ГЕОРГИЙ СЕРГЕЕВИЧ ЭФРОН(сын М.И.Цветаевой) ДНЕВНИКИ(1940-1943).
***
ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМИ Я ПРИГОВОРЕН (на срок, который не знаю) К ОДИНОЧЕСТВУ.
***
2 9 марта 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня я остановился на вопросе: какие у меня есть друзья? Роль "старшего друга", советчика исполняет Муля (Самуил Гуревич). Этот человек, друг интимный Али, моей сестры, исключительный человек. Он нам с матерью очень много помогает, и без него я не знаю, что бы мы делали в наши сумрачные моменты. Муля работает с утра… до утра, страшно мало спит, бегает по издательствам и редакциям, всех знает, о всем имеет определенное мнение; он исключительно активный человек - "советский делец". Он трезв, имеет много здравого смысла, солидно умен и очень честен; знает английский язык, был в Америке, служил в Военно-морском флоте. Муля исключительно работоспособен; нрав у него веселый, но, когда речь идет о деле, он становится серьезным и сосредоточенным. Он очень ловок и производит впечатление человека абсолютно всезнающего и почти всемогущего. Он очень любит мою сестру, и его любовь перенеслась на оставшихся членов нашей семьи. Я не считаю его непосредственно моим другом, но он мне нравится как человек симпатичный, который может дать кучу полезных советов, у которого есть юмор и который, несмотря на явную тенденцию к оптимистике, смотрит на все сугубо трезво и совершенно ясно. Во многих вопросах я бываю с ним абсолютно не согласен, но тем не менее я его очень высоко ставлю и глубоко ценю. Сколько он нам помогал!
Он массу для нас сделал и замечательно помогал, когда было время. Он журналист, ему 35 лет, он смугл и имеет добрые, очень честные черные глаза. В общем он, как говорится, "вне конкурса" и является как бы нашим с матерью "попечителем". Кого я еще близко знаю? - Я всегда люблю поспорить с Котом (Константином Эфроном), моим двоюродным братом. Он глупее меня, смахивает на простецкие манеры, ненавидит "жирных" писателей, очень откровенен (даже груб), учится на Биофаке, ему 18 лет, одет он бедно, любит "жизнь на воле", весьма строгого мнения о людях, говорит басом, имеет довольно зверскую наружность (нависшие брови, глаза добрые, нос короткий и толстоватый, лоб низкий, голова бритая, начинает отрастать светло-шатенной щетиной). Он ненавидит халтурщиков и любит свои биологические экспедиции, любит ходить на лыжах. Я люблю его видеть, потому что всегда с ним спорю и это доставляет мне удовольствие. У него есть чувство юмора, тем не менее он не обладает моей легко-саркастической манерой спорить, и доводы его имеют сильнейший привкус простецкости. Он эгоист, и мать моя его за это не любит (да еще и за, как она говорит, "скотскость"). Он, впрочем, малый симпатичный, с ним можно поговорить и посмеяться, тем не менее его мировоззрение, идеология чужды мне. Он мне не настоящий друг, по многим причинам: потому что я не разделяю его взглядов, потому что у него не "тот" взгляд на жизнь, потому что, в сущности, мне на его Биофак наплевать, но он мне хороший товарищ (только в смысле собеседника, а не в смысле препровождения времени). Мои дальнейшие знакомства - все девушки: первое мое знакомство в Союзе было в Доме отдыха, здесь, где я познакомился с Иетой Квитко. Иета дочь еврейского писателя. Она просмотрела мои рисунки, оценила их; потом я зашел к ней в Москве (она художница), и она мне дала бумаги и показала, как нужно обращаться с масляными красками, дала красок и сказала, какие краски нужно купить. Она первая мне активно помогла по художественной части. Она не исключительно красива, но она приятная, довольно умная, была за границей, но я с ней как-то не сошелся (впрочем, сам не знаю почему, во всяком случае не из-за того, что ей 20 лет, а мне "только" 15 - мы с ней как ровня, а просто как-то, не знаю). Вторая моя знакомая - это Мирэль Шагинян, дочь писательницы Мар. Шагинян. Она симпатичная, не сложная девушка, взбалмошная, веселая, чуткая. У нее армянское лицо: смуглая кожа, нос длинноват, но в меру, глаза черные, стан гибкий, волосы черные. Она довольно резвая, довольно умна и, бесспорно, добра. Впрочем, все мои знакомые девушки добры. Она имеет какую-то восточную широту, веселость. Она, конечно, глупее меня, она не вдумчивая, но, в общем очень симпатичная. Конечно, она может нести чепуху, у нее не хватает логики и стройного взгляда на жизнь, но она коренно "хорошая" (хотя немножко избалована). Ее подруга неразлучная, Майя Гальперина (дочь писателя), тоже "хорошая" - она рассудительнее Мирэль, но более скучная, чем та. Она, пожалуй, и умнее Мирэль, но та "увлекательнее" и как-то имеет резче выраженный характер. С ними я познакомился в Доме отдыха, и они мне обещали (т.е. Мирэль) дать бумаги для рисования. Третья моя знакомая - это Майя Левидова (дочь журналиста-писателя Левидова, местного Свифта, очень едкого и остроумного человека с обезьяньим лицом). Майя обладает маленьким ростом и изящным телом.
***
Она, бесспорно, красивее моих остальных знакомых. Она любит одеваться и всегда хорошо одета и элегантна. Она, так же как вышеописанные девушки, художница. У нее бойкий, легко воспринимающий ум, она имеет характер откровенный и порой - ненадолго - вспыльчивый. Я с ней не схожусь абсолютно по взглядам на искусство, и это служит причиной нескончаемых и всегда исчерпывающих споров. Я с ней был в Музее нового западного искусства, ну и поспорили же мы там! Она ненавидит т.н. формализм в искусстве - я же его обожаю. И так далее. Майя наиболее привлекательна из моих знакомых девушек, и я люблю бывать у нее в доме, где она часто сцепляется с отцом и матерью. Мне нравится в Майе ее "нетронутость", хороший, хотя и вспыльчивый характер. И отец у нее очень умный человек - это сразу видно. Ну вот и все мои знакомые, а среди них нет настоящего, закадычного,
"коренного" друга. Впрочем, это неудивительно. У меня нет "общего круга", нет среды, нет постоянного общения с людьми. Может быть, я не располагаю иметь друзей, потому что я ненавижу шаблон, банальность и не похож на других. В общем - наплевать - я никогда не нуждался в друзьях, меня просто всегда удивляло, что я не имел настоящего, постоянного друга (очень возможно, что такая дружба очень редка). Но я рад, что имею знакомых, в частности Мирэль и Майю Левидову.
