В каждой эпохе есть свои «очарованные странники», которые не воспринимаются должным образом их современниками. И лишь по прошествии десятилетий, однажды представ перед нами из выцветших журнальных статей и старых писем с размытыми строчками, они превращаются во «властителей дум», удивляя и поражая глубиной мыслей и точностью жизненных наблюдений.
Одним из таких неординарных людей, пожалуй, можно назвать Константина Александровича Вяземского, напомнившего мне образ очарованного странника из одноимённой повести Н.С.Лескова, жизненный путь которого также лежал через духовное преображение к спасению.
Странствие традиционно для русского человека, находящегося в поисках «судьбы» и Правды до того момента, пока дорога не приведёт его к Богу. И управляет странниками исключительно «ум сердца», не поддающийся рациональному истолкованию.
Константин Александрович Вяземский, представитель древнего княжеского рода Вяземских, – это не просто удивительно интересный человек и богато одарённая, неповторимая личность, это живое воплощение могучих сил русской жизни.
Успешно окончив самое престижное учебное заведение Императорской России – Пажеский корпус, князь служить не стал, а выбрал захватывающе интересную, но трудную и весьма опасную жизнь путешественника.
Своё первое путешествие Вяземский предпринял в Марокко (искаженное название Марракеша).Марокканское королевство всегда привлекало русских. «Земля – это павлин, а Марокко – хвост его», – восклицали марокканские поэты.
Для князя это путешествие стало самым счастливым, поскольку походило на «свадебное» - Вяземский женился. Все прочие «экскурсии» он совершил уже в одиночестве, потому что реальная жизнь путешественника оказалась весьма далёкой от той романтики, которую можно было найти в романах Жюля Верна.
Земли, по которым проходил русский караван, были населены «дикими разбойничьими племенами», поэтому Mарокканский владыка, особенно благоволивший русским после их победы над турецким султаном, окружил Вяземского и его путников особым вниманием.
Вяземский провёл в Марракеше девять дней: ознакомился с красным городом, в котором густая зелень пальмовых рощ оттеняла красный цвет городских строений, осмотрел знаменитую розовокаменную мечеть Аль-Кутубия, построенную руками христианских невольников в XII веке. В мечеть князя, естественно, не пустили: по утверждённому закону, если «неверный» вошёл в мечеть – он должен умереть.
Ошеломляющее впечатление произвела на путешественников рыночная площадь под названием Джемаа-эль-Фна, что в переводе с арабского означает «площадь мёртвых»: вплоть до XIX века на стенах, окружающих площадь, вывешивались отрубленные головы воров, изменников и повстанцев.
Эта жуткая площадь, на которой утром казнили преступников, вечером преображалась в «театральную» сцену - её заполняли жонглёры, заклинатели кобр и мошенники всех мастей…
В 1883 году Вяземский предпринял новое путешествие: покинув Константинополь, он отправился в Египет – путь лежал через всю Малую Азию, Сирию, Палестину и Синайскую пустыню. Достигнув страны древних пирамид, отправился в Судан.
В Россию вернулся через Сирию, Месопотамию, Курдистан, Армению и Северный Кавказ.
Это путешествие было похоже на странствие по реке Времени: перед глазами проплывали города и целые страны, проплывали века…
Но если египетские пирамиды, восхитившие Вяземского, пережив не одно тысячелетие, продолжали жить, то Висячие сады Семирамиды, построенные в VI веке до нашей эры царём Вавилона Навуходоносором II для любимой жены, оказались недолговечными и давно исчезли вместе с Вавилоном, оставив о себе лишь легенды.
Лошади и слоны стали любимым средством передвижения: «Путешествую я по большей части верхом по той простой причине, что если захочешь заехать вглубь страны, где только и можно увидеть нечто оригинальное, самобытное, то других способов передвижений нет /…/ Ездить по морю и приставать в портах не имеет большого интереса, ибо тут встречаешь не истинную жизнь народов, а извращенную наносную цивилизацию».
В 1891 году Вяземский решил объехать всю Азию верхом и добраться через Китай в Сиам (Таиланд). Русское географическое общество признало его предприятие «неисполнимым» и отказало в содействии. Князь вспоминал впоследствии: «На вокзале нижегородской железной дороги все со мной прощались, как с обречённым на смерть, и говорили: «До Китая ещё, пожалуй, доедете, а уж дальше, конечно, нет — теперь там резня...».
