Своими формами и походкой Юрик несколько напоминал крупного пингвина. Говорил он булькая и запинаясь, и мысль, им высказаваемая, пыталась пробиться через густой чертополох слов и междометий, словно спасалась от Юрика бегством. Особенно невыносимы были произносимые Юриком тосты. По длительности и непонятности они соперничали с докладами Брежнева. Я познакомился с Юриком в конце восьмидесятых, когда мне набежало под сорок, а Юрику под пятьдесят. Юрик не был женат и жил с матерью и сестрой. Постоянно в их семье разгорались конфликты, смутно доносившиеся до меня посредством Юриковых жалоб на невозможность в его возрасте жить с родными в одной квартире. Ссоры впрочем не производили впечатления серьёзных разногласий. Я хорошо Юрика понимал. Мои проблемы и взаимоотношения с родственниками носили куда более ожесточённый характер. Женат Юрик не был, но влюблялся, и нередко. Юрика очень интересовали религиозные и сексуальные вопросы и он даже стремился связать их воедино. Сексуальные вопросы впрочем всех интересуют, но Юрик хотел доказать мне, что сексуальные отношения от Бога. В библии вообще-то сказано от имени Бога: плодитесь и размножайтесь. Так что Юрик имел право надеяться на божественную поддержку своих сексуальных устремлений. Я с Юриком не спорил, но выслушивал его с некоторым недоумением. Мне порой кажется, что правы Маркион и гностики, и библейский Бог совсем не тот, что отвечает потребностям души, и у которого она ищет спасения от мира. Трудновато мне как-то представить Бога в роли сводника, одобрительно покряхтывающего, наблюдая Юриковы оргазмы с глазами в кучу.
Время стояло смутное. Советская империя издыхала, выпуская зловонные газы. Абсолютно деморализованное большинство воровало всё наглее и безобразней. На этом фоне у невороватого меньшинства возникали вопросы о смысле жизни и какому Богу молиться.
Я в те годы плавал в тех же водах, что и Юрик, и участвовал в тех же посиделках. Мы оба дружили с Аликом Винером, большим авторитетом в вопросах религиозных и философских. Алику религиозная озабоченность не мешала блудить в своё удовольствие, но это меня и Юрика нисколько не заботило. У нас хватало собственных личных проблем. Юрик добивался от Алика в основном решения для себя вопроса: креститься ему или обрезаться. Юрик еврей. Алик ничем ему не мог помочь, ибо одновременно исповедовал все религии, до которых мог дотянуться. Он был крещён, ходил в церковь, дружил со священниками-интеллектуалами, но одновременно изучал иудаизм и участвовал в семинарах по талмуду, правда скрывая при этом своё христианство. В Иерусалиме он умудрился просочиться в мечеть Аль Акса, что вызывает удивление. Не знаю участвовал ли он в буддистких обрядах, но если бы в Харькове это было возможно, то не устоял бы, я думаю. Так что Юрику пришлось решать и решаться самому. Он и решился, но не совсем обычным образом.
В начале девяностых Юриковы друзья пригласили его погостить у них в США. Он получил визу в Американском посольстве, но никак не мог собраться с духом. Я ничего не сказал о Юриковой профессии и работе, потому что абсолютно никакого значения они не имеют. Высшее образование он получил, работал кажется во ФТИНТе, а может, и в другом каком-нибудь месте. Для Америки, во всяком случае, никакой подходящей специльности он не имел. А речь-то шла о том, что если ехать, то постараться зацепиться и не возвращаться уже в родное болото. Я, встретив однажды Юрика, каркнул, что это его последний шанс. Не решишься мол, так и сгниёшь в нашей трясине. Каркнул я походя, совершенно не задумываясь, но во всё воронье горло. Впоследствии Юрик утверждал, что именно мои слова, с должным огнём произнесённые, вышибли его из равновесия и он заказал билеты. Дальше я начал получать из Америки обескураживающие известия. Юрик с подачи Американских знакомых попал под влияние одной из самых консервативных еврейских иешив Нью-Йорка и в пятьдесят с гаком лет сделал обрезание. Хасиды добились для него гринкарты, пособия и даже субсидированной квартиры. Он со временем выписал в Америку мать и сестру. С Аликом, как выяснилось, новые учителя запретили Юрику общаться. Я долгое время вообще не имел с Юриком никаких контактов. Много позже, в начале двухтысячных, уже проживая в Чикаго, я позвонил ему и попытался поздравить с Новым Годом. Оказалось, что этот языческий праздник к Юрику никакого отношения не имеет. Он мне объяснил, что это не каприз, а Вера Еврейского Народа. Я попробовал ознакомить его со своими стихами и прозой. При этом посоветовал в шутку отвлечься на несколько дней от Веры Еврейского Народа. Оказалось, что шутки здесь неуместны. – И ты можешь сказать такое?!, - с непередаваемой горечью и укором воскликнул Юрик.
Алик правда утверждает, что если бы он посоветовал Юрику креститься, то Юрик сделался бы православным монахом такой же бескомпромиссной строгости. Вполне возможно. У одного моего Нью-Йоркского приятеля есть хороший знакомый, настоятель православной Нью-Йоркской церкви. Он по происхождению еврей. Мой приятель жалуется, что с ним невозможно обсуждать религиозные вопросы. Ни на миллиметр этот православный еврей не желает отходить от церковной доктрины. Так или иначе, а глядя на фотографию Юрика в хасидском облачении, я до сих пор протираю глаза.