Они "развлекательны", и приятно с ними проводить время. Бесспорно существующие невидимые преграды между ними и мной не мешают сравнительной гармонии наших отношений. Если бы я поехал летом в Коктебель, там всегда летом живет Мирэль, и тогда бы там была бы, может быть, мне веселая компания, да к тому же Мирэль (студентка Изоинститута) могла бы мне помочь писать маслом (приятное с полезным). Очень возможно, что доктор запретит после воспаления легкого жару и купание, и тогда я уж летом не поеду в Коктебель. Впрочем, все может быть. На страницах этого дневника я буду писать точный отчет дальнейшего развертывания столь волнующих меня событий.
***
За тонкой перегородкой глупые дочки глупой хозяйки ноют глупые романсы (боже, какая пошлятина!) и рассказывают сплетни, громко чавкая кофием. Чорт возьми! Есть дураки же на свете!
Наши хозяева (хозяйка и ее две дочери) - настоящие мещане. Странно - люди живут в Советском Союзе - а советского в них ни йоты. Поют пошлятину. О марксизме не имеют ни малейшего представления. Да чорт с ними! Наплевать. Все-таки странно.
Пытался с ними говорить о международном положении - ни черта не знают!
Абсолютно ничего не знают. А дочери хозяйки газеты читают, в пионеротряде состоят. Младшая дочь учится на "плохо" по всем предметам. Здорово! Не понимает, этакая тварь, что по-настоящему - это вредительство! А еще поет оборонные песни.
Эх, да что! Пытался ей объяснить - в ответ - ха! ха! ха! и - это не твое дело.
Не переношу мещан - это самые вредоносные, тупые и консервативного духа люди. А они (дочери) все поют свои романсы. Как не могут понять, что это за колоссальная пошлятина! Пищат, да и только. Наверное, в той комнате, в Сокольниках, будет страшный беспорядок из-за узкости и малости объема. Я ненавижу беспорядок; если бы я сам наводил порядок, то было бы всегда все на месте, но мать не имеет этого таланта, хотя очень и старается. Что ж! нечего делать, будет беспорядок. Мне-то что? Надоело все это. Впрочем, будем ждать: ждать доктора, ждать выздоровления, ждать освобождения папы и Али, ждать, ждать, ждать… Вся моя жизнь заключается в ожидании. Впрочем, может, все это как-то уравновесится, если буду ходить в школу снова, что возможно. Ждать, ждать, ждать. Ничего, нужно вооружиться большим терпением… и ждать.
***
18 марта 1940 года
Георгий Эфрон Пишу после обеда, в 8 часов 5 мин. Я в хорошем настроении - пришел из Дома отдыха - там интересная компания: писатели - развлекательный народ. Вообще я вечером почти всегда в хорошем настроении, а утром и днем - в неважном. Сейчас в Доме отдыха сидел я против очень красивой женщины, болгарки, дочери писателя Стоянова и вышедшей замуж за испанца. Чорт возьми! Страшно подбадривает, как-то выносит к оптимизму вид красивой женщины. А она действительно красива. У нее черные волосы, большие черные глаза, замечательный чувственный алый рот, главное губы - чорт возьми! Я очень давно не видел таких красивых и желанных. Говорит она по-русски плохо, но с таким, эх, акцентом! Муж у нее высокий, с черными усами, бровями, глазами, волосами. В общем, хорошая пара. Действительно, меня эта женщина, со своим чувственным обликом, здорово накачала энергией и надеждой на какое-то время, где я буду полноправным в своем счастии, буду, ха! ухаживать за красивыми женщинами, время моего блеска (конечно, в моей жизни будет такой период, это безусловно). А как она полузакрывает глаза. Здорово! И я тоже буду иметь и владеть сердцами! Может быть, это все и иллюзии, но я уверен, что по части женщин у меня в будущем здорово пойдет. Не знаю, меня как-то раскачал из скуки неприятных мыслей этот чувственный и соблазнительный облик. Если такой тип, как этот испанец, (впрочем, он симпатичный, я хочу только сказать, что в смысле целостности человека я его обгоню), если такой, говорю, тип, как этот испанец, мог выудить себе такую жену, то я и распроподавно! Нет! я еще твердо верю, что когда-нибудь будут, будут для меня хорошие денечки, незабвенные моменты, дружба, любовь, много ценного и незабываемого! Да! Будем стойко ждать и ковать свое далекое счастье, которое, конечно, когда-нибудь и придет. Завтра возвращаюсь в школу, после четырехшестидневочного отсутствия. Я этому рад. Приятно опять окунуться в глупую и веселую школьную жизнь, и я люблю пикантность того, что после школы я попадаю в Дом отдыха (завтрак) в совершенно противоположную духу нашего класса обстановку и атмосферу, и разговоры, и люди другие. Это действительно очень пикантное положение. Я люблю атмосферу Дома отдыха. Там сейчас живут: критик Перцов, очень симпатичный, но характер которого я пока не определил, критик Ермилов и критик Серебрянский. Эти 3 критика весельчаки и вместе с тем толково и интересно разговаривают о литературе и литературном мире.
Остальные обитатели Дома люди симпатичные, но, исключая В. Финка, менее, на мой взгляд, интересные. (Молчаливый Гроссман - медведь, глухая М. Шагинян, авторитетный В. Финк, скучная старуха Ариан.) Приходят иногда эти "испанцы", и тогда я не могу наглядеться на эту болгарочку. Вообще, литературная среда меня гораздо больше пленит, чем среда художников. Не знаю, что из меня выйдет. Я имею определенное, всепризнанное (как бы заштемпелеванное) художественное графическое дарование, но среды художественной не люблю (как-то уж слишком все там "творческое", с надсадом). Я имею большую тягу к литературе, критике, философии, но не знаю, имею ли в этом смысле какие-нибудь способности, так что будущее мое как-то неопределенно. В общем, поживем - увидим, я думаю, эти вопросы разрешатся как-то сами собой. Значит, завтра - школа. Нужно определенно учиться - это ближайшая цель
***
Сегодня опять видел эту болгарку, и опять каким-то образом, когда я встретил ее жаркие черные глаза и замечательные губы, я накачался оптимизмом и абсолютной уверенностью в моей силе и в том, что я достигну всего того, чего захочу.
Замечательное явление: коньяк или вино имеют аналогическое действие. Странно все-таки, что так на меня действует вид красивой женщины. Нет, действительно эта болгарка чудодейственна. Конечно, с такой приятно было бы поспать, но у меня в будущем будут такие же, по крайней мере, женщины. Приехал Зелинский - симпатичный и осторожный. Между прочим, я заметил, что мне вообще нравятся болгары. В Париже я был очень дружен с одной болгаркой, студенткой юридического факультета, и вообще мне болгары нравятся. В болгарских женщинах есть, бесспорно, какая-то чувственность во всем их образе, меня очень привлекающая. 24го я опять пойду лечиться, в час дня. Здорово. Когда я вылечу зубы, я буду себя чувствовать абсолютно всесильным. У меня еще в Париже было абсолютное сознание огромной моральной силы.
