I
Она была очень хорошенькая и выглядела так, как выглядела когда-то в свои 23 года, это был её любимый возраст. Возраст первой самой чистой и светлой любви души и тела, первых родов, профессионального роста, счастливого материнства.
Она всегда боялась старости и, окунувшись в неё, не смирилась с природой. Теперь она могла позволить себе быть такой, какой хотела оставаться вечно. Абсолютно нагая она спала и висела в светлом полупрозрачном коконе, не слыша ничего из того, что происходило вокруг. Ей не повезло. Она уходила одна в панике и очень боялась. Муж часто говорил, что они будут уходить вместе, но его программа оказалась сложнее и больше. Даже в последние часы он не смог быть рядом. Лишь, как часто бывало, через портал увидел её уходящей, испуганной и такой, какой она была 62 года назад.
- А я ведь не видел тебя такой, мы познакомились позже. Какая же ты хорошенькая! Невидимая сила не давала им сблизиться вплотную. Всё что он мог сделать, с трудом выговорить: «Я всегда любил тебя, и буду любить теперь этот твой образ. Теперь-то ты признаешься мне, любила ли ты меня?» И она опять не ответила, но уверенно и с очень тёплой, крайне редкой для неё улыбкой, просто кивнула головой один раз - да.
Я тебе верю. Не бойся, иди. Я позабочусь о них, как смогу.
В очередном переходе они потеряли друг-друга. И опять началась паника, дикий животный страх, ужас, и сразу после этого глубокий сон. Другим спать не дают, их не за что жалеть, они давно сделали свой выбор и не испытывают сомнений. У них всё уже определено, и они сами способны «нести чашу на суд» в светлую, или в серую сторону. Здесь другой случай, но он не единичный, а потому и такая процедура решения в присутствии спящих. Иногда они вообще не собираются на совет, так как решение вынесено заранее и все детали, и нюансы дела очевидны. Бывает, что собираются для этого втроём, всегда замещают себя служащими. Случается, что полномочия по вынесению приговора берёт на себя кто-то один, или вдвоём. Но со спящими всегда решение принимается полным составом, и с долгими обсуждениями. Может быть это они от космической скуки такие разборы полётов души производят, мне-то откуда знать? Со мной они этой тайной не поделятся. Да, и с какой стати? А может быть это от великой милости, чтобы ни один его вздох, ни одна его мысль, ни один порыв его души, не были потеряны для поиска равновесия в принятии решения по уходящему. Ну, тут Бог Богу судья. Их опять трое: белый, серый и светлый. И так всегда и неизменно, других никогда не было. Так продолжается вечно. Это три мантии, только те, кто их одевает могут быть разными, но, одев мантии, они уже не есть сами по себе персоны: они сливаются с сущностями этих мантий, мало того, что до слияния они и без того в единении со сторонами суда, так тут к ним подключаются ещё более мощные каналы прямого обмена с силами.
И вот она перед ними, будучи женщиной, матерью, бабушкой, имея детскую душу и взрослый ум, отлучена от того, что является её сознанием, и над чем она сейчас не властна.
Серый подпрыгнул от радости:
- Я начну с её первого блуда!
Белый сразу же парировал:
- Тут и закончишь, это было замужество хоть и без венчания, без регистрации, но для неё настоящее замужество, необременённое бюрократическими заморочками, в котором её же и обманули. Эта жертвенность всё уравняла и перевесила, благодаря ещё и искупительному материнству...
Светлый кивнул: Да.
- Ну, как всегда опять одна и та же песня.
- Да, ты и сам не оригинален.
- Тогда давайте по гордыне пройдёмся, своим острым язычком, она себе наговорила не на одну преисподнюю, и ведь ни разу, ни у кого прощения не попросила.
- Весомо, но надо порыться поглубже. Парадоксально но при всей её "язвенности", уровень её внутренней застенчивости зашкаливает. А сожаление и раскаяние о произошедшем чаще выше, чем на исповедях у прихожан. Да начни она прощения просить, тут бы ваши ещё большее самодовольство и похвальбу подсунули, ан нет, не прилипло это к ней. Опять не ваш плюсик.