Вяземский же, выполнив программу путешествия за два с половиной года, вернулся домой вполне счастливым человеком, несмотря на то что «...был ранен в плечо и руку пулей и штыком, ограблен по дороге — потерял все собранные коллекции и побывал в плену у китайских разбойников».
Во время этой «продолжительной прогулки» Вяземский три месяца путешествовал по Индии, после чего, перебравшись через Кашмир и Гималайский хребет, оказался в загадочном Тибете.
«Я задумал свои экскурсии вовсе не для того, чтобы удивлять почтеннейшую публику, а просто потому, что цель своей жизни полагаю в путешествиях. У всякого свой вкус: кто гонится за чинами, кто стремится к наживе, а кто, вот как я, изучает земной шар в его разных частях со всеми особенностями», – объяснил свой выбор Вяземский в журнале «Русское обозрение».
Всякий путешественник мечтает о городе, в котором хотел бы остаться навсегда. Для Вяземского таким городом стал Париж, хотя по своей сути князь был глубоко русским человеком.
За любовь к Парижу французы благодарили русского путешественника щедро – приняли во Французское географическое общество (Российское приняло его позднее!) и распахнули перед ним двери самых влиятельных домов.
И всё же князя тянуло в Россию – тосковал он и по содержательным неспешным беседам с друзьями у камелька, и по родному приволью, на красоту которого отзывалась его чуткая душа.
Литературные публикации Вяземского нравились Льву Николаевичу Толстому, с которым князь долгое время не только состоял в переписке, но и гостил в Ясной Поляне.
В 1896 году Вяземский, после смерти жены, неожиданно для своих знакомых, решительно порывает со светской жизнью и уходит в монастырь. Под именем монаха Киприана он становится хранителем библиотеки в русском Пантелеимоновом монастыре на горе Афон. Только прекрасно образованный, обладающий разносторонними энциклопедическими знаниями человек мог стать хранителем древних рукописей монастыря. Таковым был и князь Константин Вяземский, называвший себя в письмах сестре «иноком пустыни Афонской».
Именно здесь, на Святой Горе, «очарованный странник» нашёл «Небо на земле».
Афон открыл путешественнику, что жизнь, которой он живёт, наполнена суетными волнениями и желаниями, а есть нечто более важное для души – полнота Божией любви.
Вяземский понял: только здесь, на Афоне, он сможет получить ответы на многие терзающие и мучающие его вопросы, сможет разобраться в своей запутанной, сложной жизни, переполненной бездумными увлечениями и угаром карточных авантюр, и сможет постичь смысл простых слов: «Научи меня, Боже, любить…».
Что же произошло в душе Вяземского? Почему его единственной «отрадой» стали не мечты о новых путешествиях и не прокладывание на карте мира новых маршрутов, а молитвенное смирение, покаяние и кропотливая работа со старыми рукописями? Ответ один – то был Промысел Божий. Желание обрести Божию любовь и побуждает человека к особому подвигу, даёт ему силу забыть все земные соблазны и посвятить себя исключительно служению Богу и людям. Монастырь – это школа христианской любви!
Аскетичный образ жизни, постоянные молитвы и написание духовных произведений снискали монаху Киприану глубокое почитание среди монашеской братии. Облекшись в монашеское одеяние, бывший князь смиренно нёс свой крест, ступень за ступенью приближаясь к Спасителю.
Каждому из нас Господь отмерил своё время пути. В один из безмятежных солнечных дней, столь похожих на другие, сердце отца Киприана остановилось – земной путь был окончен.
В Пантелеимоновом монастыре нет кладбища. Своих усопших братьев монахи лишь на время закапывают в землю, а через несколько лет, когда человеческая плоть превратится в тлен, на извлечённом из земли черепе пишут имя почившего монаха и кладут рядом с другими черепами в усыпальницу. Лежит там и череп монаха Киприана (Вяземского) – одного из «очарованных странников», пришедшего к Богу, жизнь которого стала для нас историей роста человеческой души, обретшей в конце «обширной жизненности» эпическое величие – спасение в Вечности.