***
У меня еще в Париже было абсолютное сознание огромной моральной силы. Это очень хорошо - обладать таким ощущением: оно помогает в трудностях жизни. С каждым днем я все больше убеждаюсь в том, что для меня настанут хорошие дни, дни веселья и чувства силы, дни любви и обладания женщинами, дни радости удавшемуся. Да! Будут эти дни, я в этом уверен. А если не будут, то что ж? - наплевать, значит, не суждено. Но эти дни, конечно, будут.
Здорово все-таки действует на меня эта болгарка; чорт возьми - красивая!
Действительно - что-то вроде безвредного опиума…
***
Мать поехала на передачу. Сколько длится вся эта катавасия? Аля была арестована 27го августа и сидит в НКВД семь месяцев. Отец был взят 10го октября и сидит (после короткого пребывания в НКВД) в Бутырках 5 месяцев (и три шестидневки). Львовы были арестованы 7го ноября и сидят 4 месяца (и 20 дней), причем за эти четыре месяца и двадцать дней Алеша Львов "выбыл из строя арестованных", т.е. приговорен к 8 годам ссылки в Архангельскую область; Алеша сказал на свидании своей жене, что "я видел Алю, и это мне доставило большие неприятности". Вот и все. Муля смотрит на всю эту историю очень оптимистично - он говорит, что наши, конечно, будут освобождены, и говорит и думает это вполне искренно.
***
Сегодня почему-то думал о Майе Левидовой - как-то не верится, что я у них бывал, и с ней говорил, и даже ходил в музей. Пока я езжу в Москву, но потом, когда переедем, остается вопрос - возобновить мне с ними отношения или нет? Хотя я и умнее Майи, гораздо умнее, но все же она как-то выше стоит, чем я: учится в художественном техникуме, сдает нормы на ПВХО, имеет товарищей, перед ней путь ясен, абсолютно - кончит техникум, поступит в институт; она уже сейчас делает рисунки и картины маслом совсем "классически".
Ее путь виден и ясен. Во всей совокупности этих фактов, в более широкой полноценности ее жизни, она, бесспорно, как-то выше меня, и это меня смущает. Я познакомился с семьей Левидовых посредством телефонного звонка Мули. Муля хотел меня познакомить с Майей для того, чтобы узнать кое-что о техникуме, где она учится, и куда я намеревался позже, в ту пору, поступить. После того как я узнал, что мне было нужно, я стал иногда к ним ходить. Они всегда были рады моим посещениям, но мне всегда чудится какая-то искусственность таких отношений. В сущности, я Майе ничего не приношу, и она мне ничего не приносит. Мы с ней ничем не связаны, кроме как абсолютно различными понятиями об искусстве и его целях. Я с ней был в Музее западных искусств, и мы неплохо провели время, но все-таки мы ничем не связаны. Последний раз я у них был 24го февраля: месяц и две шестидневки тому назад. Почему я к ним ходил? Потому что Левидовы люди культурные, особенно отец. Я всегда могу там поистине хорошо поесть. Майя, бесспорно, привлекательна, и, когда я от них ухожу, я как-то накачан оптимизмом и верой в хорошие для меня дни. А вместе с тем когда я смотрю на это со стороны, то мне кажется, что эти отношения ненормальные, не будучи, в сущности, ни на чем основаны, кроме того факта, что Левидов ценит и высоко ставит как поэта мою мать (хотя и не знает ее), и на телефонном звонке. Кроме того, тот интерес, неизбежный к человеку, недавно приехавшему из-за границы, постепенно и со временем утрачивается, что абсолютно понятно. Конечно, мне приятно глядеть на Майю и пить коньяк ее присутствия, но ей-то каково? Вот вопрос. Конечно, я всегда могу показать мои новые рисунки - это любит вся семья. Майя признает, что такого карикатуриста, как я, не найдется во всем их техникуме. Впрочем, я думаю, что этот вопрос об общении с Левидовыми (основанный, в сущности, на общении с Майей) как-нибудь разрешится, особенно когда я буду жить в Сокольниках, близко от Москвы. Интересно, как Майя выглядит в летнем платии? - Должно быть, здорово. Она и так хорошенькая в ее теперешней одежде, а в летней, наверное, совсем "зажигательна". Левидовы, конечно, куда-нибудь уедут на лето, но, тем не менее, я надеюсь увидеть Майю еще до их отъезда.
***
Вчера был Муля с Иришей - женой Алеши (сына Львовых). Ириша похудела, но все такая же веселая. Ссылка Алеши не очень ее угнетает; впрочем, она права. Я очень рад, потому что в Москве со вчерашнего дня идет новый американский фильм, который называется "Сто мужчин и одна женщина". В выходной день я на него пойду - Муля обещал достать билеты для меня, Ириши, мамы и себя самого. Ведь не шутка!
Американский фильм в Москве! Я узнал от Мули, что Левидовы несколько раз спрашивали его, что со мной и почему я к ним не прихожу; неплохо. Написал записку Митьке (младшему сыну Львовых), с которым, несмотря на мое отрицательное отношение к остальным членам его семьи, я в хороших товарищеских отношениях.
Попытаюсь ему позвонить, когда буду в Москве. Довольно скучно, что мама тоже хочет посмотреть этот фильм, иначе я бы мог или сговориться с Митькой, или пойти с Майей. Ну, ничего. Интересно, какой будет звук на этом фильме и как отнесутся к нему советские зрители. У нас в школе непрерывные скандалы, грязь, неорганизованность и полнейшая неразбериха. Хотя учусь я неплохо, даже хорошо, и относятся ко мне почти все замечательно, но школа мне порядком надоела. Хотели поехать в Москву к Лиле 11го, чтобы там переночевать, но оказалось, что у Лили (папиной сестры) свинка или ангина, так что придется поехать в выходной день и в выходной же вернуться. Думаю, что мне не удастся повидать Митьку. Митька болел туберкулезом, долго лежал в больнице и в санатории. Он исключительно культурен и остроумен и мне с ним всегда интересно. Мать его всем сердцем не любит, да и Муля его недолюбливает, и это составляет препятствие тому, чтобы я смог с ним повидаться, но, тем не менее, я сделаю все возможное, чтобы хоть раз с ним встретиться, тем более что, по словам Ириши, он скоро должен уехать в подмосковную дачу, чтобы продолжать лечение. Я ему непременно позвоню в Москве.
***
Вчера был Муля с Иришей - женой Алеши (сына Львовых). Ириша похудела, но все такая же веселая. Ссылка Алеши не очень ее угнетает; впрочем, она права. Я очень рад, потому что в Москве со вчерашнего дня идет новый американский фильм, который называется "Сто мужчин и одна женщина". В выходной день я на него пойду - Муля обещал достать билеты для меня, Ириши, мамы и себя самого. Ведь не шутка!