Светлый согласился.
- То, что на руку не чиста была, это отрицать бессмысленно.
- Я вас умоляю, эту ерунду, что с работы домой таскают и кражей-то назвать нельзя, это ведь как у детей в семье, нет разграничения, что чужое, что не чужое, всё вокруг народное...
Светлый не согласился:
- За это конечно не мучиться, но перевес не в её сторону.
Белый движением руки открыл в воздухе что-то похожее на экран:
- Смотрите, тут все её покаяния, и исповеди.
Этот просмотр занял долю секунды. Для нас как вспышка, а эти всё считали без пропусков.
Серый продолжил:
- Лучше покажи её уходы от мужа. Там сколько высокомерия и неприязни было? Не всё это раскаянием закрыто.
- Но и осознанным грехом это не назвать, она же ни секунду не думала, ни о последствиях своих уходов, ни о мести, даже меркантильного интереса никакого не имела. Банальная женская истерика. Беснование первого уровня. Тут ваша власть над ней была, а не её выбор.
Светлый сам открыл новый экран:
- Всё очевидно, смотрите сколько ваших её опекает на этом этапе, про нас совсем забыла, бедненькая, вот в «омут» и кинулась. Ещё одна Каренина. Нет, серый, опять не ваш перевес.
Белый, смущаясь почему-то, обратился к светлому:
- Ложь во благо тут у нас с вами может решающей оказаться. Вот только с виновным есть одно «Но».
- Никаких «Но», воспрянул серый. Здесь же её полная ответственность, и здравый ум, и трезвая память. А то, что она ему кивнула, но ведь ничего так и не произнесла, ни звука, вот это и кладите на весы. Он с каким грузом остался? Это же всем понятно, что его молитвы за неё, при таком встречном отношении, будут иметь крохотные силы. Муж отдал всю жизнь ей, а она его так и не любила, тупо пользовала, хоть и на благо детей. Других за такое мы и без разбора полётов определяли в серую сторону.
- Позвольте, я не закончил. В течении короткого срока она теряет сразу нескольких самых любимых, родных и близких ей людей. Им она никогда не боялась сказать и показать, как сильно они ей дороги. Одни из них уходят в наши стороны, другие предают её бессовестно. Для молодой женщины, только-только ставшей матерью не имеющей в душе и доли подлости, и религиозного основания, это непосильная ноша...
- Ну, что вы болтаете ерунду? Не хуже нас знаете, что не даётся никому сверх его сил.
- Не перебивай, пожалуйста. У меня есть готовый диагноз по её психотравме. Последней каплей была смерть отца, и её заклинило: Ни слова, ни намёка про чувства, чтобы сохранить при себе любимого человека, и членов семьи. Да, детский языческий животный предрассудок от животного страха. Делами-то своими она доказала им и свою любовь, и свою преданность. Но если родные и муж не могут разглядеть важного без болтовни, это не должно влиять на перевес. А виновный должен что-то исправить, и это не в нашей с серым компетенции.
Оба и белый и серый, уставились на светлого.
Серый зазлорадствовал:
- Да-а-а! Что за промысел такой был? Силою обстоятельств лишить эту милашку воли? Со времён сотворения мира не было такого беспредела!
Светлый открыл несколько экранов поочерёдно, и признался:
- Есть несколько ошибок, надо исправлять. И вина точно наша. Нужна будет и ваша помощь, я в эти уровни сам не вхож.
- Это приказ? Разбудить её?
II
- Милая просыпайся.
- Ой, как легко, боли нет ни капли нигде, как хорошо, бесов нет, они меня мучили, я ощущала. Я как будто выспалась. А Вы кто?
- Зови меня Ирина. Вот оденься. Это будет защитой при переходах. Нам надо поговорить. Она дала ей красивую бежевую с травяным рисунком тунику. Тебе дали возможность вернуться, но не на долго, и исправить твою беду. От этого будет зависеть и то, куда ты пойдёшь дальше, и как без тебя будут жить твои родные.
