Ко мне залетел мотылек. Наверное, одиноко висящее солнце, под потолком моей комнаты привлекло его.
Он был серым, мохнатым и жирным, будто на огромном заводе по производству бабочек закончилась краска и так рано, вкусив всю боль жизни, мотылек ушел в запой и оброс щетиной.
Медленно и лениво передвигая потрепанные крылья, он все летел к моему солнцу, окружённому его мертвыми собратьями, потому что наш электрик никак не соберется сменить лампочки на люстре.
Мотылек, словно находящийся в жутком угаре, шатался, периодически сходил с маршрута, но все же шел к своей цели.
И почти час он кружил вокруг люстры, то подлетая так близко, что в комнате слышался едва уловимый запах подпаленных крыльев, то осторожничая, будто играясь, кружил где-то поодаль. Он причинял себе боль подлетая близко, причинял себе ту же боль летая далеко, потому что его манило светило, очаровав своей, известной только звездам, магией.
Хотя, мы все знаем, что это никакое не солнце, это самая обычная лампочка Ильича, вкрученная, когда-то давно, маленьким низеньким мужиком со смешной лысиной и хомячьей походкой, для мотылька оно казалось самым прекрасным во всем мире светилом.
Очарование, в данном случае,
может либо убить мотылька, либо промучить до ночи, играя всеми фибрами души бедного насекомого.
Но самое интересное в этой ситуации, что солнцу тоже плохо без мотылька, а для кого же ему светить? А кто же скажет ему что оно прекрасно? С кем ему быть равнодушным? И без мотылька жизнь солнца теряет смысл.
Подумав об этом, оно потухло и остыло, дав насекомому сесть на него, сложить крылышки и, наконец, отдохнуть от этой сложной битвы. А мне пришлось, в очередной раз, искать электрика, в блоке выбило пробки.
Любые отношения — это безумная причиняющая боль, зависимость одного (мотылек) и такая же, но не осознанная зависимость другого (солнце). И для того чтобы достичь хоть какого-то результата, зависимость должна стать осознанной и солнцем, и мотыльком. Через их совместные усилия и изменения можно прийти к тому, что называют идиллией.