Американский фильм в Москве! Я узнал от Мули, что Левидовы несколько раз спрашивали его, что со мной и почему я к ним не прихожу; неплохо. Написал записку Митьке (младшему сыну Львовых), с которым, несмотря на мое отрицательное отношение к остальным членам его семьи, я в хороших товарищеских отношениях.
Попытаюсь ему позвонить, когда буду в Москве. Довольно скучно, что мама тоже хочет посмотреть этот фильм, иначе я бы мог или сговориться с Митькой, или пойти с Майей. Ну, ничего. Интересно, какой будет звук на этом фильме и как отнесутся к нему советские зрители. У нас в школе непрерывные скандалы, грязь, неорганизованность и полнейшая неразбериха. Хотя учусь я неплохо, даже хорошо, и относятся ко мне почти все замечательно, но школа мне порядком надоела. Хотели поехать в Москву к Лиле 11го, чтобы там переночевать, но оказалось, что у Лили (папиной сестры) свинка или ангина, так что придется поехать в выходной день и в выходной же вернуться. Думаю, что мне не удастся повидать Митьку. Митька болел туберкулезом, долго лежал в больнице и в санатории. Он исключительно культурен и остроумен и мне с ним всегда интересно. Мать его всем сердцем не любит, да и Муля его недолюбливает, и это составляет препятствие тому, чтобы я смог с ним повидаться, но, тем не менее, я сделаю все возможное, чтобы хоть раз с ним встретиться, тем более что, по словам Ириши, он скоро должен уехать в подмосковную дачу, чтобы продолжать лечение. Я ему непременно позвоню в Москве.
***
Меня очень интересует, когда у меня будет первая лежанка с женщиной.
***
20 апреля 1940 года
Георгий Эфрон 18го был с матерью в Москве. Был у тетки Лили и был у Вильмонтов (переводчики, мамины знакомые). Ходил, покуривая, по заполненному празднично одетыми людьми Тверскому бульвару. У Левидовых не был - не было времени. Я всегда люблю один ездить, так я все успеваю, а с мамой не выходит - она говорит: "Не нерви", - и все это тянется.
***
С весной стал больше думать о женщинах.
Интересно, в каком все-таки возрасте у меня будет первая "liaison durable"1?
Конечно - у меня нет среды (потому что школьная как-то в счет не идет), где я бы мог общаться с девушками, но мне просто психологически интересно, когда же у меня будет "liaison durable"?! С весной Москва похорошела. Женщины стали красивее, интереснее.
***
Мне у Левидовых хорошо, но существует "но". Мне не нравится, что Муля, мама и сами Левидовы так одобрительно смотрят на то, что я к ним хожу. И Муля: "Пойдешь к Левидовым…" "Повидаешься с Майей". Это имеет неприятный привкус какого-то "авторизованного" знакомства, всеми одобренного.
Как-то неинтересно ходить в гости к девушке, если все это одобряют (потому что хожу-то я, конечно, к Майе). Опять-таки мне неприятно "всеобщее" одобрение моего хождения к Левидовым. Это как-то неприятно. И потом - ну я хожу туда, а чего я там добьюсь? Мне не кажется, что я смог бы добиться хотя бы целовать Майю. А дружба? Дружба раз в шестидневку - это не годится. И потом, после столь длительного отсутствия показаться им на глаза опять - это скучновато. Я как-то не вижу цели моего общения с Майей. Мы учимся в разных учебных заведениях, вкусы по искусству у нас расходятся, видимся раз в шестидневку (правда, когда я перееду в Сокольники, видаться можно будет чаще). Я хотел бы познакомиться на нейтральной почве с какой-нибудь девушкой - это другое дело - это интереснее, чем таскаться в семью. Я бы дорого дал, чтобы узнать, что там про меня говорят и, в частности, что говорит обо мне Майя. Если я продолжаю отношения с Левидовыми, то это потому, что все-таки приятно поглядеть на хорошо сложенную, хорошенькую девушку и немножко с ней поболтать о том, о сем. Но тот факт, что я таскаюсь в их семью, мне определенно не нравится - почему-то мне кажется, что это какое-то ложное положение. Нужно сказать, что, когда мы переедем в Сокольники, я буду более во всеоружии и смогу видеться с Майей чаще и на нейтральной почве. Все-таки как-то нужно определить, представляю ли я какой-нибудь интерес для Майи? И стоит ли продолжать эту волынку хождения туда? Не знаю - возможно, что у меня с ней что-нибудь и выйдет. Чорт его знает, я сам не знаю - может вполне быть, что я скучный и неинтересный и никакого интереса для молодой девушки не могу представлять? Жалко все-таки, что у меня нету настоящего закадычного друга, с которым можно было бы поделиться всем этим ворохом противоречивых идей и мыслей.
Интересно, почему Муля так поддерживает мое знакомство с Майей? Но это смешно - как может быть у молодого человека "дружба" с молодой девушкой? - ведь в конце концов он всегда захочет большего. А Муля говорит: "Вот, пойдешь с Майей в кино…" и т.п. Что он думает? С девушкой не может быть такого же нормального общения, как с мальчиком, - это абсолютно невозможно. Если Муля думает, что в данном случае можно, то он глуп (т.е. может быть, отношения и будут "нормальными"), но тогда он не предусмотрел моего "нормального" влечения. Если он считает, что невозможно, то тогда я ставлю вопросительный знак. Короче говоря: если это знакомство с Майей мне ничего не сулит, то зачем его продолжать? Вот это-то самое противное, что нельзя узнать, сулит ли оно мне что-нибудь или нет. Вот это-то самое противное, что приходится играть впотьмах, не зная оценки тебя людьми. Все это очень сложно. Все же я твердо надеюсь, что в скором времени я буду гулять с какой-нибудь хорошенькой девушкой. Приходится возвратиться к "старой поговорке": поживем - увидим.
***
21 апреля 1940 года
Георгий Эфрон Вечер - 1/2 девятого. В школе - ничего нового. Все думаю, как будет летом.