- Я узнала вас, вы Ирма!
- Да, я была ею, но давно уже не она.
- Что мне делать?
- Прежде всего знай точно и наверняка - они пройдут весь свой путь, и это зависит от того признаешься ты им, или нет. Им не грозит ранний уход никому, но только, если ты им скажешь о своих чувствах. Тогда будет проведена коррекция в их программе. Жаль, что не говорила тогда, но сейчас можно уже не бояться ничего. Он обещал.
- Это его воля? Я могу больше не бояться?
- Да. А теперь идём, тебя ждёт семья. Опять будут бесы, но они тебя не коснутся, до следующего раза. Ещё раз говорю: «Не бойся же, идём».
- Милая просыпайся, надо принять лекарства.
У кровати сидел муж, высокий, лысый, худой старик.
- Ты вздрагивала во сне, как себя чувствуешь?
- Теперь прекрасно, ничего не болит, ни пролежни, ни чёртов рак. Хороший наркотик. Но я опять старуха, блин, не хочу... Я там была такой хорошенькой...
- Я видел, ты мне понравилась. Мы, новый препарат достали, и матрас поменяли на другой, я в них не разбираюсь, дети привезли откуда-то.
- Лёшенька, они все приехали?
- Да, и внуки с правнуками тоже.
- Собери их всех сегодня, у меня больше не будет возможности для этого.
- Да, я знаю, я тебя видел во сне вчера. Как проснулся, сразу к тебе поехал. Бросил эту заимку. Ты была такой хорошенькой в этом сне.
- Я тебе там так и не сказала ничего.
- Ну, хотя бы намекнула, это уже что-то.
- Я теперь могу это сказать, и за вас не бояться. Ты конечно часто бывал засранец ещё тот... Я люблю тебя, и всегда любила..! Жалко что не вместе уходить, да..?
- Ой, как жалко! У нас же с тобой и одновременные фразы, и одновременные оргазмы, и одновременные сны, и одновременные дети и внуки... А там страшно?
- Пока тебя видела не боялась ничего, потом было страшно.
- Лёшенька, я теперь не боюсь за вас, он точно есть, я напрасно так долго боялась. Пусть зайдут, я знаю, что вы не умрёте...
- Ну, это ты врёшь..!
- Я не об этом... Я про то, что всё будет не так страшно, как мне казалось...
- Не болтай много, береги силы.
- Я очень хорошо себя чувствую сейчас, только голова кружится немного, пусть по очереди заходят, а то запутаюсь в этой толпе, мне надо с каждым отдельно поговорить. А стульев то сколько! Позови кого ни будь из девочек, пусть сначала приведут меня в порядок.
Она посмотрела на окно палаты, там собралась вся семья. Он вышел и встал у окна, старый, худой, лысый, молча салфеткой вытирал слёзы со своих щёк.
Посетители к умирающей заходили по одному, с маленькими детьми заходили их родители, они садились на стулья заранее расставленные амфитеатром у кровати бабушки. Это были очень разномастные родственники. Некоторые не то, что не уважали друг друга, они испытывали глубокую взаимную неприязнь. Но никто не смог проигнорировать уход этой женщины, которая никогда, никому не говорила про свою любовь к ним, но вела себя с ними так, и вела дела с этими людьми так, как будто их дороже для неё не было никого на всём свете.
Только теперь она смогла пересилить свои детские комплексы, перешагнуть свой страх и предрассудок, и признаться всем в своём счастье, а первому - мужу, которому за всю их долгую совместную жизнь ни разу не сказала «люблю».
Переговорив с последними, она попросила всех собраться вместе и посидеть так немного напротив неё на этих стульях.
На могильном камне муж закрепил фотографию, где она была запечатлена в её 23 года и была очень хорошенькая. Цифры на камне указывали возраст её смерти - 85 неполных лет, но мало кто, из проходивших мимо, видя этот портрет, думал про даты рождения и смерти под ним, и несоответствие их этому образу, они шли к могилам своих родных...