию, которая называется уважение.
— Вам не нравится ставить спектакли про подонков. А вам удается не сталкиваться с ними в обычной жизни? Как вы поступаете, если вас оскорбляют на улице или в ресторане? Вообще, какое на ваш взгляд, сегодня соотношение добра и зла в нашем мире?
— Не сталкиваться не удается. В обычной жизни веду себя в зависимости от того, как себя чувствую. Если чувствую, что могу дать сдачи или как-то соответствовать ситуации физически, то даю отпор. А если не могу, то постараюсь с достоинством улизнуть. Соотношение добра и зла всегда примерно одинаковое, вопрос в поляризации. Мы живем, как я думаю, во время поляризации добра и зла, и таким образом, мы живем в интересное время.
— Что вы читаете перед сном?
— Молитвенник.
— Какую пьесу вы ждете? О чем она должна быть?
— Я не жду пьесу, и портфеля пьес у меня нет. Наступает момент — и начинаю делать. А когда я занимаюсь пьесой, мне некогда ждать.