Здесь скучно - нет настоящих товарищей, и свободное время нечем заполнить. В Париже у меня вопрос о заполнении свободного времени не ставился: выйдешь на улицу, смотришь прохожих, витрины, кино и купаешься в городской атмосфере. А здесь уже приходится ставить вопрос об общении с людьми (раз нет спасительных улиц). У меня нет среды. Все думаю о Сокольниках, как там все будет. Вот это - дурацкая, идиотская слабость. Слаб! Действительно. Но мое настоящее слишком пустое, чтобы перекрыть все будущее. Ну с кем мне общаться? Мои классные товарищи малы, да и не умны, даже те, кто больше. Видался иногда с какими-то девятиклассниками; подозвал завуч и посоветовал с ними не общаться, потому что, мол, хулиганы, некультурны и "не соответствуют вам ни в какой мере" (дескать, не развратили бы (sic)). Ну вот, и эта группа фактически отпала (с ними, действительно, можно еще в историю или в драку влипнуть, но они веселые, оттого я с ними и водился). Уроков я не делаю - все слишком легки, я и так получаю хорошие отметки. Вот моя соседка, дочь хозяйки, все время ходит к знакомым, на свидания, чорт ее знает куда, а я никуда не хожу. Оттого-то я и думаю о будущем, сопоставляя мое теперешнее положение с воображаемым будущим. Там, в будущем, есть один крупный авантаж1: совсем близко от Москвы, в два счета можно доехать по метро, а Москва - это желанные улицы и разглядывание прохожих, это кино и театры, это парки и атмосфера большого города, которую я так люблю и в которой я поистине чувствую себя как рыба в воде.
***
Возможно, что завтра поеду в Москву. В Голицыне одолела скука. Мама скулит о глупом переводе, который ей дали, я скулю о том, что у меня нет товарищей и что скушно, в школе - скука мертвяцкая. С мамой у меня сцены - она говорит, что теперь не до веселья (когда я заикнулся о том, что в Москву я езжу для развлечения), что у нас мало денег (почти совсем нет), и что завтра мы рано вернемся, и что больше она меня одного не пустит в Москву (раз не до веселья).
Мне все ужасно надоело. И главное, нечего делать. Сегодня пойти одному на станцию не удалось - матери нужно было купить соли, вот и пошли вместе.
***
Мечты о красивой девушке, с которой я ходил бы гулять, - настоящей, хорошенькой девушке - вот этого, чорт возьми, мне страшно недостает. Самое неприятное - то, что я совсем не знаю - может быть (вполне возможно), что я ничего интересного (для девушек) не представляю, может быть, объективно говоря, я просто противен? Но этого мне никто не может, конечно, сказать. Ну, хоть девушку не иметь, а товарища, настоящего, "коренного" - закадычного… Куда там! - Я один. Хочу, страстно хочу я знать: будет ли 15 лет "холостым" возрастом? - А все-таки достать себе девушку необходимо. Как я буду горд, когда я с ней буду ходить! И, укрывшись от чужих взоров, мы будем целоваться! Эх! Конечно, вполне возможно, что все это придет позже, так лет этак в двадцать. А возможно, что это придет раньше, чем я думаю. У меня иллюзий нет - "чистого" продолжительного наслаждения не существует ни в какой земной области, но, бесспорно, существуют незабвенные и замечательные моменты, которых нужно ухватить гораздо больше и лучше. Интересно все-таки, в каком возрасте я себе достану девушку (хоть гулять с ней и общаться, и то хлеб, а дальше увидим), в 15, 16, 17 лет? Завтра поеду в Москву, потому что мне кажется, что нужно встретиться с Майей Левидовой - она хорошенькая и, даже если мне не суждено быть с ней в интимных отношениях, все же нужно ее повидать, она как-то меня наполняет свежим воздухом, чорт возьми. Не знаю почему, но чтобы позвонить Левидовым, мне приходится преодолеть большие преграды. Что-то во мне (косность, лень, страх, что примут холодно, скука?) противится возобновлению с ними отношений; а ведь прошло с моей последней с ними встречи 2 месяца. Чтобы им позвонить (конечно, не им, а Майечке), мне придется побороть сильное внутреннее сопротивление, говорящее: "Брось! к чорту! все равно ты с ней не сойдешься, к чему тратить время!" Кто был прав из этих двух начал, будущее покажет. Все-таки я думаю, что завтра к ним зайду. 2 месяца! Все-таки - это много. Может, они обиделись, что я так долго не прихожу? Они знают, что я болел (через Мулю), но знают ли они, что я месяц и одна шестидневка как выздоровел и к ним все же не хожу? Вернее всего, что они вообще обо мне забыли, и оттого мне неловко будет к ним явиться, потому что я у них долго не был и они как-то отвыкли (мол, кто это?!) Вот это мне и неприятно. Но чорт с ними - пойду на возобновление отношений. Если не удастся - тем хуже, наплевать (я такой), а если мне с Майей будет приятно - тем лучше.
***
Положение арестованных не изменилось: отец сидит в Лефортовской тюрьме, сестра в НКВД, Нина Николаевна и Николай Андреевич (Львовы) тоже в НКВД, а Алеша сослан в Коми АССР. Жена Алеши поступила официанткой в Коктейль-холл (на улице Горького).
***
Читаю "Цветы Зла" Шарля Бодлера - замечательные стихи. Хожу в красных заграничных башмаках. Мало рисую. Только что узнал, что Германия перешла границу в Голландии и Бельгии и что началось занятие этих стран. Англия и Франция выступили на защиту Бельгии и Голландии. Они, как всегда, опоздали.
***
16 мая 1940 года
Георгий Эфрон Вчера мать привезла из Москвы известие о том, что возможность снятия нами комнаты в Москве окончательно провалилась и что единственная возможность заключается в крохотной комнате в Сокольниках. Как я и знал, в конце концов осталась (по нашей исключительной везучести) наихудшайшая возможность (а именно Сокольничья комната). Действительно, перспектива замечательная: въезжать в жару в крохотную комнатушку на окраине города!.. Главное дело является тем, что мне лично абсолютно наплевать, где жить (раз это от меня и не зависит), а в том, что раз мать и в этой, сравнительно обширной квартире жалуется на то, что нужно устраиваться и прибивать полки и т.п., и что это у нее отнимает массу времени, то что она будет говорить в той, малюсенькой комнатушке? Самое отвратительное - это то, что опять нужно будет складывать, укладывать, упаковывать вещи через три с половиной шестидневки, опять пойдут пререкания и сцены, а когда окажемся там, в Сокольниках, охи да ахи на всякого рода трудности. Теперь здесь по-глупому мы (т.е., вернее, мать) разбирает все вещи, а через три шестидневки опять нужно будет, потея, их укладывать. Вообще, вся эта волынка с вещами надоела мне хуже горькой редьки, и, главное, ужасно то, что у матери хоть и есть масса доброй воли, а логики и простого "sens commun"1 - очень мало. Потом дело в том, что она приходит в отчаяние от абсолютных мелочей, как то: "отчего нет посудного полотенца, пропала кастрюля с длинной ручкой" и т.п. Так хотелось бы спокойно пожить!.. Куда уж там… У матери курьезная склонность воспринимать все трагически, каждую мелочь т.е., и это ужасно мне мешает и досаждает. Очень трудно сохранять терпенье при таких обстоятельствах. Почему я стараюсь вынести все эти исключительно надоедливые и чрезвычайно тяжкие испытания с наибольшей хладнокровностью? (В эти испытания я включаю все невзгоды, моральные и физические, матери, наши отвратительные переезды, ненадежность и нерадостность нашего ближайшего будущего, каждодневные сцены из-за ненахождения вещей и т.п. и т.п.) Почему же все эти испытания я стараюсь перенести хладнокровно и беззлобно?
Конечно, вопрос еще в том, что, возможно, каждая человеческая жизнь переживает тяжкий период, но у нас какая-то вереница плохих периодов, которая другого, может быть, и обескуражила. Переношу я все эти испытания хладнокровно (или стараюсь переносить), потому что мне кажется, что и в этих тяжких для меня временах есть своя цель: если они меня не сломили морально (хотя и отчасти сломили физически, см. мои болезни), то они (тяжкие времена) непременно выковуют из меня человека, мало чего боящегося и морально стального. Лучше пройти такие испытания в ранней молодости, познать их и быть хорошо подготовленным ко всему дальнейшему. Потом у меня все-таки (несмотря на большую продолжительность моей "плохой эры") есть надежда на какие-то для меня хорошие времена (хоть минуты, и то уже эти минуты дают запас оптимизма на шестидневку). Когда, как и где эти времена настанут, и настанут ли они скоро, и настанут ли для меня вообще, это я не могу никак сказать. Пока все идет в моей жизни криво и неважно: нет у меня ни одного друга - это первое. Нельзя же считать другом настоящим приспособленческого Митьку, к тому же столь "упадочника" и, в сущности, порочного элемента, который ничем мне не может помочь, ничего разъяснить, в котором нет ни капли советского духа, с которым можно только вспоминать французские старые анекдоты, остроумничать, разглядывать прохожих и издеваться над самими собой? Нет, Митька не друг, а только пустоватый компаньон, который, к тому же, всегда рад из тебя вытянуть денежки. Мне бы хотелось друга культурного, просвещенного и в то же время вполне советского, который страстно интересуется как и СССР, так и мировой политикой, человека умного и веселого. Митька очень односторонен - политикой он интересуется только как предметом шуточек. У него "полторы ноги" осталось во Франции, а здесь только половина. Это - проблема друзей. Во-вторых - проблема того, что у меня нету круга людей. В-третьих - проблема неизвестности судьбы отца и сестры, в-четвертых - проблема дальнейшего развития моей "художественно-рисовальной" деятельности (сейчас я стою в этой области на мертвой точке), в-пятых - проблема здоровья и вытекающая из этой проблемы проблема общения с товарищами по школе (занятия спортом и т.п.). Проблема жилищная - наиболее важная в данное время и наиболее наболевшая, и которая разрешится для нас малюсенькой, жаркой комнатой на окраине Москвы.
***
Пока что ни одна из этих задач не решена - вот в чем кроется кривость и скука моей теперешней жизни (и тревога этой жизни). Опять-таки, невзирая ни на какие сцены, оставаясь по мере сил хладнокровным, щадя свои силы, накапливая впечатления, не преувеличивая значения скуки и тревоги своего быта, твердо и неуклонно надеясь на наступление лучших периодов жизни своей, сохраняя конечный оптимизм, не обижаясь на обиды и перенося с саркастической улыбкой дальнейшие тяжкие испытания, беря от жизни все, что в ней есть хорошего, плюя на жалобы и пререкания, продолжать твердо и неуклонно свой жизненный путь, не давая себя съесть пессимизмом и воспитывая себя в духе твердой воли и надежды на счастье.
Все эти испытания могли меня сломить, но в конечном результате воспитают стального человека и разовьют ум и волю к счастью этого человека - меня.
***
Возможно, что надежда скоро увидеть Алю вследствие долгосрочности ее заключения ослабла и что тем самым мы для него представляем объективно малый интерес, потому что главный его интерес - Аля, а мы ему ценны, по-моему, только как люди, близкие к ней. Конечно, личное расположение играет свою роль, но в конце концов он не нанимался нам помогать; в то же время до последнего времени он нам помогал беспрерывно; но эта помощь как-то незаметно ослабла. Он (Муля) как-то нас "приучил" к своей помощи, и бросать нас в моменты переездов, болезней и трудностей - неважно. Он был единственным человеком, который (кроме Пастернака) нам по-настоящему помогал, и без него мы бы испытали больше, гораздо больше трудностей. Опять-таки, все же я склонен думать, что эта "холодность" к нам вызвана чрезмерной нагрузкой и выкарабкиванием из ряда спешных дел. Возможно, что ему просто надоело с нами возиться, мол, повозился и будет, а теперь сами можете; впрочем, шут его знает!
***
В Москве у меня совершенно нет друзей: Митька уехал в Башкирию, а оттуда поедет в подмосковную дачу; с Майей Левидовой мне скучно: что с ней делать, о чем говорить? Ведь у нас совершенно разные интересы, хотя и я и она занимаемся "искусством". У нее свой круг, своя жизнь (sic), а у меня свои интересы и стремления, так что нам нечего делать вместе. А флиртовать с ней не хочется: чтобы флиртовать с женщиной, нужно, чтобы она что-нибудь имела, из-за чего заваривать кашу, чтобы она была действительно "стоющая" этой волынки, чтобы она чем-нибудь выделялась. Кроме того, нужно иметь общие интересы, часто видеться и т.п. У Майи всего этого нет, вот и все. Мирэль Шагинян уехала в Коктебель; она говорила, что сможет меня там устроить, но мать не пустила: "одного, заболеет" и т.п. и т.п. Так что я абсолютно один. Конечно, это одиночество доставляет какое-то "горькое удовольствие", дает большую пищу для размышлений, но все-таки это изрядно скучно. Что у меня нет друзей, это понятно: я все время переезжаю, меняю школы и т.п., так что не может создаться среды. Это положение, бесспорно, носит печать ненормальности и мешает мне хоть немного веселиться.
Обстоятельствами я приговорен (на срок, который не знаю) к одиночеству. Для меня вопрос в том, как лучше всего заполнить это одиночество, как лучше поразвлечься.
Конечно, с поступлением в школу это летнее одиночество кончится, и школа будет как-то "наполнять" меня, и это очень хорошо. Но все-таки противно жить без друзей. Хотя я и знаю, что в моем положении и в связи с определенными обстоятельствами не иметь друзей вполне нормально, тем не менее это очень противно и неприятно и, главное, ненормально (субъективно). Что ж, будем развлекаться - по мере сил - одни, хотя это и трудновато, потому что отпадает половина веселья - общение. Нужно уметь находить приятное и без друзей и товарищей, и в этом заключается моя теперешняя задача.
***
Аресты же отца и сестры я воспринимаю как несчастные случаи, которые могут иметь три причины: или неосторожные (политически) высказывания Али (по глупости, или ее знакомство с каким-нибудь человеком, которого арестовали), или перемена ориентации внешней политики (с Франции на Германию), или клевета Львовых. Первая "причина" - самая неправдоподобная. Остаются две последние, которые, возможно, связаны. Кроме этих трех (двух) причин, есть много Х «икс» причин, о которых мы ничего не знаем. Во всяком случае, я надеюсь, что это дело скоро кончится. Мать написала наркому вн. дел Л. П. Бериа прошение о свидании с отцом и сестрой. До этого она написала обширное письмо, где излагала, кто ее муж и вообще свои взгляды на все это дело. Я не сомневаюсь, что это дело - на исходной точке.
***
Да, у меня много времени впереди, и жизнь богатая штука. Нужно иметь здоровое, чувственное отношение к жизни. Каплю иронии, каплю сарказма, океан ума и каплю сердца, вот что нужно иметь. Нужно ценить жизнь, особенно, когда молод. Упадок в литературе иногда хорошая вещь, но в жизни - позорное бегство перед действительностью. Нужно жить и чувствовать жизнь и людей всеми порами своей кожи - и это главное. Всякий уход из жизни куда-нибудь - преступление. В литературе уход из жизни в 99% равен преступлению против правды и жизни, равен обману и вреду. Пример - "Дорога никуда" Грина. "Высших сфер" не существует. Если говорить о высшем, то есть только высшее в полном понимании и принятии жизни такой, как она есть, во всех ее плохих и хороших проявлениях. Не нужно думать о смерти - это, прежде всего, глупо. И, кроме того, дума о смерти - преступление, так как означает трусливый уход из жизни в неведомое, которое еще никто не постиг, потому что никто оттуда не возвращался.
***
Нужно в жизни находить чудесное и замечательное; если осязать жизнь глубоко, то сколько романтизма она может дать! Но это не должно переходить известные границы, потому что за этими границами - обман. Нужно в реальном находить и прелесть, и горечь, и удовольствие, и даже эстетическое удовлетворение. Я так и делаю, и оттого мне легко жить. Большую роль играет также смех - это великая штука, и если ко всем невзгодам относиться объективно - иронически, то этот прием очень сглаживает эти невзгоды сами по себе и превращает их в источники удовольствия (через смех). Нужно также уметь иронизировать и смеяться над собой самим; и это я тоже практикую, и все это вместе взятое создает мне прочную броню против неприятностей и невзгод жизни.
***
Сегодня был в Парке культуры и отдыха. Парк сам по себе очень симпатичный и занимательный, но одним туда ходить скучно. Вообще с друзьями туго: у меня их просто нет. А одному таскаться в Парк очень скучно. Вообще, кроме библиотеки и читального зала, рисования, ходьбы за продуктами и писания дневника, мне совершенно нечего делать. Физически я совершенно не развит. Спортом не занимаюсь.
Не то чтобы я был слаб, нет - я просто не развит в смысле мускулов и силы, и это меня угнетает. Противно быть плохо подготовленным к армии. А армия через 3-4 года. В Болшеве, в нашем участке, я занимался физкультурой под руководством отца, но с зимой и арестом его и сестры это кончилось. Там я уже начал подтягиваться, а сейчас вновь опустился в этом смысле. Постараюсь каждое утро заниматься физкультурой, как советует Муля. Как я не переношу советов! Но ничего не поделаешь. Вообще, нужно сказать, живется скучновато, и это из-за отсутствия друзей. Страшно хочется начать переписку с Митькой: он мой единственный друг. Но мать настаивает на ненужности этой переписки, чтобы не возобновлять отношения с Львовым, членом и звеном их семьи. Вообще она считает Митьку дрянью и не любит его. А вместе с тем, у меня нет друзей, и мне с Митькой приятно и интересно.
Главное, что моя переписка с ним никому не может повредить. Все-таки хочу с ним переписываться и попытаюсь как-нибудь это устроить. Все-таки, несмотря на его недостатки, с ним легко, и он мне подходит как корреспондент и компаньон.
Последнее время у меня участились конфликты с моей матерью, которая не перестает меня упрекать, почему я не хочу ходить с ней гулять; что ни одного раза с тех пор, когда мы приехали сюда, я не пошел с ней гулять и т.п. Дело в том, что я люблю гулять или один, или с друзьями, а с ней мне просто-напросто скучно гулять, и она никак не может этого понять и оттого закатывает мне по этому поводу сцены.
***
До сих пор Гитлер год за годом выполнял свою программу "Майн Кампф". Объединив под руководством Германии всю Западную Европу (и Италию), Гитлер ее двинет в поход против СССР. Это произойдет, в этом я не сомневаюсь. В Европе послевоенной будет больше, гораздо больше единства, чем в Европе довоенной, и это-то объединение капиталистических сил под руководством самого боевого выразителя этих сил - фашизма, это-то и составляет для нас большую опасность. Из-за этого-то мы и увеличиваем рабочий день и нормы выработки, и тем самым оборону страны и ее промышленность.
***
Вчера были у старушки, которая мне одолжила Грина. У этой старушки была жена одного переводчика, которая сообщила маме, что один ее знакомый художник передал ей, что недавно умерший крупнейший график Кравченко, просмотрев мои карикатуры, сказал, что я "готовый мастер". Это мне было исключительно приятно услышать.
***
Эта канцеляристка опешила, когда увидела что-то из ряда вон выходящее; ей просто хотелось увидеть что-то обычное,
"нормальное" ("молодой начинающий художник") - банальное, а мои необычные рисунки, мои последовательность и упорство в карикатуре, мое вполне объяснимое отсутствие реализма, все это ей как бы сказало, что что-то "не в порядке", и оттого она показывала какое-то беспокойство. Дело в том, что совершенно ясно, что эта женщина ничего не понимает в живописи и рисунке, что все оригинальное ее пугает. Но мне на это наплевать. Для чего я пришел в МОССХ? Просто для того, чтобы мне указали место, группу, студию, где я бы мог научиться самым основам живописи и рисунка, где я бы мог получить необходимую "базу" для моего "нормального" развития. Оказывается (по словам этой дамы), в студию меня с моими рисунками принять не смогут. Вечером, как было условлено, я пошел в МОССХ и показал мои рисунки некоторым присутствующим там художникам. Один из них, чрезвычайно быстро просмотрев мои рисунки, начал бубнить о том, что я должен "упорно работать", "по крайней мере, 2 часа в день", и начал подсчитывать, что "если вы будете работать 2 часа в день весь год, то будет 750 час." и т.д. Тут я ему начал объяснять, что я учусь, и не будет времени зимой и осенью на рисование и живопись из-за уроков.
***
"Работайте сами, превозмогайте трудности (учитесь маслу), работайте упорно, если вы хотите быть художником не на жизнь, а на смерть", талант забудьте и т.п. Вот п….! Точно я пришел за этой морализаторско-иронически-протекционной белибердой об упорстве и трудолюбии! По крайней мере - я туда ни ногой; мне такие советы не нужны. Ну что ж, я попробовал этот, официальный, путь - ничего из этого не вышло, кроме идиотской болтовни об упорстве, трудолюбии и "художнике не на жизнь, а на смерть". Но я совершенно не убежден, что все потеряно, и что действительно нельзя найти руководства, и что только "очень упорная работа, молодой человек" и т.д. может принести плоды, и что нет каких-нибудь кружков, где учат основам, которые мне так нужны и которые мне придется "открывать заново" и корпеть одному, если не найду руководства в виде кружка, студии и т.п. Потому что я совсем не намерен один, без руководства, по консультациям, работать "упорно" и каждый раз мучиться над вполне разрешимыми пустяками, испытывать идиотские "творческие муки", исходящие от незнания самых элементарных законов живописи и рисунка! Я попробовал идти официальным путем - у меня ничего не вышло (что я и предполагал).
Теперь придется действовать через знакомых, и только через них, потому что они-то, возможно, что-нибудь для меня и найдут, - а я сам пытался "найти", но ничего не нашел. Эта проблема должна как-нибудь разрешиться. Если она не разрешится (в смысле кружка, студии, частного преподавателя и т.п.), то что ж - придется работать одному и разрешаться от бремени в тяжелых родах какой-нибудь пошлятинкой, которая мне будет стоить неимоверных усилий. Если мне это не опротивеет, то что ж, может, я чего-нибудь и добьюсь, но это может меня отвернуть от художества. Чорт его знает, как это разрешится?!
***
Меня беспокоит проблема художника. Я - график, но мне придется пройти через масло, акварель и т.п. штуки, которые я не переношу. Я не переношу атмосферы художников, этой "творческой" атмосферы, где говорят о "воздухе", "объеме", "воздушности" и прочей мерзости и где говорят с благоговением о "великих художниках", что меня тоже бесит. Может, у графиков другая терминология, менее раздражительная для меня. Вообще я очень люблю графику (перо, карандаш, тушь, гравюру и т.п.) и не переношу живопись (масло, акварель), но если я буду учиться, то мне придется через это пройти. Мне главное, чтобы из меня вышел бы хороший график (иллюстратор, карикатурист). Я знаю, что я имею большие графические способности: так говорили Кравченко, Фальк, Кукрыниксы, Радлов. Но меня тоже очень пленяет литературное призвание, Институт западной литературы. Вообще для меня настал период сомнений.
Пока я немного знаю художественную среду и неплохо знаю писательскую.
***
А вообще, хотя они и хорошие, чорт с ними всеми; как-никак, я люблю женщин хоть немного, но соблазнительных; а так… Впрочем, все это пустяки. Вообще редко встретить женщин чувственных и умных, красивых и умных - это редкость. Умные не чувственные, а если чувственные, то некрасивые, а если красивые, то "абстрактно" и не "зажигающе".
***
В каком-то смысле за последнее время я оказался "развенчанным" в своих графических талантах. В конце концов выяснилось, что фактически не было ничего такого необыкновенного, выяснилось, что я был м…ком, что рисовал только "абстрактные карикатуры", совершенно идиотские и никчемные. Я это обнаружил слишком поздно. Но я ни о чем не жалею и никогда не жалел, вот так! Совершенно ясно, что мои карикатуры должны иметь определенный смысл и быть реалистичными.
***
Мать валяется и читает "Дневник" Ж. Ренара. Ей абсолютно начхать, что я так хреново скучаю. Все же это совершенное г…! Пойти погулять? А куда идти? А вечер такой хороший и свежий. В сквере деревья вздыхают, город весь тут, со всеми своими звуками… и вот. Мне до черта скучно. Ни товарищей, ни друзей. НИ-ЧЕ-ГО! Мама пристает каждые пять минут со своими повторными жалобами, что ей жарко. Если бы Митя остался в Москве! Но он едет на дачу и вернется только в сентябре. И я даже почти не успею с ним повидаться в Москве. Полная и совершенная изоляция. Полное непонимание со стороны матери. Я знаю, это банально, но это так, и это очень занудно, ручаюсь. НИЧЕГО! Ах! Чорт!
***
И ко всему - тихий и свежий воздух вечерней Москвы. Большой город совсем близко, машины тихо урчат, воздух свеж, сегодня особенно. И нечего делать! Это глупо… но действительно бывают моменты, когда мне вся жизнь так осточертела… Я не думаю о самоубийстве, нет. Но иногда я просто изнемогаю. Чего я пойду гулять, один? От одного только вида гуляющей молодежи вся прогулка испорчена. Не то что я не могу оставаться один, но это чувство изоляции, одним словом - комплекс неполноценности. Ибо я изолирован, следовательно, принижен. Я знаю много культурных людей, интеллигентов, порядочных девушек, все это очень хорошо, но этого мало. Не с ними же пойдешь гулять. И этого горького чувства удовлетворения, что ты один - недостаточно. Глупости! Один! Мне хочется чего-то интенсивного, дружбы, любви, но нет НИЧЕГО. Ничего не появляется. Перед моим окном стоит зеленое дерево, через его листья просвечивает кусок голубого неба - вечернего.
И ветер входит в окно, и вместе с ним - городское дыхание и вздохи. А я один.
***
Завтра утром примусь за свой натюрморт маслом. Черт подери! Какая это будет видимо дрянь! Мне очень хочется быть писателем и бросить рисование и графику. Но… посмотрим, увидим. У меня все будущее впереди, и оно должно принести с собой кучу неприятностей, но и радостей.
И они у меня будут, обязательно будут. Это точно, как дважды два - четыре. В конце концов, да здравствует жизнь. Я ее знаю не всю, она мне готовит сюрпризы, из них некоторые будут приятными.
***
Вчера встретился с Митькой. Он, после двухмесячного лечения кумысом в Башкирии, поправился. Были с ним в "Мороженом"… и ели мороженое. Ходили по букинистам.
Он (так как он ярый библиофил) накупил на 33 рубля книг. Он предполагает после окончания десятилетки поступить в Институт западной литературы. Пока он очень много читает и пополняет свою культуру. Я купил поэму Асеева "Маяковский начинается" и очень этому рад, потому что поэма отличная и книга хорошо издана.
***
Дело в том, что все главные мамины стихотворные вещи стоят на таможне с нашими вещами, под арестом. Вещи были посланы на имя сестры моей Али; она написала доверенность на имя мамы. Потом ее арестовали и арестовали вещи. Мать двоекратно обращалась в НКВД, но это не дало результатов. Адвокат Барский говорит, что дело можно выиграть и он может взяться за это дело. Союз писателей ничего не сделает (боятся: как-никак, сестра матери, Ася, выслана в Хабаровский край; матери муж и дочь арестованы, и арестована вся семья, которая с нами жила; вот они и не смеют ничем помочь - боятся). Пока вещи спокойно лежат под арестом - их не продадут.